Проклятие

      Редко бывает так, что перед катастрофой выдаются её безошибочные признаки, указывающие на грядущие неприятности. Вот и утро 25-го мая было безоблачным, Клод как всегда перед рассветом покинул свою красавицу, она сама обняла его и поцеловала, что в последнее время случалось чаще. Как только начинал брезжить рассвет и спасительная тьма уходила с небосвода, к цыганке возвращались стыдливость и целомудрие, она не могла поднять на него глаз и легко краснела. Клод и сам чувствовал себя неуютно, словно происходившее с ними ночами безумие рассеивалось без следа, оставляя после себя неловкость. И всё же ему доставляло не меньшую радость смотреть на её покрасневшее от смущения лицо, чем ночное безумие. Он гладил девушку по щеке и движение это не отдавалось болью, ибо не несло в себе ничего скверного. Выходя из дома в этот день, Клод подумал, что любит её, и мысль эта, пусть и не новая, звучала безо всякой фальши. Эсмеральда, закрыв за ним дверь, отправилась досматривать сон, ей было почему-то особенно радостно сегодня.       6 июня должно было состояться венчание девицы де Гонделорье и капитана Феба де Шатопера. Это известие затронуло троих мужчин, одного сделав несчастным, другого обрадованным, а третьего раздосадованным. Как нетрудно догадаться, несчастным был поэт Гренгуар, лишившийся и Джали, и прелестной Флёр-де-Лис. Хотя с последней они всё ещё виделись по ночам, приближался срок замужества серебряного лебедя. От мысли, что его возлюбленная станет делить ложе с грубым солдафоном, Гренгуар чуть не слёг. За время своей связи с Флёр-де-Лис поэт поправил финансовое положение, щедрость его любимой позволила поэту покинуть Двор Чудес и неплохо устроиться в Университетском квартале, где он вскоре нашёл подработку репетитора по латыни для нерадивых школяров. Но уязвлённое ревностью сердце не знало покоя, вновь и вновь он вопрошал свою красавицу, любит ли она его, и та с улыбкой отвечала: «Да». Гренгуар сочинил ей две баллады и множество чувствительных сонетов, Флёр-де-Лис отказалась их принимать, но посоветовала всё складывать, чтобы впоследствии издать. Единственное, что утешило поэта, это известие о беременности любимой, пусть его сын родится под чужим именем, но он навсегда свяжет их с Флёр-де-Лис.       Обрадованным был, естественно, капитан де Шатопер, который, вернувшись в Париж, нашёл свою невесту необыкновенно похорошевшей. После оглашения помолвки они с Флёр-де-Лис уговорили мадам де Шатопер назначить свадьбу на 6 июня. Почтенная дама вначале пришла в ужас, но после того, как переговорила с дочерью с глазу на глаз, дала согласие. Всё это было очень кстати, так как госпожа де Гонделорье ожидала любезную гостью, которая заодно могла оказать им честь и присутствовать на свадьбе. Феб жаждал поскорее запустить руки в приданое супруги и добраться наконец до неё самой. Расцветшая особой прелестью Флёр-де-Лис манила капитана, но в руки даваться не спешила, после брака она от него никуда не денется! Пока же Феб красовался на коне, объезжая Ситэ и не забывая подмигивать красивым горожанкам.       Раздосадованным оказался архидьякон Жозасский, которому сегодня предстояло встретиться с госпожой де Гонделорье, чтобы обговорить детали будущего венчания. Клод отдал распоряжение, чтобы госпожу де Гонделорье проводили в его рабочий кабинет, расположенный в глубине справа от алтаря. Вновь заставлять почтенную вдову преодолевать путь до верха Северной башни было неправильно. Сам архидьякон отслужил обедню и, переодевшись в скромную шёлковую сутану, спокойно прошёл в кабинет, где принялся терпеливо ждать прихода госпожи де Гонделорье. Он хотел порекомендовать мадам другого священника, так как сам не имел никакого желания лишний раз встречаться с де Шатопером и Флёр-де-Лис. На исповеди девица призналась ему, в каких отношениях находится с Гренгуаром, к её удивлению суровый священник ограничился очень мягким наказанием и ни слова не сказал, чтобы она прекратила возмутительную связь. На самом деле известие о том, что золотоволосая голова Шатопера украсилась парой ветвистых рогов, была подобна целебному бальзаму на рану. Его только удивил выбор, мэтр Гренгуар не отличался изысканной наружностью, а беспокойный язык и слабость к цветастым выражениям и вовсе делали его в глазах священника малостоящим. Такая красавица могла найти себе пару под стать Шатоперу, но женское сердце полно загадок. Священник всё ещё ломал голову над поведением Эсмеральды. Почему она решила ему отдаться? И, судя по всему, делает она это каждую ночь с великой охотой, но почему? Он её любил, а вот она нет, слишком непреодолима была пропасть между ними, ей, весёлой и радостной, нужен был кто-то такой же молодой, красивый и полный сил. При этом едкая ревность вновь поднялась со дна души, то, что понималось разумом, отказывалось признаваться сердцем. Он даже отпустить её спокойно не мог и каждый день приходил в страхе, что она воспользовалась возможностью и ушла. Это изнуряло, уничтожало его изнутри, Клод до смерти боялся лишиться своей красавицы, и в то же самое время держать бы её он не стал.       Невесёлые мысли прервало вежливое постукивание, он разрешил войти, дверь отворил услужливый юный причетник. Сначала на пороге показалась госпожа де Гонделорье в пышном, но несколько старомодном платье, её эннен приоткрывал искусственно отодвинутую линию волос. Следом за ней вошла невысокая женщина в элегантном чёрном платье, взглянув на незнакомку, Клод понял, что всё может закончиться какой-то неведомой катастрофой. Эта женщина была очень похожа на графиню Сен-Буа, но моложе и оттого ещё красивее, держалась она с невиданным достоинством, хотя в глазах он всё равно заметил усмешку. «Девчонка подросла», — безрадостно подумал архидьякон, моля небеса, чтобы она его не вспомнила. Ей тогда было десять лет, ещё дитя, кукла и пяльцы должны были выбить из её головки воспоминания о злоключении несчастного школяра. Но он уже знал, что зря надеялся, графиня не могла произвести на свет ординарную дочь, а та сила воли, которую демонстрировала десятилетняя девочка, к тридцати годам должны была возрасти многократно. Госпожа де Гонделорье сияла, впрочем, как и всегда, стоило ей увидеть архидьякона, она ведь помнила его молодым и хорошеньким причетником — и вот как вознёсся, неплохо для мелкого дворянина из захудалого рода.       — Позвольте вам представить дочь моей дорогой подруги, виконтессу де Бонневилль, — заговорила с улыбкой мадам де Гонделорье.       Виконтесса почтительно присела и после благословения поцеловала его руку. По коже прошёл мороз от прикосновения её сухих губ, перед глазами возникла Клотильда Сен-Буа с алой жирной помадой на губах, священника чуть не передёрнуло от отвращения и… лёгкого возбуждения. Не желая явить своё замешательство, он сел за стол, дамы расположились на стульях, обитых алым бархатом, Клод поставил их по особому настоянию епископа, чтобы почтить наиболее влиятельных прихожан, которым не пристало опускаться на простое деревянное сидение. Говорила в основном мадам де Гонделорье, она выразила крайнюю огорчённость тем, что Клод отказался венчать её дочь, затем они перешли к обсуждению украшения нефа и алтаря. Украдкой Клод бросал взгляды на виконтессу, вот какой стала маленькая Готон! Знатная дама, обладающая весом в обществе, наследница обширных владений и при этом редкая красавица. Возраст не сильно сказывался на внешности, а её лилейная кожа заставила его нервно сглотнуть. Мадам де Гонделорье была в полном восторге, спустя полчаса она поднялась и после благословения вручила Клоду пожертвование.       — Дорогая виконтесса хотела бы с вами побеседовать, отец Клод, — вкрадчиво поведала мадам, затем величаво выплыла из кельи, за дверью её ожидал лакей.       Архидьякон не успел возразить, теперь он оказался с глазу на глаз с той, кого хотел бы видеть в последнюю очередь.       — Ну вот мы и встретились вновь, Клод Фролло, — сказала она с усмешкой.       Он вперил в женщину взбешённый взгляд.       — Не понимаю, о чём вы, дочь моя, — сумел он выдавить из себя. — У вас есть какие-то заботы?       — Нет, — она слегка пожала плечами, от этого её платье тихо зашелестело. — Просто захотела встретиться с тобой.       — Видимо, вы меня с кем-то спутали, — он всё ещё надеялся, что светская учтивость победит и она оставит его в покое.       — Нет, — сверкнули белые зубы. — Зря ты тогда отказал моей матери, был бы сейчас епископом, а так только архидьякон, — вновь лёгкое пожатие плечами и шелест материи, ещё на него повеяло сладкими духами.       — Я каждый день молюсь за вашу покойную мать, — сказал он, напустив в голос как можно больше холода.       Но ведьма только засмеялась, даже не прикрыв рта ладонью, смех её, такой волнующе женский, пробрал его до мурашек.       — Брось, Клод Фролло, — ей как будто доставляло особое удовольствие делать акцент на его фамилии. — Наверное, частенько вспоминал матушку! Или хочешь сказать, что у тебя всё в порядке с твоей подругой?       Холодный пот выступил у него на лбу, о чём она знает? Заметив его замешательство, она прекратила смеяться, но лукавая улыбка не покидала полных губ.       — Мать перед самой своей кончиной поведала мне, как прокляла тебя, слышал бы ты, как она смеялась! — виконтесса медленно поднялась и у священника невольно пересохло в горле, она очень напоминала графиню. — Видела бы она тебя сейчас! И куда делся хорошенький птенчик, что избежал когтей орлицы?       Маргарита обошла стол и приблизилась к нему.       — Всё ещё трепещешь перед женщинами из нашей семьи? — она смотрела на него сверху вниз с таким надменным видом, что всё в нём возмутилось.       Он тоже встал лишь для того, чтобы возвыситься над ней, вот оно первое отличие, виконтесса была невысока, тогда как графиню отличал отменный рост. Это позволило Клоду стряхнуть с себя оцепенение, перед ним только зарвавшаяся девчонка, не более того, он вознамерился выставить её. Но она уже сама отошла к двери и перед тем, как выйти из кабинета, обернулась:       — Если хочешь снять проклятье, приходи ко мне завтра в восемь часов, за тобой должок, Клод Фролло, — она вновь отвернулась. — Ты ведь помнишь, где мы жили?       Не дожидаясь ответа, виконтесса открыла дверь, он посмотрел ей вслед с бессильной яростью. Проклятые ведьмы, что одна, что другая! Клод заметался по кабинету, откуда ей известно про Эсмеральду, она ведь не просто так упомянула подругу. Остаток дня прошёл как в тумане, когда он в ночи вышел из собора, чтобы дойти до родительского дома, священник не заметил человека, который, держась немного в стороне, следовал за ним.