lie next to you.

как там пелось - недоношенный ребёнок войны? кажется, так. вэй ин, по правде говоря, и в самом деле чувствует себя ребёнком - самым настоящим, с непросохшим молоком на губах и дорожками слёз на щеках, которого выгнали пинком под зад из песочницы в тыл. какая ирония, не так ли? ты засыпаешь, сидя за партой в душной аудитории и жалуясь на нудящего за кафедрой препода, ты думаешь, что самая большая твоя проблема - это последняя сигарета в пачке и три недели до социальной стипендии, ты думаешь, что завтра проснёшься и в панике будешь дописывать конспект лекции, параллельно давясь лапшой и чаем из пакетиков. ты думаешь, это всегда было, есть и будет самой фатальной и докучающей, мать его, проблемой. чёрта с два. ещё сегодня ты думаешь, что самая ебливая проблема в твоей ебливой жизни - это модуль по фонетике, к которому ты и близко не готов, ещё сегодня ты планируешь назначать гульки и выбирать пиво на полке магазина, злясь, что там нет твоего любимого, вишнёвого, сегодня ты думаешь, как бы откосить от уборки в комнате общаги, свято веря, что это твоя самая большая проблема, а завтра… завтра тебе суют в руки автомат и плюют в лицо. воюй, пиздюк, таких, как ты, нам как раз не хватает. вэй ину должно было стукнуть двадцать через полтора месяца. у него не было выбора. - за мной! - он из последних сил надрывает глотку, стараясь перекричать грохочущие везде и всюду звуки взрывов, - да скорее же, не тормози, что ты встал, как вкопанный? он дёргает лань ванцзи за рукав куртки и тянет за собой в окоп. в этот раз прогремело близко - ближе, чем обычно. страшно. они кубарем валятся вниз: вэй ин - на сырую землю, ощутимо ударяясь копчиком, спиной и локтем, чувствуя, как в глазах на мгновение вспыхивает чернота; ванцзи - прямо на него, кое-как сохраняя шаткое равновесие, упираясь ладонями по обе стороны от головы и тяжело дыша. вэй ин прокашливается. у него кружится голова, в глазах рябит от кровавого зарева и снарядов, небо над ними загорается, как старая керосиновая лампа. вокруг слышны крики, брань и выстрелы - так громко, что хочется сжаться до размеров космической песчинки. так громко, что от проклятого обилия звуков хочется спрятаться где угодно: в окопе, в погребе, в чертогах собственного разума, где, блять, угодно - лишь бы не слышать. где-то неподалёку гремит очередной взрыв - и он зажимает ладонями уши. он зажимает ладонями уши, рефлекторно, в страхе зажмуривает глаза - и, если уж быть честным, впервые в жизни совсем ни черта не понимает. его забрали за полтора месяца до дня рождения и за каких-то два с половиной - до летней сессии. возможно, вэй ин думает, что это несправедливо. возможно (нет, даже не так, наверняка) - он думает, что не был готов. возможно, вэй ин слишком мал для этого. “вырастешь - поймёшь” и то, блять, не факт, что вырастешь. за пазухой - автомат, под боком - лань чжань, с рассечённым виском и разбитой губой. уставший, вымотанный, не евший и не спавший по-человечески чёрт знает сколько, перепачканный в пыли и грязи - впрочем-то, как и он сам. лань чжань - которому не посчастливилось когда-то делить с ним комнату, который жаловался на разбросанные по углам вещи и немытые кофейные кружки. любой ценой спокойный и собранный лань чжань, лань чжань, которого не способно вывести из строя, кажется, ничего - тот, которого сейчас бесконтрольно трясёт от этого блядского липкого немого страха, страха за себя, за свою жизнь, за завтрашний день, за следующую секунду, страха за того, кто рядом, шипит и сдавленно матерится тебе в плечо от навалившегося сверху веса. снова слышны выстрелы. ‘вот же мрази, - думает вэй ин и про себя горько усмехается, - комендантский час с шести, ни стыда ни совести.’ высовываться, чтобы осмотреться? страшно. сидеть в засаде и ждать, пока за тобой сами придут, чтобы взять ещё тёпленьким? ещё хуже. вэй усянь не замечает, что глаза жгут слёзы. он чувствует, как центр человеческого тепла смещается в сторону, как ванцзи с горем пополам пытается уместиться рядом с ним, как ютится почти вплотную в узком окопе - и плачет. чужая ладонь жмётся к горячей щеке, от неё пахнет землёй, кровью, порохом и ещё чем-то особенным. от ладони на влажной щеке сладковато и едва слышно пахнет сандаловым деревом, пахнет морозным февральским воздухом и перечной мятой. так пахнет лань чжань. ему знаком этот запах - этот запах когда-то оставался на одежде подолгу, он въелся намертво, его не способен вывести ни один порошок; этим запахом пропиталась их комната, их простыни, их полотенца в ванной и занавески в спальне. вэй ин может сказать наверняка, что запах этот впитался в его худосочную красную куртку, в его волосы, в его кожу, стал частью его жизни так крепко, что ничем и не вытравишь, наверное. лань чжань въелся в его сердце, как пятно от кофе в идеально белый хлопок рубашки. сквозь безрассудную пелену боли он слышит непрекращающийся поток слов, прошёптанных на ухо, способных заглушить выстрелы и его собственные всхлипы. вэй ин чувствует себя забитой до полусмерти уличной псиной, лань чжань ставит на кон все жизненные силы, жертвует последним, что у него есть - лишь бы только подарить в этом непроглядном аду минутный проблеск надежды. он не в состоянии разобрать и трети того, что говорит лань чжань, как ни пытайся. он не способен разобрать, он не слышит даже бешеного стука собственного сердца - но поверх кровавых разводов, поверх перемазанных щёк, вышитое на канве, чёрным по белому рисуется одно. - я рядом. лань чжань рядом. он судорожно тянет руку, отдёргивает ладонь от лица, цепляется пальцами, наощупь находя чужие, прижимает к груди, тычется носом в острое плечо, и рефлекторно, не отдавая себе отчёт, ближе, ближе, ближе. чтобы ни одного блядского миллиметра, чтобы стать единым целым, чтобы дышать, жить, проживать, задыхаться от слёз и давиться чужой нежностью. чтобы ему больше никогда в жизни не пришлось променять радость первой встречи на горечь осознания последней. - я рядом, - будто мантра, будто последний лучик надежды в неумолимо угасающем сердце. - я знаю, лань чжань. я знаю, - отрывисто целует в пораненный висок и мнёт в кулаке плотную куртку. меньше, чем в сотне метров от них, идёт пальба по живым. оба знают: осталось совсем немного. оба знают - это то, что никто из них не осмелится озвучить. только вдвоём, неважно, где и неважно, как - главное, что вдвоём. главное, что вдвоём, пока лёгкие ещё поглощают кислород, а сердце перекачивает кровь, пока он ещё способен видеть и слышать, пока среди рассекающих алое небо над головами и полыхающий горизонт ракет и пуль ещё удаётся разглядеть бледное выпачканное в невесть чём лицо - ещё есть смысл на что-то надеяться. - лань чжань? - он выкручивается в этих нелепых отчаянных полуобъятиях, поворачивая голову, и успокаивается, находя взглядом светлые глаза, - ты слышишь? умоляю, скажи, что слышишь, это важно. он выдыхает почти в самое ухо. - мгм. - я люблю тебя, - в горле снова стоит ком, из-за подступающих слёз становится трудно говорить, кровь стынет в жилах, - я люблю тебя. очень-очень. поцелуй. из всех возможных вариантов ответов - самый понятный, способный сказать больше, чем все слова вместе взятые. ванцзи упирается лбом в лоб и слепо накрывает сухие губы - искусанные, изодранные, все в мелких ранках, с расцарапанными уголками, его родные губы пожалуйстанеумирайещёнемногодержись - своими. во рту стоит тошнотворный вкус крови. - лань чжань, а, лань чжань? - он не выдерживает и срывается, глухие рыдания отзываются дрожью во всём теле, даже его голос дрожит. - когда всё закончится… когда всё закончится? закончится ли? - когда всё закончится, то… - он находит в себе силы улыбнуться, - давай поженимся. вэй усянь не видит ничего перед собой - и наверняка уже не видит, как в глазах напротив сверкает влага, как его страх отражается на выточенном из мрамора, сосредоточенном и напуганном лице. он ещё может чувствовать - и чувствует, как крепкие руки обхватывают, сжимают в объятиях, горящие желанием спрятать, защитить, пусть это уже невозможно. взрывы звучат всё громче - кажется, совсем уже близко, кажется, это конец… один, второй, третий. сердце стучит в такт - один, два, три. тук-тук-тук. - лань чжань, я… - он закрывает глаза и тянется, чтобы сорвать поцелуй. один, второй, третий. ближе, ближе, ближе. - ….так люблю тебя. его мир погружается во тьму.