My love's so young I'm young 달콤한 나이.
Им Ёджин очень любит вечерние прогулки, плавно перетекающие в ночные. Чхве Йерим их тоже любит, даже несмотря на то, что практически каждая из них кончается утренним появлением ее разъяренной матери — известной на все село как раз по крикам из-за вечно разбитых окон в их доме Ким Чонын. Чонын как мать хороша конечно, Йерим любит, заботится о ней, но слишком уж легко вывести ее из себя — эмоциональная женщина, ранимая. Сколько бы Йерим не просила Ёджин не бросаться камнями ей в окно, младшая подружка лишь на это загадочно улыбалась и подмигивала, приговаривая «ничего ты не понимаешь». И сколько бы Чонын к матери Ёджин — Хасыль не ходила, сколько бы не просила повлиять на неугомонного ребенка, но мать этого дитенка-сатаненка также известная своей безграничной добротой лишь улыбалась невинно и обещала предпринять меры. Конечно, меры заключались в подношении собственноручно изготовленного самогона местной участковой Чон Хиджин, которой Чонын тоже не забывала жаловаться на малолетнюю хулиганку практически каждое утро. Правда, ничего не поделаешь, устоять сложно, поэтому заявления разъяренной мамы отправлялись кучами в старенькую печку-буржуйку, когда было совсем уж холодно. Тем не менее очередной июльский вечер Йерим начался снова именно со звона разбитого стекла, осколками прорезавшего тишину сумерок. Девушка от неожиданности даже подскочила на кровати, роняя фонарик, которым подсвечивала книгу, помогавшую скоротать этот вечер. Ее мама была абсолютно точно уверена, что послушная дочка уже сладко спит в кроватке, да и сама видела уже десятый сон наверное. Все в селе знают, что у Ким Чонын распорядок строгий: в девять — отбой, с первыми петухами — подъём. И даже пушечным выстрелом ее не разбудить, даже пытаться не стоит. Луч фонаря помог разглядеть на старых настенных часах с вечно заедающим маятником время — около одиннадцати вечера. Значит, мама точно уже спит и абсолютно точно ничего не слышит. Время до утра у них есть. Разбивать окно в комнате Йерим у Ёджин уже давно вошло в привычку, так давно, наверное с ещё их самой первой ночной прогулки, которую обе уже не помнят, когда она была. Может год, может пять лет назад. Но несмотря на не самые благоприятные последствия данного поступка, Чхве привыкла и к ним, ведь за этими неблагоприятными последствиями стояли новые воспоминания, прибавлявшиеся после каждой прогулки (девушка точно уверена, что будет хранить глубоко в душе каждое-каждое из них). Да и на почти ежедневные приходы местной молодой стекольщицы Джинсоль, при взгляде на которую кончики ушей мамы краснели как любимая адидасовская кепка Ёджин, с которой та никогда не расставалась, жаловаться не приходилось. Правда и после походов в участок к Хиджин мама Чонын возвращалась с такими же красными ушами, но Йерим отчасти догадывалась, ради чего ее окно в комнате погибает героической смертью каждую ночь. Йерим, подсвечивая себе фонариком, подобрала с пола осколки стекла, чтобы не пораниться впоследствии и аккуратно сложила их в специально поставленное для таких случаев пластиковое ведро — опыт учит, стараясь не шуметь. В центре комнаты лежал небольшой, но увесистый камушек — ночной привет от Ёджин. Чхве открыла окно (оно неприятно скрипнуло) и выглянула на улицу, держа в руке этот камень. В лицо повеяло ночной прохладой. Приятно. Опустив взгляд вниз, старшая девушка увидела наконец ту, кто снова посягнул на ее окно. Ёджин невинно улыбалась и махала ей ручкой, стоя на коробке из-под яблок. Если она не вернет коробку на место, утром мама точно догадается, что она приходила. Хотя это и так будет ясно по снова разбитому окну, никакой разницы. — Ах, Ёджини, можно хотя бы одна наша прогулка не начнется с разбитого окна в моей комнате… — тихо вздохнула Йерим, но все равно улыбнулась в знак приветствия. — Нет не может, я уже давно пытаюсь свести твою мать с Джинсоль-онни, но они обе какие-то тормознутые. — Ёджин возмущена и от этого ее голос в ночной тиши звучит как-то громковато. Из-за того, что девчушка помладше стояла на коробке, ее макушка доставала примерно до подоконника, поэтому Йерим смогла дотянуться до нее и приложить палец к ее губам. — Ты глупая, она спит! — прошипела она. — Да все и так знают, что её не добудишься, ты ж не петух. — Ёджин хоть и понизила голос, но его громкость продолжала пронизывать ночь. А внезапно покрасневшие щеки Им могли бы разогнать тьму, только к сожалению или к счастью, осветительными способностями они не обладали. — Зато утром проснёмся мы все от ее крика… Тихое хихиканье пронеслось по ночной улице. Пора отправляться на очередную прогулку. Зная, что маму черт разбудишь, Йерим могла бы выходить спокойно из дома через дверь, как и положено, но девушка предпочитала выбираться через окно — так было намного быстрее, благо оно находилось достаточно низко и именно для этого Ёджин перетаскивала коробку из-под яблок каждую ночь. У Йерим уже целый рюкзачок готов для ночных похождений, Ёджин конечно глаза закатывает, но потом ей все равно ничего не останется, кроме как благодарить предусмотрительную подружку, с недавних пор всегда имеющую при себе перекус и прочие полезные вещи вроде спичек или теплого пледа. Собравшись, девушка бросила последний взгляд на часы, еле виднеющиеся во тьме, будто прощаясь, и осторожно выскользнула в окно. Осмотреться, прикрыть окно, а точнее раму с осколками стекла, слушая его неприятный скрип, врезающийся в память, и снова улыбнуться Ёджин, получая улыбку в ответ — для нее это уже стало ежедневной рутиной, но будем честными, довольно приятной. Ёджин ведёт куда-то подругу, а та и не знает куда. Каждая ночная прогулка с Им для Йерим была непредсказуемой — та никогда не озвучивала свои планы днём или когда приходила за ней и только по ходу действия можно было догадаться, что же она задумала. И каждая прогулка была особенной. То они однажды решили развести костер в местной заброшке и пожарить там сосиски, которые Ёджин умудрилась стащить, когда ее мама отвернулась во время ужина. На самом деле, у младшей тогда были ещё немного другие планы, но всему помешал какой-то подвыпивший дедуля, чье внимание привлек полусвет в заброшенном помещении. Остаток ночи им пришлось прятаться в садах за селом, тяжело дыша после долгого бега. Но Ёджин в принципе не сильно это расстроило, ведь когда она могла оказаться ещё раз так непозволительно близко рядом с Йерим, ютясь под одной из яблонь и чувствуя тепло ее тела, разгоняющее холодную ночь. Или как они просто прогуливались по дороге, идя в никуда, разговаривая обо всем на свете и разглядывая звёзды на небе. Это было так душевно, что забыть невозможно. Нет, гуляли они не только ночью, днём они тоже были неразлучны, что безмерно раздражало маму Йерим. Чонын абсолютно точно была уверена, что Ёджин очень плохо влияет на ее дочь, потому что только с ней она ввязывалась в разного рода неприятности, за которые матери потом приходилось краснеть далеко не кончиками ушей. Но ни Ёджин, ни сама Йерим ни разу не сожалели о своих приключениях, более того их любимым воспоминанием был тот день, когда они случайно угнали трактор Ха Суён — одной из работниц фермы поблизости. Пока она нежилась под теплым летним солнышком, отдыхая после работы и пожевывая кончик колоска, с которым никогда не расставалась, подружки залезли в ее трактор — просто чтобы поиграть. Кто же знал, что подергав какие-то рычажки, о назначении которых они даже не догадывались, девушки (тогда ещё девочки лет десяти, может чуть меньше) уедут далеко и надолго. Ладно, на самом деле поездка их длилась недолго и недалеко, сначала это было весело, буквально несколько секунд, а потом они врезались в ближайший столб. Там их и нашла панически перепуганная Суён. Поругала их конечно, но неугомонным подружкам, лишь чудом не пострадавшим, было абсолютно не жаль и не страшно — владелица трактора обещала ничего не рассказывать их родителям, сама ведь в детстве такая же была. Конечно же их это ничему не научило, на следующий год, примерно в середине зимы, Ёджин принесла откуда-то топор и предложила пойти поохотиться на снежного человека. — Я сегодня с утра вышла на улицу, решила прогуляться, иду мимо садов, а там идёт кто-то — большой, белый такой! Я так испугалась! — глаза у Ёджин, несмотря на последнюю фразу горели далеко не испугом. Йерим уже запомнила этот огонек, он всегда предвещал какое-нибудь очередное приключение на их задницы, кончающееся либо криками разъяренного птеродактиля Чонын, либо осуждающе-грустным взглядом Хасыль. Хасыль действительно была очень терпеливой, она быстро поняла, что наказаниями ничего не добьётся, ведь как-то раз всё же запретила дочери выходить из дома после какого-то очередного приключения, однако Ёджин хоть бы хны — на следующий день сбежала через окно ловить очередные неприятности и втягивать в них Йерим, которая не особо-то и была против на самом деле. Даже в тот день она не особо сопротивлялась, хотя все же высказала сомнения насчёт существования снежного человека. — Ты что, мне не веришь? Я сама его видела! Своими глазами! — Ёджин это возмутило. — Верю-верю… А топор-то ты где взяла? — А ты-то как думаешь? Йерим понимающе хмыкнула, кивая. Действительно, догадаться было легче легкого — дочь дровосека Сон Хеджу, вечно забывающая закрыть как следует ворота в свой гараж, где хранила всякий хлам, в том числе и топор, подаренный отцом. Впрочем, в гараже у Хеджу и ее семейства хранился не только топор, но и куча других полезностей, которые юркая и изворотливая Ёджин наловчилась воровать чуть ли не под носом семьи Сон. Однако же не стоит считать её воровкой — после всех своих шалостей подруги возвращали все на место, хоть и при условии, что позаимствованное уцелело в ходе реализации идеи. Из минусов — приходилось ловить впоследствии настороженный взгляд вечно прищуренных глаз Хеджу, которая с таким взглядом выглядела еще более пугающей, чем обычно. — Ну, чего стоим, идем, а это снежное чудовище вернется и всех нас порешает! — Ёджин потянула Йерим за рукав дублёнки в сторону леса — именно туда направился снежный человек по словам младшей. Йерим все еще не очень верила ей, но оставить этого неугомонного ребенка в одиночестве не могла — как минимум это было опасно. Без старшей Ёджин могла натворить еще больше делов, после которых Чхве ни за что бы не смогла взглянуть в глаза Хасыль. В отличие от Чонын, та одобряла их дружбу, потому что Йерим действительно приглядывала за Ёджин и Хасыль могла не переживать на этот счёт. В лесу было очень тихо и эта тишина давила на плечи, вместе с осознанием того, что где-то поблизости бродит настоящее снежное чудовище. Девочки даже нашли его следы, хоть они и подозрительно сильно смахивали на человеческие, они все равно последовали по ним. Лишь скрип снега под сапогами разбавлял эту мрачную и молчаливую атмосферу. Следы привели их к некому сугробу, выросшему прямо посереди тропы, будто снежный человек трансформировался в этот сугроб. — Это логово снежного человека! — со знанием дела заявила Ёджин. — Вот он где живёт, попался, сейчас мы его топором почирикаем и село спасено! Как думаешь, мама будет гордиться мной? — Твоя мама всегда гордится тобой, Ёджини… — Йерим с опаской наблюдала, как ее подруга замахивается огромным колуном, утягивающим ее назад из-за веса. Всю дорогу Ёджин волочила топор за собой — он был тяжелым, как бы она сама себе что-нибудь не отрубила… Сугроб меж тем зашевелился, кажется, девочки были слишком громкими и разбудили чудовище. Перед ними предстало нечто во всем белом, однако человеческого роста, еще и с ружьем наперевес. — Разве у снежных людей бывают ружья? — Йерим наконец начала еще сильнее сомневаться в их затее. — Похоже, оно эволюционировало… — Ёджин и сама начала впадать в панику, особенно когда осознала, что из-за веса топора неумолимо опрокидывается назад, рискуя напороться на лезвие. — Вот же черти… — Хеджу была очень вовремя и очень кстати, она поймала Ёджин, хоть и выглядела довольно раздраженной, не больно-то и хотелось спасать тех, кто ворует твои вещи. — Хеджу-онни, мы случайно разбудили снежного человека, спаси нас! — хором заныли младшие. Хеджу же (на пару лет их постарше на самом деле) только закатила глаза. — Эх вы, малышня. Снежным человеком оказалась Суён, которая поначалу так сильно обиделась на своеобразное покушение, что отказалась от идеи покатать их на тракторе летом, как обещала, впрочем, уже на выходе из леса передумала и простила подружек. Несмотря на то, что дети испортили ей охоту, трактористка прекрасно их понимала, сама ведь в детстве была такой же. Однако больше к Хеджу в гараж Ёджин никогда не лазила. Вспоминать эту историю спустя шесть лет было очень смешно, но далеко не для Ёджин, ведь ей до сих пор было очень стыдно перед Хеджу и Суён. Даже сейчас она пихнула смеющуюся над этим воспоминанием Чхве в плечо, давая знак, что пора закругляться с припоминанием одного из самых постыдных фактов биографии Ёджин. Хоть Им и редкостная пакостница, без приключений смысла жизни не видящая, но совесть у нее была. Романтическая натура конечно же прилагалась, не зря же сегодняшней ночью она привела Йерим на окраину выкошенного луга, где высились стоги сена, в темноте ночи выглядящие как большие великаны — стражи этого луга. Йерим подняла взгляд на небо. Там серебристая луна и много-много-много маленьких звездочек, как маленькие глазки подглядывающие за девушками. Но лучше уж звезды, чем кто-то еще, верно? Чтобы попасть на луг, необходимо было преодолеть еще одно препятствие — небольшую и неглубокую речку, едва до колена доходящую, даже ручеёк скорее. Он не был особо глубоким, но мочить ноги решался не каждый — вода была довольно холодной даже днем, а дно усеяно острыми камнями, о которые чрезвычайно легко пораниться. На такой случай кто-то догадался приволочь и перебросить несколько бревен (почему именно их?) и теперь они служили импровизированным мостиком, не особо надежным, но уж лучше, чем совсем ничего. Ёджин, как настоящая любительница приключений, конечно же пошла вброд, закатав повыше свои коротковатые штанишки. В одной руке она держала кеды, а в другой — руку Йерим, которая предпочла более цивилизованный способ переправы. Ёджин же служила ей страховкой и опорой, ведь по бревнам особо не побегаешь. Им почувствовала, как вспотела от волнения ее ладошка и ей стало очень неловко. Легкая дрожь пробегала по спине то ли из-за холодного ночного ветерка, пронизывающего спину до костей (может, все же стоило надеть что-то потеплее, нежели просто синяя клетчатая рубашка поверх футболки?), то или из-за того, что Ёджин держит именно руку Йерим, а не кого-либо еще. Это был первый раз, когда ей выдалась такая возможность. Ёджин запомнит эту прогулку. Вот они и на лугу, среди стогов, некоторые из которых достигали роста девушек, если не выше. Поначалу у Ёджин возникла идея залезть на какой-нибудь из них, но она быстро поняла, что они скорее развалят его, прежде чем залезут, поэтому она ограничилась предложением просто посидеть у подножия одного из них, разглядывая созвездия на ночном небе. Йерим незамедлительно согласилась. Йерим всегда соглашалась на затеи Ёджин, какими бы они безумными не были. Солома колола спину, но не сильно, а запах сена окутывал девушек с головой и слегка дурманил. Они сидели и разговаривали снова обо всем, что только придет в голову, задрав головы ввысь. Утром мамы обязательно отругают их за полные волосы соломы, но это будет только утром, а сейчас они здесь, на лугу, вдвоем и у них еще большая часть ночи впереди. Плечом Ёджин чувствовала плечо подруги и от этого по ее спине снова пробегались холодные мурашки, хотя сама зона соприкосновения наоборот горела огнем. Ёджин снова была непозволительно близко к Йерим и даже предположить не могла, хотела она того или нет, точнее, хотела ли она того же, что и младшая. Им снова вздрогнула — ночь выдалась действительно прохладной. — Замерзла? — Йерим повернулась к ней, прижимая к груди свой рюкзачок. Зона соприкосновения плеч разорвалась, но Ёджин все еще чувствовала оставшееся тепло Чхве на своем. — А я говорила, одевайся теплее. — Ну ты мне не мама! — Им скорчила капризную гримасу, показавшуюся старшей девушке ужасно милой, отчего та улыбнулась. — Считай, обязанности ее выполняю, она ж тебя видит чуть ли не раз в неделю. Ёджин вздохнула. Ей бы хотелось чаще видеться с мамой и проводить с ней больше времени, но она допоздна работала на ферме и лишь иногда приходила поужинать, чтобы потом снова отправиться на работу. Хасыль очень хотелось обеспечить своей дочери достойное будущее в месте получше, чем их село, поэтому она работала как не в себя, чтобы накопить как можно больше денег на реализацию всех планов. Поэтому Ёджин очень трогала забота Йерим, в принципе как и любое проявление внимания с ее стороны. Тем временем Чхве достала из своего спасательного рюкзака теплый плед и накрыла им плечи Ёджин. Той сразу же стало теплее, даже по щекам тепло растеклось, хотя скорее оно было вызвано их стремительным покраснением. Вскоре они еще и заболели, потому что губы Им растянулись в широченной улыбке благодарности, стоило лишь Йерим предложить ей перекусить заранее припасенным бутербродом. Хорошо было лежать на плече старшей девушки, куда Ёджин непроизвольно опустила голову (но Чхве и не была против), под теплым пледом, под который совестливая младшая запустила и подругу — теперь они вместе были укутаны в один плед, отчего у Им снова бежали мурашки, а дыхание спирало где-то в глотке. Теперь они молчали, каждая погруженная в свои мысли. Ёджин продолжала смотреть на небо, где все еще перемигивались звезды, Йерим задремала, устало положив свою голову на голову младшей, отчего у той еще сильнее дыхание сперло.don't you act like you don't know at all
상처만 남고서 무너져 fallin
Лучи утреннего солнца резанули по глазам, а где-то далеко позади начал петь свою утреннюю песню первый петух. Давно уже пора домой, но Йерим не спешит будить спящую Ёджин, крепко держащую ее за руки. Йерим тоже боится и тоже не решается признаться в том, что скрывается в ее сердце, но она абсолютно точно уверена что согласится на еще не одну прогулку и надеется, что они не прекратятся, даже несмотря на то, какие последствия ей грозят — неважно, переживет. Чхве оставляет на макушке спящей подруги осторожный и оттого особенно нежный поцелуй, таким образом давая безмолвное и безусловное согласие быть рядом, всегда. Это меньшее, что могла позволить себе Йерим, но хоть что-то, ведь каждая холодная ночь с Ёджин становилась такой прекрасной. Серебристая луна и миллионы перемигивающихся глазок-звездочек на небосводе тому свидетели.쨌든 baby I'm sorry for my YOUNG LUV.