Заполнять страницы жизни (развлекаясь игрой)

За ним был хвост. Следовал по пятам от самого главного тракта, приглушив чакру. Следовал — и медлил. Смена маршрута и дополнительный крюк ничего не дали — значит, не совпадение, шли за ним. Сначала он решил, что это выжившие недобитки из отряда Суны, но даже останься там каким-то чудом хоть кто-то (вряд ли — он, конечно, спешил, но не настолько) и имей они какой секрет за оби, уже раскрыли бы его. А просто упрямо лезть на гору, с которой не так давно сорвался, так это себя не жалеть. Что вполне возможно — но фанатики обычно не отличаются терпением. Может, выжидали, пока он потеряет бдительность к концу миссии, что довольно умно, если бы он был из тех, кто теряет бдительность к концу миссии, и если бы каждый шаг не заводил их всё глубже в приграничную и патрулируемую территорию Конохи. Рефлекторную мысль об открытии тайны местонахождения деревни он тоже отбросил. Достаточное количество деталей уже было известно достаточному количеству лиц, чтобы сохранить «скрытость» только в названии. Да и не территория кланового комплекса же, нет смысла путать следы. Но всё равно интересно, кто это. Рискнув, Изуна любопытно вспыхнул чакрой, замедлился, приглашая, но хвост не поравнялся с ним, наоборот, затаился, притих. Пугливый. Тогда, может, разведчик. От одного из тех кланов, что ещё раздумывают, присоединяться к растущей деревне или остаться по себе. Выискивают слабости, оценивают преимущества, пытаются заглянуть за ширму сияющих дружелюбием ворот — классика. Вряд ли кто-то осмелится напасть, пока оба главы на своих рабочих местах, а если прямо такая острая нужда пошпионить, так пусть, все тут шиноби, все понимают. Да и было бы что скрывать. Гостя вообще можно выловить, даже провести экскурсию, но… сейчас он явно слишком устал для дипломатии. Изуна снова ускорился, выбрасывая лишние мысли из головы, отвлекаясь на то, как свистел ветер в ушах, бросая в стороны пряди чёлки. От ворота пахло копотью. В футляре на бедре притаился перехваченный свиток. Слегка ныл бок. Самое веселое было в том, что он опаздывал. Мадара, что с кислым видом огласил ему миссию почти две с половиной недели назад, отводил на неё максимум полторы. Но сначала сбои в клановой шпионской сети, вызванные его долгим отсутствием, вытекшая оттуда дезинформация, стоившая тихого плана отхода и пары трупов, затем шиноби Песка, преследовавшие ту же цель… Шаг за шагом задержка становилась всё более неизбежной, так что он решил не трепать себе лишний раз нервы и смирился с мыслью о скорой жестокой кончине от рук своего благородного, но чересчур опекающего брата. Один из призывных соколов и без того уже дважды находил его в пути, пикируя с высоты и начиная болюче драть волосы под поспешные заверения, нет, старший брат, никому мстить не надо, всё в порядке, живой, просто небольшие технические проблемы, нет, рана тоже в порядке. Это раздражало и умиляло в равной степени. Изуна не любил заставлять брата переживать, но обожал агентурную разведку. Вероятно, в том числе и по причине постоянного запрета в ней участвовать, особенно в бытности то-сан главой, потому что ой, тут Сенджу могут напасть в любой момент, нужно всегда быть на месте и наготове. Потом главой клана стал Мадара, и наконец удалось в полной мере вкусить это удовольствие. Брат, конечно, тоже ворчал, но между документацией, советом старейшин и решением клановых споров у него оставалось не так много свободного времени. Когда Сенджу перетягивали на себя большую часть прямых вооружённых столкновений, миссии разведки выходили в основном скрытными и азартными — их он стал называть играми. Это походило на создание гендзюцу без чакры. Можно было отыгрывать роли, менять личности и точки зрения — создавать истории. То-сан говорил, это лучший способ тренировки шарингана. Ка-сан добавляла, это помогает понять человеческие слабости. Изуна играл не ради этого — он искал шанс узнать жизнь за пределами войны. Он был сыном бедного земледельца, был рыбаком, пытавшимся добиться любви благородной дамы, был торговцем, продающим сюнга из-под лавки, был художником, который сам их и рисовал. Он пробирался в закрытые храмы и личные покои богатых феодалов, утаскивал свитки из тайных архивов, ловил цель в маске безобидной юдзё в закоулках и распевал песни под отравленное саке в публичных домах. Он крал, обменивал, покупал и искажал информацию. И всё для того, чтобы вернуться домой и ненадолго отогнать серую усталость с лица брата. Выменять улыбку на глупые истории — в конце концов, это всегда было только об одном. Тайный глоток консервированного мирного воздуха — тогда казалось, это всё, что позволено им, запертым в круговороте смерти. До его ранения, впрочем. Изуна поморщился. И не то чтобы это имело какие-то неприятные последствия, даже наоборот, но ведь после Мадара с него глаз не спускал! Бок заживал три месяца, потом — ещё столько же реабилитации, на которой настоял Хаширама-сан, и всё под постоянным контролем, лежи, не вставай, я сам принесу, так что большая часть его капризных контактов решила, что он мёртв, и исчезла без следа. Дурашка же настолько явно проецировал это я до смерти перепугался и не отстану, пока не поверю, что ты жив, что на него и злиться не выходило. И тем не менее, Изуна был далеко не лучшей версией себя всё это время. Отсутствие безопасного места, чужие лица повсюду, строившаяся деревня, затягивавшая веревку на шее, вина, и обида, и чувство поражения… Он фыркнул, сильнее отталкиваясь от ветки. Разве удивительно, что он сбежал из Конохи так быстро, как только смог? Теперь же, после одного из самых известных ему медитативных упражнений, нужно было первым же делом найти брата. Выкопать из бумажек, вырвать из цепких пальчиков Хаширамы-сан и утянуть подальше, чтоб никто не нашёл. Удон с курицей, саке, аманатто, гендзюцу с веселыми моментами миссии, немного красивых изгибов и много тёплых рук… Вспыхнула чакра, мощная, сильная, намного ближе, отрезвляя. И снова пропала. Изуна оглянулся, шаринган ожил, отмечая окружение. Неужели всё же не разведчик? Охотник? Но почему сейчас? До внешних территорий дозорных команд рукой подать… Сенбон врезался в ствол у головы, застревая до половины. Всё-таки бой? Напряжение заставляло чуть сильнее сжимать пальцы на рукояти. Почему сейчас? Изуна скользнул левее, отбивая сюрикены выскользнувшей из ножен катаной, пригнулся, уходя на нижние уровни. Залп водяных пуль заставил отвечать залпом огненных, но противник уже ушёл. Интересно — это было быстро. Очень быстро, едва ли не насколько, как… С замешательством поймав мысль за хвост, он едва не поскользнулся. Ками, это он, что, действительно соскучился по светловолосому ублюдку? Ладно, новый план: вернуться, провести время с братом и снова взять долгосрочку — подтверждать теорию практикой. Впрочем, себе-то он мог признаться, что, помимо заботы аники, подавляющей мощи которой он не ощущал лет так с пяти, в его периоде восстановления был только один заслуживающий внимание аспект — это Сенджу чтоб-его Тобирама. Драться было запрещено, энергия и раздражение копились… В общем, выход они нашли, ко взаимному удовлетворению. Это началось как досада и желание уязвить посильнее, а закончилось коллекцией в памяти шарингана: пот, стекающий по обнажённому кадыку, тени от тазовых костей на бедрах, узлы выгнутых мышц… Как утихомирившийся зуд, который раньше сводил с ума. Он облизнулся и тряхнул головой. Мадара морщился каждый раз, когда замечал следы на плечах и запястьях. Хаширама-сан только задумчиво бормотал о предопределённости. Шаринган предугадал земляное дзюцу и увёл в сторону. Часть запущенных сюрикенов, заряженных райтоном, едва не обожгла кончики пальцев. Он крутнул кольцо куная, отбивая последний, посылая его ровно по той же траектории. Мимо. Что за подстава. Пару раз Тобирама даже навещал его, в самом начале миссии. Оставил царапины на спине, информацию о контакте Сенджу в городе, немного общих новостей и исчез на рассвете, как ночной ёкай. Нет бы остаться на завтрак. Будто свет солнца его ужалит, честное слово. Лезвие запело, отбивая сюрикены. Разрезало очередные водяные пули, уходя от которых Изуна едва не запнулся о растяжку, вовремя уходя в сторону. Вот оно что. Ловушка? И на самом пороге Конохи, что за дела. Он заставил кунаи с лязгом отскочить в траву, и вдруг ощутил конденсат на коже. Водная техника? Отскочил, складывая печати, испаряя влагу. Запах привлек внимание, немного сладкий и… Пальцы схватила судорога, заставляя торопливо отступить, но легкий было спазм усилился, перетекая на руку и подёргивая подколенные сухожилия. Он пошатнулся, складывая позаимствованные печати шуншина, и встряхнул запястьем уже в пролеске метров за сто. Выдохнул сквозь стиснутые зубы, посмеиваясь. Внутри предупреждающе кольнуло близкое истощение, спасибо, будто он сам не знал, будто зудящее чувство в уголках глаз ни о чём не говорило. Прятаться бесполезно, хвост явно сенсор, раз нашёл его в первый раз и не сбился в последующие, но немного времени в запасе оставалось. Он мимолетно задался вопросом, какой яд был в воздухе. Явно паралитик — из тех, что любят в Суне, когда берут пленных, вот только это явно не были шиноби Суны, суйтон, о чём говорить, — но насколько распространенный? Вряд ли у него в подсумке найдётся противоядие, конечно, но если успеть до Конохи… Свиток. Если придурку он так нужен, пусть подавится. Изуна успел пробежаться через половину печатей призыва, когда чужая чакра снова вспыхнула в его радиусе, заставив на секунду замереть. Это производило потрясающий эффект на противника, заявить о себе бурей — и исчезнуть, пропасть без следа, нагнетая, чтобы возникнуть ближе и сильнее. Как ониби, блуждающие огоньки. Как накатывающие штормовые волны. Проблема была в том, что Изуна знал одного шиноби, который использовал этот приём. Последние печати он довёл медленнее. — Привет, Карахей, отнеси это Мадаре-нии-сан, пожалуйста, — попросил тихо, передавая тубу со свитком в цепкие лапки, — спросит обо мне, скажи, в порядке, но немного задержусь. И если не дам знать до полуночи, дёрни обратным призывом, договорились? — Опять ввязываешься в сомнительные авантюры, Изуна-чан? — заворчал призыв, ероша перья и смеряя его снисходительным взглядом. — Без них было бы не так интересно жить, не находишь? Кстати, если я умру, скажи Мадаре, что это я сжёг его любимое хаори, потому что оно было старым, заношенным и воняло спермой Хаширамы-сан. — Ты планируешь умереть? — Хм? Нет, не думаю, что из-за этого Мадара… а, ты про задержку. Вообще-то, нет. Наоборот, если я прав, удастся немного повеселиться. Всё, иди. Он улыбнулся, разгоняя ладонью дым, а затем, выдохнув, позволил телу боком сползти на землю. Первое воздействие сошло на нет, сменившись какой-то более глобальной, но медленной фазой, когда онемение хрустящим льдом текло от конечностей к груди. Шорох на границе слуха предупредил о присутствии. Изуна выровнял дыхание. Кольнула резь шарингана — план отхода, если риск не оправдает себя, если ошибся. Ещё немного ближе… Подошва грубо зацепила плечо, подтолкнула, разворачивая, и он открыл глаза. Секунда — и вместо оглушения вышла простенькая иллюзия щекотки, в качестве мелкой мести. Придурок всё равно отшатнулся и вскинул кай. Затем, тихо ворча, сложил одноручную печать, ускоряя действие яда. Растворившись сначала по краям, чернота быстро перетекла на центр, но он только молча усмехнулся, поддаваясь без сопротивления, зато с любопытством и капелькой азарта. Было интересно, что приготовил для него Тобирама. *** Затёкшие мышцы и глухая боль в затылке первыми приветствовали его в мире живых. Не так уж и плохо, учитывая любовь одного конкретного человека к натуральности. Он не дал сбившемуся дыханию выдать себя, хотя если это действительно был Тобирама, притворство становилось бесполезным. Плечи и локти туго пережимала верёвка, ныли колени, какое-то время удерживавшие его вес. От пола тянуло прохладой, не палило солнце, не касался кожи ветер — закрытое пространство? Какое-то убежище. По звуку и запаху напоминало облагороженную пещеру, хотя обманка могла быть сделана специально. В воздухе не чувствовалось угрозы, а чакра свободно перекатывалась по телу, ничем не сдержанная. Вот только глаз не достигала. Изуна мысленно подобрался и с усилием приоткрыл их. Темно. И шаринган не отзывался. Мысль об опустевших глазницах он отбросил так быстро, как только смог. Нет. Не думай. Показалось. Затем сосредоточился и ощутил давление у ушей и носа — повязка. Похоже, с фуин, для блокирования. Не сшито. Всё в порядке. Дыши ровно. Только повязка. — Так и знал, что это будет кто-то из вашего мерзкого клана, — холодный, но безусловно знакомый голос вырвал его из мыслей; Изуна не мог не подумать, что тот, похоже, отреагировал на участившееся сердцебиение. — Где свиток с секретными техниками, демон? Изуна приподнял голову в попытке наглядно продемонстрировать своё замешательство. Это точно был Сенджу, настоящий, нашептывало приглушенное чувство чакры. Когда он уходил, в молодой деревне очевидно царил мир, да и один из соколов брата наверняка предупредил бы его, затоскуй Сенджу о прошлом и бахни переворот. И клан в общем, а Мадара в частности не бросили бы Изуну вслепую на пики, даже соверши он что-то очень-очень плохое (чего он не делал... по крайней мере, ничего, что могло бы иметь значение для Сенджу. Вряд ли им было дело до нескольких шиноби Суны и вдребезги разрушенной системы доносов в том городе, верно?). Так что либо у Тобирамы на фоне стресса и экспериментов наконец-то потекла крыша, либо звезды сошлись и миру было явлено одно из его редких игривых настроений. — Свиток… с секретными техниками? — переспросил он осторожно, пытаясь убедиться, что всё понял правильно. Тот, что он нёс, не содержал техник, только компрометирующую любовную переписку жены феодала. Говорил ли Сенджу о нём? Изуна попытался приподняться и неловко замер, наполовину откинувшись назад, когда на ладонях застыл дотон. Чувство опасности ворчало, но скорее от ограничений и вынужденной слепоты, чем от угрозы. Наравне с ним клубочком стягивалось в животе предвкушение. Сенджу шагнул ближе, останавливаясь перед ним. Надавил на стянутое в напряжении плечо, условно постучал. Изуна быстро улыбнулся, кивая. Как он и предполагал. Но, ками, так расслабляюще получить подтверждение. Доспехи, плотная накидка и штаны пропали, запоздало понял он, на нём был только лёгкий, чуть ниже бедра, дзюбан, ткань которого скреплялась пояском под грудью. Голые колени упирались в камень. Он слабо сглотнул, сдерживая желание смочить губы. — Верно, свиток с секретными техниками клана Сенджу, что оказался так подло выкраден из Конохи. Не пытайся обмануть меня, я знаю, что это был ты. Игнорируя дискомфорт повязки и слегка подрагивающие кончики пальцев, запертые в земле, — остаточное после миссии — он растянул губы в улыбке, направляя её в сторону звука. — Бедный Сенджу. Как же ты объяснишь главе своего глупого клана, что упустил его? — Нет необходимости. Когда ты всё расскажешь, мне хватит времени вернуть его обратно. — Вот как? Но зачем мне это делать? Ладонь сжала шею сзади. Пальцы скользнули по линии волос, зацепили белый хлопковый ворот и потянули, позволяя тому разойтись до середины плеча. Короткие ногти коснулись ямки у ключиц, надавили на затёкшую лопатку, вырывая тихий вздох. Укол обжёг дельтовидную мышцу, импульсы ветвисто растянулись на всю руку и часть груди. Затем ещё укол, ниже, и давление — иглы, сенбоны остались торчать из тела, как колючки-переростки. Изуна удивленно выдохнул: — Ай, Сенджу, мне же щекотно. Так ты решил разговорить меня? Ему ответил тихий смешок, и ещё один сенбон воткнулся ниже. Наверняка даже строго по линии, перфекционист. — У тебя ещё есть шанс закончить сейчас, — негромко пробормотал тот. — А у тебя есть шанс поклониться мне в пол со слезливыми извинениями и отпустить. Раздался треск, порыв воздуха, запах свежести, и Изуна вскрикнул, когда прокол ожог кусачий заряд райтона. Дёрнул рывком живот, будто крюком зацепил, на обратном пути орошая кожу холодным потом. Мышцы плеча принялись мелко судорожно сокращаться, пальцы ударились о дотон. — Ух ты, — выдохнул он дрожащее, шире раскрывая невидящие глаза. Затекшие конечности ожили вспышкой огоньков вдоль ночной улицы и медленно угасли. Слабый безопасный разряд, верно, Тобирама? Такой заботливый. — Где свиток? — снова окликнул его равнодушный голос. — Далеко. Ты не вернёшь его, Сенджу. Теперь он наш. Ещё заряд, скользнувший по нижнему сенбону. Искрами по нервам, зачастившее сердце. Слабый запах, онемение ожога. — Где он? Изуна рассмеялся, входя во вкус. Значит, Тобирама запланировал массаж? Довольно внимательно с его стороны, после долгой-то миссии. Он на секунду задумался, чего хочет больше, потянуть игру или насладиться естественностью, а затем всё же обратился к чакре, чтобы немного укрепить начавшее подрагивать тело. Ощущения быстро сошли на нет, и, прогоняя недовольство, он пообещал себе больше так не делать. Откашлялся: — О, какую пользу он нам принесёт! Выучим ваши тайные техники и пойдём войной на Коно-ху… Сенбон ударил в прямую мышцу бедра, точно в напряжённый узел. — И когда Учиха планируют нападение? — вкрадчиво произнес Сенджу ему на ухо и поиграл иглой, раскачивая её в разные стороны. Изуна облизнул пересохшие губы, поворачивая голову в ответ. Горячее дыхание коснулось его скулы. — Пусть это останется сюрпризом, — хихикнул. — Обещаю, вам понравится. Райтон ударил в бедро, сильнее, и тело подбросило выше, судорога пробежала по ноге, поднялась языками пламени, закружилась раскаленной щекоткой. Он невольно упал в сторону и тихо застонал, вспыхнули-заныли натянувшиеся руки. Чакра молнии покусывала сенбоны в плече, поднимая волоски на коже. — Ты же понимаешь, стоит мне направить чуть больше чакры, и твои внутренние системы вскипят? Не выводи меня. — Почему нет? Интересно посмотреть, как ты сходишь из-за меня с ума, — по слогам выдохнул он; слабо рассмеялся. — К тому же, что-то подсказывает, ты захочешь помучить меня, чтобы узнать много-много секретной информации. Ведь именно так поступают ответственные мальчики-Сенджу, поймав коварных шиноби Учиха? Легкое натяжение у груди — свободно развязанная ткань пояска. Верёвки держали дзюбан на груди, но Сенджу раздвинул полы снизу вверх, оголяя фундоши и живот. Кончик иглы холодком провел по коже и ткани, утыкаясь в мышцы пресса. Царапнул выступающие края рёбер, затем потёк обратно, к бедрам, и начал медленно прокалывать кожу. Изуна коротко простонал. Сенджу исчез, чтобы подняться по телу и вцепиться ему в волосы. Оттянул, заставляя напрячь шею. — Ещё есть шанс передумать. — Оставь его для своей поганой деревни, упускающей важные свитки из-под своего слишком длинного носа. Дотон вокруг запястий размяк, спасая от перелома, когда Сенджу с силой опрокинул его на спину. Жёсткая хватка переместилась, приподнимая за ёжик на макушке, так, что кожа приятно заныла. — Ты скажешь мне, так или иначе. Все говорят, — дыхание коснулось губ. — Тогда тебе придётся пощекотать меня немного сильнее, — усмешка в ответ, вскинутый подбородок. Язык провёл по скуле, по губам, сменился хваткой зубов. Изуна прерывисто выдохнул, когда давления едва ли не стало достаточно, чтобы отхватить приличный кусок, и задумался, как объяснит это брату, но Тобирама только надавил пальцами на челюсть, придерживая, и скользнул в рот длинным единым жестом, будто ныряя на глубину. Другая рука намотала хвост на кулак; мизинец случайной лаской коснулся напряженного горла. — Интересные у Конохи техники допроса, — со сбитым дыханием пробормотал Изуна, когда Сенджу соизволил отступить; рот горел, губы пульсировали намечавшимися синяками. — Может, эффективнее по старинке, с ногтей, или как вы там поступаете, ущербные? — О, верно, — холод куная коснулся кончика носа и повязки; поддевая, осторожно забрался внутрь. — Ваши чудесные глаза, как я мог забыть. Сердце заикнулось, чтобы ошпарить его горячей волной, ударило где-то в висках. Холодный пот резко выступил по всей спине, будто на высоте отказала чакра, оставляя во рту кислый привкус. — Тобирама, — шепнул он другим тоном, едва вспоминая, как дышать через пережатое горло. Кунай тут же исчез. Легким прикосновением наметил путь вдоль плечевой веревки, разрезав её с треском. Напряжение в локтях усилилось, но он едва заметил, борясь с рефлекторно взвившейся тревогой. Это Тобирама. Просто Тобирама. Он уже отступил, ему не нужны твои глаза. Всё в порядке. Связанные локти вдруг вызвали озноб, повязка весом ударила по переносице, и на одно безумное мгновение он захотел всё бросить, вырваться и просто увидеть. Вдох-выдох. Это же Тобирама, его раз спугнешь, так он даст задний ход и больше никогда не сделает такого веселого сюрприза. Оно того не стоит, не порть игру, просто перетерпи. Сейчас пройдет, просто глупые мысли. Вдох-выдох. Заряд райтона ударил в бедро щипком, вырывая из клубка мыслей. — Твоё дыхание слишком быстрое. — У Сенджу такие пугающие дознаватели, — голос немного подвёл, и он откашлялся, пытаясь улыбнуться, — я всего лишь не могу сдержать свой ужас перед их бдительностью. Пальцы скользнули выше, по линии волосков внизу живота, не касаясь, по новой царапине. Вцепились в хвост. — Тогда, может, мне не стоит разочаровывать тебя. Пожалуй, я срежу его и отправлю Учиха, твоему брату как сообщение. Жизнь наследника в обмен на свиток. — Только глупцы ведут переговоры с Сенджу. Твоя миссия провалилась, признай. Ты больше не увидишь свитка. — А, может, ты врёшь, отвлекая, пока он всё ещё у тебя. Где-то внутри, угадал? — Даже не знаю. Думаю, тебе придётся проверить лично. Сенджу поднялся выше, вдруг исчез, а затем вес ударил в плечи. Бедра окружили шею, способные за секунду сломать её, и Изуна не сдержал короткую дрожь, сглатывая, когда тёплая плоть коснулась губ. Неужели?.. Ух ты. Он жадно подался навстречу. Тобирама сгреб в кулак его волосы на макушке, фиксируя в удобном для себя положении. — Я почувствую зубы и действительно что-нибудь отрежу, понял? — пробормотал хрипло. А затем медленно надавил. Тяжесть члена потерлась о края губ, гладко прокатилась по языку и уткнулась в горло, перекрывая кислород. Скользнула обратно. Влажная, горячая, ударила по щеке, снова исчезая внутри. Изуна расслабил горло и растёкся по полу. Пальцы наконец успокоились и замерли неподвижно. — Я узнаю, где свиток, — тихо бормотал Тобирама сверху, перебирая короткие пряди на макушке, пока его бедра мягко двигались, — а затем ваш клан склонится перед Конохой, принимая её безоговорочное господство. А ты… может, я оставлю тебя себе. Будешь ползать, как слепой котёнок, готовый в любой момент принять член на язык. Трофейный шиноби Учиха, отсчитывающий дни по синякам на теле. С каждым словом он скользил всё глубже, пока не замер глубоко внутри. Рука легла на кожу шеи, оглаживая выступавшие очертания. Изуна чувствовал, как пульсировало сердце, отсчитывая секунды и сгоравший кислород. Тобирама держал его, даже когда горло стало сокращаться, когда он забился в попытке скинуть его. Затем тонкие губы снова оказались у уха: — Потому что нельзя безнаказанно вставать на пути Конохи. Прохладный воздух хлынул в горящее горло, и он закашлялся, мелко непрерывно дрожа. Жадно вдохнул, встряхивая головой, прогоняя туман в мыслях. Тобирама, серьёзный ровный голос и грязные вещи — яркое желание сжать себя заставило его поджимать пальцы ног. Спокойствие и самоконтроль, Изуна, сказал он себе, едва находя внутренний голос. — Ты, — хрипло пробормотал вслух, — хочешь взять меня к себе в постель? Это так лестно. И засмеялся, когда кунай взрезал воздух у уха. Удар сбил на бок, на целое плечо. Глотать стало легче, но ноги взвыли противной атакой колючек и замерли, как чужие, едва соглашаясь подчиняться, — он рефлекторно быстрее пустил по ним чакру. Пряди распущенных волос растеклись по спине и полу. Прислушиваясь к шагам, он довольно неловким жестом выбросил ступню в ударе, потому что резинку можно было просто снять, а не срезать, варвар, и с удовольствием принял в награду хватку, обещавшую кольцо синяков на голени. За ступню дёрнули, выпрямляя колено, протаскивая вперёд, опрокинули на спину, прижимая, и плечи вспыхнули усталым ноющим пламенем, когда новый вес ударил по ним. Тобирама сел, почти лёг сверху на бедра, прижимая к земле, и зацепил кончиками пальцев прядь волос. Подозрительно натянул. Звякнул кунай. — Эй! — взвизгнул Изуна, напрягаясь в попытке сбросить его с себя. Тобирама фыркнул с явным удовольствием. Пальцы скользнули вниз, задевая торчавшие сенбоны, собрали выступившую кровь, очертили ей голую ключицу. Ткань раскрылась полностью и упала до локтей, впитывая капельки пота в складках. Через металл вновь скользнул райтон, в этот раз иначе, глубоким спазмом, ожёгшим раскаленной лавой, тягучим, как кипение дёгтя, ударившим и в живот, и в голову. В белом шуме, заполнившем мир, Изуна едва уловил, как исчезли иглы, закупорившаяся кровь обнаружила быстрый шосен. Давление и звук рвущейся ткани определили судьбу рукавов, предсказуемо проигравших лезвию. Воздух скользнул под поясницу, облизал покрытый испариной позвоночник. Изуна приподнял мокрый подбородок, прикусывая губу и слабо дрожа, когда остриё принялось обводить старые шрамы, обновляя те, что были нанесены рукой Сенджу, — не больше, чем раздражающая щекотка на нервах. Сильные пальцы прижали шею, и потянулись мгновения выжидательной порхающей тишины, когда казалось, что исчезнувшее лезвие зависло над всем телом одновременно. Затем металл вгрызся глубоким поцелуем в плечо. — Не дёргайся, — предупредил Сенджу, — в твоих интересах, чтобы я не задел плечевую артерию. Замечание вызвало шаткий смешок, укус — сдавленный стон. — Сенджу и их обещания, — пробормотал приглушенно, едва разборчиво, пьяный от ощущений и стекавшей по коже крови. Вырисовывающийся узор, впрочем, заставил его нахмуриться. — Что ты… нет, серьёзно? Издеваешься? Знак вашей дурацкой деревни? — Тебе стоит привыкать носить его. Изуна оскорблено фыркнул, сбрасывая туман, приложил чуть больше сил, чтобы вырваться, и с трудом вдохнул от взвившегося в венах огня желания, когда не вышло. Сенджу в полном спокойствии размеренно завершал штрихи. — Вот же тварь, — прошептал он сдавленно, пересохшим горлом. Как придирчивый художник, Тобирама задумчиво стёр лишнюю влагу, проверяя результат. Вдавил солёный палец ему в губы. Изуна мстительно прикусил, их кровь смешалась у него на языке, и он задался вопросом, действительно ли Сенжду издал этот тихий звук, или возбуждение окончательно спутало ему сознание. Он едва отследил момент, когда прохладная рука скользнула под полы его последней целой одежды. — А ты сомневался в эффективности наших техник, — невозмутимо констатировал Тобирама, прохладный голос среди жара пустых мыслей. Резкий щелчок по члену заставил его подавиться воздухом, судорога подбросила тело вверх, когда мозолистая рука плотно сжала и туго провела по длине кольцом ровного давления. — Какая деревня, — заставил он себя сложить слова, пока угольки и вспышки отплясывали танцы под закрытыми веками, — такие и техники. Конченные. Лезвие появилось укусом на внутренней части бедра, красноречивым постукиванием обозначая главную артерию, и потянулось выше, ветвисто вспарывая кожу. — Твои бедра так дрожат, что я действительно начинаю задумываться о том, чтобы засунуть в тебя кунай. Дыхание перебило. Отстраненной частью сознания Изуна все же понадеялся, что это была шутка. Он не думал, что переживёт это сейчас, не сойдя с ума. — Впрочем, может, не в этот раз, — возмутительно спокойно продолжил тот синхронно с неозвученными мыслями. — Вместо этого я, пожалуй, проверю тебя изнутри, послушного, как полагается хорошему трофею. Лучше скажи заранее, если свиток действительно там. Я не собираюсь останавливаться. В голове шумело, и ему очень, очень хотелось сорвать повязку, чтобы раствориться в происходящем в полной мере, но вероятность, что Тобирама прекратит чисто из принципа, была слишком велика. Поэтому он позволил себе скатываться так. Получалось сложнее, как забираться в прогретую воду и думать об острых камнях под ногами, но следы лезвия на теле завораживающе пульсировали в такт сердечному ритму. Почти медитативно, если бы не так жарко. Кунай грузом лежал на бедре, когда Тобирама насухую вдавил первый палец. Туман от этого стал чуть разрежённее, но обнаруженная было трезвость быстро захлебнулась в новой волне огня, вырвавшего из горла довольное шипение. — Хм, похоже, ничего нет. Мне стоит поискать глубже? — Ну же, давай, — не сдержался он, подаваясь вперёд, — ты медленный, как черепаха! — К чему спешка? Или ты думаешь, кто-то спасет тебя? Забудь об этом. Всё, что тебе осталось, это послушно лежать и не дёргаться — так займись этим. У тебя уже был шанс признаться, и ты упустил его, так что не думай, что я остановлюсь, даже если ты начнёшь умолять о пощаде. Тобирама дразнил, будто имел в запасе всё самообладание мира, и Изуна проклинал его, растворяясь в пламени, забывая о верёвках, о проколах и райтоне, об игре и ролях. Темнота, раздражала только темнота, она держала его, не давая соскользнуть окончательно, давила на виски. Он невольно приподнял голову и вдруг понял, что узел соскользнул по распущенным волосам. Всё исчезло в единой потребности видеть. Задыхаясь, он дождался удачного движения, всё ещё невыносимо медленного, и потерся виском об пол. И полоска ткань поддалась, левая сторона зацепилась за ухо, но правая, правая упала ниже, почти до мочки, наконец позволяя поднять веки, и по глазам ударил свет, вероятно, довольно тусклый, но режущий после долгой тьмы. У Тобирамы румянец, удивленно отозвалось сознание, мысль была узором инея посередине пожарища — так странно было видеть эти розоватые неровные пятна на вечно бледных скулах. Шаринган проснулся сам по себе, вырвался, как уставший сидеть на одном месте ребёнок, и, обновляя коллекцию, Изуна задался вопросом, почему не видел их раньше. Разве они не оказывались лицом к лицу до этого? Или Тобирама подавлял их? Подлый ублюдок, как нечестно… Сенджу зацепил комок нервов внутри, и в голове стало блаженно пусто, наконец без преград, наконец огонь прокатился по всему телу единой оглушающей волной. Кунай на бедре, приклеенный потом, остался неподвижен, как будто слился с телом, и Изуна коротко простонал, когда ожили все полоски крови, испещрившие его кожу. Они горели и пульсировали в такт сердцу, вместе с раскалившимся воздухом, вместе с комнатой, как один огромный организм. Наверняка почувствовав шаринган, Тобирама поднял невпечатленный взгляд и показательно прокрутил пальцы внутри пальцы, надавливая. Изуна вскрикнул, не отводя от него глаз, крепче обхватывая спину пятками. Мир горел. Он горел. К биджуу. Мелкого катона без печатей достаточно, чтобы разорвать веревки и вскочить, безжалостно опрокидывая Сенджу на спину. — Моя очередь. Наверное, в повязке всё же был смысл. *** В себя его привели тихие вибрации шосена, и, глухим стоном обозначив смирение с судьбой, Изуна всё же открыл глаза. Тобирама сидел над ним и водил ладонями по телу, весь голый, если не считать светло-синюю распахнутую юкату. Ярко-алые следы горели на бледной шее, груди и ниже, и Изуна лениво обвёл их довольным взглядом, рассеянно думая, как бы улучить момент и придать им глубины. Может, ещё пару-тройку тонов... Руки, окутанные лечебной техникой. Точно. Сил перехватить их не было, поэтому он просто подтолкнул бедром чужую ногу, привлекая внимание. — Оставь. — Ты похож на разделанную курицу, — сосредоточенно отозвался Тобирама, придвигаясь ближе и уделяя внимание порезу на ухе. Пришлось вздыхать, собираться с силами и рывком опрокидывать его на спину. Было слишком соблазнительно развернуться и лечь поверх, поэтому Изуна так и сделал, устраиваясь на твёрдой бледной груди, успокаивающе прохладной по сравнению с его собственным телом, и сладко выдохнул. Жертва коварного нападения запрокинула голову и не стала сопротивляться. — Серьёзно, Учиха? — только и пробормотала вымотано. Изуна хихикнул, упираясь подбородком в острые рёбра. — Именно. Держи руки подальше от моих прекрасных меток. — У тебя смешанный ожог на всей поверхности плеча и верхней части бедра, я избегал суставов и крупных сосудов, но без лечения может произойти заражение, некроз и некоторые функциональные нарушения. К тому же останутся точечные шрамы, а ты их не любишь. И твой брат убьёт меня, если заметит, так что дай закончить лечение, не буду я трогать твои царапины. Изуна надулся, но откатился в сторону, распластываясь звездой и позволяя ирьёнину делать своё дело. В теле гудела тягучая усталость, а дёргающее чувство медленно утекало прочь, и, терпеливо снося лечение, он поднял глаза к потолку, находя мгновение действительно осмотреться, а не просто поймать кайф от визуальной стимуляции. Это действительно оказалась небольшая пещера, вероятно, одно из убежищ Тобирамы недалеко от Конохи, для экспериментов с неопределёнными последствиями. Дальняя часть её была оборудована чем-то вроде рабочего места, сейчас стерильно чистого. Чуть левее брошенного футона стояла плошка с рисовыми лепёшками и ягодами, но он слишком устал, чтобы тянуться к ней. Вот если бы развести кое-кого на лечебное кормление с рук... — Ты был так жесток со мной, глупый Сенджу, что на тебя нашло… — Ты задержался… — О, ты волновался? — …оставив полный стол документов. Тихо засмеявшись, Изуна проводил взглядом бледные руки, принявшиеся осторожно разминать его плечо. Сцепил зубы, но болезненный стон всё равно прорвался, и Тобирама коротко глянул на него, проверяя. Было во взгляде, в той серьёзности, с которой он сканировал тело, что-то, выходящее за пределы этой пещеры и этой встречи, о чём Изуна пока не хотел думать. Похоже, у неприятностей на миссии всё же было двойное дно. Не сейчас, сказал он себе. Всё равно придётся по полной перекраивать систему разведки, объединяя информаторов Учиха и Сенджу в единую систему. Но не здесь. Позже, в деревне — сразу же, первым делом. Но не сейчас. Стоило позволить мозгам немного побыть желе. Прохлада шосена исчезла, и Изуна отвёл взгляд от потолка, встречаясь с алыми глазами. Тобирама смотрел серьёзно. — Где ещё болит? — Я в порядке. — А руки? — Сказал же, в порядке, хватит портить послевкусие, — проворчал он, со скрытым вниманием оценивая усталость человека напротив, — просто ляг со мной и отдохни, неуёмный. Когда, пусть и с терпеливым вздохом, Тобирама послушно опустился рядом, оставалось только снова залезть на прохладное плечо. Сенджу молчал, послушно играя роль подушки, но какая-то мысль явственно тревожила его. Изуна запрокинул голову, приподнял бровь. Тобирама поджал губы: — Тот момент с кунаем у твоих глаз… — Не удалось вовремя перестроится после миссии, вот и всё, — перебил он легко. — Я читал твои намеки и ценю попытки аутентичности, но угрожать шарингану, не блокируя мою чакру полностью, было не самым умным решением. Однако я вовремя предупредил, ты вовремя отступил, так что всё обошлось. Расслабься. Тобирама коротко кивнул, опуская взгляд и принимаясь наматывать тёмные волосы на палец. Наверняка планировал запутать в узлы и потом обрезать, каков хитрец. Изуна не стал вырываться. — Надо бы тогда и на тебе листок вырезать, — заметил он взамен, зевая. — Хотя, подожди, тогда на нас будут одинаковые символы. Это странно. Сначала мне, пожалуй, стоит привыкнуть к этой мысли. Сколько сейчас времени? — Почти закат. — Уже? Я сказал Карахею выдернуть меня обратным призывом около полуночи, если не дам о себе знать, так что толкни меня туда ближе к часу, хорошо? Не хотелось бы появляться в таком виде в кабинете твоего брата. Или, что хуже, моего. — Наследник клана попался, как слабая беспомощная барышня,— прогудел низкий голос ему на ухо; легкие мурашки пробежали по плечам в ответ, вызывая сонную улыбку. — Что бы сказал твой брат? — Хм-м?.. Думаю, что-то вроде держи свои игры подальше от моих глаз. Он иногда такой неловкий, даже когда бродит по дому, одетый только в засосы. Честное слово, в такие минуты мне хочется переехать, только чтобы не смущать его. — Давай ко мне. Изуна приподнялся на локтях, моргая, и чёрные волосы каскадом повисли вокруг них. — Что?