Экстракт орхидеи и кокоса

Риндо никогда не мог угнаться за братом - тот был всегда на шаг впереди, рос выше, взрослел быстрее, реагировал заранее. Проигрывая в этой гонки вооружения между братьями, младший научился идеальному шпионскому чутью подмечающему любое изменение в поведении старшего. Просто чтобы понимать, куда сменять курс и следовать за ним, вприпрыжку стараясь догнать Рана - это вопрос выживания в их семье. Вот и сейчас, прячась за бликами на очках, он внимательно анализировал поведение старшего Хайтани, уже улавливая какие-то перемены, но ещё не осознавая их причин; по хитро прищуренным глазам, едва задевающей губы ухмылке где-то между словами, по напряжению в его теле, напоминающему мышцы дикого животного перед прыжком. Здесь нет места вопросам, но непонимание слишком терзает Риндо, рассыпаясь на тысячи безответных отголосков. Терано любит собрания, любит громко и бурно обсудить очередную победу, особенно удачные бои и способных его впечатлить соперников; впрочем, касаясь обсуждений только о прошедшем и ненавидит трепаться языком о том, что ещё только предстоит. Эти собрания самое удобное место для разговоров, когда тебя в гуле криков никто не расслышит, а сам разговор остаётся словно призраком - никогда не можешь понять, не послышалось ли тебе то, что сказал собеседник, был ли этот разговор? Младший Хайтани следил за этой уловкой стоя на расстоянии вытянутой руки, так близко, и никогда не мог расслышать не единого слова, стараясь считать суть разговора с лица своего брата по эмоциям. Вот Ран чуть приближает своё лицо к Какучё, прикрывая глаза, стараясь спрятать заплясавшую озорную искорку в них, говорит о чём-то медленно, чётко, но негромко. Хитто понять сложнее, после смерти Изаны он похож скорее на безэмоциональную куклу, не проявляя достаточного интереса к чему-либо, в том числе и к разговору. Он говорит не делая акцента, и Рану приходится наклониться к нему (а быть может и специально?), из-за чего и его собеседник пододвигается ближе. Они обмениваются какими-то фразами, Риндо всё ещё не может понять чужие ему эмоции на разделённом шрамом лице, но очень чётко подмечает, как брат говорит о чём-то грустном - уголки его губ чуть дёргаются вниз. Он кладёт на плечо собеседника ладонь, ободряюще похлопывая, почти незаметно застывая пальцами на несколько секунд, едва сжимая чужую одежду под ними. Какучё даже не замечает этого движения, увлечённый своими мыслями, пока старший Хайтани отходит от него с непроницаемым лицом, лишь в глазах плещется что-то нехорошее. И Риндо раз за разом подмечает их мелкие разговоры; совместные драки, где не отвлекаясь от противника, брат успевает бросить взгляд в сторону Какучё, чтобы оценить, нужна ли ему помощь; младший никак не может понять этого интереса - Хитто всё также отстранён и пришиблен, раздавлен смертью своего короля, оставаясь лишь отблеском собственной тени. Но старший Хайтани всё продолжает дружелюбно широко улыбаться ему, хлопать по спине и плечу, задерживая каждый раз момент прикосновения всё на дольше и больше, чем просто выражая свой дружественный настрой. Риндо видит это ярко и очевидно, окончательно смиряясь с тем, что этот долговязый шрамированный подросток новый интерес его брата и будет часто находиться рядом с ними, даже сам того не желая. Младший Хайтани следит за тем, как Ран покупает им какой-то перекус - на троих - ловит слабую благодарную улыбку и комментарий о предпочтительном вкусе; он обязательно напомнит, если старший запамятует об этом. Сам просит вступить Какучё с ним в спарринг на общей тренировке - Терано не даёт расслабиться, оборудовав настоящий спортзал в заброшенном помещении, ещё тот любитель помахать кулаками даже со своими - Хитто обладает тяжёлыми ударами и быстрой реакцией, успешно блокируя выпады Риндо, избегая захватов. Старший стоит недалеко, следит за ними, вполоборота отвернувшись, но братьям не нужно точно знать, когда они наблюдают друг за другом, это чувствуется на каком-то ином уровне. Ран движется к ним раньше, чем они решают, что закончили; притягивает обоих за шеи в свои полуобъятия, кладёт на младшего свою голову, щекотно скользнув косичкой по шее, из-за чего того чуть передёргивает и он ёжится, отпихивая от себя. Хайтани загадочно предлагает уйти пораньше, где-нибудь зависнуть, заменить тренировки настоящим боем - в общем, найдём чем заняться, с усмешкой замечает, кивая головой в сторону душевых. Какучё неопределённо пожимает плечами, не особо сопротивляясь и не выражая никакого желания одновременно; это утомляет и раздражает, что, чёрт побери, интересного в этом находит Ран?! Риндо буравит взглядом спину впереди идущего Хитто, с трудом сдерживая желание развернуться к брату, который также, не отпуская его шеи, идёт рядом. Взять за грудки, встряхнуть как следует, чтобы эта чёртова загадочность слетела с его губ вместе с ухмылкой; спросить уже прямо, чего он добивается, таскаясь везде с этим живым трупом, едва тлеющим угольком, засыпанным чужим пеплом. Терпение никогда не было отличительной чертой младшего Хайтани, и его сдерживает лишь, то, что вопрос - это уже психологическое поражение; безумно хочется чем-то занять руки, но очки остались в раздевалке, приходится щёлкать костяшками. Ран морщится, отпуская его из объятий; он терпеть не может этот звук и иногда Риндо делает так, чтобы намеренно позлить его, но сейчас другая ситуация и старший словно бы чувствует это, не комментируя. Возле входа в душевые, Хайтани тормозит своего брата, скользнув длинными пальцами на грудь, чуть надавливая. Риндо переводит на него вопросительный взгляд прежде чем задать вопрос; Ран выжидающе смотрит за тем, как Какучё скрывается за поворотом, после чего поворачивается к брату. У него горят глаза какой-то решительностью, добавляя тёмные оттенки в фиалковые глаза, и это заставляет желудок младшего сжаться где-то внизу, забыть о своей раздражительности, которая ещё пару минут назад заставляла выкручивать себе пальцы. Хайтани старший дышит глубоко и медленно, что со стороны почти незаметно, как поднимается его грудная клетка; Риндо чувствует его напряжение и предвкушение, которое очень хочется слизнуть с родных губ, особенно, когда брат наклоняется к его уху. - Постой на стрёме, последи, чтобы никто не зашёл. * * * Ран заворачивает за угол, стягивая с себя кофту; пробегается глазами по раздолбанной лавке, которая здесь заменяет полки для одежды, сваливает свою рядом с аккуратно оставленной одеждой Хитто - в детском доме его так выдрессировали, что ли? Под ногами хлюпает холодная вода, заставляя мурашки пробежаться по коже, но нужно привыкнуть - чудо, что у них вообще есть вода в этом заброшенном месте, ожидать от неё теплоты уже излишняя роскошь, к которой улица не располагает привыкать. Хайтани закручивает между собой косички, стараясь скрепить их одной из резинок - держится на соплях и если как следует тряхнуть головой, то всё развалится, но на время, чтобы ополоснуться этого хватит - не очень хочется мочить волосы. Какучё оборачивается на его шаги, взглядом проскальзывая по татуировке на левой стороне тела; Хайтани слишком редко её показывают, чтобы она не вызывала интереса, когда видишь её вот так, открыто, стараясь собрать мозаикой единый образ; но почти тут же вновь поворачивается к крану. Ран ещё раз мельком оглядывается, убеждаясь, что в душевых они одни, на что он и рассчитывал, отправляясь сюда раньше, прикидывая, что остальные ещё слишком заняты тренировкой. Подступает к своей жертве ближе, сокращая расстояние, но прежде, чем успевает открыть рот, Хитто разворачивается, протягивая ему остатки обмылка. - Мне тебе спинку потереть? - Хайтани едва удерживается, чтобы не добавить в голос едкости, сдерживая даже ухмылку, забирая мыло из чужих рук, перехватывая протянутую к нему ладонь. У Какучё плотные, жилистые руки с крепкой хваткой; кожа размякла, словно набухнув, касаться её странно, почти неприятно, но Ран изучает своими длинными пальцами этот рельеф, внимательно наблюдая за реакцией. Хитто потухше вспыхивает, словно где-то в закромах своих чувств обнаружив эмоцию смущения, затёртую и давно забытую; не от прикосновения, он будто бы и не замечает чужих подушечек, двигающихся с острых костяшек по выраженным путям вен. Это мимолётное проявление чего-то почти физически делает ему больно, тенью пробегаясь по лицу, заставляя сводить брови к переносице, искажать свою уже привычную маску невозмутимости. Он отворачивается, убирая руку; ни одергивая, ни касаясь в ответ, прячась в воде, собрав её в ладони, как в чашу, ополаскивая своё лицо, даже не заметив в отражении, как потемнели собственные глаза. Зато это заметил Ран. Он касается чужой спины, успев покатать между пальцев обмылок, вызывая некое подобие пены; разводит мыльные узоры по напряжённым мышцам, почти мурлычет на ушко, наклонившись: "Неужели он тебе тёр спинку?", жадно ловя реакцию с той половины лица, что видно. По шраму пробегает волна эмоций от простого намёка на человека, что оставил его здесь одного, заставляя повернуть к Хайтани голову, разноцветными глазами принять вызов этих фиалковых, сияющих сейчас огнём, который уже не спрятать, если полуприкрыть веки. Какучё резко разворачивается, хватает Рана за плечо, больно сжимая; но тот словно и не чувствует этого, ловит эту злость, улыбаясь всё сильнее, жмётся ближе, режет языком остро, по самому больному. - Какие интимные отношения у Короля и Слуги, а что ещё он тебе тёр? - Хайтани медленно скользит руками по его торсу, словно изучая, размазывает попадающие капли от льющейся рядом воды. Хитто чувствует, что вместе со злостью, его тело охотно отзывается возбуждением, когда ладонь Рана накрывает его пах; он хочет отпрянуть, но лишь упирается спиной в холодную плитку, вызывая стаю мурашек от контраста с тёплыми прикосновениями чужого тела. Из последнего сопротивления остаётся лишь потрясти старшего за плечо, которое он до сих пор не отпустил, да и то, лишь получается найти в этом опору, когда тот пальцами обхватывает ствол. Какучё рассеянно шипит, закрывает глаза, чувствуя, как тело, давно скучавшее по ласке, расслабляется под опытными движениями. Он ощущает лёгкое дуновение от движения рядом, не понимая, почему опора уходит из-под ладони; открывает глаза обратно, чтобы попасть в плен прицельного взгляда Рана Хайтани из зрительного контакта с которым ему уже не сбежать; особенно, когда этот человек опускается на колени перед его вставшим членом. Хитто едва успевает заглушить свой удивлённый стон собственными руками; Ран берёт в рот плавно, подцепив языком край головки и двигаясь по стволу дальше. Он смотрит так ясно и прямо, прожигая почти насквозь, не позволяя отвезти взгляд или закрыть глаза; берёт глубже, почти до основания и медленно, дразняще, движется обратно. Какучё хрипло дышит, затыкая себе нос и рот собственными руками почти полностью и не осознаёт этого, чувствуя только как тепло и мокро, хорошо в чужом рту, ни о чём не думая, кроме как об этих ощущениях. Хайтани чуть отстраняется, обводит выступающие грани головки языком, придерживает ладонью, чтобы вобрать уже чуть быстрее. Наращивает темп, заставляя дышать чаще, цепляться за скользкую, мокрую и холодную стену, всё ещё не прерывая зрительной ловушки - Хитто кажется, что там в как будто бы расширенных зрачках, обрамлённых неровным лиловым цветом, разверзнулся его личный ад, в котором он потонет, но потом. А пока, Ран наконец прикрывает глаза, стараясь насадиться как можно глубже, отпуская его, позволяя закончить эту приятную пытку. Стараясь отдышаться, Какучё сползает по стене спиной - ноги от напряжения отказываются его держать, в голове ещё гулко стучит кровь, но реальность происходящего уже липкими пальцами забирается внутрь, разрывая изнутри. Хайтани на корточках сидит перед ним, заглядывает в лицо, взглядом слизывая остатки разных эмоций, отражающихся на лице так ярко, что ему даже не верится; сияет своей довольной улыбочкой, заляпанный чужой спермой, которую только что откашливал. Хитто чувствует злость внутри раньше, чем успевает дать себе отчёт о своих действиях, хватает пальцами чужой подборок, притягивая к своему лицу, бегает взглядом по этим бесстыжим глазами. Внутри, где долгое время было пусто, разливаются склизкие чувства, граничащие с ненавистью - злость, отчаянность, отвращение - к себе и Рану - чувство предательства, трещат, касаясь старых углей из уклада прошлой жизни, распаляя изнутри. Ран касается его ладони языком, заставляя одёрнуть руку и отпустить его; Какучё наотмашь ударяет его по лицу, резко вскакивает; злится больше на себя, чем на Хайтани. - Буду считать, что это спасибо за минет. Ран говорит это почти в пустоту - Хитто уже выскочил из душевой, едва натянув штаны; чуть не сбил Риндо, который как раз хотел предупредить брата, насвистывая известную им мелодию, служащую ключевым сигналом. Младший Хайтани находит старшего слегка помятым, но довольно сияющим, словно начищенная монета, перебирающего между ладонями мыло, точнее его огрызок, чтобы наконец помыться и недвусмысленно возбуждённого. * * * Они не виделись неделю или даже больше того; Риндо понимал, что между Какучё и его братом что-то произошло, даже подозревал что именно, но старался об этом не думать. С одной стороны, он чувствовал себя проигрывающим в такой ситуации, так и не поняв, что двигало Рана сближение с этим протухшим типом; с другой стороны, отчасти он надеялся, что этот интерес пропадёт. Хитто явно избегал их, либо не появляясь на собраниях Рокухары, либо умудряясь теряться в толпе; но и сами братья не жаждали встречи: Риндо наслаждался отсутствием лишних, да и Ран выглядел спокойно-довольным. Даже слишком. Погода мерзко портится, забираясь во вкладки формы в поисках доступа к коже; Риндо ёжится, выходя с собрание первым, пока Ран беседует с Терано - стоять рядом нет смысла, разговор слышно даже на улице. Возле остатков ограждения шрамированным полубоком с кем-то беседует Какучё и младший Хайтани привычно пытается понять о чём идёт речь, как всегда бесполезно; Хитто замечает его, быстро прощаясь и решительно шагая к нему. Риндо удивлённо следит за пакетом с едой у него в руке. - А Ран?.. - вопрос почти риторический, но младший всё равно кивает головой себе за спину, откуда разносится громогласный голос их лидера, не сводя глаз с предмета в чужих. Какучё замечает его любопытство, протягивая ему упаковку, и чуть сбивчиво продолжает. - Не знал, что вы любите, поэтому взял разное. Риндо заглядывает в пакет и на правах первооткрывателя выбирает на вид самое сладкое, прекрасно зная, что брат всё равно откусит у его порции; раскладывает тон голоса собеседника на составляющие, удивлённо запинаясь о какие-то новые нотки. Ран подходит почти неслышно, чем успевает воспользоваться и откусить у младшего раньше, чем тот пробует выбранное сам; довольно скалится в ответ на его возмущение и как ни в чём не бывало приветственно хлопает Хитто по плечу. Не задерживаясь на подольше, как это было обычно. Пока Хайтани препираются по поводу еды, кто у кого сколько откусил и сколько должен был, Какучё рядом молча ждёт, сам себе создавая неловкость; перекатывается с пятки на носок и обратно, разными глазами следит то за одним братом, то за другим, с намерением вмешаться, если они таки решат подраться из-за еды - он ещё купит, только не ссорьтесь. Но сказать не решается, терпеливо ждёт, пока им самим надоест; Риндо буквально видит, как слова перекатываются внутри горла, заставляя кадык ходить вверх-вниз; не верит своим глазам, бросая резкие взгляды на лицо со шрамом, по которому гуляют... эмоции? Младший на секунду забывает словесно парировать брату и тот пользуется случаем, чтобы перевести тему. - Прогуляемся, Какучё? Терано про группировку какую-то мне сейчас полчаса затирал, можно разведать, что за ребята, чего стоят. Губ касается легкая полуулыбка, почти незаметная, тут же стираемая вздохом облегчения, чуть снимая напряжение на плечах Хитто; он тут же соглашается, вступая в эту игру "ничего не произошло", подстраивается под чужой темп ходьбы, следуя на четверть шага позади. В какой-то момент пути ловит старшего Хайтани под руку, заставляя чуть отстать; Риндо терпеливо делает вид, что ничего не заметил, продолжая идти также быстро. - Ран... Извини меня, - в его голосе звучит неподдельная тоска и раскаяние, слова выталкиваются с трудом, заставляя сводить брови вместе, придавая лицу суровое выражение. Парень с косами расплывается в ухмылке, почти невесомо касается его щеки пальцами; ткань перчаток мягкая, прикосновение получается почти нежным. - Разве же так извиняются, мм? - томно шепчет ему Ран в ответ, широко распахнутыми глазами цепляя его взглядом, прожигая нехорошим огнём, скачущим в его зрачках, расплёскиваясь на фиалковую радужку. * * * Младший Хайтани, отойдя от них на приличное расстояние, нетерпеливо оборачивается, собираясь окликнуть, но останавливается, наблюдая за тем, как яркие краски эмоций грубыми, небрежными мазками ложатся на некогда непроницаемое лицо Какучё. Его губы растекаются в улыбке, которая, он почти уверен в этом, сейчас растягивает и губы брата; он наконец понял. Чужие эмоции всполохом рисуют полную картину происходящего, расставляют акценты, обостряют детали; Риндо с лёгким уколом ревности где-то в грудной клетки следит за тем, как Ран пачкает Какучё в еде и тут же сам слизывает соус с его щеки. Возмущение смешивается с толикой смущения, проступая красным оттенком на лице, давая резкость сгибу бровей, прогоняя агрессивный настрой сквозь сжатые кулаки, нервное движение в сторону. Глядите, как бьёт жизнь в безэмоциональной кукле, оставленной хозяином, заставляет тянуться к людям, вытирать свою щеку от смеси соуса и чужой слюны, негромко огрызаясь, вместо того, чтобы ударить, оттолкнуть, уйти. В глазах старшего, Хайтани ловит искорки удовольствия, растекающегося по губам в ухмылке, словно увлажняющий гель с фруктовым привкусом, притягивая к ним взгляд каждый раз. Ран доволен и удовлетворён своей маленькой игрой, по-своему чувствуя и прощупывая людей, вытаскивая из них скрытое, спрятанное, почти умершее; через провокации и насилие, через грубость и бестактность, наступая на больное. Риндо старается за ним успевать, но лишь ступает по пятам; старшего ведёт бесконечный интерес к чужим чувствам. Он не может почувствовать эти чувства сам, жадно впитывает через других: слизывая из ложбинки ключиц обиды упавшие слезами; кусая в загривок почти до крови, чтобы вместе с ней попробовать ненависть на вкус; лаская через плоть чужое одиночество и отчаяние. Но младший видит, как разжигая некогда потухший костёр внутри Какучё, Хайтани и сам к этому костру тянется, жмётся, пытаясь согреться.