обо всём (недолго)вечном

      Казалось, раньше Дорис не жила по-настоящему, а лишь существовала. Её тусклый мир наполнился красками с появлением Агнес Нильсен: алая помада, очерчивающая контур чувственных губ, глубокая бирюза красивого длинного пальто, украшенного старинной брошью, насыщенно-зелёный шарф на спинке стула в углу и ярко-жёлтая ткань модного платья, сидящего точно по фигуре — все акценты чередовались по обстоятельствам, но непременно скрашивали обстановку особняка Тидеманнов.       Агнес заметно меняла всё вокруг своим присутствием и была, безусловно, прекраснее всех, кого Дорис когда-либо встречала. За Фрау Нильсен тянулся флёр дорогих духов — жасмина и мускуса, тонкий и ненавязчивый. Все столы в доме женщина украшала живыми цветами — каждые пару дней новыми (кустовые розочки по понедельникам, пышные пионы по четвергам, яркие тюльпаны на новой неделе) — дивный аромат заполнял окружающее пространство своим ароматом).       Дорис заметно оживала когда слышала стук каблуков по центральной лестнице. Они с Агнес встречались взглядами пока занимались домашними делами. Нильсен приковывала внимание, пока напевала, помогая накрывать на стол, целовала Тронте перед школой, читала по вечерам или прогуливалась в саду своей неизменно плавной и грациозной походкой. Она была прекрасна когда смеялась, готовила и даже когда куталась в шаль, рассказывая истории по вечерам за стаканом бурбона.       Только после встречи с ней Дорис осознала, как тоскливо и жалко она жила, прозябая в четырёх стенах на задворках Виндена — не видя мира во всём его многообразии, не зная ничего кроме. «Ты прекрасна, восхитительна, невероятна!», — шептала Агнес, покрывая поцелуями её шею. — «Никогда не забывай об этом», — и Дорис утопала в её нежности, сжимая простыни, слушая сбившееся родное дыхание. Они были вместе днями, пока дети учились, а Эгон погружался в работу. Слушали радио и танцевали, смеялись и готовили, дарили друг другу самые тёплые объятия. Муж никогда не дарил Дорис столько любви, не помогал ей почувствовать себя поистине значимой.       Агнес исчезла также стремительно, как и появилась. Пропала из виду её мягкая улыбка, выветрился из простыней аромат цветочных духов, Тронте, взирающий на Дорис обеспокоенным непонимающим взглядом и вещи (былые следы своей владелицы: вот глянцево-алая помада в прикроватной тумбочке, шаль на спинке стула, лакированные туфли в углу, но где же сама Агнес?). Фрау Тидеманн не находила себе места, с каждым днём теряясь в догадках о том, что могло произойти с Агнес, что заставило её просто-напросто раствориться в воздухе, исчезнуть. Но больше никому, кроме них, дела не было. Дорис вдыхала аромат своей самой близкой, замой дорогой и любимой в целом мире женщины, любовно касаясь щекой ярко-жёлтой ткани дорогого платья, и горько плакала о потере той, с кем успела стать близкой, а теперь разлучилась навечно.       Каждую ночь Дорис остаётся одна, поджимая колени к подбородку, пытаясь согреться под двумя одеялами в непомерно огромной для такой хрупкой женщины кровати и дрожит от страха и рыданий. Она не выключает светильник и теряет себя, вслушиваясь в скрипы и шорохи спящего дома. Агнес больше нет рядом, но в полудрёме Дорис видит мрачную безликую фигуру — темнеющий силуэт в углу, исчезающий каждый раз, когда Фрау Тидеманн вскакивает в постели.       Дорис ненавидит чувствовать себя одинокой, ненужной и напуганной, но ещё больше она ненавидит жизнь без Агнес.       Дни снова становятся серыми и тусклыми, стирая следы присутствия той, кого Дорис так искренне и нежно любила.