Третий лишний

Однажды ночью, в тумане лихорадочного бреда, Джон позвал Артура по имени, и Эбигейл поняла то, что должна была понять ещё очень давно. Этот звук преследовал её неделями. Она слышала его в тишине Колтерских снегов и в гуле ветра, теребившего стебли диких трав в полях Хартланд. Эбигейл пыталась забыть, с головой погрузившись в дела в новом лагере, но в ушах всё ещё звенел приглушённый крик Джона. И продолжал звенеть, когда он обнимал её, оставляя крепкий поцелуй на макушке. — С Эбигейл что-то не так, — услышала она однажды разговор Тилли и мисс Гримшо. — Какая-то тихая она стала, если не ругается с Джоном. Но мисс Гримшо, женщина, которая всё знала, этому не удивилась. Она просто поджала губы, покачала головой и нагрузила Тилли работой. Эбигейл тогда лишь покраснела от стыда. — Ты идиот, Джон. Твоя женщина с ума сходит в этом лагере, — решил Дядюшка, неправильно поняв ситуацию. Эбигейл всё равно улыбнулась, ощутив расплывающееся в груди тепло. С тех пор, как Дядюшка нашёл её в салуне и “предложил хорошее место с хорошими людьми”, он всегда старался о ней заботиться. — Я присмотрю за вашим пацаном, — сказал он. — А вам двоим советую попытаться заделать ещё одного. — Я присмотрю, — поправил его Хозия. — Пускай поможет старику сделать приманки для охоты. Эбигейл чувствовала, что её сына любят. Что любят её. Но она не хотела оставаться наедине с Джоном. Тот же, сдавшись под напором других членов банды, согласился снять комнату в гостинице Валентайна. Отбросив все шероховатости, Джон всегда был нежен с ней, и это когда-то вылечило разбитое сердце Эбигейл, которая работала проституткой. Теперь Эбигейл только и могла думать о том, с каким отчаянием и нуждой Джон звал Артура. Привычная нежность не принесла бы ей былого удовольствия. Только когда стало ясно, что у неё нет выбора, она согласилась на предложение Джона. — Я сама поеду в город, Джон Марстон. Я не какая-то кисейная барышня. У меня есть дела в лагере, которые мне нужно закончить, прежде чем буду развлекать тебя. Чтобы потянуть время, она помогла Мэри-Бет и Карен со стиркой в реке и даже вместе с Кираном отмыла от крови стол, за которым мужчины любили играть с ножом. К тому времени, как она оседлала лошадь, диск солнца уже коснулся горизонта. Эбигейл подняла голову и увидела, как в лагерь верхом заезжает Артур, которого давно уже не было в лагере. Сзади к его коню была привязана туша животного, а с седла свисала туго набитая сумка. — О, Артур! Наконец-то вернулся! — проворчал Билл, сидящий у костра. — Было чем заняться, — ответил Артур. Его взгляд упал на Эбигейл, и спокойное выражение на лице сменилось волнением. Эбигейл бы посмеялась над тем, какое всё-таки доброе сердце было у этого бандита, если бы нашла в себе силы посмотреть ему в глаза. Всё время пыталась, каждое утро за кружкой кофе, но всё равно избегала их. — Куда собралась? — спросил Артур. — Еду в Валентайн на ночь. Артур покачал головой. — Скоро стемнеет. Не успеешь. — Артур Морган, я могу и сама… — начала было она, позабыв, что Артур не был ни Джоном, ни Хозией, ни Дядюшкой. Он одарил её взглядом, от которого молоко кисло, и сказал: — Не можешь. Здесь кругом О’Дрисколлы, а в городе полно пьяных ковбоев. Я отвезу тебя. — Он передал поводья своей лошади Шону и серьёзно посмотрел на него: — Присматривай за ней. Не забудь дать свежего сена. Займись наконец чем-нибудь полезным и освежуй того оленя, пока меня нет. И забрался на коня, садясь рядом с Эбигейл. Ехали они быстро, как всегда. Эбигейл знала, что Артур, если постарается, мог бы ради дамы в седле ехать плавно и изящно, но никогда этого не делал. Он бы сбавил скорость, если бы Эбигейл когда-нибудь призналась, что ей неудобно, и сказала ему об этом. Вместо этого, они оба упрямо играли в молчанку: Артур упорно не обращал внимания, какой мёртвой хваткой вцепилась в него Эбигейл, а Эбигейл делала вид, что всё время биться о плечи Артура головой — это не так уж и больно. Когда-то давно, только присоединившись к банде, она поселилась в палатке Артура, и с тех времён их отношения переросли в крепкую привязанность и дружеское соперничество. А потом Джон позвал её на одно дело. Только они вдвоём, не считая членов Ассоциации Банкиров и их туго набитых карманов. Они играли влюблённую парочку, нарядившись в краденные одежды и измазав волосы помадой. Зашли в банк и начали вешать лапшу на уши об их замужней жизни. Никогда до этого Эбигейл не использовала тех слов, которыми спокойно разбрасывалась в тот раз: ссуда на дом, ферма, дети. Вся эта ложь казалась слишком реальной, когда они уходили оттуда с кучей денег и дорогих безделушек. Джон тогда сказал, что она отлично справилась. — В жизни не слышал, чтобы кто-то так гладко стелил. Сам до этого ни разу так гладко не стелил, — заверил он, взяв ладони Эбигейл в свои руки. — Чёрт возьми, я чуть сам не поверил, что счастливо женатый банкир. И они поцеловались, прямо на улице перед их возом, пока мимо проходили люди, а лошади стучали копытами и звенели уздами. — Новобрачные! — фыркнул один из проезжающих. Все мечты, которые у Эбигейл были до этого, перестали казаться важными. Им на смену пришли совсем другие. Артур Морган смотрел, как она переносит вещи из его палатки в другую, взглядом, полным нежности и осторожного недоверия. — Джон Марстон? Кто бы мог подумать, — сказал он тогда. А теперь, когда они приблизились к городу, объезжая прохожих и повозки, Артур замедлил лошадь. — А зачем тебе вообще в Валентайн? Обманывать Артура было бессмысленно. Его естественная прямота, которую некоторые ошибочно принимали за тупость, помогала ему видеть чужую ложь насквозь. — Мы с Джоном остаёмся на ночь в гостинице. — Это здорово, — сказал он, и прозвучало искренне. Спустя некоторое время он добавил: — Это очень здорово. За Джеком приглядывают наши дамы? — Хозия. — Он в хороших руках. Артур негромко цокнул языком, чтобы лошадь развернулась, и направил её к коновязи рядом со зданием, на котором красовалась вывеска “Гостиница «Saints»”. — Приехали. — Ладно, — сказала Эбигейл, слезая с лошади. — Спасибо, что довёз. — Я не закончил, — проговорил Артур, тоже спрыгнув на землю. — Эта гостиница, она немного… э-э, странная. И мне нужно убедиться, что Джон уже здесь, а не лежит где-нибудь в канаве у большака и ждёт, когда я примчусь его спасать. Эбигейл рассмеялась, хотя эти слова и задели рану внутри. Артур никогда не обращал внимания, что был солнцем, вокруг которого вращался Джон. Если Артур приподнимал шляпу со лба, то несколькими секундами позже и Джон повторял за ним. Если Артур отправлялся на охоту и возвращался оттуда со свежей тушей животного, Джон делал тоже самое днём или несколькими позже. И не один Джон так себя вёл; Эбигейл видела, как Шон, Хавьер и Ленни старались подражать Артуру, но делали они это без глубокой, острой задумчивости во взгляде. Какая была во взгляде её Джона. — Ну хорошо. А что, ворковать с конём не будешь? Только твоя девочка достойна этого? — спросила Эбигейл, попытавшись скопировать низкий, хриплый голос, которым Артур всегда ласково произносил это слово. — Успею поворковать с этим мальчиком на обратном пути, — сказал он без тени смущения. — Идём. Они зашли в гостиницу. Эбигейл попыталась сделать вид, что она приличная женщина, которую не впечатлить маленькой гостиницей в городке скотоводов, но всё равно широко распахнула глаза. Всё вокруг было чистым, стены были украшены разными узорами. Пол был потёртым, но подметённым и вымытым. — Добро пожаловать, сэр. Приятно видеть вас вновь. Вы с дамой в этот раз? — поприветствовал их портье. Его беспристрастное лицо мало соответствовало дружелюбной интонации, с которой он говорил. — Не-а. Хочу спросить, заходил ли сюда другой мужчина, чтобы снять комнату? Страшный, как грех, с большими шрамами на щеке? Теперь портье явно занервничал. — Мне не нужны снова проблемы, сэр. — Не было никаких проблем в прошлый раз. Я просто помогал подруге. Повторяю. Страшный. Со шрамами? Портье вздохнул. — Он в комнате 2В. Эбигейл и Артур направились к лестнице, но Артур поднялся лишь на две ступеньки, прежде чем остановиться. — Ты что, не хочешь убедиться, нет ли здесь где бандитов? — подразнила его Эбигейл. — Наверное, нет. Что-то в его выражении лица изменилось, когда он взглянул на неё, твёрдый взгляд смягчился на мгновение. Он начал переминаться с ноги на ногу, судя по всему, неосознанно, и поправлять шляпу. Сказал: — Будь с ним помягче, Эбигейл. — Что? — озадаченно переспросила она. — Он едва не умер. И я видел, как ты за него переживала тогда. Но стоило ему вернуться, ты сразу на него напала. Чёрт возьми, ты даже сказала, что лучше бы увидела его труп. — Я… Никакие оправдания на ум не пришли, так что Эбигейл даже порадовалась, когда Артур перебил её: — Просто говорю, что он может и не знать. — Слова тяжело повисли в воздухе между ними. — Спокойной ночи. Артур опустил шляпу пониже и исчез ещё до того, как Эбигейл нашлась, что ответить. Она чувствовала, как от стыда и гнева у неё горят щёки. Как посмел Артур Морган просить её об этом? Он был либо идиотом, либо лицемером. Артур сам не сказал ни одного доброго слова Джону с тех пор, как тот решил покинуть банду. Каждый раз он говорил с ним либо с неприязнью, либо с равнодушием. А потом шёл чистить седло Джона заодно со своим. Всегда соглашался на глупую авантюру, которую придумал Джон, когда никто другой не хотел это делать. Каждый чёртов день оказывался неподалёку, чтобы хрипло спросить, как дела у Джона, даже если и слепому было видно, что раны у того уже начали заживать. Она потопала вверх по лестнице и заколотила по двери в комнату 2В. — Привет, дорогая, — сказал Джон, пропуская Эбигейл внутрь. — Я уже начал волноваться. Вид комнаты, чистой, светлой и большой, с мягкой кроватью посреди, должен был успокоить её. Не успокоил. — Не будешь спрашивать, как я добралась до города впотьмах? Джон закрыл дверь. — Спросил бы, дай ты мне слово вставить. Что-то произошло? — Артур довёз меня. Он подумал, что ехать мне одной будет опасно из-за О'Дрисколлов. Глаза Джона потемнели. — Очень мило с его стороны, — выдавил он. Эбигейл думала, что он не вытерпит и ответит грубостью на тон голоса, которым были сказаны её слова. Но у Джона только дёрнулась челюсть. Он сдержался. Предложил ей выпить. С гордостью вытащил бутылку виски и разлил её по двум стаканам, стоящим на тумбочке. Эбигейл сжала ладони в кулаки, вцепившись ногтями в кожу. Маленькие полумесяцы, оставленные от них, быстро сошли, пока она пила обжигающий напиток и наливала себе вторую порцию. Они с Джоном сели на разных концах кровати. Джон говорил, но Эбигейл не слышала его слов; они перебивались его же голосом, звенящим в голове, рваным, слабым и алкающим: Артур. Артур. Артур. — Знаешь что? — резко сказала Эбигейл. Джон сжал губы в тонкую линию, начав хмуриться. — Что? — Мне всё равно, — заявила она и залпом прикончила второй стакан виски. — Мне всё равно, что ты говоришь. Я хочу поговорить кое о чём другом, Джон Марстон. Ты любишь меня? Джон посмотрел на неё широко раскрытыми глазами и тяжело сглотнул. — Конечно, люблю. — Ага. Так ведёт себя человек, который любит свою женщину? — тяжело взглянула она на него, поднявшись с кровати. — Сбегает от неё? Он мгновенно вспыхнул, как спичка. Вот и всем известный нрав Джона Марстона. — Я уже говорил тебе… — Что боялся отцовства и не знал, чего хочешь? Я помню. Я не дурочка. Ты правда думаешь, что всё так легко? Правда думаешь, я не догадаюсь, что ты боялся того, что тебе из-за этого придётся теперь быть со мной? Быть по-настоящему, со мной? Последние два слова вырвались из её рта со страхом, сухостью и горечью, коснулись губ, словно пеплом. Но Эбигейл не жалела о них. Джон снова скривил лицо, всего лишь на мгновение, этим и подтвердив её слова. — Все в лагере знают, что ни ты, ни Молли не могут ни дня провести без ругани, но это же я во всём виноват. Всегда я виноват, да? Чертовски неприятно, когда тебя сравнивают с никчёмной Молли О’Шей, последней зазнобой Датча. Они уставились друг на друга, словно дула двух дымящихся пистолетов, готовых к ещё одному выстрелу. Эбигейл сделала его первая. — Ясное дело. А ты думаешь, что хорошо умеешь хранить тайны? Ты хоть от себя-то ничего не скрываешь? — Что ты несёшь? — Ты зовёшь Артура по имени во сне, — намеренно не сообщила Эбигейл о всех подробностях, уводя в неверном направлении. От этого стало легче, так что она продолжила: — Вот это точно все в лагере знают. Джон открыл рот, но так ничего и не произнёс. Его выражение лица и пересохшие губы и без того о многом сказали. — Это неправда, — сказал он. Но его решительный тон ничего не менял — в его глазах заплясали осколки тысячи тревожных мыслей, и он вдруг стал похож на Эбигейл, которую она увидела в отражении зеркала в Колтере. Она сделала к Джону шаг и положила ладонь на его грудь, соблазнительно провела ей вниз. — Повезло мне, что ты в другое время его не зовёшь. — Закрой рот. Она надеялась, что следующие её слова будут жалить, как змеиный яд: — Я много встречала мужчин, таких, как ты. Они трахали меня, представляя кого-то другого на моём месте. Наверное, нужно было привыкнуть к этому. Даже в самые горячие споры, даже в те дни, когда их роман только зарождался и едва ли не каждое недопонимание кончалось криками, Эбигейл не боялась, что Джон её ударит. Он никогда не сжимал пальцы в кулаки, никогда не угрожал и не давал ни намёка на подобное искушение. Но с мужчинами он вёл себя по-другому. Эбигейл видела, как Джон однажды перебросил Шона через валун и начал колотить его, сопровождая каждый удар грубыми оскорблениями, пока Артур их не разнял. Она ещё наивно из-за этого переживала, но Шон несколько мгновений спустя пожал плечами и сказал: — Прости, что выбесил тебя, Джонни. Уверен, твой папка был хороший мужиком, а не свиноёбом в юбке, как я думал. И вот между ними вновь настал мир. Артур с укоризной, но и пониманием похлопал Джона по плечу, Джон протянул Шону обратно его шляпу. Всем, казалось, стало лучше. Всё, казалось, было в порядке. Эбигейл сейчас была бы рада этому, но гнев так и остался бурлить внутри Джона. Он собрал в кулак ткань одежды Эбигейл и притянул её к себе. Между лицами остались несчастные дюймы, его глаза были жёсткими, как сталь. Джон сказал: — Достаточно. — Почему это? Дыхание застряло в горле от близости, от ощущения его твёрдого тела, прижимающегося к её. Если она закроет глаза и перестанет прислушиваться к сердцу, то сможет простить себе вспыхнувшее из-за этого возбуждение, волну жара, прокатившуюся по телу, влагу между ног. Эбигейл почувствовала, как снова раскраснелись щёки. — Разговоры про Артура, это всё слишком для тебя? — Прекрати, — сказал Джон, и в этот раз его голос был более хриплым и слабым. — Я была с ним, ты знаешь, — прошептала Эбигейл. Она толкнула его всем телом, напоминая о разлившемся между ними тепле вожделения. — Он, конечно, красивый, но не это отличает его от других мужчин в постели. Она поцеловала Джона, прежде чем он смог бы запротестовать, прежде чем он взял под контроль свои стыд, гнев и желание. Он зарылся пальцами в её одежду по бокам, крепко прижимая к себе. Ответил на поцелуй, слабо прикусил нижнюю губу и позволил ей провести языком по линии его челюсти. Коснувшись поцелуем ямочки за ухом, Эбигейл негромко продолжила: — У Артура такие большие руки. Широкие. И пальцы длинные. Он нежный, но не чересчур. По шее Джона побежали мурашки. Он всё ещё держал её платье обеими руками, словно утопающий цеплялся за спасательный круг в открытом океане. Эбигейл провела ладонями вниз к его штанам с уверенностью, какую не чувствовала уже годы. — Он любит, когда его трогают вот так. Сказав это, она накрыла член Джона ладонью. Он едва не подавился воздухом, когда Эбигейл начала водить рукой вверх и вниз. — Неожиданности. За свою жизнь Артур побывал со столькими женщинами, что полюбил неожиданности в кровати. Например, когда медленно. Она практически замерла, не двигаясь больше по мягкой плоти. — Быстро. Эбигейл начала набирать скорость всё ещё расслабленной ладонью. — Жёстко. Она усилила хватку, нажав большим пальцем на чувствительную вену. Джон застонал, и этот звук вибрацией прошёлся и по её телу, напоминая о собственном возбуждении. Она облизала губы и осторожно сказала голосом тихим и низким, выбрав момент, чтобы вновь произнести это имя: — Артур любит, когда его трогают по-настоящему. Вот так. Другой рукой она нащупала руку Джона и отцепила её от своей юбки. Она мастерски расправилась со своим поясом, с горечью сглатывая от осознания того, что ей снова пригодились эти навыки, и подтолкнула Джона к кровати. Они оба упали на неё. — Он тяжёлый. Плечи у него такие широкие, — говорила она, вылизывая ключицы Джона, пока тот разделывался с её юбкой. Вслепую Эбигейл нащупала колёсико на лампе и крутанула его. Комната погрузилась в темноту, принося приятное облегчение. После этого она снова взяла Джона в две руки, и он застонал, подстраиваясь под ритм. — У него в седельный сумке есть какое-то растительное масло. Чтобы всё всегда шло гладко. Эбигейл уже приноровилась видеть в темноте. И только тогда поняла, что Джон закрыл глаза. Она гипнотизировала Джона одним голосом, не давая сказать ни толики правды, в которой оба сейчас нуждались. И от этого Эбигейл становилась смелее. — Хочешь, чтобы на моём месте сейчас был Артур? — спросила она, костяшками левой рукой скользнув ниже, к промежности. Джон застонал, и этот звук ударил ей прямо в голову. Эбигейл никогда от него такого не слышала прежде. Звук был похож на голодный и низкий крик животного в “охоте”. Но его дрожь по телу и участившееся дыхание были Эбигейл знакомы. Он был на грани оргазма. Эбигейл сжала член у основания, не давая ему кончить. — Скажи мне. У неё и самой воздух выходил изо рта слишком быстро, а перед глазами поплыло из-за жара. Она проглотила в себе желание умолять сказать это. Проглотила желание умолять не говорить этого. Всё внутри неё смешалось. Повисла тишина, прежде чем она повторила: — Скажи. Но она слишком надавила на него, слишком надолго замолкла. — Чёрт возьми, — выругался Джон. Он поднял руки и в мгновение поменял их позиции, заставив Эбигейл лечь на спину и нависнув над ней. Начал вжимать её в матрас, пока Эбигейл не вскрикнула от боли. Его член оказался зажат между ними, пульсирующий из-за ускользнувшего оргазма, но Джон всё равно провёл пальцами между её ног, нащупывая влажные складки. Эбигейл сцепила зубы, не желая усмирять гнев из-за его прикосновений к её клитору. Она пыталась вспомнить все те моменты, когда он разбил ей сердце. Вспомнить всю ту боль, что он причинил ей за несколько лет, которую никак нельзя было усмирить. Всё снова повторится в будущем. Он не умел по-другому. Но это был Джон. И сердце снова взыграло, одержав победу над разумом и тем более над желаниями её тела. Он медленно двигал внутри неё пальцем, сгибал его, подушечкой большого массировал клитор, и волна удовольствия постепенно накрывала Эбигейл с ног до головы. Когда безжалостные пальцы Джона забрали всю боль, оставив лишь удовольствие, она запрокинула голову и выстонала имя: его имя, и имя Артура, и имя Господа-Бога. Он проглотил её стоны в грубом поцелуе и проник внутрь. Эбигейл окончательно растворилась в ритме его толчков, в их в унисон вырывающемся изо рта дыхании, и в оргазме, который им пришлось разделить с третьим лишним. * * * Эбигейл проснулась в яркой, освещённой солнцем комнате. В первое мгновение единственное, о чём она подумала, это Джек. Когда Эбигейл вспомнила, что он находится в лагере, в безопасности с дядей Хозией, она вспомнила и произошедшее прошлой ночью. Эбигейл снова опустила веки и закрыла лицо рукой. — Доброе утро, — раздался голос Джона со стороны камина. Он варил кофе на огне. Эбигейл не хотела смотреть ему в глаза, боясь, что он тоже будет избегать её взгляда. — Доброе, — отозвалась она эхом. — Я сделал кофе, — слабо сказал Джон. Эбигейл встала с кровати и принялась одеваться, хотя Джон так и оставался в исподнем. Вместе они, словно призраки, прошли через комнату, в тишине застелили постель, проглотили дымящийся кофе и принялись собираться. Тишина была оглушающей. Наверное, ей стоило извиниться за то, что вчера начала, но невежество не было оправданием. Ей было больно из-за него неделями с самого Колтера, и если бы Эбигейл узнала раньше, ей было бы ещё больнее. Прошлой ночью, скрывшись в широкой тени Артура Моргана, он чуть не уничтожил её. Никакая близость и вспыхнувший между ними пожар не смогли изменить то, что действительно скрывалось за всем этим. Но Эбигейл не нужны были извинения, которые ей причитались. Эбигейл просто хотела, чтобы Джон любил её так же, как она его. Если бы он только любил её, ей бы никогда не пришлось грызть его и постоянно нападать. Она бы любила его нежной любовью, если бы могла. Эбигейл хотела этого. — Уже готова возвращаться к Джеку? — спросил Джон. — Пойду накормлю и подготовлю лошадь. — Хорошо. Она провела пальцами по колючей вышивке на одеяле и аккуратно расставила грязные стаканы из-под виски на прикроватной тумбочке, прежде чем спуститься на первый этаж. — Надеюсь, вы хорошо провели у нас время, мэм, — сказал портье, быстро придав лицу нейтральное выражение. Быстро, да не очень: Эбигейл успела заметить покрасневшие щёки. — Всё было замечательно. Спасибо вам. При свете дня суетливый Валентайн, полный неотёсанных мужланов и немногих женщин, мало чем отличался от других городов, которые они посещали до этого. Эбигейл подошла к Джону со спины и осторожно положила руку на его плечо, чувствуя, как он напрягся от прикосновения. — Поехали домой, — сказала она, настолько ласково, насколько могла. Джон заметно расслабился. — Джек, наверное, скучает по нам. — Давай я вначале угощу тебя завтраком. В здешнем салуне подают овсянку и днём, и ночью, — повернулся к ней Джон. — Если честно, больше ничего там не подают. — Значит, будем есть овсянку. Они направились к салуну. В одной руке Джон держал за узды Старика, а вторую инстинктивно согнул в локте. Эбигейл взяла его под локоть, игнорируя, как Джон от этого вздрогнул. Давя в себе странное желание расплакаться, она положила голову на его твёрдое плечо. Владелец салуна посмотрел на них с подозрением, прежде чем наполнить две тарелки овсянки, поставить между ними и остаться рядом, чтобы послушать тишину, которая сопровождала весь их завтрак. В овсянке было полно комков. Пирсон бы одобрил. Они опустошили тарелки, залезли на лошадь и выехали на зелёную поляну, чтобы отправиться домой. Старик не раз перевозил на себе Эбигейл и Джека, и его неторопливый аллюр на мгновение успокоил Эбигейл. А потом Джон потянул за поводья, заставив Старика проскакать мимо деревьев, рядом с которыми нужно было повернуть. Он спрыгнул с коня ещё до того, как Эбигейл успела спросить, что на него нашло, и посмотрел прямо в её глаза. — Эбигейл, послушай меня, — хрипло и низко проговорил он. — Ты единственная женщина, которую я люблю и когда-либо любил, клянусь. Этот факт оставался неоспоримым. — Надо было оставить тебя в покое ещё тогда. Ты может бы вышла замуж за Артура. Но этого не произошло. Мы вместе. А ещё у нас есть сын. Теперь уже ничего не изменишь. Слова мало походили на признание любви из сказки, но Эбигейл слушала их с замиранием сердца. Она слезла с лошади и встала рядом с Джоном. — Я не буду обманывать тебя и не уйду к другой женщине. Я позабочусь о тебе и никогда не оставлю одну. Больше никогда. — Он отвёл взгляд, уставившись на выстланные травами земли на долгое мгновение. — И если придётся идти на юг, я защищу вас. Тебя и Джека уж точно. Многое уже не исправить. Я полный идиот, знаю, но… Лжец и вор стоял перед ней и обещал правду, тогда как любая ложь сделала бы её счастливее. Он не говорил о женитьбе, не шептал о том, какой идеальной будет с ним жизнь, просто просил её остаться с ним. Эбигейл никогда не слышала от Джона таких длинных речей. Он стянул с головы шляпу и вцепился в неё обеими руками. — Если разрешишь мне, я буду любить тебя до конца жизни. — Ладно, — прошептала Эбигейл. Она забрала у него шляпу и снова надела на его голову. В глазах стояли слезы, но Эбигейл сдерживала их из последних сил. — Ладно. Джон обнял её. Она зарылась носом в плотную ткань его куртки, не слыша ничего вокруг за оглушающим стуком собственного сердца. Коснувшись губами её волос, Джон прошептал: — И я не хочу снова когда-либо поднимать эту тему. В его голосе послышалась мольба, и Эбигейл совсем не удивилась этому. — Ладно, — вновь согласилась она. Они продолжали стоять в крепком объятии, словно боясь отпускать друг друга. Их любовь была похожа на глиняную вазу, которую роняли, ломали и склеивали столько раз, что на поверхности не осталось ни одного свободного от расколов места. Они не выпускали друг друга из рук, пока Старик не заржал с протяжным, громким раздражением. Голоса раздались со стороны лагеря, жители приветствовали вернувшегося путника. — Поехали домой, — сказал Джон. Они снова забрались в седло и направились к лагерю. Билл привычно громко окликнул их, Датч как всегда собирал всех у своей палатки. Даже с места, где паслись кони, Эбигейл видела сидящих у дерева Артура и Джека. Между ними лежала книга, Артур медленно шевелил губами, смотря на неё. Услышав приближающуюся лошадь, Джек поднял взгляд и подскочил на ноги, побежав к ним через весь лагерь. — Мама! — крикнул он, запрыгивая на её руки. Эбигейл поймала его, хотя Джек был уже достаточно большим, чтоб опрокинуть мать наземь. Стоящий сзади Джон поддержал её за спину, не дав этому случиться. С запозданием он осторожно похлопал сына по спине. — Я так по тебе скучал. — Я тоже по тебе скучала, родной, — сказала она, целуя его в мягкую макушку. — С ним всё было в порядке, — раздался позабавленный голос Артура. — Обдурил всех в лагере своими речами о том, как скучает по маме. Ходил на рыбалку с Хозией и Кираном, собирал цветы с Чарльзом. Даже выпросил конфет у Дядюшки. Эбигейл ещё раз крепко обняла Джека, прежде чем отпустить его. — И ещё почитал с дядей Артуром, — подразнила она. — Это книга Отиса Миллера, — серьёзно сказал Джек, смотря на неё широко раскрытыми глазами. — Твоя любимая, — улыбнулась ему Эбигейл. Она подняла голову, чтобы подарить улыбку и Артуру за то, что присмотрел за её мальчиком. — А вы хорошо провели время? — спросил Артур её и только её, и Эбигейл кивнула. — Отлично. Слушай, ты не против, если я украду у тебя Джона на пару минут? Шон и Хавьер нашли одно дельце, но я бы хотел сначала все тщательно обсудить. — Он весь твой. Джон и Артур развернулись в одном движении, обсуждения планов сорвались с губ, оружие выглянуло из кобуры. Бандиты снова вернулись к работе. Но потом Джон остановился и развернулся, чтобы оставить поцелуй на щеке Эбигейл. — Скоро вернусь. И тогда мы почитаем Джеку. Эбигейл кивнула. В этот раз смотреть, как два её самых любимых мужчины уходят вместе, было не так больно.