Менторинг

Аякс жмурится и старается дышать ровнее, выходит из рук вон плохо. Он до побелевших костяшек сжимает пальцами простыни, изо всех сил стараясь не дрожать. Не дрожать, не дрожать, не дрожать, не дрожать. Не дрожать. — Аякс, милый, всё хорошо? — полушёпотом над самым ухом слетает с губ, которые секунду назад медленно выцеловывали его шею. Тарталью хватает лишь на слишком резкий кивок. Держать под контролем дыхание всё-таки не получается, и голос грозит сорваться на хриплый стон, стоит предвестнику лишь открыть рот. Но янтарные глаза смотрят выжидающе, чужие брови скептически ползут вверх, а губы плотно сжимаются в тонкую линию. Аякс прикрывает глаза в лёгкой панике, открыв таки рот, чтоб сказать: — Всё хорошо, сяншен. Мы договорились, что я скажу, если мне что-то не понравится. Я помню. Чжун Ли вглядывается в его лицо ещё долгие несколько секунд, наконец, согласно кивает и опускается вниз, ловит чужие губы своими, утягивая в поцелуй. Целует мягко и успокаивающе, будто в очередной раз что-то обещает. И Тарталья знает. Ему не нужно обещаний вслух, ведь он и так знает, что Чжун Ли будет осторожен, что не сделает ничего, что доставит Аяксу дискомфорт. Но предвестник боится не этого. Архонт углубляет поцелуй, обжигает рот своим языком, запускает руки под рубашку, уверенно и твёрдо проводя ими по торсу, совсем легонько касается сосков. У Тартальи по телу мурашки пробегают короткой волной, слишком много всего происходит за несколько секунд. У Аякса совсем нет опыта в подобных делах. Именно это и заставляет его так сильно волноваться. Так уж вышло, что за свою не самую длинную жизнь Тарталья пока так и не спал ни с кем. Да и вообще жизнь и без того была насыщенной, — большая семья, служба Царице, обязанности Предвестника, и конечно, тренировки с целью постоянного самосовершенствования, — времени для постоянных отношений, в которых можно было бы так далеко зайти, просто не было, да и желания тоже. Но сейчас всё иначе. Сейчас есть Чжун Ли, рядом с которым Тарталья чувствует то, что не чувствовал раньше ни с кем другим. Аякс дорожит, восхищается, уважает, Аякс любит. И прямо сейчас, в этот самый момент Аякс больше всего на свете не хочет ударить в грязь лицом. Рассказать Чжун Ли о том, что он девственник, Тарталье слишком стыдно, слишком уж смущает говорить об этом кому-либо. А вот сделать сейчас что-то не так от нехватки опыта и вовсе страшно. Чжун Ли совершенно точно последний, кого Аякс хотел бы разочаровать. Тем более, разочаровывать в плане отношений. Вот что не даёт предвестнику покоя даже в такой момент. Страх липким туманом оседает где-то в груди, смешиваясь с возбуждением, отчего Тарталья уже совсем не понимает, что он чувствует сейчас. Но останавливаться он ни в коем случае не собирается. Отсутствие опыта решает восполнить своим непоколебимым упрямством. К тому же он уже давно не маленький, а в жизни были случаи, когда приходилось осваиваться в ситуациях более сложных, верно? Да и что там может не получиться? Аякс любит Чжун Ли и совершенно точно хочет перейти с ним на новый уровень, а это самое главное. Да и Чжун Ли ведёт себя уверенно и почти непринуждённо. Правда Тарталья не понимает, успокаивает его это или заставляет испытывать ещё больший стыд за то, что на фоне своего партнёра он такой неловкий и неопытный. В любом случае, сейчас предвестник просто плывет по течению, полностью доверяясь любовнику и уповая на то, что не сделает сегодня что-то глупое, неловкое или неправильное. В своих раздумьях Аякс и не замечает, как остаётся в одном белье. Когда архонт уже цепляет пальцами резинку последнего элемента одежды, оставшегося на Тарталье, тот резко хватает его за галстук и притягивет к себе. — Нечестно, сяншен, ты тоже должен раздеться, — Аякс игриво ухмыляется и смазанно целует чужую скулу, продолжает играть напускную уверенность. — Тогда раздень меня, — архонт ловит чужие губы, ловко обвивает Тарталью руками и меняет положение, усаживая партнёра к себе на колени. Аякс удивлённо выдыхает прямо в поцелуй, хватает Чжун Ли за плечи в поиске опоры. Он ухмыляется в чужие губы, переводит руки к пуговицам на тёмном пиджаке, стараясь не слишком медлить. Пальцы путаются, не слушаются и легонько подрагивают, а полумрак в комнате, освещённой лишь парой свечей, тоже не ускоряет дело. Машинально предвестник закусывает губу, расстёгивая последнюю пуговицу. Пиджак сползает с широких плеч, за ним следует и рубашка. Почему-то, чем меньше одежды остаётся на Чжун Ли, тем больше Тарталья осознаёт, что страх и паника никуда не делись. Он опускает голову и прячет лицо, смотря только на свои руки, когда тянется ими к ремню на идеально выглаженных брюках. Однако его останавливают, широкие ладони накрывают его собственные. — Это твой первый раз, не так ли, Аякс? — Чжун Ли тоже опускает голову, пытаясь заглянуть любовнику в лицо. Тарталья вздрагивает и испуганно поднимает голову, встречаясь взглядом с архонтом. Он всё-таки узнал. — Милый, ты же не думал, что действительно сможешь скрыть это от меня? — голос у Чжун Ли негромкий, но пронзительный, растущий до этого комок паники, кажется, взрывается у Тартальи в груди. — Сяншен... — всё, что Аякс может выдавить из себя в тот момент. Хочется провалиться под землю прямо здесь и сейчас. Он всё-таки сделал что-то не так, да? Какую-то глупость, которая тут же выдала его. Какой ужас, что теперь думает Чжун Ли... Тарталье хочется сжаться и спрятаться от поблёскивающих в полумраке, внимательных янтарных глаз. Он готов обрушить на себя Нефритовый дворец, лишь бы избавиться от сжигающего его изнутри чувства. Но Моракс только протягивает ладони к его щекам и приближает к себе его лицо, заставляя смотреть в глаза. — Ты должен был сказать, милый. От нежности в его голосе можно задохнуться, Тарталья жмурится, не в силах больше поддерживать зрительный контакт. Стыдно, стыдно, стыдно, как же стыдно. — Прости меня, сяншен, — он снова давит кривую ухмылку, — Так очевидно? Я в чём-то облажался, да? Собственные слова оседают неприятной горечью в горле. — Только в том, что не сказал мне правду с самого начала, — архонт целует его в лоб, и Аякс на сто процентов уверен, что смущение может убить, потому что он, кажется, уже умирает от щекочуще-жгучего чувства, переполняющего грудь. — Ну, иди сюда. Чжун Ли снова меняет положение, на этот раз прижимая Тарталью к груди, запускает руку в копну спутавшихся рыжих волос. — Я не хотел... Не хотел, чтоб ты считал меня совсем неопытным и ничего не смыслящим в этом деле юнцом, — Аякс говорит почти беззвучно, но Чжун Ли не был бы архонтом, если бы не слышал каждое сказанное слово. — Но ведь ты такой и есть, — Моракс улыбается совсем умилительно, ласково чмокая рыжую макушку, и от его слов сжигающий Тарталью стыд будто от бензина вспыхивает только сильнее. — И в этом нет ничего плохого, — он касается чужого подбородка и заставляет посмотреть в глаза. — Я люблю тебя таким неопытным и ничего не смыслящим юнцом. — Но это слишком... смущающе, — Аякс не может отвести взгляд, даже если очень хочется. — Смущаться в первое время нормально, здесь нечего стыдится. Тебе не следует молчать о таких вещах. И разумеется, тебе не следует спать со мной раньше того момента, когда ты будешь уверен, что готов. Для меня важно знать, что ты не заставляешь себя. — Конечно я не заставляю себя! — Тарталья почти пугается, а потому кричит слишком громко, но тут же понимает это и прикусывает язык. — Я хочу, сяншен, правда-правда, — хватается за чужое запястье, — Я просто... Меня тревожило только моё незнание, что делать. Я не хотел выглядеть глупо перед тобой в такой момент, но... Кажется, я уже. — Да, Аякс, ты очень глупый, — Чжун Ли не удерживается, снова целует его в нос, висок, подбородок, зацеловывает красные щёки, — Если ты хочешь этого, но не знаешь, что делать, кто, если не я, должен всему тебя научить? Тарталья не может этого выдержать, каждое слово Чжун Ли вызывает маленький взрыв в его и без того горящем от смущении нутре. — Я тоже. — Я тоже люблю тебя, Чжун Ли, — Аякс обхватил ладонями его щёки и ткнулся лбом в лоб. — И я рад, что ты не смеёшься надо мной. — С чего мне смеяться? Аякс, в девственности нет ничего смешного, это обычное... — Умоляю, помолчи и дай мне сказать! — Тарталья и без того вот-вот сгорит, расплавится прямо в объятиях. Ему слишком тяжело это сказать. — Я хочу тебя. И моя неопытность меня не остановит, потому что теперь, когда ты всё знаешь и это тебя даже не отталкивает, я не боюсь. Нет, конечно облажаться всё ещё было бы очень нехорошо, но ты теперь хотя бы можешь это ожидать, то есть... Теперь, когда я знаю, что ты знаешь... — Тарталья задумался на несколько секунд, пытаясь подобрать нужные слова, но голова никак не могла вступить в контакт с языком, и предвестник лишь отчаянно вздохнул. — Не переживай, Аякс, я понимаю, — Чжун Ли потёрся носом о его щёку, заставив чужое сердце забиться где-то в горле. — Тогда ты не против, если мы продолжим? — не выдержав, предвестник всё-таки крепко жмурится, задавая вопрос. Как бы то ни было, побороть всё смущения по щелчку пальцев он не может. — Конечно не против, милый, — Тарталью укладывают обратно на спину, оставив смазанный поцелуй на скуле, обстановка снова меняется довольно стремительно — Если тебе нравятся прикосновения в каких-то определённых местах, не стесняйся и скажи об этом. Не бойся касаться меня в ответ, — избавляясь от оставшейся одежды, наставлял архонт. — И самое главное, — Моракс замер на мгновение, внимательно смотря в глаза Тарталье, даже тон его из ласково-игривого резко стал каменно серьёзным, — Если тебе будет больно или неприятно, не вздумай молчать. Лишь от слов Чжун Ли, а может от его тона, Аякс только вспомнил, что процесс действительно может быть и болезненным. — Хорошо, — руками Аякс потянулся к чужим волосам, надавил на затылок любовника, чтобы тот наклонился за поцелуем. Не стесняться делать то, что ему нравится, да? Что ж, пока Аякс точно знает только то, что ему безумно нравится целоваться с Чжун Ли, а об остальном ему ещё предстоит узнать. Предвестник закрывает глаза, впервые за вечер позволяя себе расслабиться. Нет, ничего болезненного не может быть. Не с Чжун Ли. Он отпускает все тяжёлые мысли, больше совсем не дрожит. От горячих рук и губ на теле внизу приятно тянет. Когда Чжун Ли остаётся перед ним абсолютно раздетым, Аякс не пытается сдержать ни шумного выдоха, ни откровенно разглядывающего взгляда. Красивый. — Я сейчас кое-что покажу тебе, Аякс, — на внутренней стороне бедра предвестника оставляют поцелуй, — Ты только не пугайся. Слова на секунду вытаскивают Тарталью из успевшей накатить на сознание неги, слегка разгоняют туман возбуждения, заставив немного напрячься. — Пугаться? — переспрашивает он, слегка приподнявшись на локте в попытке разглядеть Чжун Ли, склонившегося сейчас где-то у его бёдер. — Если всё-таки начнёшь волноваться, сразу скажи. Тарталья сглатывает и всё же кивает, нервно покусывая губы. Неизвестное что-то, которое собирался показать архонт всё же не может не настораживать. Чжун Ли выпрямляется, усаживается Аяксу на бёдра, смотрит в лицо неотрывно, пытаясь не упустить ни одну чужую эмоцию. В комнате отчего-то становится светлее, Тарталья не сразу понимает, что свет исходит от архонта, а когда понимает, неосознанно затаивает дыхание. На потемневших руках золотыми узорами светятся частицы гео, Аякс смотрит заворожённо, как светлые полосы тянутся от кистей рук до самых плеч. От них элементальные линии идут шире, размашистыми рисунками расчерчивают такую же потемневшую грудь. Красота. Кончики длинных волос и глаза архонта тоже горят янтарём, наполняя комнату светом, а глаза Тартальи чистым восторгом. Поднимая глаза выше, Аякс, кажется, понимает, что Чжун Ли имел в виду, – из тёмной макушки вверх тянутся крупные, но изящные по своему виду настоящие драконьи рога. Тарталья не может отвести взгляд. Чжун Ли молчит, давая Аяксу время привыкнуть. Реакция предвестника буквально на лицо, — Моракс уже не переживает, что его внешний вид может отпугнуть любовника. Но это ещё не всё, Тарталья не видел главного. — Можно потрогать? — Чжун Ли знал, что Аякс не удержится и спросит, поэтому он лишь по-доброму снисходительно улыбается, наклоняя голову вперёд, навстречу чужой руке. Рога оказываются твёрдыми и гладкими на ощупь, достаточно массивными и невероятно острыми на концах. Тарталья улыбается словно мальчишка. — И этим ты вздумал меня напугать, сяншен? — веснушчатое лицо довольно расплывается, улыбку сменяет ухмылка с капелькой самодовольства. — Я, конечно, под большим впечатлением, но таким меня не напугать. — Я очень рад, что ты не из трусливых, Аякс, — архонт запускает руку в спутанные рыжие пряди, утыкается лбом в лоб. — Но я переживал не из-за рогов. Легонько подхватывая чужие губы своими, Чжун Ли вовлекает предвестника в поцелуй. Распалённый только что увиденным, Тарталья отвечает очень охотно, сам зарывается в волосы любовника, иногда касаясь рогов, активно напирает и улыбается, много-много улыбается в поцелуй. Когда Аякс размыкает губы, сам пуская чужой язык, Чжун Ли спускает руку ниже, прижимает к себе за талию и продолжает внимательно смотреть. Тарталья почти ойкает, но сделать это ему мешает чужой язык, неожиданно занявший слишком много места во рту. У Аякса мгновенно краснеет всё лицо, а дышать становится трудно. Он жмурится и не успевает сдержать слишком громкий стон, прокатившийся по комнате. Чжун Ли немного отступает, отрывается от губ и заглядывает в глаза, наблюдая реакцию. Тарталья дышит тяжело, ослабевшие руки сползают с рогов на чужие плечи, щёки неистово горят, как и всё внутри, ресницы подрагивают, а глаза заворожённо следят за чужим ртом. — Вау... — всё, что может сказать предвестник, наблюдая, как язык архонта возвращается на своё место, оставляя между ними тонкую нить слюны. — О... Огромный. Совсем как у рептилии. Реакция Чайлда вызывает у Чжун Ли смешок, однако ему всё ещё следует убедиться на словах. — Не слишком огромный, чтоб напугать моего бесстрашного Предвестника? Тарталья отчего-то краснеет. Увидев полудраконью форму любовника, он думал, что сегодня его уже ничего не удивит, но кто бы мог подумать, что язык тоже окажется... вполне себе драконьим? Это определённо было очень необычно и в Тарталье вызывало чувства абсолютно непонятные. Конечно, эта деталь куда больше возбуждала, нежели пугала предвестника, но отчего-то... этот язык его безумно смущал. Стоило только подумать, на что способен Чжун Ли, и без того имеющий преимущество перед неопытным Тартальей, так ещё и этот язык. — Уверяю, сяншен, он достаточно огромный. Но это не значит, что меня это испугает. Я, знаете ли, не боюсь огромных частей тела. Ужасно. Что он болтает? В порыве эмоций Аякс часто начинает сводить разговоры в шутку или каламбуры, но сейчас это кажется абсолютно неуместным. Чжун Ли, однако, тихонько усмехается на его слова. Ещё проходится языком по сжатым губам. Тарталья жмурится, но губы размыкает. Язык у Чжун Ли горячий, и Аяксу кажется, что он вот-вот расплавится от этих поцелуев, от прикосновений, остающихся фантомными следами по всему телу. Разомлённый ласками предвестник не замечает, как с него стягивают бельё. Моракс, исцеловав доверительно подставленную шею, слегка отстраняется, усаживаясь сверху. — Ты прекрасен, — выдаёт полушёпотом, оглаживая руками исчерченную боевыми шрамами грудь. — Такой красивый, такой тактильный, такой падкий на ласку, — руки постепенно спускаются вниз. Тарталья глубоко дышит, и кажется, сейчас замурчит от удовольствия – слышать подобные слова смущающе и безумно приятно. Что-то характерно хлюпает внизу, и Аякс непроизвольно вздрагивает, — длиннющий язык плотно смыкается вокруг него от основания до головки. Острый кончик легонько надавливает на уретру, Тарталья вскрикивает и с жалобным звуком давится воздухом. Сжимает в налившихся бетонной тяжестью пальцах простыни и задушено стонет, когда язык продолжает размеренно двигаться вокруг члена, обвивая его как змея, душащая в кольцах свою добычу. Тарталье кажется, что он вот-вот сойдёт с ума. Перед глазами всё плывёт, руки вслепую находят рога, и предвестник хватается за них, пытаясь двигать бёдрами в такт. Ощущения абсолютно новые и абсолютно восхитительные. Аякс честно не знает, были бы ощущения от обычного минета такими же, к сожалению или счастью, сравнивать ему не с чем. Ему отсасывают впервые и впервые его касается такой язык. По позвонкам бежит электричество, Тарталья всем своим нутром ощущает близость разрядки. Но Чжун Ли вдруг останавливается, отстраняется слишком резко. В миг оставленный без внимания член продолжает болезненно стоять, и предвестник хнычет, кусая тонкие губы. — Сян... шен. Сяншен... — только и может безумно повторять Тарталья, не способный разжать пальцы на чужих рогах. — Пожалуйста. — Тсс, — архонт оставляет дорожку поцелуев на внутренней стороне его бедра, предвестника крупно трясёт от прерванной разрядки, — Потерпи, Аякс. Ноги у Тартальи крепкие и жилистые, усеяны шрамами как и многие другие части тела. Моракс закидывает эти чудесные ноги на свои плечи, спускается ещё ниже. Аяксу приходится переместить трясущиеся от возбуждения руки вверх по рогам, ближе к заострённым концам. Чжун Ли давит на чужие бёдра, заставляя запрокинуть ноги выше, раскрыться сильнее. — Не возражаешь? — спрашивает почти спокойно, голос у него глубокий, такой хриплый сейчас, врезается в слух, проникает в голову и заставляет каждую клеточку мозга возбуждённо гудеть ему в унисон. — Не возражаю против чего? — предвестник не без удивления отмечает, что всё ещё способен складывать слова в предложения. Он почти гордится собой. Из-за чуть разомкнутых губ вновь показывается язык. Чжун Ли мокро целует его в левую ягодицу, хищно облизывает собственные пересохшие губы и легонько проходится по ложбинке, осторожно давит кончиком на вход, влажными движениями обводит кольцо мышц. — Против этого, — с запозданием поясняет архонт, чувствуя, как мелко дрожат чужие бёдра под пальцами. — Ты н-не должен... То есть, разве тебе хочется... — Хочется, — Чжун Ли кивает почти нетерпеливо, Тарталье даже лестно от мысли, что его хотят также сильно, как хочет он. Руки соскальзывают с рогов. Аякс снова чувствует ядерно жгучее смущение. Под прожигающим взглядом глаз, почти пугающе светящихся янтарём в полумраке комнаты, он жмурится и рвано кивает. — Мне тоже. Хочется. Архонт кивает в ответ. Снова опускается между ног, придерживая бёдра. Тарталья чувствует, как горячий язык скользит по его промежности, напряжённый член подрагивает, желание поскорее достичь разрядки становится почти болезненным. Чжун Ли обводит языком напряжённые мышцы и обильно мочит вход слюной. Он не торопится, надавливает языком не сильно, тут же отстраняясь, чтоб тут же повторить всё сначала. Аякс закусывает ребро ладони, тщетно пытаясь приглушить звуки, вырывающиеся у него из груди, слишком жалкие, слишком постыдные. Когда язык наконец проникает внутрь, Тарталья шумно втягивает воздух, когда ловко добирается до самой простаты, — предвестник вскрикивает, почти взвизгивает, бёдра сами подкидываются вверх. Чжун Ли довольно улыбается, приподнимает голову и смотрит Аяксу в глаза. Вопросительно кивает, желая осведомиться о самочувствии любовника, не испытывает ли тот дискомфорт или не слишком ли его пугают новые ощущения. Но Тарталья ловит его взгляд и умирает. Представшая перед ним картина просто не может не убить, — Чжун Ли поднял голову достаточно высоко, чтоб выглядывая из-за бёдер смотреть Аяксу в лицо, но при этом этот невозможный язык всё ещё оставался внутри. Предвестник молчит слишком долго и Моракс не предпринимает ничего, продолжая ожидать ответа на немой вопрос. Тарталья хнычет. — Сяншен, умоляю, продолжай, — задыхается Аякс, нетерпиливо ёрзая по измятой простыни, — Всё в порядке. Мне хорошо. Очень. Сейчас складывать мысли в слова уже намного сложнее, да и сами мысли генерировать почти не получается. Чжун Ли, однако, довольный ответом прекращает томительную пытку бездействием, — толкается внутрь плавно и размеренно, но глубоко. Тарталья запрокидывает голову назад, с губ срывается стон, слишком громкий и сладкий. Не будь Тарталье так хорошо, он, возможно, даже постыдился бы того, что способен издавать такие звуки. Язык внутри невероятно гибкий, двигается не только вперёд-назад, но и изгибается, надавливая на рястянутые стенки. Аякс скулит, стонет на каждом выдохе и изо всех сил цепляется за архонтские рога, прогибаясь в спине и подмахивая в одном ритме с движениями чужого языка. Тот проезжает по простате толчок за толчком, в глазах мутнеет с каждой секундой всё сильнее. Наконец, Аякс выдыхает с громким протяжным стоном, изливается себе на живот. Ослабевшие руки выпускают из хватки рога, предвестник откидывается на подушки и старается отдышаться. Послеоргазменная нега накрывает слишком быстро. Чжун Ли выскальзывает из его тела совсем незаметно, тянется к искусанным губам. Аякс тут же заливается краской, стоит только подумать, что по его губам сейчас проходится язык, только что вылизывающий его там. Моракс оставляет ещё несколько смазанных поцелуев на виске, на щеке, в уголке губ, на рыжей макушке. Аякс немного приходит в себя, восстанавливает дыхание. В бедро многозначительно упирается чужое естество, и Тарталья стыдливо вспоминает, что он единственный получил разрядку. — Мы продолжим? — спрашивает стеклянным голосом. — Если хочешь, — шепчет Моракс, пока трётся носом о его щёку. — Но учти, вряд-ли твоё тело настроено на проникновение сейчас, сразу после оргазма. — Т-ты не будешь? — Не сейчас. — Но у тебя стоит, — Аякс выносит вердикт так, словно Чжун Ли без него и не догадывался об этом. Архонт лишь тянет уголки губ вверх, продолжая тереться о влажную тёплую щёку. — Ты можешь кое-что сделать для меня. На этот раз без проникновения, — Моракс немногозначительно упёрся взглядом на чужие губы. В нынешнем состоянии Тарталья не мог похвастаться сообразительностью, но это не понять было невозможно. — Минет? — спрашивает совсем тихо. — Если ты не возражаешь. — Но... но я никогда раньше этого не делал. Тебе может не понравиться, — поджимает губы Аякс, снова поднялась тема его абсолютной неопытности и это доставляло ему мало удовольствия. — Не бойся, я буду направлять тебя. Мог бы, — поправляет себя архонт, — Если бы ты вдруг согласился. Хочешь? У Тартальи глаза блестят, он в предвкушении облизывает губы. — Хочу.