ПДПБ

      Если бы у Шан Цинхуа спросили, что он любит больше всего на свете, то он назвал бы три вещи.       Сначала он припомнил бы крошечные розовые ракушки, в которых жили смешные глазастые моллюски. Целые кучи этих ракушек гроздьями свисали с коралловых стен, цеплялись за камни и сияли, как сияют медузы у самой поверхности воды.       Внутри каждой ракушки таилось чудо. Впитавшие ци моллюски создавали не просто жемчужины, а сияющие разными цветами прозрачные сферы. Цинхуа тайком сбегал на одну затонувшую лодку и подпитывал своих питомцев, терпеливо скармливая им по капельке свою ци. Собранные шарики он прятал в мешочек, а ночами раскладывал на песке и пытался повторить рисунок звездного неба.       Под водой неба не было, но ничто не мешало Цинхуа собрать свое.       Второй вещью из списка любимых стала бы еда. Конечно, конечно, вся рыба на вкус как рыба, а водоросли остаются мокрой склизкой травой, но…       Однажды на Цинхуа свалилось чудо. Тот день он вспоминал с благоговением.       Море волновалось, глубинные течения мягко раскачивали его тело на своих огромных ладонях, и даже хвостом не надо было шевелить. Пошире расправив боковые и локтевые плавники, Цинхуа просто висел в воде, всем телом ощущая вибрации.       А потом сверху опустилось… оно. Цинхуа был близко к поверхности — так качало сильнее, даже иногда голова кружилась, но волны становились все сильнее и пора было уходить на глубину, но оно…       Оно было красное и круглое, и его было много. Крупные шары опускались прямо ему в руки, и Цинхуа поймал одно. Оно было гладкое и холодное, а сверху торчала крошечная зеленая палочка.       Каким-то неведомым чутьем Цинхуа понял, что это еда. Ничем другим эти штуки быть не могли. С робким недоверием он поднес круглое и красное ко рту и вцепился в гладкий бок клычками.       В рот брызнуло кисловатое, а зубы мягко вошли в плотную, чуть-чуть зернистую мякоть. Множество мягких плоских семечек застряли между зубов. По воде поплыл рыжеватый сок.       Улова хватило на два дня. Потом у Цинхуа разболелся живот, а плоды начали портиться.       Эта чудесная встреча с едой оттуда стала одним из самых ярких воспоминаний непутевого подкидыша с неопрятной коричневой чешуей и лохматыми колючими плавниками. И встреча эта случилась только из-за самой, самой любимой вещи в мире Шан Цинхуа.       Номер один, самая потрясающая штука на свете.       Шторм.       Шторм может качать тебя на волнах, а может заставить кувыркаться. Но потом иногда — иногда! — шторм щедро вознаграждает.       К сожалению, едой он награждал нечасто.       Странные предметы, красивые статуэтки неведомых животных и мертвые тела. С мертвыми телами было страннее всего — они казались русалками, которым какой-то злой демон оторвал хвосты и приладил снизу негнущиеся щупальца. На редкость неустойчивая конструкция выходила. Может, на четырех конечностях им было бы удобнее? Кто разберет.       Потом, конечно, Цинхуа во всем разобрался.       Однажды на дно опустилось что-то сияющее и плоское, как огромная чешуя. Оно имело удобную рукоять из кости, но зачем его сделали, Цинхуа понял не сразу.       Но потом заглянул и понял!..       Никакая полированная чешуя не показывала так отчетливо его физиономию со вздернутым носом, россыпью блеклых лунных пятнышек по щекам и огромными коричневыми глазами с зеленым ободком, в цвет хвоста и плавников.       Плебейство, конечно, ужасное. У высокородных русалов плавники были сплошь белоснежными или серебряными, с длинными медузьими ядовитыми нитями. Хвосты их отражали блики и сияли нежной зеленью, глухим серым или беспросветной тьмой.       Цинхуа высокого общества стеснялся. Каракатице не место среди ярких подводных угрей.       Да еще эти щеки!.. за самые прекрасные вещи приходилось расплачиваться, никуда не денешься. За любовь к еде — щеками и слишком мягким, неприлично мягким животиком, на котором совсем не было чешуи, а за любовь к штормам — многочисленными крошечными шрамиками по всему телу.       Нет, не то чтобы Цинхуа был изгоем среди всех других прекрасных обитателей двенадцати коралловых пиков. Просто с ним общались немного меньше, вот и все. И вовсе он не завидует чужим гладким хвостам. Определенно нет.       А потом пришло это землетрясение, и из множества трещин повалил воздух. Целыми фонтанами он вырывался на волю, разбрасывая в разные стороны мелкую рыбу и пучки водорослей. Поднялся песок, и Цинхуа со всего хвоста бросился искать укрытие, прикрывая исцарапанные до жгучей боли жабры. В этих пузырях не повеселиться — вышвырнут из воды, по пути переломав все косточки!..       Нет уж, Цинхуа пару раз побывал на поверхности, и больше не хочется, спасибо. Там так сухо и жарко, и кожа пересыхает мгновенно и стягивается до кровавых трещин, и больно глазам, а еще дурацкие воздушные рыбы снуют и противно кричат, и лезут, и цепляют его волосы, будто пытаются их оторвать.       Коварный поток воздуха взметнулся прямо под ним, но Цинхуа увернулся, едва не оцарапав самого себя своим же плавником.       Он-то увернулся, а вот крупная зубастая рыбина не успела. Ее закрутило, и бешено извивающееся тело впечаталось Цинхуа прямо под ребра. Внутри что-то хрустнуло, потом булькнуло, и вода подхватила его вместе с ошалевшей рыбиной и потащила то вверх, то вниз.       Только бы в воздушный пузырь не попасть! Эти круглые ловушки выскакивали наверх так быстро, что тело не успевало привыкнуть к изменению.       В голове все смешалось, вокруг бурлило и блестело, и Цинхуа уже не мог сообразить, в какую сторону плыть. Собрав последние силы, он с силой ударил хвостом и вывалился из потока в относительно спокойные воды.       Дно покрывалось тонкими трещинами повсюду, куда ни глянь. Одна из коралловых стен рассыпалась на куски, целиком уходя в жадно раскрывшийся рот разлома.       Оглянувшись, Цинхуа припустил к темной громаде подводного хребта. Камень там был толстый и прочный, и уютных пещерок достаточно.       С перепугу забившись в узкую щель, Цинхуа неосторожно содрал нежную чешую в том месте, где тело переходило в хвост. Красный туман поплыл по воде. Только бы акул не привлечь!..       Впрочем, у акул тоже наверняка были дела поважнее.       Зажмурившись, Цинхуа подавил в себе желание немедленно заскулить, собрал остатки ци и пропитал стены, выстраивая вокруг себя барьер и запечатывая вход. Синяя, искристая энергия цеплялась за камень и сворачивалась вокруг, как раковина вокруг мягкого тельца моллюска. Свернувшись креветкой, Цинхуа закрыл лицо руками и только тогда тихонечко заскулил.       Стихия побушевала еще с час, а потом понемногу успокоилась. Вода перестала дрожать, посылая сигналы опасности; тучи песка медленно опускались на дно. Цинхуа отозвал ци, открыл вход и выбрался наружу, потирая содранный бок. На ребрах наливался чернотой огромный синяк.       Вокруг творился хаос. Плавали вырванные с корешками водоросли, оглушенные морские жители растерянно метались туда-сюда, сталкиваясь друг с другом, толстенькие голотурии все разом решили переселиться в более благоприятный район и медленно изгибались в воде, как огромные черви.       Каменное убежище Цинхуа землетрясение тоже не пощадило — надвое разделенный глубокой трещиной хребет разошелся в стороны, обнажив сияющую нежно-голубую изнанку.       Цинхуа замер и заинтересованно развернул головные усики. На концах усиков загорелись два крошечных фонарика.       Из трещины тянуло холодом и мощью. Разлом обнажил огромный ледник, прячущийся в теле скалы. Откуда в теплом море такая глыба льда?..       Цинхуа сначала боялся даже подплыть поближе, но любопытства в нем всегда было больше, чем здравомыслия. Прилипнув к холодной, но все-таки не обжигающей поверхности льда ладонями и носом, он свернул ненужные усики и всмотрелся в сияющую глубину.       Во льду застыли десятки длинных, перепутанных щупалец. Шкура на них была самого высокородного ледяного голубого оттенка. Она-то и светилась, пронзая прозрачный лед сотнями лучиков.       В сплетении щупалец виднелся человеческий торс, но лед все-таки был мутнее воды, и подробностей было не рассмотреть. Только разворот широких покатых плеч, смазанный профиль да расплескавшиеся вокруг пряди темно-синих волос.       — Мамочки! — восхищенно пискнул Цинхуа и прилип ко льду даже губами, — настоящий Прекрасный Древний Подводный Бог!              Мобэя разбудил запах крови.       Нет, не так. Мобэя разбудила крошечная, но яркая искорка ци, которая крутилась совсем рядом…       Нет, опять не то. На самом деле Мобэя разбудил писк.       Этот писк не был похож ни на один знакомый древнему демону звук. Писк был торопливым, сбивчивым и немного напоминал… речь?       Вынырнув из глубин собственной дремоты, Мобэй прислушался.       — Аааааа! — голосила крошечная букашечка, мечущаяся у самой границы льда, — он живой? А если нет? Это же не может быть труп сверху? Но у него хвоста нет… Может, огромный кракен пожрал русала, да так с ним и замерз? Не понимаю!       От писка у Мобэя заломило виски.       Тело просыпалось медленно и неохотно. Судя по толстенному щиту наросшего льда, спал он долго. Судя по тому, что магический нетающий лед по самому краешку начал подтаивать, он спал непозволительно долго.       Судя по мечущейся букашечке с мягкими бочками и рыбьим хвостиком, которая развилась до разумной речи и умения удержать в себе ци, Мобэй пропустил просто бездну интересного!..       Земляной демон оказался той еще двуличной мразью и вместо достойной драки один на один успел спеться с огненным, и даже ледяная шкура Мобэя не смогла сдерживать жар. Ожоги расползались красными цветами, а от боли Ледяному королю оставалось только зубами скрипеть. К счастью, враги объединились совсем недавно и больше мешали друг другу, чем помогали — правитель Пламени несколько раз знатно подпалил склизкий хвост земляного, а тот в ответ инстинктивно плюнул на огненного своей разъедающей камни кислотой. Пока оба демона рычали и прожигали друг друга гневными взглядами, Мобэй утопил обоих, вморозил их в ледник и раскрошил одним ударом.       Кровавая каша разлетелась во все стороны и долго служила источником пищи для рыб. При воспоминании об этом Мобэй довольно заворчал. Приятная победа, длинный и трудный бой, только вот сил совсем не осталось, и Ледяной король решил немного вздремнуть и восстановиться.       Сколько сотен лет минуло с тех пор, как он показывался своим подданным? Помнят ли его?       Букашечка затихла и куда-то делась. Стало тихо и безжизненно.              Цинхуа летел домой и от возбуждения крутился вокруг своей оси, распугивая стаю анчоусов.       Прекрасный! Древний! Подводный! Бог!       Нет, он никому не скажет о находке. Разумеется, авторитет его поднимется до небывалых высот, только вот приплывет эта высокомерная толпа и будет смотреть, и ахать, и шуметь, и пальцами тыкать в лед, пытаясь выцарапать себе кусочек.       Нет уж, обойдутся. Он сам будет приплывать к своему Богу и говорить с ним, и приносить дары, и трещину скроет. Быть может, однажды прекрасное видение в глубинах льда откроет глаза.       Цинхуа принесет ему все свои светящиеся шарики, чтобы Богу было еще светлее, все свои статуэтки и даже полированную пластинку, в которой Бог увидит, насколько он прекрасен. А еще Цинхуа принесет ту волшебную полоску, которую однажды отдали ему бесхвостые русалы с поверхности.       Не так давно сунувшись на поверхность, Цинхуа запутался в сплетении веревок, которыми бесхвостые ловили рыбу. Колючие плавники застряли намертво, и как Цинхуа ни бился, вырваться ему не удалось.       Бесхвостые вытянули его на свою лодку и столпились вокруг, поразевав рты. Без воды зрение Цинхуа оказалось каким-то болезненно-ярким и неправильным, а жабры жгло. Беспомощно сжимая жаберные щели, Цинхуа снова дернулся, и впившаяся в тело веревка надрезала его предплечье.       На гомон выскочил еще один бесхвостый, но в нем ярко горела искорка ци. Пинками разогнав окруживших Цинхуа ловцов, он быстро сунулся за борт, и на истерзанные воздухом жабры хлынула спасительная влага.       Потом он залечил раны Цинхуа, грубовато касаясь кожи, и сверху закрепил исцеляющую полоску. Распутывая веревки, бесхвостый говорил что-то резко и зло, и окружающие только кивали несмело.       Бесхвостый был похож на высокородных подводных, наверняка у него был бы изумрудный хвост и зеленые волосы. Глаза его были такого мягкого оттенка глубокой воды, пронизанной ярким светом.       У бесхвостого были тонкие и цепкие руки. Он подтащил Цинхуа к краю и скинул обратно в воду, а вслед бросил еще какой-то предмет. Цинхуа никак не мог упустить дар верхнего мира, и никакой испуг не помешал бы ему цепко ухватить странную штуку!..       Усмехнувшись, бесхвостый махнул ему вслед, и Цинхуа ушел на глубину.       Эту штуку он тоже сейчас достанет и попробует… попробует разбудить своего Прекрасного Бога.       Конечно, это было опасно. Неразумно, бестолково и неправильно. Именно поэтому Цинхуа так и поступит, ведь больше никто во всем подводном мире не совершал глупых поступков.              Букашечка вернулась и притащила веер. Веер был заклинательский, закаленный, покрытый вязью предохраняющих от всего на свете печатей и вдобавок собирающий внутри себя ци. Откуда у малыша-голотурии земной веер?..       Бормоча вполголоса — мягкий малыш непрерывно бормотал, не нуждаясь в слушателях — он неуклюже развернул веер и замахал на синеватую громаду льда.       Лед треснул. Мобэй зарычал от внезапной резкой боли в висках.       Ладно, возможно, он и вправду немного заспался. Возможно — возможно! — ему и вправду нужна помощь, чтобы выбраться.       Но откуда у этой креветочки появилась ци и вполне себе серьезное оружие?       Букашечка восторженно завопила и принялась махать веером с такой силой, что вокруг водовороты закрутились. Лед тяжелыми кусками откалывался и опускался вниз, истаивая быстрее, чем успевал коснуться дна.       Букашка быстро выдохлась. Ледяная тюрьма стала вполовину меньше, и одно щупальце оказалось на свободе.       — Не могу больше, — пожаловался малыш. У него дрожали руки, а зеленоватые пятнышки на носу проступили отчетливей. На эти пятнышки и засмотрелся Мобэй, разделенный с малышом едва ли метровым слоем льда.       Веснушки? Зеленые? Под водой?       Раньше под водой жили рыбы и крабы, и они были покрыты массой ярких пятен, почему бы и этим странным новым полурыбам-получеловекам не обзавестись разными крапинками?       Мобэй вытянул свободное щупальце, цапнул малыша за хвост и прижал к ледяной преграде.       Глаза у него были коричневые с зеленью, как ил на мелководье.       Малыш испуганно дернулся, изо всех сил упираясь ладошками в лед. Губы его тряслись, но он не издавал ни звука.       Опомнившись, Мобэй осторожно выпустил примятый хвост и с досадой ощутил боль. Щупальце оказалось повреждено острым сколом и теперь кровило.       Малыш отплыл подальше, разогнал рукой волны голубоватой крови, задумчиво посмотрел на запертого во льдах демона и ушел куда-то вниз, скрывшись из глаз.       Мобэй снова попытался уснуть.              Цинхуа спешил.       Прекрасный Подводный Бог поначалу так рассердился от нежданного пробуждения, что едва не оторвал ему хвост!.. Однако спустя несколько мгновений цепкое щупальце выпустило Цинхуа на волю.       Бог не желал ему зла. Бог поранился. Вид длинной царапины на идеальной гладкой коже показался Цинхуа самым ужасным, что вообще могли увидеть его глаза.       Время для исцеляющей полоски!.. интересно, чем питаются Подводные Боги? Лишь бы не любопытными глупыми русалами.       Чем ближе подплывал Цинхуа, тем сильнее колотилось его сердце. Что-то было не в порядке, совсем не в порядке. В воде отчетливо ощущался кислый привкус крови.       Вывернув из-за полуразломанного массива кораллов, Цинхуа задохнулся и с отчаянным криком бросился вперед.       В щупальце вцепилась голодная носатая акула и изо всех сил мотала головой, пытаясь вырвать кусок пожирнее. Подводный Бог швырял ее во все стороны и отчаянно бил об лед, но акула не выпускала добычу. Голова ее уже украсилась ранами.       Глубоководные хищники редко поднимались так высоко, но землетрясение наверняка и глубины вывернуло, перепутав верх и низ.       Пронзительный крик Цинхуа был вовсе небесполезен. Получив такой мощный звуковой удар, акула осоловело махнула плавниками и разжала челюсти. Цинхуа веером послал в нее мощный порыв ци, кувырком отправляя злобную рыбину к поверхности, но на полпути ее перехватило израненное щупальце.       Бог явно был в ярости, иначе зачем превращать акулу в окровавленное мясо? Цинхуа поежился и отвернулся. Если бы акула напала на него самого, то он попытался бы ударить и сбежать. Но будь он сильным и могучим, он наверняка тоже уничтожил бы опасность.       Потому что надо заранее думать, на кого ты разинул свой клыкастый рот!              Малыш-креветочка приплыл как нельзя кстати. Пока Мобэй превращал акулу в кровавое месиво и гулко завывал от собственной беспомощной ярости, малыш успел сплавать куда-то и вернуться с охапкой зеленоватых водорослей с круглыми листиками.       Опасливо шевеля плавниками, он подплыл поближе к покрытому трещинами леднику. Глаза его были круглыми, и даже ротик смешно приоткрылся.       Мобэй выдохнул пустую ярость и отбросил акулий фарш в сторону.       Медленно, очень медленно малыш протянул руку к прокушенному щупальцу. Он не опускал головы, вопросительно и с испугом глядя на Мобэя.       Подавив неуместный смешок, Мобэй обрушил отчаянно ноющее щупальце в крошечные ладошки.       Малыш принял раненую конечность с величайшей осторожностью. Изогнувшись, он пристроил щупальце на сгиб своего хвоста и принялся перебирать охапку листьев. На боку его свисала полуистлевшая сумка, старательно подвязанная зелеными стеблями.       Каждый отобранный листик малыш царапал ногтем и облизывал. Перепробовав с десяток листиков, он начал закрывать ими рану. Накрыв обе дуги от акульих зубов, малыш вытащил из сумки склизкую от времени полосу ткани и старательно привязал листики к щупальцу и с гордостью оглядел дело своих рук.       Мобэй-цзюнь возмутился так, что внутри заклокотало все. Ледяной правитель Бездны, повелитель холода и темных глубин не нуждается в жалких подачках крошечных шумных букашек!..       Так он и собирался сказать, но только тихонечко булькнул, потому что боль начала утихать.       Еще одна глыба льда отвалилась и упала на песок.              — Яблоко, — зачарованно повторил Цинхуа, наблюдая за мелькающими красными и зелеными шариками.       Мобэй перестал перекидывать фрукты из щупальца в щупальце и выбрал самое яркое, удерживая остальные.       — Не упусти, они быстро всплывают, — прогудел он и всунул фрукт в протянутую ладошку. Темно-синие волосы его были заплетены в кривоватую косу, но несколько прядей выбились и теперь лезли Цинхуа прямо в нос.       Малыш рассеянно отмахнулся от вездесущих волос и вцепился клычками в хрустящий красный бок. Глаза его просияли.       Мобэй осторожно подтянул свою креветочку поближе, окутывая коконом из щупалец.       — Завтра у побережья будет лодка, — помолчав, заговорил демон, — там будут бананы. Хочешь, я утоплю ее для тебя?..