лунное затмение

они познакомились весной, кажется. акааши уже несколько месяцев кряду был двадцатитрехлетним холостяком с больной шеей, хронической тревожностью и квартиркой на окраине токио. маленькая она, совсем крошечная, больше похожая на спичечный коробок, зато своя, как любил успокаивать себя кейджи. бокуто-сан, иногда заезжавший в гости, говорил, что жильё такое никуда не годится и, вообще (ты только не обижайся, пожалуйста), навевает тоску и депрессию. не квартира, а гроб! кейджи не то чтобы особо возражал. токио — в принципе — одно большое кладбище в неоне и рекламе, но токио неиронично нравился акааши. осаму был чуть старше. кейджи сначала ему не поверил при знакомстве. спросил: а насколько? потом не поверил снова. у осаму был сильный акцент, выдававший в нём нездешнего, но автоматически делавший парня более интересным, своего рода экзотичным, что ли. акааши даже записал слово «экзотичный» в свой мысленный блок для заметок, в который он записывал что-то без остановки, как письменный станок, и почеркнул это прилагательное раз семь точно, проводя ровные линии к каждому синониму. получилось солнце. экзотичный значит оригинальный, неповторимый, своеобразный, нестандартный, внешний, чужой, самобытный. никак не интересный. кейджи зачеркнул все синонимы. так появилась луна, и луна была прекрасна. у них не было ничего общего. ну или это кейджи не пытался найти хоть что-то, за что можно было зацепиться, чтобы стать для начала друзьями, а потом уже завести эту интрижку, как парочка влюблённых подростков в пубертате. почему — как? ладно, не подростков уж точно. как парочка влюблённых и, наверное, одиноких людей? акааши не был уверен. да и анкету в грайндре он снёс на следующий же день после первого свидания в галерее, где осаму постоял с очень умным видом у фуршета, куда выставили откровенно говоря паршивые закуски, и поругал здешнего повара. зато, вот, у картины лео кокле мия замялся и сделался похожим, если не на слона в посудной лавке, так на подростка в суде уж точно. кейджи — совсем не нарочно — спросил: — не разбираешься? осаму ответил: — экспрессионизм — не моё. мне ренессанс по душе. и в голове у акааши загорелся зелёный свет. у него был пунктик. давнишний и глубоко зарытый. ты, бля, серьёзно?! — орал в голосовых коноха (иди отсюда, умоляю). — ты влюбился в парня, потому что он якобы разбирается в искусстве?! да любой идиот знает, кто такой ренессанс. акааши ответил тогда: не кто, а что. коноха отступил от плана «саботаж» и приступил к плану «я тебе скину мем и мы обо всём забудем». осаму держал собственный ресторанчик с японской — в японии-то! — на углу улицы, где жил акааши, и заведение это, несмотря на свою объективную тесноту и маленькость (кейджи очень нравилось это слово из твиттера), не было похоже ни на гроб, ни на похоронный дом на выезде. мия своё рукотворное творение очень любил — лепил онигири на открытой кухне, модернизировал меню раз в месяц так точно, не скупился на рекламу и болтал с посетителями, как со старыми друзьями, — и ресторанчик в округе все любили и нахваливали тоже, как и молодого, но очень талантливого владельца, повара и просто хорошего парня. акааши предпочитал хипстерские кафешки, где можно было бы попить айс-латте на овсяном и позалипать на пустой лист ворда, но всё же регулярно заглядывал поесть онигири с тунцом и сделать пару росчерков на блоке для заметок. подружились они с осаму, кстати, ближе к лету, когда интрижке было уже пару месяцев, а у акааши всё резко испортилось и с работой, и с его неопубликованной и не то чтобы законченной книжкой про школьников с суперспособностями и проблемами тоже с приставкой «супер». сюжет не двигался с места. нужные слова не складывались в предложения, а бегали из строки в строку и слонялись туда-сюда, как несчастные токийские работяги. осаму позвал его тогда на ужин в ресторан, и кейджи чувствовал себя полным идиотом перед тарелкой с ризотто. ну серьёзно? какой ёбаный ризотто во время этой чумы?! ёбанный ризотто в японии. абсурд. — что с тобой случилось? — спросил мия. выглядел правда обеспокоенным, хотя обычно держал лицо. — жизнь, — лаконично ответил акааши, не любивший, когда к нему лезли с расспросами. глаз дёрнулся, как будто в нервном тике. — поехали ко мне. выпьем вина и, может… он не договорил, потому что осаму просто молча кивнул. акааши не был солнцем. не был луной. не был и крохотной звездой на другом конце вселенной. в токио много высоток, и неба не видно, как ни старайся. кейджи был землёй. маленькой планеткой со своими тревогами, заботами, людьми-идеями, которые паразитировали у него в голове и отравляли мозг одним своим существованием. — милая квартирка, — осаму разулся в прихожей метр на полтора. — похожа на нору хоббита. уютно очень. акааши улыбнулся. то ризотто, кстати, они взяли с собой.