1990-й год
Чёртов Джон Винчестер. Бобби рывком распахнул дверцу видавшего виды холодильника и нагнулся к нему. Может, исходящий от него холод остудит гнев. Хотя нет, есть способ получше. Он схватил с полки бутылку пива и захлопнул дверцу так, что холодильник заходил ходуном. Злым движением открывашки сорвал пробку, звонко покатившуюся по столу, и сделал пару глотков. Только когда холодное прокатилось в нутро, у Бобби хватило сил взглянуть на Джона. Тот, так и не сняв огромную кожаную куртку, сгорбился за столом, положив на него большие, загрубелые руки. В полумраке тесной захламлённой кухни он был похож на медведя-шатуна. Джон устал, это было видно. Не будь Бобби так зол, он бы посочувствовал ему. Но не сейчас. — Что, гостям в этом доме пива не наливают? — На лицо Джона выползла кривая, слабая улыбка, полная усталости. Сколько он вёл машину без сна, чтобы добраться до Су-Фоллз?.. — Ты не гость. Ты — безответственный ублюдок, — припечатал Бобби, стукнув бутылкой об поверхность стола. Джон моргнул, исподлобья покосился на него. Черты его лица стали ещё жёстче, чем обычно. — Тише. Мальчишек разбудишь. — Разбужу, значит? — Бобби позволил себе подпустить в голос яда. — Так ты у нас заботливый папаша? Настолько заботливый, что бросаешь сыновей на меня в канун грёбаного Рождества? Джон прикрыл глаза, чтобы не видеть правду, покачал головой. Бобби знал этот жест — «ты всё не так понял, приятель». Он уже знал, что за этим последует. И это бесило ещё сильнее. — Прости, что так внезапно. Не было времени предупредить. Я не хотел портить тебе… «Я не хотел портить тебе праздник»? Он, блядь, действительно это хотел сказать? Как будто не знает, что Бобби перестал праздновать Рождество после смерти Карен. Какое вообще Рождество может быть у охотника? — Ты не передо мной должен извиняться, а перед ними! — тихо прорычал Бобби, нависнув над Джоном. — За то, что уже в который раз бросаешь их одних. Да ещё на Рождество! Семейный, чёрт возьми, праздник! Джон тяжело поднял голову, как будто на его плечах лежал весь вес мира. В голосе прорезались знакомые жёсткие нотки. — Я поступаю так не потому, что мне так хочется. — Правда? Так же, как в прошлый год? И в прошлый, и позапрошлый? Ну и какое оправдание ты нашёл себе на этот раз? — Бобби выпрямился и скрестил руки на груди. — Ты не понял. Это не рядовая охота. — В глазах Джона появился знакомый блеск. Нехороший, нездоровый. Почти маниакальный. Плохо. Очень плохо. — Я… Я, кажется, напал на след той твари. Спустя столько лет… Спустя столько лет, Бобби, представляешь? Бобби молчал. Джон этого будто не заметил. — Есть одна зацепка. Она не совсем точная, но я должен, должен проверить как можно быстрее. И если я наконец найду его, чем бы оно ни было… — То оно размажет тебя по стене, не моргнув и глазом. А твои дети останутся круглыми сиротами. Должен же быть какой-то способ привести его в чувства. Должен, чёрт возьми… — Не размажет, — заявил Джон. На упоминание сыновей он даже не отреагировал. Будто не слышал. — Я долго готовился. Я охотник, в конце концов. Бобби вздохнул. Этого быка не переупрямить. Когда речь заходила о Мэри и обо всём, что связано с её смертью, Джон становился неумолим. — Хорошо, допустим, — сделал Бобби вид, что даёт слабину. — Но почему сейчас? Неужели это не может подождать хотя бы день? Очнись, Джон, чёрт возьми, завтра же Рождество! Когда ты в последний раз проводил его с пацанами? Оставайтесь здесь, что-нибудь сообразим. Мальчики будут счастливы. И тебе не помешает отдых. Сначала ему показалось, что Джон поддался. Всего на долю секунды. Тем больнее было снова падать духом. — Прости, — не глядя на Бобби, сказал Джон. — Пора ехать. Он даже не смотрел ему в глаза. Как будто ему стыдно. Но дело не в том, что Джону Винчестеру стыдно. Скорее, в том, что он, истреблявший самых сильных и жестоких монстров одного за другим, сам медленно, но неумолимо превращался в одного из них. — Значит, вот так, да? — бросил Бобби в широкую спину. Уже развернувшийся к двери Джон притормозил. — Приезжаешь посреди ночи, скидываешь на меня детей, как балласт, и тут же сваливаешь, оставляя меня объяснять им утром, где их отец. Это поступок настоящего мужчины, Джон. Похоже, этот удар был ниже пояса. Бобби увидел, как расправляются плечи Джона, как зажигаются гневом его глаза, когда он обернулся. Знакомая картина. Его собственный отец зачастую выглядел точно так же. Взгляд Джона был свинцово-тяжёлым. Будь Бобби послабее духом, ему захотелось бы сжаться, втянуть голову в плечи под этим взглядом. Так иногда делал Дин в присутствии папаши, и от этого зрелища у Бобби сердце кровью обливалось. — Ты понятия не имеешь… ни о чём, — процедил Джон. — Куда уж мне. Винчестер-старший, видимо, хотел сказать что-то ещё, но раздумал. Не сказав ни слова, ушёл, впустив поток холодного воздуха и хлопнув входной дверью. Через минуту на улице заворчал мотор, зажглись фары. Бобби выглянул, только когда убедился, что Джон уехал. За окном бесшумно опускался снег. Вот мальчишки обрадуются. Кстати, если Джон разбудил их своим грохотом… Как мог, тихо Бобби проскользнул к пыльной, заваленной книгами гостиной, утопающей в полумраке. За его рабочим столом горела настольная лампа, отбрасывая свет на диван. Прямо туда, где, тесно прижавшись друг к другу, лежали две детские фигуры. Судя по ровному сопению, звучавшему почти в унисон, братья ничего не услышали. Сэм лежал на боку, прижавшись спиной к спинке дивана, чёлка наполовину закрывала ему лицо. Дин же вытянулся ближе к краю, одной рукой обняв брата. Как будто даже во сне пытался его защитить. Бобби вдруг почувствовал, что снег падает не только снаружи, но и внутри него самого. Почему? Почему даже в таком юном возрасте на лице Дина лежит печать тяжести взрослой жизни? И почему эти дети должны расплачиваться за грехи отца так же, как он, Бобби, расплачивается за грехи Эда Сингера? Бобби прокрался мимо дивана и выключил лампу. Нашёл и накрыл мальчиков запасным одеялом, в которое иногда куталась Карен (те даже не шевельнулись). Только тогда он вернулся на кухню и устроился за столом с недопитой бутылкой пива. А снег всё шёл как снаружи, так и внутри. За Джона было больно. Но за его сыновей ещё больнее. Он не сможет смотреть на их печальные лица. Просто не сможет. Дети не должны чувствовать то одиночество, которое чувствовал когда-то он сам, когда папаша за стенкой тиранил маму, а та не могла ничего, кроме как плакать. Он не станет таким, как Эд Сингер. Ни за что. Бобби не стал ложиться досыпать. Сидел и придумывал план, пока на улице не начало светать.***
— Да давай же, чёрт тебя дери, — выругался Бобби. Старая сковородка обиженно плюнула ему в лицо горячим маслом. Зар-раза. Он резким движением кисти стёр каплю, стараясь, чтобы не попало в глаз. Как бы Бобби ни старался, оладьи получались какими-то комковатыми, некрасивыми, с рваными краями. Совсем не такими, как у мамы в детстве. Но ничего лучше ему в голову не пришло. Да и запас продуктов подходил к концу. Будем надеяться, мальчикам понравится. Какой ребёнок откажется от оладий на завтрак? Наверняка они покажутся Дину и Сэму пищей богов по сравнению с тем, чем кормил их по утрам Джон. Если… если вообще кормил. Не думать об этом. Без того тошно. Интересно, проснутся ли мальчики, пока оладьи ещё тёплые, или долгая дорога слишком их утомила? В эту же секунду за спиной раздался шорох. Инстинкт охотника сработал прежде, чем Бобби успел это осознать. Мысли пулемётом застрочили в голове. Какая-то тварь выследила, проникла в дом. Кто? Неважно. Оружие, нужно оружие. Взгляд заметался. Под рукой ни ствола, ни тесака, ничего. Только кухонный нож на разделочной доске перед ним. Тот самый, которым он раскалывал яйца. Уже что-то. Медленно, осторожно, весь обратившись в слух, Бобби потянулся за ним. Пульс колотился в ушах. Лёгкие, еле слышные шаги на другом конце комнаты. Спокойно, только спокойно. Он успеет. Кончики пальцев коснулись рукоятки ножа. — Привет, дядя Бобби. Детский, ещё не проснувшийся голос. Бобби мысленно обозвал себя идиотом и слегка навалился на стол от волны накатившей слабости поровну с облегчением. Когда он обернулся, губы сами собой растянулись в улыбке — искренней, но немного напряжённой. На Бобби смотрела пара сонных детских глаз. — Привет, Сэмми. Как дела, выспался? Я уже почти приготовил завтрак. — Здо-орово, — зевая, протянул Сэм. Взлохмаченный, в слишком длинной ему футболке с длинным рукавом. Наверное, от Дина осталось. Не приходилось ожидать от Джона, чтобы он заботился о внешнем виде своих детей. — Где твой брат? Спит? — Я здесь, — послышалось из коридора, и вслед за братом на кухне появился Дин, такой же заспанный и лохматый. Краем глаза Бобби отметил, как близко Дин подошёл к Сэму со спины и встал там, не оставляя ему никакого личного пространства. Что-то в этом простом движении было такое, что заставило Бобби на секунду задуматься о телохранителях или ком-то вроде того. Но он был слишком сосредоточен на мальчиках и упустил эту мысль. Бобби уже собирался сказать что-то преувеличенно-бодрое, но его опередил Сэм. — Дядя Бобби, а где папа? Вот оно. То самое мгновение, которого Бобби ждал и боялся одновременно. Чтоб тебя черти драли, Джон Винчестер. Как он должен сказать им это? Сказать, глядя в глаза? Всё, что Бобби смог, это выдержать взгляд двух пар глаз — одних детских, других уже нет, — и смягчить тон. — Он… уехал по работе. Ночью. Не хотел вас будить, — ложь легко скатилась с языка, оставляя горький привкус. — Рождество — время занятое, столько дел… — Но ведь он вернётся к празднику? Надежда в голосе Сэма ножом резала сердце на лоскуты. Бобби стоило больших усилий не отвести глаза. — Я не уверен, мальчики. Боюсь… Боюсь, что нет. Слова мёртвыми глыбами попадали между ними, и наступила тишина. Стоило сказать это сразу, не оставляя их мучиться ложной надеждой. Так было… милосерднее. Жаль, на душе легче от этого совсем не становилось. — Понятно, — тихо сказал Сэм. Настроение его враз изменилось: плечи поникли, голова и уголки губ опустились. Пацан вдруг стал выглядеть каким-то усталым. Или… разочарованным? Смотреть на него было тяжело. Бобби перевёл взгляд на Дина — и неприятно удивился. Лицо мальчишки тоже поменялось. Но совсем не так, как он ожидал. Взгляд ярко-зелёных глаз стал холоднее. Старше. Губы плотно сжатые, в лице ничего, кроме сдерживаемого гнева за фальшивым фасадом равнодушия. «Ничего другого я и не ожидал, я так и знал», — читалось по глазам Дина. Он всё ещё не был настолько взрослым, чтобы полностью научиться скрывать чувства, но уже чувствовал, когда нужно это сделать. Рано. Слишком рано. Дину всего одиннадцать, а на нём уже лежит отпечаток тяжести взрослой жизни, которого не было у Сэма (пока). Неужели Дин уже в курсе… обо всём? В одиннадцать лет?! Стоило Сэму печально опустить голову, как Дин за его спиной шевельнулся, попытался заглянуть брату в лицо. Рука его тронула худенькое плечо Сэма, и тот повернул к нему голову. Они не произнесли ни слова, просто посмотрели друг другу в глаза. Если бы Бобби знал наверняка, что это возможно, он поклялся бы, что эти двое обмениваются мыслями. Этот безмолвный диалог вдруг показался ему таким… личным, почти интимным, что он поспешно отвёл глаза. Нужно было как-то выруливать из положения, и побыстрее. Привлекая внимание братьев, Бобби хлопнул себя по бёдрам испачканными в муке руками и нарочито весёлым тоном произнёс: — Ну, оладьи ждать не будут! Давайте быстро умываться и завтракать. Поможете мне наряжать ёлку? Братья синхронно развернулись к нему. Ничего себе. — Какую ёлку? — Которую мы купим, конечно! Ешьте и собирайтесь. Мы едем за покупками.***
Готовка — определённо не его конёк. Бобби понял это, когда обжёгся, ставя утку с овощами в духовку. Пришлось прикусить язык, чтобы не выругаться на весь дом. Нечего учить пацанов плохому. Но раздражённое шипение всё-таки вырвалось. Он старался как мог. Вывез братьев за покупками, улыбался им, вовлекал в предпраздничную суету, лишь бы они перестали думать о бросившем их отце и грустить. В конце концов, это сработало, когда они выбирали живую ёлку. Бобби с наслаждением тянул носом свежий, холодный запах хвои, а братья оживлённо спорили о том, какая ёлка лучше. Бобби слегка усмехнулся в бороду. Балбесы. Зато развеселились. Даже ничего не заподозрили, когда он попросил их подождать пару минут на переполненной стоянке, а сам он вернулся в торговый центр, якобы забыв что-то. Тем лучше. Захлопнув духовку, Бобби не спеша разогнулся, чтобы раненая пару лет назад поясница не напомнила о себе. Звук торопливых детских шагов заставил его обернуться. На кухню ворвался Дин. — Дядя Бобби, где Сэм? — выпалил он прежде, чем Бобби успел открыть рот. Слегка запыхался, будто бежал, шнурки кроссовок развязались, но пацан этого даже не заметил. Тревога горела в его глазах двумя бенгальскими огнями. Почему он вдруг так всполошился?.. — Где он? — потребовал ответа Дин. Бобби шагнул к нему, сам не зная, зачем. — Эй, эй, успокойся, парень. Что на тебя на… — Где Сэм? — воскликнул Дин. Трепещущие нотки паники в его голосе зазвучали так отчётливо, что Бобби вдруг как будто испугался. — Сэм на улице. На улице, — повторил он, не зная, кого успокаивает — мальчишку или себя. — Вот, посмотри. Снеговика лепит. Не хочешь присоединиться к нему? Дин тут же обернулся туда, куда указывал ему Бобби — на окно с видом на то, что осталось от сада, за которым так трепетно ухаживала Карен когда-то. На лужайке, покрытой ровным, как глазурь на торте, слоем снега, застыл Сэм в смешной, слишком большой ему зелёной шапке с помпоном. У его ног лежал большой снежный шар — видимо, заготовка для туловища снеговика. Сам Сэм стоял, задрав голову к небу и высунув язык, с чрезвычайно довольным видом. С неба снова сыпалась лёгкая снежная пудра. Бобби перевёл взгляд на Дина. Увидев брата, тот моментально расслабился и стал похож на шар, из которого выпустили воздух: плечи опустились, напряжение ушло из тела, а из груди вырвался облегчённый вздох. Но только что в этих глазах была такая паника… — Дин? — А? — Пацан даже не оторвал взгляда. — Иди, поиграй с Сэмом. Сделайте снеговика. Когда позову, будем наряжать ёлку. — Ага. Так и не взглянув на Бобби, Дин развернулся и затопал в коридор. Через минуту хлопнула входная дверь, и всё ещё стоявший у окна Бобби увидел, как братья заспешили друг к другу по снегу. Как будто были магнитами друг для друга. Зашкаливавшая в глазах Дина тревога, быстро переросшая в панику, его нервные движения. Голос, требовавший немедленного ответа. «Где Сэм?!» Дин так боялся упускать брата из поля зрения… При мысли об этом под рёбрами Бобби вновь закреблась тоска. Он вспомнил, как в торговом центре Дин взял Сэма за руку и не отпускал, пока они снова не сели в машину. Они вечно ходили друг за другом, как привязанные, так близко, что почти стукались локтями и плечами. И это обращение Джона с Дином как с солдатом, его вечный наказ «береги Сэма, присматривай за Сэмом…» Так нельзя обращаться с ребёнком. Это ненормально. Желание врезать Джону всё возрастало. Но пока Бобби просто смотрел на двух резвящихся детей в окно, чувствуя, что тревога за их судьбы только увеличивается.***
Ну и зачем он ввязался в эту авантюру… Видел бы его сейчас Руфус или кто-то из приятелей-охотников, точно подняли бы на смех. Костюм кололся и чесался, как кусачий неудобный свитер, борода тоже, а шапка постоянно съезжала на глаза. Бобби только-только нацепил эту дрянь, за которую у него в прокате отжали порядочно деньжат, а ему уже было жарко. Надо завязывать со всем этим поскорее. Главное, чтобы мальчишки не застукали. Вроде не должны: утомлённые играми, сытным праздничным ужином и впечатлениями за день, они уснули ещё пару часов назад. Бобби пришлось буквально доволакивать Сэма до кровати. На этот раз он нормально постелил им постели в гостевой комнате на втором этаже, неподалёку от спальни, которая когда-то принадлежала им с Карен. Теперь Бобби занимал её один. Перед тем, как пойти туда переодеваться в костюм Санты, он тихо заглянул в комнату братьев. Те ровно сопели, видя десятый сон. Тем лучше, иначе вся его затея пойдёт прахом. Бобби закинул в дешёвый мешок из синтетической ткани пару старых подушек и коробку с подарком, вдохнул-выдохнул. С его габаритами передвигаться тихо и незаметно было непросто, но деваться некуда. Даже если мальчишки проснутся, высунут любопытные носы из комнаты и заметят его, не страшно. С этим расчётом и покупался костюм Санта Клауса. Главное, чтобы не поняли, кем являлся Санта на самом деле. И чтобы он успел оставить подарок и уйти по-английски. Больше ничего Бобби не нужно было. Старательно обходя все скрипучие участки на полу, Бобби почти бесшумно зашагал вниз по лестнице. Треклятые ступеньки пару раз предательски заскрипели, но из комнаты Сэма и Дина не донеслось ни звука. Бобби неслышно издал вздох облегчения и поправил свисающий со спины красный мешок. Стоявшая в гостиной ёлка распространяла запах леса и сонно моргала разноцветными огоньками гирлянды. На то, чтобы сунуть под неё коробку с подарком, упакованным в шуршащую подарочную бумагу, ушло несколько секунд. Прислушиваясь к звукам наверху, Бобби старательно закашлял, затопал. Не сразу, но на втором этаже послышалось шевеление, лёгкий топот ног. Сработало. Бобби вместе с мешком рванул к выходу и выскочил за дверь. Переодеваться в холодном амбаре с инструментами было тем ещё удовольствием. Он спрятал мешок за грудой автомобильных покрышек, поспешно выпутался из костюма и сунул его туда же. В привычной одежде сразу стало комфортнее. Едва не забыв сорвать красный колпак и ругая себя, Бобби покинул сарай и заспешил обратно к дому. Что за цирк он устроил? Сам в детство впал, что ли? Дин с Сэмом не дураки, они не купятся на этот трюк. Только не с таким отцом. Он сам не до конца понимал, зачем придумал всё это. Это ведь ничего не изменит. Джон скоро заберёт их и будет растить из них не людей, а солдат. Вполне возможно, просто сломает обоих. И он, Бобби, ничего не сможет поделать. Но дело было в другом. Он не хотел, чтобы Рождество Дина и Сэма было таким же, как в его детстве. Холодным, тоскливым и до ужаса одиноким. Ни один ребёнок не заслуживал чувствовать себя так. Эти двое — особенно. Бобби услышал восторженные детские возгласы ещё из-за двери в дом и поспешил спрятать улыбку в бороде. Заходя, он специально погромче хлопнул дверью. Не успел он притворно сердито спросить братьев, почему они не спят, как в него чуть не врезалась мелкая лохматая ракета. — Эй, полегче, Сэм! Мальчишка, взъерошенный со сна, в пижаме, поднял на Бобби взгляд. Глаза его сияли таким неподдельным детским счастьем, что Бобби моментально понял: то, что он сделал, было не зря. В этом не осталось никаких сомнений. — Дядя Бобби, здесь был Санта! Точно был! — Правда? — удивлённо переспросил Бобби. По крайней мере, он надеялся, что его голос прозвучал именно так. Кажется, ни Сэм, ни Дин, тенью следовавший за братом, не заметили подвоха. — Он точно здесь был, точно, мы слышали! — захлёбываясь радостью, затараторил Сэм и схватил Бобби за руку. — Он принёс подарок! Пойдём, пойдём скорее! Бобби даже не успел снять куртку: мальчишки буквально потащили его в гостиную. Он старательно охал и ахал, надеясь, что не переигрывает, и с удивлением для себя самого обнаружил, что улыбка на губах совсем не искусственная. Пока его не было, братья уже разодрали обёрточную бумагу в клочья и распаковали подарок: коробку с игрушечными пластиковыми солдатиками, которых Сэм тут же принялся демонстрировать Бобби, прыгая у радостно подмигивающей разноцветными огоньками ёлки. Подарок — банальнее не придумаешь. Но глядя на то, как Сэм вместе с братом увлечённо возится с солдатиками, Бобби понимал: это то, что надо. Когда все восторги улеглись, он уселся на потрёпанный диван и просто смотрел, как играют братья. В какой-то момент Дин оторвался от игры, и их взгляды встретились. Улыбка пацана говорила о том, что он знает, кем был Санта на самом деле. Бобби с самого начала догадывался, что обхитрить Дина не удастся, а жаль. Он понимающе улыбнулся в ответ, и старший из братьев вернулся к игре. Так они сидели довольно долго. Всё это время в голове Бобби сидела одна мысль: хоть что-то в жизни он сделал как надо. Дин и Сэм играли прямо на полу, на видавшем виды ковре. Огоньки гирлянды на ёлке заговорщицки подмигивали, а на улице мерцающей занавесью падал снег. Так же, как прошлой ночью. От снега ночь казалась светлее, и на душе у Бобби тоже посветлело. Может, не только он дал этим балбесам что-то, но и они ему?.. Ведь в этом году он впервые отпраздновал Рождество после смерти Карен. И это было… совсем неплохо. Это было частью жизни. Доказательством, что он, Роберт Сингер, ещё жив. А за окном всё падал снег.