Так тяжело...

      Нервно крутит в руках ручку, перекладывает папку с документами с одного место на другое, ломает пальцы. Нервничает. Владимир Александрович безумно нервничает. Голос дрожит, на висках выступил пот. Он старается держать себя в руках, старается из последних сил, но всё равно видна его неуверенность. Он утопает в отчаянии, он не знает, что ему делать, он с трудом подбирает слова, смотрит в стол и на свои пальцы, не замечая ничего вокруг. Зеленский слышит только своё бешено стучащее сердце и надеется, что больше никто этого не слышит.       Не может отвести взгляд от его лица, видит все его эмоции, понимает, что тот ощущает себя явно не в своей тарелке, но ничего не может с собой поделать. Не может согнать с лица улыбку, не может выгнать из головы неподходящие для места и времени мысли. Мысли непотребные, не подходящие не только для данного момента, но и в целом не должные возникать в его голове по отношению к этому человеку. Эммануэль Макрон вновь смотрит на Зеленского и на несколько секунд забывает, как дышать, когда Владимир Александрович скользит по нему взглядом перед тем, как посмотреть на начавшего говорить Путина.

***

      Зеленский исчезает из виду сразу после заседания. Эммануэль Макрон заходит в туалет и подставляет руки, на которых до сих пор ощущалось рукопожатие президента Украины, под струю холодной воды, а затем умывается. Закрывает кран, смотрит в зеркало, оперевшись руками о края раковины, когда странный звук заставляет его насторожиться и оглянуться — неужели он здесь не один? Снова наступает тишина, но теперь Эммануэль не может отделаться от мысли о том, что кто-то плачет в одной из кабинок. — Здесь кто-нибудь есть? — Спрашивает на английском и получает в ответ напряжённую звенящую тишину. Сердце болью пронзает безумная догадка, кто может там находиться, и мужчина хлопает входной дверью, делая вид, что уходит. Через несколько невероятно долгих минут беспокойного ожидания дверка одной из кабинок открывается, и сердце Макрона пропускает очередной удар, когда он видит Владимира Александровича. Зеленский не сразу замечает его, но, увидев, едва заметно вздрагивает, тут же отворачиваясь и открывая воду. — В глаз что-то попало. — Произносит он самую избитую и нелепую отмазку в мире, которую люди используют, когда кто-то видит их покрасневшие после слез глаза, склоняется над раковиной и плещет себе в лицо водой. — Ne cache pas à quel point c'est dur pour toi. — Эммануэль забывается и начинает говорить на французском, не может больше стоять в стороне и кладёт ладонь на плечо Зеленского, в одно мгновение оказываясь рядом. — Простите, я так и не выучил французский. — Нервно усмехается Владимир Александрович, глядя в глаза президента Франции через зеркало. —Je t'aime. — Макрон улыбается одним уголком губ и на секунду опускает глаза. — Разговор поможет. Вам стоит высказать другу всё, что вас гложет. — Зеленский поворачивается лицом к французу, и тот снова, как в первый раз, удивляется тому, насколько у него красивые и глубокие глаза. Больно видеть в них безмерную усталость и отчаяние, но от этого они не стали менее притягательными. — Обязательно воспользуюсь вашим советом, месье Макрон. — Эммануэль понимает, что раздражает украинца своим обществом, но не может оставить его в таком состоянии, не может остановиться, не может… не хочет. Он не хочет уходить, не хочет оставлять этого человека, просто-напросто не хочет, слишком долго сдерживал все свои порывы по отношению к президенту Украины. Мужчина неожиданно подаётся вперёд, крепко прижимая к себе Зеленского. — Нет, не воспользуешься, если выйдешь сейчас отсюда. Тебе не с кем поговорить о тяжести президентского поста, об удавке складывающейся ситуации, с каждым днём всё туже стягивающейся на твоей шее. Я знаю, я знаю, как тебе тяжело, чувствую это. Позволь помочь тебе хотя бы разговором. — Макрон понимает, что преступил черту дозволенного, со страхом ждёт дальнейшей реакции Зеленского, и в первые мгновения не может поверить в то, что происходит. Владимир Александрович сначала неуверенно, а затем с силой, отчаянно, словно он в огромном океане хватается спасательный круг, сжимает пальцами пиджак на спине француза. Удобней устраивает подбородок у него на плече, прижимается так тесно, что теперь стук его сердца чувствует не только он. Так тесно и так доверительно, что Макрона обжигает этот физический контакт, причиняет боль, но он сейчас ни за что бы не отстранился, сейчас он готов полностью сгореть в пламени нежности и страсти к этому мужчине.       Эммануэль Макрон чувствует, как вздрагивают плечи Владимира Александровича, и понимает, что сходит с ума. Он запутывается пальцами в его волосах, утыкается носом в его макушку, втягивая в себя невероятно родной и уютный запах его волос, касается их губами и понимает, что боится. Боится отпустить его сейчас, боится отпускать его вообще, хочется навсегда спрятать его в своих объятиях, укрывая от всего и всех, а потом громко, на весь мир, прокричать, что Владимир Александрович теперь его, только его. Не сразу Макрон замечает, что Зеленский совершенно замер в его руках, даже, кажется, дышать перестал, поэтому нехотя отстраняется, чтобы обеспокоенно взглянуть тому в лицо. — Спасибо. — Неуверенно произносят лишь одни обкусанные губы Зеленского, так что его голоса практически не слышно, и Эммануэль понимает, что он сейчас сделает. Знает, что ни в коем случае нельзя этого делать, но ладони сами по себе обхватывают лицо Владимира Александровича, а горящие сухие губы сами касаются его влажных, воспалённых, но невероятно мягких и сочных. Макрон целует Зеленского нежно, медленно, сгорая от переполняемых его эмоций, а когда чувствует робкие ответные движения губ, не может сдержать сладкого стона. Его язык скользит внутрь жаркого и такого желанного рта, а пальцы вновь впутываются в волосы с запахом дома. — Французкий — необычайный язык. — Прокашлявшись, выдавливает из себя Зеленский через минуту молчания после того, как отстранился от президента Франции. — Да, это сложно опровергнуть. — Усмехается Макрон и опускает голову вниз, пряча улыбку. В карих глазах напротив не было тех ужасных чувств, что виднелись в них ещё несколько минут назад, теперь глаза Владимира Александровича блестели приятным удивлением, может, ошеломлением, но это было видеть гораздо приятнее, чем боль и усталость. — Думаю, мне пора. — Эммануэль неловко улыбается, ещё несколько секунд стоит на месте, а затем идёт к двери, но голос Зеленского заставляет его вздрогнуть и остановиться. —Je t'aime. — Президент Франции не верит в то, что слышит, ему кажется, что это злая игра его воображения, и он не находит сил повернуться и посмотреть на Зеленского ещё раз, сейчас это казалось лишним и неуместным. Он лишь грустно улыбается самыми уголками губ и выходит из туалета.