Двадцатая камера.

Холодные стены тренировочной камеры на борту «Альфы» окружали массивную фигуру в балахоне, отбрасывая на неё тусклый металлический блеск от ламп на потолке. Среди ветвящихся коридоров линкора класса «Глориана» было практически невозможно отследить перемещения одной единственной тени, что беззвучной поступью проложила свой путь. Всё было выверено до мельчайших подробностей: в этом отсеке не было ни одной живой души, и даже сервиторы не мешали примарху своим присутствием. Он знал, по какому маршруту идти, чтобы не попасться на глаза снующим то тут, то там матросам, и в своей решимости не испытывали ни капли сомнений в этом плане. Было неприятно осознавать, что такие вещи, как потеряться на корабле, будучи полубогом, даются ему слишком легко. Шагая по тренировочной клетке с символическим номером «XX», высвеченном на дисплее над раздвижными створками автоматической двери, гигант медленно обводил взглядом мёртвые стены, выглядывая из тени капюшона, подобно хищнику или чудовищу из мифов Древней Терры, затаившемуся в ожидании своей жертвы. Длинные пальцы сильной руки скользили по гладкому металлу обшивки, нащупывая что-то: примарх с механической, филигранной точностью оценивал каждую мелкую шероховатость и силу, с которой ему удавалось надавить на поверхность стены, не прикладывая к этому больше простого прикосновения. Наконец, его пальцы скользнули чуть глубже, в небольшую ложбину, что заставило полубога остановиться. Опустив свой взор, он прикладывает к ложбине всю ладонь и наблюдает, как она покрывается зелёными линиями сканеров. Раздается едва слышное шипение воздуха, выпущенного из застоявшихся поршней: стена приходит в движение, отодвигаясь на достаточное расстояние, чтобы примарх мог боком протиснуться, и ни на дюйм больше. Когда створка закрылась за его спиной, он неспешно поднял руки и закинул за голову капюшон. Идеально гладкое лицо Повелителя Змей оказывается под лучами множества светодиодных ламп на потолке. Он тихо выдохнул: перед ним образовалось облачко горячего воздуха, тайный отсек всегда поддерживался в холодном состоянии. Его симметричные и превосходные черты казались бледнее обычного, окруженные голой сталью нескольких переборок. Он лично проектировал это помещение и знал наизусть каждый болт, а судьба тех, кто рискнул помочь ему в этой авантюре, была вырвана из истории и выставлена на посмешище алчущим богам. Это казалось очередной тайной на борту «Альфы», коих тут было невообразимое количество, но Альфарий уделил конспирации этого отсека особое внимание. Несколькими равными шагами он приблизился к голопланшету на утонченной подставке возле стены и провел по экрану пальцем в нескольких замысловатых узорах, после которых комната пришла в движение. С визгом сервомоторов и манипуляторов, переборки стали подниматься и меняться местами, образуя целый лабиринт в просторном помещении. Завершив настройку, примарх подходит к камере и открывает дверь. Камера представляла из себя квадратное помещение, достаточное по размерам, чтобы там мог свободно двигаться примарх, при этом внутри не было совершенно ничего. Единственное, что выделяло эту камеру — отверстия в стенах. Разного диаметра, они были расположены на нескольких уровнях высоты в хаотическом порядке, делая камеру похожей на дырявый сыр. На лице Альфария растянулась коварная, хищная ухмылка: ему очень нравилось его тайное творение, и гордость за весь прогресс, которого он достиг в своих тайных изысканиях, лишь разогревала его. Малкадор учил его быть теневым щитом Империума, и никто не мог навредить императору так сильно, как его собственные сыновья. Многие братья отзывались о нём, как о негативном персонаже, скрытой угрозе и ядовитом клинке, который способен ударить в самый неподходящий момент. Только Хорус отзывался о Повелителе Змей с присущей ему братской теплотой, но Альфарий не искал братства и товарищества, когда тесно общался со своими братьями. Он изучал их, выстраивал целые сети предположений и совал свой нос туда, куда никто бы не осмелился. Он был прекрасно осведомлен о связях Ферруса и Фулгрима, Хоруса и Сангвиния, Лоргара и Ангрона, Дорна и Пертурабо, но этого было мало. Чтобы полностью понять образ мышления своих братьев, он должен был стать единым с ними, и ничто не могло заменить хорошо подобранную симуляцию. Роба с тихим шуршанием упала на пол, оставляя полностью обнаженного примарха под светом ламп. Его грудь медленно вздымалась и опускалась, отбрасывая длинную тень на холодный пол, а широкие плечи расправились. Закрыв глаза, Альфарий запрокинул голову назад и сделал глубокий вдох через ноздри, а затем выпустил воздух через рот, образуя новое облако пара. За стенами раздался очередной визг переборок, и он ощутил, как что-то приближается к камере. Отверстие на нижнем уровне, расположенном где-то на высоте пояса примарха, заполнилось тенью, и взор Альфария заинтересованно метнулся к нему. Сначала показалась бледная крайняя плоть, скрывающая под собой мощь её обладателя. Затем, показался остальной ствол гениталий. В память Альфария врезался процесс моделирования каждого брата: тайная сеть шпионов не могла не передать каждую деталь в мельчайших подробностях, начиная от базовых замеров и картотек Империума, заканчивая изучением текстуры кожи и каких-то отличительных черт. Увесистый и продолговатый член свисал из отверстия, колышась от искусственного дыхания того, кто был за стеной. Притащить сюда настоящего примарха было бы настоящим безумием, но Альфарий учел достаточно мелочей, чтобы симуляция максимально приблизилась к реальности. Прильнув к стене и приложив ухо к холодному металлу, Альфарий прислушался к дыханию модели: хриплое, грубое, напряженное и раздраженное. Целый ряд подозреваемых оказался отброшен, и пришла пора переходить к главной фазе упражнения. Плавно опускаясь вниз, примарх оказывается на коленях и подгибает под себя ноги для удобства. Перед его лицом оказывается пока что расслабленная плоть, позволяющая изучить её без опьянения, однако Альфарий почувствовал, как его сердца начали биться чуть быстрее обычного. Пристальный взор скользнул по коже, окутавшей могучую плоть модели: помимо выпирающих вен, по всей поверхности члена были видны небольшие рубцы и царапины, даже что-то отдаленно похожее на проколы. Было несложно догадаться, что над ней поработали небольшие крючки, иглы и пирсинг, различные мелкие способы пытки плоти. Под подозрение пал Конрад Кёрз, но размеры не шли ни в какое сравнение с примархом восьмого. В ход пошли утонченные методы анализа: запах отдавал железом, характерный аромат засохшей крови, втёршейся в кожу из-за недостаточной очистки. «Ангрон», — гордо заключил про себя Альфарий. Еще одна стадия упражнения была преодолена, и пора было переходить к физической части. Ладонь уверенно расположилась у самого основания члена, практически соприкасаясь с холодной стеной. Плавным движением он оттягивает крайнюю плоть, оголяя в меру широкую головку. Тонкая полоска губ чуть расширяется, и мягкий поцелуй касается уретры, пока что сухой. Реакция модели не заставляет себя ждать: примарх чувствует, как вены под его ладонью вздуваются от прилившей крови, которая наполняет пещеристое тело и заставляет член твердеть. На глазах головка поднимается выше, образуя слегка загнутую вверх линию, вид которой заставляет Альфария дышать чаще. Стук сердец отдает в его ушах, заставляя прильнуть щекой к горячей коже «брата». На его лицо падает тяжелая капля смазки с опьяняющим запахом, которая заставляет инстинктивно высунуть язык. К каждому примарху была подобрана идеальная тактика, и он знал, что разогреть Ангрона может вызывающее, похотливое поведение. «Вот, чему действительно поклоняется Лоргар», — мысленно заключил он, приближаясь губами к головке во второй раз. Расслабив лицевые мышцы, он позволил горячему концу скользнуть в его рот и подался вперед, прогибаясь в пояснице. По его мышцам разлилась волна тепла, а сознание погрузилось в туман. Но главной задачей упражнения было оставаться при ясности мышления, и ему пришлось остановиться на несколько мгновений, чтобы трезво оценить свои действия. Ловко цепляя снизу головку, его язык плавно двигается вдоль плоти, будто выдавливая в рот горячую смазку. Симуляция за стеной издаёт протяжный стон, полный удовольствия и напряжения. Альфарию несложно представить, как похоть перекрывает постоянную боль в голове брата: Гвозди Мясника не смогут справиться с такой идеально спланированной атакой. Двигая рукой взад и вперед, Альфарий проталкивает член себе в глотку и начинает двигать головой активнее. Больше всего ему нравилась беспомощность брата: он чувствовал, как настоящему Ангрону хотелось бы положить тяжелую, сильную руку на его затылок и протолкнуть член глубже, заставляя Альфария прикоснуться носом к негладко выбритому лобку, и его бездействие оказывало приятный эффект контроля над ситуацией, хотя осознание того, что в этой игре его очень легко потерять, ещё держалось в его голове. События стали развиваться стремительнее. Движения головы Альфария участились и увеличились в амплитуде, и вскоре его лоб от стены стали отделять пара сантиметров, в то время как большая часть члена свободно скользила в его глотке. Он чувствовал, как член Ангрона начинает пульсировать, и сократил амплитуду, удерживая его в тёплых объятиях своей глотки. Альфарий всеми силами пытался придерживаться концепции упражнениями: вся его воля была противопоставлена мысли, что ему хочется ещё, и он чувствовал, как слабел перед соблазном. Наконец, он одним плавным движением выпускает изо рта член, и длинные нити слюны тут же тянутся к полу, образуя небольшие лужицы у колен примарха. Пульсирующий стояк Ангрона ложится ему на губы, и пальцы Альфария сильнее сжимают его ствол, резкими движениями оттягивая крайнюю плоть снова и снова, пока за стеной не раздается протяжный рык. Успев выпятить язык и приоткрыть рот, Альфарий позволяет горячей, тягучей и густой сперме влиться в его рот. Он едва успевает глотать, чтобы не проронить ни одной драгоценной капли, а затем некоторое время держит белую массу у себя во рту: он хочет запомнить этот горьковатый привкус семени своего брата, чтобы ни с чем его не спутать в будущем. Первый раунд подошел к концу. Выплеснув достаточно семени, искусственный член исчезает в тени отверстия, а у примарха выдается пара десятков секунд на передышку. Поднявшись на ноги, он проглатывает остатки спермы и игриво проводит языком вдоль губ, дабы слизать тяжелые капли слюны и семени, а затем оборачивается к другой стене, за которой послышалось движение переборок. В отверстии чуть ниже таза Альфария выросла тень, и следующий снаряд для упражнения приятно удивил его. Серебристое покрытие, покрывающее большую часть появившегося члена, не было похоже на тёмную кожу Вулкана и не оставляла никаких сомнений. Пришла пора ощутить себя на месте Фулгрима, упивающегося силой своего постоянного партнера, Ферруса Мануса. Их отношения одними из первых заинтересовали Альфария, еще задолго до создания этого проекта: ведь только он из всех прочих примархов знал, что на самом деле произошло под горой Народная. Несмотря на напряженные отношения с примархом Железного Десятого, граничащие с открытой враждой из-за разности в подходах к войне, Альфарий учитывал и такой маловероятный вариант развития событий, что сведет двух неприятелей в одной постели. Он провел много времени за изучением металла, окутывающего руки его брата, и пришел к выводу, что никакой из похожих материалов не был доподлинно известен человечеству. Его уникальное свойство разогреваться и остывать в согласии с эмоциями примарха поражало воображение, и Альфарию не терпелось опробовать её в плотских утехах. Но скажи он это вслух, он бы ударил себя по губам — в очередной раз Альфарий встал на грань самоконтроля. Член Ферруса немного уступал Ангрону по длине, но превосходил его вширь: он был массивен и увесист, подобно наковальне, что внушало некоторые опасения. Подойдя вплотную к стене, Альфарий разворачивается к ней спиной и ловким движением зажимает еще вялый член промеж своих мускулистых бёдер. Твердая металлическая плоть немедля отзывается всплеском тепла, разливающегося по ногам приятной волной. Примарх Двадцатого вздрагивает, когда чувствует пульсирующую металлическую плоть Ферруса, ткнувшуюся головкой в его округлившиеся от возбуждения яица. Смазка железнорукого брата была горяча, как расплавленная сталь, но это только сильнее заводило Альфария. Прогнувшись в пояснице, он упирается ладонями в стену за своей спиной и начинает нечасто, но резко двигать бедрами: на его глазах крайняя плоть Мануса оттягивается и натягивается обратно, оголяя широкую головку, которая, по приблизительным подсчетам, не поместилась бы во рту Повелителя Змей, каков бы ни был соблазн заключить её в объятия губ. Фантазия Альфария в разы делает симуляцию подробнее: вместо холодной стены он представляет себе широкую, вздымающуюся от тяжелых вздохов грудь Ферруса, что прижимается к его лопаткам. Воображаемый силуэт могучего примарха Железного Десятого ставит под сомнение бесстрастность Альфария, и он представляет, какой океан эмоций испытывает Фулгрим, не склонный подавлять свои чувства без необходимости. Опустив свой взгляд вниз, он подмечает, как заметно затвердели его соски: всё тело полубога содрогалось от возбуждения, и мышцы, покрывшиеся блеском свежего пота, играли на холодном свету ламп. Между его ног образовывались крупные пятна смазки, и в конечном итоге ладонь Альфария легла на головку Ферруса, плавно разглаживая и сжимая её. Второй рукой он с силой сжал свое бедро, практически не заметив этого из-за концентрации на члене: его тело желало ощутить на себе сильные руки брата, ему хотелось той грубости, неотёсанности, за которую когда-то он проникся презрением к стратегии Ферруса. Наконец, терпение Альфария лопнуло, и он расслабил свои бедра, позволяя напряженному члену скользнуть между его ягодиц. Вспоминая о размерах, он задумался о необходимости смазки, но и без того влажный член уперся в его анальное кольцо мышц, заставляя вздрогнуть и расслабленно выдохнуть. Пульсирующая головка медленно раздвинула стенки ануса и скользнула внутрь, заставляя примарха приложить все усилия воли, чтобы подавить полный наслаждения стон. Часть его сознания требовала закончить упражнение быстро, холодно и эффективно, но другая жаждала продлить наслаждение от тепла члена, что плавно вошел в него наполовину. Сложными схемами радиаторов и разветвленной сетью нейронов в пещеристом теле члена, Механикус удалось воссоздать свойства таинственного металла на руках Ферруса, и сейчас возбужденный член нагревался до опасной отметки, но все меры предосторожности были приняты в самой основе конструкции, защищая Альфария от ожогов. Горячий «живой» металл прилегал к стенкам анала, и Альфарий начал плавно толкаться бедрами к стене, чтобы в скором времени вогнать член целиком. Когда его кожа соприкоснулась с холодной стеной, по лицу поползла гордая ухмылка: вместить Ферруса целиком оказалось проще, чем он прогнозировал. Длинные пальцы примарха прошлись по его собственному члену, который задрожал при ярких ощущениях от тепла внутри, но воли Альфария хватило, чтобы подавить подступающий оргазм. Амплитуда его движений увеличилась: он позволял толстому члену выскальзывать до самой головки, а затем активно загонял его обратно, чтобы вновь ощутить тот прилив тепла, что вызывал у него приятную мелкую дрожь. Удары о стену стали чаще, как и дыхание Альфария. С возбуждением становилось всё труднее справляться, и опьянение похотью давало о себе знать всё ярче. Тонкая полоска крови из прокушенной губы потекла по подбородку Альфария, а глаза его закатились, дабы вид холодных стен и ярких ламп не сбивал полёт разыгравшейся фантазии. В голове примарха кружились десятки сценариев его страсти с Феррусом, и всё чаще он признавался себе, что был бы рад их повторить. В его мыслях мелькала величественная, мускулистая фигура Ферруса, и только в эти мгновения он действительно восхищался его телом — воображаемые руки обводили вздувшиеся мышцы и время от времени игриво касались металлических предплечий, пока увесистый член таранил его анус. В своих блаженных мечтах, Альфарий утратил контроль над своим телом, и одна из рук инстинктивно легла на его грудь, сжимая набухший сосок двумя пальцами и легонько выкручивая его, пока вторая сильнее сжимала сочное бедро и будто мяла его — по крайней мере, так бы сделал сам Манус. Наконец, протяжный стон вырывается из его глотки, и Альфарий прижимается задом к стене. В отчаянной попытке обуздать себя, он раскрывает глаза, но было слишком поздно: выгнувшись еще сильнее, он обильно кончает на пол, судорожно схватившись за основание своего члена, якобы пытаясь остановить поток спермы. Но член внутри его сохраняет свою твёрдость, и опьяненный провалом Альфарий решает дать себе волю. Будто играя с искусственным Феррусом, он вынимает из себя его член, а затем вводит его обратно, но только головку, чтобы сконцентрировать на ней напряжение плоти. Неожиданно для него самого, с уст Альфария слетает тихий смех, когда за стеной раздается раздраженное рычание симуляции. Его плечи сводятся вперед, а таз оттопыривается; ноги плотно смыкаются, оставляя позади зажатый член и яица, что привносит некую женственность в позу Альфария, о которой он даже не мог ранее подумать. Член Ферруса всё легче проникает в него, и стойкость его распаляет Повелителя Змей, заставляя двигаться еще быстрее и вновь проталкивать в себя всю плоть брата. В конце концов, заветная пульсация члена заставляет Альфария облизнуться. Он одним движением вгоняет член Мануса в себя целиком и слегка виляет ягодицами, поддразнивая брата перед оргазмом. Его семя оказывается настолько горячим, что глаза примарха расширились, и он подсознательно положил руку на свой живот, с ужасом представив, что себя может просто расплавить его внутренности. Но когда семяизвержение прекратилось, он расслабленно простонал и высвободил член, позволяя тяжелой жидкости вытечь из его разгоряченного и разработанного ануса. Белая лужица под ним означала достойную победу над Феррусом. Механизмы тренировочной камеры снова приходят в движение, и уже помотанный Альфарий встает в полный рост, не обращая внимания на след белых пятен, тянущийся за ним по полу. Примарх старался даже после такого серьезного испытания, как Феррус, держаться с гордо задранной головой и расправленными плечами, но контроль над собой плавно уходил от него. Гениталии братьев, лично изученные и спроецированные им, проносятся в голове владыки XX легиона. Похоть уверенно берет один эшелон психологической защиты над другим, делая упражнение всё сложнее. Было маловероятно, что такие сложные условия ему придется испытывать в настоящей схватке, однако такой воин, как Альфарий, должен был быть готов ко всему. Брови примарха нахмурились. Механизмы не останавливали движение, и он посмотрел на закрепленную у входа панель, которая замерцала иконкой неисправности одной из пластин, однако вскоре погасла. Напряженно осматриваясь, примарх замечает тень в одном из отверстий на среднем уровне, и тут же пристально рассматривает появившийся в нём член: белый, даже немного бледный, средних размеров, практически идеально такой же, как у него. Он был расслаблен, но всё равно манил, однако…Альфарий не припоминал, чтобы проектировал его. Он не был похож ни на одну известную модель примарха и даже не имел отличительных черт, отчего отдаленный анализ не дал никаких результатов. Решив взяться за упражнение основательно, он встает на корточки перед отверстием и раскрывает рот. Сперма Горгона тяжелыми каплями выливается из него, пачкая пол, но незнакомый член полностью увлекает его. Он берется рукой недалеко от головки и плавно оттягивает крайнюю плоть, а затем кладет навершие на свой язык и плавно водит им, смешивая вытекающую из уретры смазку со слюной. Характерный запах плоти и пота бьёт в ноздри, что чувствуется очень необычно в сравнении с лишенными запаха членами других братьев. Увлеченно пробуя член на вкус, Альфарий чувствует что-то неладное, и поднимает член вверх рукой. Снизу он видит уникальное отличие: татуировка в виде зелёной гидры, расположенная под самым основанием члена и идущая до его середины. ¬− Омегон, − выдыхает примарх и встаёт на ноги. − Слишком долго выяснял, брат, − раздается холодный тон за перегородкой, которая плавно выезжает, чтобы открыть незваного гостя. Два полубога, обнаженные, смотрят друг на друга критически, скептически и…задумчиво. Они усердно ищут друг в друге изьяны, и не могут их найти. Альфарий подготовил стратегию против всех. Против всех, кроме себя самого. − Как давно ты здесь? – спрашивает он своего близнеца, скрестив руки на груди. − Проследовал за тобой до самой клетки. Ты выбрал самый сложный и скрытный маршрут из всех возможных. Не ты один знаешь этот корабль, − спокойно отвечает Омегон. − И зачем? − Любопытство и соперничество. Методиками нужно делиться. Воцарило молчание. Их взгляды впились друг в друга. Четыре сердца бились в унисон, а тишина прерывалась лишь дыханием двух могучих полубогов. Они даже не успели осознать, когда успели слиться в поцелуе: молниеносная скорость и страсть двух столь могущественных существ сделало их двумя размытыми пятнами на пути друг к другу. Прижав Альфария к холодной стене спиной, Омегон впивается губами в его шею и жадно сжимает бёдра брата в своих сильных руках, пока тот обхватывает член у основания и трёт его о свой рельефный живот. Упражнение было провалено, Альфарий поддался мгновенной вспышке страсти, и каждое прикосновение брата отдавалось в его теле резонансом возбуждения. Величественные тела жмутся друг к другу, ведомые голодом и похотью, кульминация не заставляет себя ждать. Вдоволь насытившись поцелуями близнеца, Альфарий снова опускается на корточки и приступает к полировке члена своим языком. Однако Омегон был не стенкой, и его ладонь легла на гладкую лысину пассива, резким и бесцеремонным движением вталкивая пульсирующий член в его влажную и тёплую глотку. Губы Альфария прижимаются к идеально гладкому лобку близнеца, и он упирается руками в его колени, а затем начинает активно двигать головой, поддаваясь грубости и инициативности Омегона. Сперма Ферруса на полу смешивается с нитями падающей от минета слюны, что пачкает лицо и бёдра пассивного примарха, пока активный кусает губы и расслабленно выдыхает от удовольствия. Навыки Альфария впечатляли, и Омегон охотно бил свисающими яйцами по его подбородку и шее, когда проникал в натренированную глотку. Через некоторое время, член снова высвобождается, покрытый плотным слоем слюны, и Альфарий прижимается грудью к стене, встав на ноги и нагнувшись перед братом. Руки властно ложатся на упругий зад, губы снова сжимаются в поцелуе, а пульсирующие и мягкие стенки ануса поддаются смоченной плоти, впуская её внутрь и мигом сжимая, отчего Омегон невольно стонет. Тела покрываются каплями пота, а дыхание обоих учащается, как и напряжение в гениталиях. Опустив одну руку ниже, Омегон хватает Альфария за его дрожащий от возбуждения член и наглаживает его в ритме движения своего таза, заставляя того мычать в поцелуй и выгибать спину, дабы ягодицы округлялись навстречу брату. Покрытый слюной анус приятно проминается под ударами лобка и вскоре принимает весь член Омегона без сопротивления, ведь в этот раз вопрос был в истинной страсти, а не в габаритах противника. Темп движений нарастает, в блеклом свете ламп играют покрытые потом сухие мышцы полубогов, а тяжелые и кожистые яйца трутся друг о друга. В итоге амплитуда сокращается до минимума, Омегон прижимается к лопаткам брата грудью и добивается максимального темпа, в котором шлепки бёдер о ягодицы раздаются по всей комнате, а стоны Альфария уже не поддаются сдерживанию. Шумные и томные вздохи заполняют воздух, а член внутри начинает пульсировать от прилившей к нему крови. Под сладострастный стон Альфария, Омегон вжимается тазом в его ягодицы и выпускает порцию густой спермы в его анал, тут же заполняя его доверху. И только полностью остановившись, он обращает внимание на обилие семени брата на своей руке: он наверняка кончил не один раз за время их встречи. − Ты потерял над собой контроль, − железным тоном замечает Омегон. − Ты помешал мне. Пока ты не заявился, я справлялся, − фыркнул в ответ Альфарий, накинув на блестящее от пота тело робу. На лице Омегона появилась довольная ухмылка. Этот раунд оказался за ним, и он наверняка припомнит это в одном из споров о стратагемах легиона. Проведя несколько раз по датападу, Альфарий сворачивает программу тренировок, и с визгом сервоприводов перегородки смыкаются в единую стену, минимизируя тем самым расходы электроэнергии на поддержание тренировочной камеры. Свет гаснет за их спины, и облаченные в робы примархи покидают тайное помещение. По пути в коридоры «Альфы», Омегон с триумфом кладет руку на зад Альфария и сжимает его вместе с тканью робы, когда они выходят из конспирационной клетки и двигаются по тому же скрытному маршруту, по которому пришли. Инго Пек никогда так не охуевал от тренировок, как в день, когда решил позаниматься в камере XX.