Змей

Хелсет не пытается сделать вид, будто скорбит, хотя играть на публику умеет. Он знает наверняка: никто не поверит, что он опечален смертью двоюродного деда. Равани Ллетан не пытается сделать вид, будто скорбит. Она действительно убита горем. Опухшие веки, тёмные впадины под глазами не прибавляются ей юности. Она, жена, короля, следила за собой, выглядела молодо и свежо. Красотой Барензии, само собой, не обладала, однако в обаянии нисколько не уступала. Теперь Хелсет смотрит не на миловидную, пусть и немолодую, женщину, а на старуху. Волосы, ранее уложенные в роскошную причёску, стянуты в пучок. Белые с рождения, они походят на седину. Причёска не красит Равани, а добавляет несколько десятков лет. А вот траурное одеяние… Оно никому не к лицу. Даже Барензии, которой идёт всё. Хелсет не исключает, что неприязнь к траурному наряду порождена неприятными воспоминаниями — платье матери не уступало место надежде, что отец жив. — Змей! — вынуждает вынырнуть из дум злобное шипение. Равани Ллетан не надо вскидывать голову. Она ненамного ниже Хелсета. Она уверена, что, вопреки слухам и даже подтверждению храмовых лекарей, Атин Ллетан умер не от болезни, появившейся так вовремя — после гибели Талена Вандаса, племянника. Она знает, что не горе подорвало здоровье её мужа. По полному ненависти взгляду опухших глаз это видно. — Мне лестно, что вы помните, под каким созвездием я рождён, — парирует Хелсет и, глядя в её лицо, добавляет: — Мне, увы, совестно, потому что запамятовал день вашего рождения. Но могу, если позволите, наверстать упущенное. Общее горе нас сближает… Взгляд у Равани тяжёлый. Если бы можно было им убить, Хелсет упал бы замертво. Глядеть в её глаза неприятно, но он выдерживает и даже не мигает. И побеждает: Равани смаргивает выступившие слёзы. Её рот некрасиво кривится. А вот взгляд по-прежнему полон ненависти. В нём — решимость докопаться до правды, которую Хелсет не выставляет напоказ — пока, во всяком случае. Он не сомневается, что прошлое рано или поздно вылезет наружу. …если уже не вылезло. Потому что Равани Ллетан бросила не просто: «Убийца!» Она выплюнула-вышипела: «Змей!» Хелсет боится не того, что кое-какие подробности из Вэйреста доплывут до Морровина. Он опасается, что течение окажется слишком быстрым — тогда и на этот трон он не сядет. Всему своё время. Слава, даже дурная, пойдёт только на пользу, если Хелсет убедит большинство в мысли, что, кроме него, наследников на трон нет, не считая… Но с собственной матерью он это уже обсудил. А если доказательства, пусть и косвенные, его причастности к смерти Атина Ллетана появятся раньше времени, это его убьёт: Хелсет сейчас уязвим, как змея во время линьки, полуслепая и слабая. Совсем немного времени — и шкура сменится на другую, прочную. Вернётся и зрячесть, и нюх, и готовность обороняться, укусить и, как следствие, отравить недруга ядом.