***
После Епитимьи от книг ничего не останется. От подсолнуха, скорее всего, тоже. Легче думать об этом, чем о том, что сейчас теряет он. Меч в его руках хрупок, как старый стебель, а искры, которые он высекал от шипов, только подчёркивали ужас на лицах жены и дочери. Тогда Элро мог винить отца. Но сейчас, когда всё вот-вот кончится, не осталось никого, кроме него самого.***
Рано или поздно ломается абсолютно всё, даже то, что скрепляет айвори. Но даже осколки выпали у Элро из рук и обратились в ничто. Он потянулся к голове, когда здание рядом продолжало грохотать. А как только они вышли на улицу, Робин высвободилась из его хватки и попыталась войти внутрь. — Зачем-зачем-зачем?! — сотрясал лес его надломленный голос. Его было неприятно слушать, но он не мог унять биение сердца. — Эта дура Мина велела остаться?! Нахрена ты ей доверилась?! Зачем ты здесь, Робин?! Иди домой, глупая! Так дальше продолжаться не могло. Иногда тишину просто необходимо заполнить, и неважно, насколько Матерь любит покой и рабскую преданность. Потому что если он замолчит, чёрные мысли сожрут его окончательно. Когда-то у него была цель, и он уже почти достиг её… лишь чтобы бросить всё в самом конце лишь из-за паранойи. Годы исследований не были напрасными — их успех обернулся роковым взрывом обожжённой плоти. И случилось именно то, что Элро и предполагал — они пришли за ним, отняли всё, что он любил. И отнимали, пока тьма в черепе наконец не прекратила расширяться. Всё ещё безмолвная Робин стояла перед ним. Ветер развевал её грязные светлые волосы. Она походила на высохшее, умирающее растение, упавшее прямо в грязь, айвори и кровь. Ей было страшно, но она не кричала в ответ. А значит, должен был говорить он. И продолжать говорить. — Прости… прости… — дышать. Дышать… Раз, два, три. — Я не смогу пройти через это снова. — Вдыхать, выдыхать. И ещё раз, и ещё два. — Ты должна быть дома. В безопасности… Он всегда хотел лишь этого — быть подальше от Агентов и угрозы, что они всегда несут за собой, подальше от солдат и их отрядов, подальше от айвори и его пульса, который никогда не смог бы послужить простым людям. А неутихающая боль продолжала нарастать. Элро делал всё лишь ради своей семьи. — Я тебя люблю. Ты единственное, что у меня есть. Тряска не прекращалась. Элро потерял всё, что любил. Это должно рано или поздно прекратиться.***
Чтобы цветок оставался ярким и красивым, ему нужен солнечный свет и вода, богатая почва и безопасность, где нет неосторожных детей, которые могли бы растоптать его или животных, которые из любопытства могли бы его укусить. Когда-то у матери был сад, но когда её не стало, никто не знал, как ухаживать за ним. Элро понятия не имел, как ему удалось сохранить яркий цвет зажатого между страницами подсолнуха, у которого не было ни света солнца, ни питательных веществ почвы. Он был мёртв, но он был в безопасности, и Элро знал, что когда ему придёт в голову достать его, то он останется в том же месте. Это успокаивало, но… — Нажми. На. КНОПКУ! — стук по стеклу. Сначала Мина казалось отстранённой, но чем дальше он шёл ко входу, тем сильнее она злилась. — Ты сказал, что всё сделаешь! Что с тобой не так, чёрт возьми?! Ему больше не нужно кричать. Мысли наконец прекратили бесконечный путь. Как только Тиган убедила его согласиться, ему всё стало ясно. Рука, которая у него ещё осталась, больше не болела, а фантомная перестала о себе напоминать. — А я не сделаю. И ушёл. Лепестки стали тёмными и сухими, там, в стихии, от которой он не мог их защитить. — Я не отправлю сестру. Мы идём домой. — Это конец света! Ничего больше не останется! Нет. Она ещё будет. С ним. И поэтому он ушёл. — Робин хочет этого, Элро! Ты должен это сделать! Как что-то настолько хрупкое может знать, чего она хочет? Вот и всё. Цветок между страниц останется целым и невредимым. Робин привыкла оставаться дома и работать с машинами. И вот что случилось, когда она ушла. Вот что случилось. — Никто из вас не знает, чего хочет. Мина ударила по стеклу с такой силой, что задрожал пол. Её голос охватил их обоих… и даже пугающе спокойную бурю мыслей. — Она ждёт тебя! Нажми. На. Кнопку! Она оказалась под дождём и безжалостным солнцем. — Я её заберу, и мы пойдём домой. Потому что он потерял всё, что любил, и если потеряет ещё и её, то у него не останется вообще ничего. Чтобы не кричала Мина, её чушь ничего не значит. Это всё потому, что Робин слишком добра. Она не знала, когда не надо быть доброй, когда не нужно предлагать помощь. Семья есть семья и незнакомцы вроде Мины не имеют никакого права что-то от неё требовать. Что теряла она? Теряла ли что-нибудь вообще? Мина умеет целиться. По крайней мере, она умеет хотя бы это.***
Элро не ожидал проснуться, но проснулся. За окном до сих пор была Луна, разбитая и изливающая в космос айвори. Элро проснулся, и вспомнил, что хранимый им подсолнух превратился в пыль. Элро поднял голову, так и не выровняв спину. Робин лежала в постели, но он не слышал её дыхания, только мурлыканье кота, которого Мина взяла с собой, а потом бросила здесь. Он свернулся калачиком у ножки кровати, а Робин повернулась к стене. — Робин? — позвал он. — Подсолнух?.. Она двинулась, свернувшись в клубок, но не ответила. Её красная куртка была единственным ярким пятном в темноте. Элро знал, что завтра она уйдёт Матерь знает куда. (Ведь всё, всё, всё мертво в этом мире, и жив лишь он один). Книгу разорвало в клочья. Дом лежал в руинах. Элро попытался лечь спать, но ужас захватил его окончательно. Он продолжал терять всё, что любил.