Дамы и господа, мы набрали необходимый эшелон полёта. Наслаждайтесь прекрасным безоблачным небом, только не открывайте иллюминаторы.
Мурашки крадутся по кистям Арсения вверх и оседают в районе ключицы. Даже неисправность дурацкого иллюминатора может стать причиной катастрофы. Плюс расслабленные привычным маршрутом или, наоборот, до чёртиков в глазах уставшие пилоты. Возвести в степень безоблачной погоды. Умножить на то, что они в бизнесе, где самый маленький процент выживаемости (если верить статистике, которую советуют читать аэрофобам). И результат этого невероятного совпадения факторов — неизбежен. Только бы это случилось поскорее. — Мне приснилась катастрофа, — ни к кому конкретно не обращаясь, тянет Арсений, рассматривая спинку сиденья перед собой, — и что мы никак не можем приземлиться. — Заебись, — замечает Серёжа, по правую руку от него, и кидает через проход пакетик с орешками. Арсений даже не пытается поймать его, и снек с шорохом приземляется возле его кроссовка. — Да он опять своих «Расследований катастроф» насмотрелся, — Антон наклоняется вперёд и пытается подобрать орешки. — Убери ноги свои, — бухтит он, упираясь в колени Арса грудной клеткой. Переборов желание отопнуть пакетик подальше, Арсений раздражённо выдыхает и вжимается вглубь кресла. — Если концерт сорвётся, — лениво откликается Дима из-за спины Серёжи, — Стас будет смешные кружки записывать и материться. — Бля, как в тот раз, когда он потерял Арса в отеле, — хмыкает Матвиенко. — Да есть мы ходили, ну, — фырчит Антон, когда, наконец, дотягивается до орешков. — Я даже, сука, писал тебе в телеге, — он замахивается на Серёжу снеком. — Но ты же у нас вечно спишь. — Жаль, что функцию «еда в номер» ещё не придумали, — бурчит тот в ответ и отворачивается, натягивая маску для сна. — Бабка старая, — беззлобно кидает Шаст и открывает пакетик с орешками, снова утыкаясь в сообщение в телефоне. Арсений успел его выучить и может пересказать. Так же как может пересказать авиакатастрофы, где самолёт продолжал лететь, даже когда все его системы были неисправны. Люди не подозревают о крушении, даже когда количество намекающих на него признаков превышает все адекватные пределы. Стюардесса проходит мимо, задевая плечо Арсения. Он замечает, что у неё вымотанный вид — сможет ли она быстро провести эвакуацию? А то, что большая часть пассажиров не пристёгнута, ускорит процесс или приведёт к большому числу раненых? Он косит взгляд налево и видит, что Шаст тоже не пристёгнут. Кудри Антона прилипли к стеклу иллюминатора, а пальцами левой руки он без конца прокручивает кольцо на указательном пальце. Арсению кажется, что скоро на нижней губе парня не останется живого места, так усердно он её кусает. — Пристегнись, — кидает он Шасту. Тот даже не отрывается от экрана телефона, только раздражённо выдыхает и пристёгивается. Против воли Арсений косится через проход направо, но Серёжа всё также сидит с маской на глазах. Отлично, одним взглядом «ты-опять-это-делаешь» меньше. Мир вдруг начинает крениться налево. Непродолжительный писк заставляет Арсения шумно втянуть воздух. Его пальцы тонут в обивке подлокотников, и он чувствует под ними твёрдость пластмассовой основы. Он пристально изучает декоративный шов на правом колене джинс и цепляется взглядом за нитки, выскользнувшие из стройного ряда стежков. Маска не выпадет, спасательного жилета под сидением нет, а аварийный трап точно не исправен. Арс должен оторвать взгляд от коленей и посмотреть налево, чтобы увидеть, когда последствия катастрофы достигнут бизнес-класса. Важно установить — загорится один двигатель или два, чтобы понять, успеет ли он как следует вдохнуть угарного газа до столкновения с землёй. Он почти принимает решение сымитировать сердечный приступ, чтобы самолёт прямо сейчас посадили, но заставляет себя всё-таки посмотреть в сторону иллюминатора. Рывком он поворачивает голову налево и неожиданно утыкается взглядом в чистое безоблачное небо и очертание профиля Антона на его фоне. По углу солнечных лучей он определяет небольшой крен — ничего критичного, всего лишь рулевой манёвр. Хорошо, что из бизнеса не видно крыльев — он бы точно умер от страха даже от такого их наклона. Антон ловит его взволнованный взгляд: — Ты как? — протягивает орешки. — Да я просто… сон дурацкий, — он отмахивается от предложенного снека и вытягивает ноги вперёд. — Ну так он и снится тебе из-за этих дурацких передач, — усмехается парень. Арсению хочется пошутить, что все они — просто одна дурацкая передача, но он не шутит. А ещё ему хочется протянуть руку и поправить кудряшку, которая так неаккуратно упала Шасту на глаза, но он заставляет себя крепче вцепиться в ручку кресла. Антон потягивается и елозит, стараясь устроить ноги поудобнее: — Может тебе, не знаю… расшифровать его как-то? Ты типа разбиваешься? Арсений лениво кивает головой и утыкается взглядом во впереди стоящее сидение. Он должен чувствовать тепло от того, что Шаст пытается помочь ему, но чувствует только, как болезненно ноет грудная клетка: — Как сердце, — блядь, какое сердце, и тут же исправляется, — или как палатка. Знаешь старая такая, советская, — несколько секунд он подбирает слова. — Я скорее... не разбиваюсь. Не могу приземлиться. Шаст хмыкает и кидает взгляд на небо, а потом возвращает его на собеседника и продолжает: — Так тебе надо, ну… парашют во сне найти или что-то такое, — он очерчивает руками в воздухе неопределённый силуэт. Раздаётся ещё один короткий звуковой сигнал, и Арсений прикусывает язык, тут же чувствуя во рту металлический привкус. — Там и ты есть, — чёрт, нужно надеть на руку резиночку и бить себя каждый раз, когда рот оказывается быстрее мозга, но правда в том, что тогда ему придётся перестать импровизировать, — только ты вроде нормально приземляешься. Наверно. Если честно, там не особо понятно. Во взгляде у Антона проскальзывает много всего, и он умудряется выглядеть одновременно изумлённым и смущённым, но тут же находится: — Ну возьми два парашюта, — продолжает упираться парень. — Или хочешь я возьму. В следующем сне я точно их возьму, ты только спросить не забудь. Шаст улыбается, и Арсений против воли отвечает ему взаимностью.Дамы и господа, скоро мы начнём обслуживание салона, и вам будут предложены горячее питание и напитки. Пожалуйста, будьте терпеливы при ожидании своей очереди.
Сон побеждает Арсения на втором часу полёта. Этому способствуют сопящий рядом Антон и тёплое молоко, которое он имел смелость выпить вместо чего-то алкогольного. Уже проваливаясь в сонную негу, он из последних сил пытается противиться тому, что снова появится под его веками, но, как всегда, проигрывает. Кафе на первом этаже отеля кажется нелепым до такой степени, что сразу же влюбляет в себя Арсения. Обилие красных и золотых украшений, развешанных в преддверии китайского нового года, дополняют мерцающие в эпилепсии неоновые лампочки и потрёпанные голубые диваны. Через стёкла очков всё сплетается в один причудливый гобелен, детали которого можно бесконечно рассматривать. — Серёг, если чо, мы внизу едим, скоро будем, — Антон записывает короткое голосовое и блокирует телефон. Арсений знает, что Стас в любом случае будет бухтеть — эта обязанность, которую они ему делегировали. Как и ещё миллион других обязанностей. — Прикинь, в некоторых боингах до трёх миллионов деталей, — вкидывает факт Арсений, скользя взглядом по карте напитков. И каждую нужно обслуживать. Как вообще можно уследить за столькими деталями? — От дохуя деталей самолёты и падают, — Шаст потягивается и улыбается, на его щеках появляются ямочки. — Не падают, а летят в отрицательной динамике, — Арсений поддевает перемычку очков и сдвигает их чуть выше, рассматривая парня из-под линз, — Это как ты короткий, но в отрицательной динамике. Шаст прыскает и трёт ладонью глаза: — И ты не красивый в отрицательной динамике, — он самодовольно смотрит на Арса. — Заметь, не я это сказал, — Арсений откладывает карту и растягивается на диване. Он решает не разочаровывать Шаста тем, что тон его подъёба больше похож на комплимент. — Что будете заказывать? — девушка-официантка переминается с ноги на ногу и нервно прикусывает губу. Записывая заказ она несколько раз чуть не роняет ручку, а повторяя список позиций, спотыкается на названиях и смущённо краснеет. Арсений думает, что в их жизнях количество таких людей будет только увеличиваться, нужно принять это как данность, и подбадривающе улыбается девушке. Перед тем как уйти, официантка быстрым движением выуживает из кармана фартука небольшую салфетку и оставляет её на столе. — Хм? — Антон заинтересованно разворачивает салфетку, несколько секунд изучает её и поворачивает к Арсу. — Красивый почерк, между прочим. Арсений утыкается взглядом в ровные линии девяти цифр, бережно выведенные девичьей рукой. Ему хочется пошутить, красивее ли эти линии, чем его линии, но он не шутит. Он только натягивает худи на костяшки пальцев, сжимая кончики рукавов в ладони и кивает. Шаст кидает салфетку на стол и криво усмехается. Он начинает нервно барабанить по столешнице кончиками пальцами. У Арса в горле судорогой сводит связки — по случайности он знает контекст такой реакции — услышал, как Шаст жаловался Диме, что с Ирой случился разлад. Он бы вкинул пару подбадривающих слов как хороший друг, в частности, и хороший человек, в целом. Но Арсений уже давно не уверен ни в первом, ни во втором, поэтому он проглатывает свои жалкие попытки казаться сочувствующим, и только абсурдно быстро выпаливает: — У меня завтра тренировка по капоэйре. А потом тут же проводит аналогию с капибарами и их нелепыми движениями. От кончиков ресниц до кончиков пальцев Арсения пробирает тепло, когда вокруг глаз Антона тонкой сеточкой плетутся мимические морщины. Забавно, что номер телефона Шаста он не помнит, а как постепенно появлялась каждая из этих морщинок помнит. Он бы мог рассказать про это прямо сейчас, но заставляет себя продолжать свой дурацкий стенд-ап по мотивам случайных ассоциаций. Когда официантка возвращается с кофе, Арс прерывает свой каламбуристый монолог и сильно сжимает джинсы на коленях. Когда-нибудь Антон поймёт также ясно, как понимает Серёжа и даже, блин, Дима, что эти нестройные нагромождения из слов — всего лишь ширма. А пока он может бесконечно прятаться за аляпистыми стенами из капибар и капиталов. — Ой, — стены дрожат под ударами кувалд, и Арс смотрит на то, как они рассыпаются. Болезненное жжение в районе живота и коленей хватает его за шкирку и выдёргивает в реальность. Он вскакивает из-за стола и встречается с испуганными глазами официантки — в воздухе расходится запах солёной карамели, а по его коже ползут обжигающие кофейные змейки. — Ой, извините, я сейчас, — голос девушки дрожит, она неловко ставит поднос с полупустыми чашками на столик и убегает. Липкий напиток уже начинает схватываться с его кожей, и Арс морщится. Он оценивает степень поражения: большая часть худи, вверх джинсов и кое-где кеды — неприятно, но жить можно. — Помогу? — Антон оказывается прямо перед ним, согнувшись в несколько раз. Арсений хочет вкинуть, что, если встать на колени, ему будет удобней, но его желудок болезненно сжимается, при попытке раскрутить шутку, и он шумно выдыхает. — Ты норм? — Шаст отдаёт часть салфеток Арсу, и кивает ему на диванчик. — Сядь что ли. Арсений только неопределённо качает головой и делает шаг назад. Ему не хочется пачкать диван, но ещё больше ему не хочется, чтобы Антон сам додумался до шутки про колени. В тишине, прерываемой только суетливыми звуками со стороны бара, они промокают одежду, пытаясь справиться с последствиями катастрофы. Сердце Арса болезненно ухает каждый раз, когда Шаст задевает его своими побрякушками. Ещё несколько лет назад он шутливо жаловался на его украшения, а теперь мастерски умеет от них уворачиваться, но не делает этого. Шаст отступает на шаг назад и смеряет их работу оценивающим взглядом. — Обидно, — Арсений рассматривает в своих ладонях разлезающие на куски салфетки. Он выуживает ту, на которой чёрными ручейками расползается номер телефона. — Девушка старалась. — Теперь не позвонить, — тянет Антон, и тоже переводит взгляд на салфетку. Он протягивает за ней руку, и Арсений хмыкает, протягивая свою в ответ. Они почти соприкасаются пальцами, когда Антон резко убирает свою и делает шаг назад. Арсений вопросительно смотрит на него, и кидает салфетку на стол. Шаст беспокойно крутит кольцо на указательном пальце и оглядывается назад: — Я с Ирой расстался… Вроде, — он кидает на собеседника растерянный взгляд. — В смысле… не то что бы, но. Мы не общаемся пару недель. Это же… так и работает, да? Арсений замечает: недо-отношения и недо-расставание — первое лицо в единственном числе, а не в множественном. А сам он — персонаж на фоне, который постоянно переживает недо-катастрофу, отыскивая надежду на счастливую развязку в обрывках случайных фраз. Мысли Арсения, как ошпаренные, отскакивают от этой темы. Ему бы скорее спрятаться за стены, провести ассоциацию с чем-то смешным или глупым. Но руины от стен, залитые горячим кофе, плавятся у его ног. А Антон стоит рядом и пинает их своим откровением. Шаст прокашливается и переминается с ноги на ногу, продолжая бесконечно крутить свои кольца. Если его обнять, он же тоже запачкается этим дурацким кофе, да? Но Арсений вдруг слышит: — Извините, пожалуйста, от имени заведения я… — официантка встаёт между ними с большим рулоном салфеток и кусочком тортика. — Вот это вам. Антон выдавливает из себя улыбку и кивает: — Да все же живы, всё норм, — коротко прокашливается и похлопывает себя ладонью по карману. — А курить у вас можно? — Наверное, — теряется девушка. — Давайте я спрошу у… — Не-не, — машет Шаст руками, — всё норм, мы воздухом подышим, — он кивает Арсу на выход. Утренние сумерки встречают их щипающим холодом, и Арсений запахивает куртку плотнее. Он благодарит Стаса и других богов за то, что их отель находится во дворах и вокруг немноголюдно. Он не хочет оказаться на очередном фото с поклонником с нервной улыбкой и испуганными глазами. — Такая срань, конечно, — тянет Шаст и делает затяжку. — В смысле и сегодня, и вообще. И что дальше в этом всём… вариться? Арсений знает, что это не отвлечённый вопрос, а вопрос, на который от него ждут ответ, но он… смотрит как рассеянный свет обрамляет кудряшки Антона, скользит по ним взглядом, и теряется где-то в районе его ключицы — там где не застёгнута куртка. Он чувствует резкий металлический запах и почти слышит скрежет металла, но отмахивается от этого ощущения. Он уговаривает себя отвести взгляд, но у него никак это не получается. Шаст рассеянно изучает кирпичную кладку на стене около выхода и хмыкает над некоторыми надписями. Арсению бы тоже хотелось им усмехнуться, но он только вымученно улыбается и отмахивается от сигаретного дыма. Он думает, что Ира наверняка просила Антона бросить курить, но он, конечно, не послушал. И мысленно спрашивает себя, если бы он попросил: Антон бы бросил? Вокруг звенит тишина, и он слышит, каждый выдох Шаста. Он боится разорвать эту тоненькую ниточку связи, которая незримо тянется между ними, поэтому даже не шевелится. Но Антон сам поворачивается к нему, будто ожидая чего-то. Арс спотыкается об открытый взгляд Шаста и торопливо переводит взгляд на кирпичную кладку. Краем глаза он видит, что Антон несколько секунд продолжает смотреть на него и переминается с ноги на ноги. Пока Арсений молчит, в его горле сгребётся гигантским размеров ком из колючей проволоки, а когда он говорит, ком ухает в район сердца. Он выдыхает и закусывает нижнюю губу. Он пытается сложить свои мысли во что-то осмысленное, но они тонут-тонут-тонут в зазорах кирпичной вкладки, и Арс чувствует, как момент ускользает, поэтому наконец решается: — Тут же нужно, чтобы многое совпало: графики там работы, темперамент, интересы, да? Это… почти невероятное совпадение. Хороший из него советчик, прямо план действий составил. Он знает, что говорит совсем не об Ире (у неё вообще есть работа или там интересы?), но он не может сказать больше. В конце концов, этот намёк кажется Арсению самым прозрачным из всех, что он когда-нибудь решался озвучить. Антон изучающе смотрит на него несколько секунд. Переводит взгляд на сигарету, на носки своих кроссовок, обратно на сигарету. Хмурит брови и переминается с ноги на ноги. Прокашливается. Арсению кажется, что Шаст — грёбаное пособие по термину «недогоняющий», но терпеливо ждёт. — Знаешь, ты прав, — Антон легко поддевает носком камушек и отпинывает его. — Хуйня это всё: такие совпадения... чтобы прям «бац» и искры. Я бы… Я бы его типа заметил, да? Арсений чувствует как липкий кофе расползается по его венам, от чего кровь начинает вскипать. Ему не хватает воздуха, когда он смотрит на вопрошающий взгляд Антона. Эти чёрточки над «й» кажутся вопросом выживания; кажутся тем, что позволит ему наконец дышать, даже если они будут наклонены не в его сторону. Шаст крутит между пальцами почти докуренную сигарету и выжидающе смотрит в ответ. Арсений смягчает взгляд: — Шаст, слушай… Но мощный толчок в спину прерывает его, и он спешно выставляет вперёд руки, чтобы не упасть. За тихим скрипом двери вдруг следует оглушающее: — Ёбушки-воробушки, вы чо здесь делаете? Арс, блин... — Стас начинает свою эмоциональную речь, но он не может разобрать её слова. Мир кружится, всё вокруг сливается в некрасивую цветную абстракцию. Арс трясёт головой, но ему кажется, что он всё ещё падает. Он пытается зацепиться за дверной косяк или облокотиться на стену, но натыкается только на пустоту. Шаст виновато оправдывается, Стас бухтит, и некому заметить, что он так и не нашёл точку опоры.Мы попали в зону небольшой турбулентности, пожалуйста, сохраняйте спокойствие.
Он просыпается одним рывком, и обнаруживает, что продолжает падать. Воздуха вокруг становится очень мало. Неужели, действительно, разгерметизация? В салоне отсутствует верхнее освещение, а пассажиры беспокойно переговариваются. Пелена застилает его глаза — салон наполнен дымом. Боже, почему люди вокруг ещё не кашляют и не задыхаются? Арсений пытается прочистить горло, но получается только шипение. Все его мышцы начинают болезненно тянуть, а горло царапают острые кончики несказанных слов. Перед глазами снова всплывают обрывки воспоминания, которое не отпускает его столько дней подряд. Скоро он выучит его настолько досконально, что сможет разыгрывать по ролям, если, конечно, в процессе у него не остановится сердце. Арс мотает головой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от наваждения, и вдруг слышит: — Ну как? Получилось с парашютами? — голос Шаста немного взволнованный, но без панических ноток — будто вокруг ничего не происходит. Арсению бы отмахнуться и попытаться спастись, но он точно знает — самолёт уже давно разорвало на части и вопрос только в том, когда он упадёт вниз. Он почти уверен, что это случится в самый неподходящий момент — на концерте, на съёмках или на какой-нибудь общей вечеринке. И тогда Антон, также как и в том утреннем сумраке, пойдёт нахер со своими парашютами, которые он вечно не успевает не то, что раскрыть, даже достать. — Осознанные сновидения — это классно. Практикуешь один или с кем-то? — Арс бы хотел не быть такой сукой, но сейчас это последний защитный барьер, за который он заталкивает свою боль. Антон недоумённо смотрит на него: — Ты чего? Ему хочется рявкнуть на Шаста, а потом заехать кулаком по скуле, но одновременно ему так хочется протянуть руку к его кудряшкам. Какой же он жалкий. А ещё ему хочется, чтобы Шаст уже наконец обо всём догадался сам. Но он, как назло, не может собрать пазл по картинке прямо перед его глазами. Но правда в том, что Антон никогда не обещал собирать какие-то пазлы, разгадывать головоломки или принимать участие в квестах, даже если они так важны для Арсения. И это только его проблема, если он читает эти обещания между строк. — Пойду прогуляюсь, — он сильно закусывает нижнюю губу и заставляет себя сглотнуть комок желчи, который болезненно ухает в грудь. А ещё Арсений, наконец, понимает, что это за пелена перед глазами, и почему никто в салоне её не видит. — Но сейчас же нельзя, — неубедительно возражает Антон. — Какая разница, если мы всё равно разобьёмся, — рычит Арсений и отстёгивает ремень безопасности. Стараясь побыстрее уйти, он ударяется лодыжкой о впереди стоящее кресло и раздражённо выдыхает. Он натыкается на растерянный взгляд Серёжи, но только фыркает в ответ. Ну блядь, извините за этот концерт чуть раньше времени. Он делает несколько шагов по направлению к задней части салона, но тут же слышит женский голос из-за спины: — Мужчина, пожалуйста, сядьте на место, пока не потухнет табло «пристегните ремни». Арсений поджимает губы и кивает сам себе. Как же, решил убежать. Он использует несколько секунд, до того как окажется рядом с Антоном, для того, чтобы расправить плечи и выдохнуть. Когда Арс плюхается на место, то против воли косится на Шаста. Тот выстукивает кончиками пальцев на колене какой-то ритм, и Арсению кажется, что он мог бы быть музыкантом и писать треки. Или хореографом и ставить современные постановки. Или бегло читать шрифт Брайля. Но Шаст здесь. И он тоже здесь. И этот факт ничего не меняет: даже если Антон до чего-то догадывается, вслух он произносит совсем другое. Может у него какой-то особый вид слепоты — невозможность понимать намёки? Единственное, что он может — всё время пялится на это дурацкое сообщение недельной давности. Антош, мы всё ещё вместе? 07:43 Арс, как никто, знает, что страшнее падения — только бесконечно висеть в воздухе, но ему совсем не жалко Иру.Дамы и господа, просим прощение за предоставленные неудобства, наше путешествие продолжается в штатном порядке.
Антон на секунду вскидывает голову, а потом убирает телефон в карман впереди стоящего кресла и берёт оттуда пустой пакетик из-под орешков. Арсений смотрит на то, как он превращается сначала в отдельные полиэтиленовые кусочки — потом в очень мелкие кусочки — и наконец в одну сплошную полиэтиленовую массу. Он знает, что может пожалеть об этом, но толкает дурацкую ширму из своего сарказма и выдыхает: — Шаст. Антон смотрит на него выжидающе. Его кадык вздрагивает, и он виновато улыбается кончиками губ. Запускает пальцы в волосы, заставляя кудряшки рассыпаться в ещё большем беспорядке. Арс выбрал не самый лучший эшелон для этого разговора, не продумал запасной маршрут, и даже времени на второй круг у него нет, но весь его план концентрируется в коротком «за секунду до», и он знает, что уже нет никаких возможностей повлиять на исход, и тогда он спокойно произносит: — Есть одно невероятное совпадение, которое ты не заметил, — и свет вспыхивает.