Я не единственный путешественник,
Кто не выплатил свой долг,
Я снова ищу, по какой тропе идти,
Верни меня в ночь, когда мы встретились
Lord Huron: "the night we met"
Жан просыпается от невесомого прикосновение к своей щеке. Он невольно улыбается, ощущая родные руки, приоткрывает глаза и встречается с взглядом напротив. Голубые, словно океан, глаза, в которых он готов тонуть, жадно исследуют его лицо, словно пытаясь запомнить каждую родинку. Выжечь у себя в памяти и никогда-никогда не забывать. Жан ловит ладонь Джереми на свей щеке и, поднеся к губам, целует тыльную сторону, так нежно, будто его кожа сделана из фарфора. Так, будто он может исчезнуть в любой момент, и поэтому цеплялся за него, как за последнюю ниточку жизни. Нокс ещё шире улыбается и придвигается ближе, осторожно накрывая его губы нежным и тёплым поцелуем. Жан ощущает едва уловимое прикосновение его губ, приоткрывает рот и осторожно отвечает ему, а спустя время смелеет. Все же, теперь он привык к поцелуям Нокса, его солнце дало ему спасение. Они целовались неторопливо, наслаждаясь каждым моментом, запечатывая у себя в памяти эти мгновения. Нет, не от страха всё потерять, наоборот, они оба знали, что это только начало их истории, и впереди ожидалось ещё больше прекрасных вещей. — Люблю тебя, – шепчет в поцелуй Джереми, и Жан чувствует, как внутри его наполняет тепло, открывает рот, чтоб рассказать о своей бесконечной любви, но... Отголоски тепла растворяются, оставляя лишь кромешную пустоту. И Жан просыпается рывком, будто его выдернула из блаженной дремы жесткая рука. Он открывает глаза и жадно хватает ртом воздух, видя яркий потолок над собой и слыша вокруг взволнованные голоса. Какое-то время он просто смотрит в потолок, пытаясь понять, что происходит и где он находится. Сознание беспощадно подкидывает воспоминания. Картинки сменяются одна за другой, словно плёночная кассета, на которой записаны воспоминания. Такие ненужные и убивающие воспоминания, что хочется Обливиэйтнуться, как в том обожаемом Сарой фильме про волшебников. Раз. Они с командой после изнурительных матчей поехали на отдых. Последний год Джереми среди троянцев, и он останется один. Хоть рядом и будут знакомые, их друзья, да и Джереми уверяет, что будет приезжать, звонить при любой возможности, но это не то. Без Джереми рядом пусто и страшно, будто это один из чертовых кошмаров. Проснёшься – и снова в гнезде. Не будет тех тёплых рук, дарящие спокойствие и уверенность. Это не первый раз, когда они всей командой напились, но самый запоминающий. Даже он, вечно скупой на эмоции, веселился от души, стараясь не думать ни о чем другом. Два. Он стоит на краю скалы, глядя на бесконечно плывущие облака. Ему не хочется смотреть вниз, океан пугает своей глубиной. Он так и не научился плавать, не перестал ловить триггеры от воды. Но сейчас ему кажется, что он сможет. Сможет преодолеть свой страх, даже таким маленьким шажочком. А может это просто алкоголь в организме толкает его вперёд, к краю. — Жан? — где-то позади звучит обеспокоенный голос Джереми. Ослеплённый яркими лучами солнца, Жан разворачивается на голос, такой знакомый и родной, но скользкая подошва соскакивает с камня. Дезориентированный Моро не успевает сгруппироваться, тело выворачивается под странной амплитудой, и он падает в воду настолько неловко, что ударяется об камни лицом, от чего сознание начинает мутнеть. В глазах темнеет ровно на секунду, но этого оказалось достаточно, чтобы он не успел ухватиться за край скалы, и его понесло дальше. Сначала в голове мелькают воспоминания из гнезда, которые плавно переходят на что-то тёплое. Лицо Нокса начинает вырисовываться в этой пелене, он твердит, что просто нужно продержаться. Он сможет. Ему помогут. Джереми. Джереми придёт. Он поможет. Достанет. Не даст погрязнуть во всей этой тьме. Но никто его не достаёт, не вытаскивает, и он все тонет, стремительно идя ко дну. От чего сердце стучит всё сильнее, а в голову лезут ужасные мысли. Это ложь. Тебе никто не поможет. Он не придет за тобой. Он не любит тебя. Жана пронзает животный страх, он дергается и барахтается, расходуя драгоценные запасы кислорода. Ему кажется, что на дно утягивает слишком быстро, будто он не тонет, а падает. И все никак не может упасть, не может достать дна, потому что оно бесконечно. А спасения все нет. Никого нет. Нокс ныряет за ним и действительно не может достать. Ему тяжело плыть, он пьян, не хватает скорости и, очевидно, не хватает дыхания. А когда почти получается дотянуться, Жан дергается, пытаясь ухватиться за воду, за колеблющуюся пустоту, ударом задевает что-то непонятное и паникует ещё сильнее. И все же Нокс, не без усилия, но хватается за Жана, тащит его наверх, хоть и пьяный мозг сопротивляется сильнее, мешая четко двигаться. На мгновение проскакивает мысль, что они оба тут утонут. Появляется кто-то еще. Алекса ухватывает уже не сопротивляющегося Моро, помогает выплыть и, когда Джереми начинает отставать, кидает на него взволнованный взгляд. Сможет ли он сам выбраться, хватит ли дыхания? Джереми отмахивается, не время думать о нем. Жан и так много времени провёл в воде, израсходовал почти весь запас кислорода, и если не вытащить сейчас, то будет слишком поздно. А Джереми справится. Главное, чтобы с Жаном всё было в порядке. Поняв немой приказ капитана, Лекса ускоряется, надеясь успеть спасти обоих товарищей. И Жан, не в силах сделать что-либо, проваливается в темноту. Три. Жан просыпается в больнице. Он смотрит на все тот же чертов идеальный потолок и старается медленно дышать. Это не помогло — он всё ещё чувствовал нехватку воздуха, а в груди было ощущение, будто что-то ломалось; он был твёрдо уверен, что это разбивается его сердце. Какая-то неясная тревога, ощущение неправильности. Будто он... утонул. Дверь открываться, внутрь заходит Альварез: — Хей, милый, давно ты очнулся? — Где Джереми? – спрашивает Жан, но, наблюдая как поникли плечи Сары, как на ее лице отразились горечь утраты, крупица надежды погасает, оставляя за собой лишь холод и вину. — Он.. Он утонул, Жан.. – она подходит ближе и сжимает его ладонь в своей, а Жан чувствует, как его сердце перестает биться. — Мы не успели.. Сара продолжает говорит, но Жан слышит ее слова искажённо, будто они тянутся сквозь толщу воды. Он тонет в ее словах, как в шуме прибоя, понимая лишь отдельные слова и тут же забывая, что услышал. Смысл сказанного ускользает, как песок сквозь пальцы, слова наслаиваются друг на друга, торопятся, как горошины, высыпающиеся из мешка, и он кромешно, страшно одинок, потому что ничего не понимает. Жан смотрит пустым взглядом на стену. Перед глазами все плыло, а боль в груди убивает с каждой минутой всё больше и больше. Сердце готово вырваться из груди, и, если быть честным, Жан хочет, чтобы это произошло, лишь бы Джереми снова был рядом. Он готов молиться любым богам, заплатить любую цену, но знает, что боги его не услышат. Жан ненавидит себя. Он убил Джереми… Дни превращаются в один бесконечный удушающий цикл. Чёрный потолок, чёрная боль. Все чёрное. Люди вокруг что-то говорят, но Всё чёрное. И шум вокруг тоже чёрный. Яркие и тёплые воспоминания превращаются в болезненными и чёрные, медленно убивающие. Слишком тяжела была утрата, чтобы так легко с ней смириться и отпустить. Страх и вина преследовали Жана на каждом шагу. Будто Джереми умирал прямо сейчас. Будто он не был мертв почти год. Будто не умирал снова и снова в кошмарах, от которых Жан все это время просыпался с криком, бьющимся в пересохшем горле. Снова. И снова. И снова. И снова Какая-то неведомая сила заставляет Жана распахнуть глаза и рывком усесться на примятой кровати в жалкой попытке отогнать недавний сон. Кошмары участились до безобразия, и Жан не выдерживает. Ему снятся параллельные реальности. И именно это Жан ненавидел больше всего. Сны, в которых он видел, что упустил, что потерял. Сны, которые как чертов водоворот затягивают, а потом выкидывают в реальную жизнь сломленным и корчающимся от боли. Он не может больше каждую ночь просыпаться в ожидании Нокса, хотя знает, что он уже никогда не придёт. Он больше не может. В эту ночь Жан поднимается на крышу, а в голове мелькают отрывки из сна. "Моро курил, облакотившись на шаткие перила. Рядом стоял Нокс и смотрел на звёзды. Жан тоже время от времени поднимал глаза на темнеющее небо. Оно казалось ему невозможно далёким, но было ближе, гораздо ближе, чем в Эверморе. Однако до него всё ещё нельзя было дотянуться. В отличие от Нокса. Жан посмотрел на него и заговорил. — Нашёл там что-то интересное? — Пока нет. Зато сегодня обещали звездопад. Нокс лишь улыбнулся, вглядываясь в темнеющую даль." Жан опрокидывает голову вверх и смотрит на звёзды, светящие, как на зло, слишком ярко. В детстве Жан всегда любил смотреть на них ночами и мечтать, а мечтал он долго, часами, пока не приходила мама и силой затаскивала домой спать. Однако с тех пор как он попал в гнездо, он только и мог часами пялиться на черный потолок, заменивший звездное небо. Но когда в груди дыра, а вместо сердца остались лишь жалкие ошметки, становится абсолютно плевать на все. "— Говорят, если загадаешь желание, увидев подающую звезду, оно исполнится. Не то чтобы это было каким-то фактом, но мне нравится думать, что есть особенные моменты или обстоятельства, чтобы помочь себе поверить во что-то. Что скажешь? – Джереми спросил скорее из любопытства, чем серьёзно, и стал наблюдать за реакцией. Жан затушил сигарету. Да, сейчас он наконец-то чувствовал шаткое равновесие, ощущая какую-никакую почву под ногами, и больше не падал в бездонную пропасть день за днём, но до витания в облаках ему было ещё далеко. — Нет, не верю. – Жан уже давно не верил в звёзды. Он вообще ни во что не верил. Не то чтобы никогда, но если семья выплачивает долг, отдавая собственного сына в место, где его год за годом калечат, не оставляя надежды на освобождение и нормальную жизнь, то как-то больше не верится. — Почему бы не загадать, если есть пусть даже минимальный шанс? Жан только мрачно усмехнулся. Может, он тоже когда-то загадывал желания на падающие звёзды или обращался ко всем известным богам с просьбой сохранить родных или добить его наконец, но сейчас Моро не видел смысла даже об этом помнить. Потому что не работало. Никогда. Нокс же продолжал смотреть вверх. — Смотри, начинается." Жан задушено мычит, чувствуя себя еще более разбитым и раздавленным, он проклинает вселенную за неебическую несправедливость. Где-то в другой реальности один Джереми Нокс потерял своего Жана Моро, в то время как этот Моро пиздецки скучает по своему Ноксу. "Секунда, и Нокс снова смотрел на небо. Моро последовал было его примеру, но ненадолго. Вскоре Жан вернулся к изучению умиротворённого лица Джереми, снова поддаваясь его, казалось, невидимым чарам, делающим ночь светлее. Совершенно невозможно было оторваться от разглядывания его светлых волос, спадающих на лоб и лезущих в глаза, его почти ровного носа или мягкой, домашней полуулыбки, но самым мистическим и притягательным элементом было два тёмных бездонных отражения синеющего ночного неба и его редких крупных звёзд в не менее сияющих глазах. Вид был настолько завораживающим, что Моро в итоге мог лишь прошептать на грани слышимости: — Знаешь, может, и я хотел бы верить в звёзды, но это вряд ли случится. Но Джереми его услышал. — Почему?" — Потому что я просто больше не способен верить, — шепчет Жан, уверенный что именно эту фразу так и не сказал тот Жан. Они больше не способны верить. Их веру топтали, выворачивали, ставили на колени раз за разом, пока не сломали окончательно. Моро делает шаг вперёд, ещё один. Он подходит к самому краю. На периферии сознания светятся синие глаза, причиняя боль. Боль, зудящую незаживающей раной где-то в районе грудины. "Я не знаю, что я должен делать, Преследуемый твоим призраком, Верни меня в ночь, когда мы вместе" В голове звучит фраза из давно забытой песни, идеально передавая все чувства и мысли Моро. Ему каждый долбанный день хотелось вернутся в тот самый момент. Вернуться и исправить все, спасти Джереми. Но это невозможно. Единственное, что он может сделать - шаг вперёд. Переступить через боль и забыть, отпустить, как твердят многие, ведь в этом нет его вины. Но Жан им не верит, он знает, что они не правы, они просто пытаются спасти его. Но уже поздно. Моро не знал, зачем живет без Нокса. Ему не хватало Джереми до ломоты в висках, до крошащихся зубов, до сорванного в крике горла. Как балансира, опоры. Как части себя. Лучшей, самой правильной части. Самой необходимой. Моро делает этот долбанный шаг вперёд. Он делает последний шаг и падает камнем вниз с крыши. Всего один шаг — и это всё закончилось. А на губах застывает улыбка освобождения.