О пэйрингах, Гермионе и тяжести выбора

Чёткие буквы чернеют на белом. Пальцы трясутся в надежде несмелой. Сон это? Явь? Или шутка, насмешка? Мысли сменяются мыслями в спешке. В Хогвартс любезно её приглашают И с нетерпением там ожидают. Ох! Неужели волшебница в доме? Счастлива мама, а папа в запое. Есть там, в письме, список странных предметов. Можно купить на Аллее всё это: Палочку, шляпу, котёл и флаконы, – Было б желание да галлеоны. Только вот нужно оно Гермионе? Всё ли там будет, как было в каноне? Вихрь приключений, опасностей, лиха, Лавры в войне и в газетах шумиха, Радость, семейное счастье, работа, Встречи с друзьями, по дому заботы, Очень спокойная старость… Быть может, Стоит ей взять и письмо уничтожить? Первые годы проносятся мигом, Полные тайной, простою интригой, Бегом по замку, решеньем загадок, Перьями белыми, грудой тетрадок, Бурным триумфом от лёгкой победы… Дружеские пред камином беседы С Гарри и Роном теплы и душевны. В общем, идут эти годы волшебно. К третьему курсу она понимает, Что от учёбы её отвлекают Странные мысли, что крепкие плечи Махом одним отбивают дар речи. Ходит на квиддич она постоянно, Взгляд её цепко следит, неустанно Сопровождая фигуры на мётлах. Жаркий огонь в глазах крайне отчётлив. Оливер разом в себе воплощает То, что любую девицу лишает Трезвости мыслей. Ах, как импозантны Отданные впопыхах им команды. Седрик пускай плеч своих шириною, Чёткостью мускул и крепкой спиною Не достигает его, не проблема – Он, как ловец, всё же стоит поэмы. Там ещё есть Флинт, и Дэвис, и Пьюси… Гарри и Драко пока не во вкусе: Слишком уж щуплы ловцов сих фигуры, И неизмерно в них спеси и дури. Время проходит, июнь наступает. Дома по сильным телам тем скучает. В новом году должна всенепременно Личная жизнь её стать полноценной. Позже смотрела на Чемпионате, Как на метле преисполненный стати Держится Крам. Только вот после боя Лёгкого не остаётся настроя. Вновь едет в Хогвартс со светлой надеждой, Что её дни уж не будут как прежде. Губы в улыбке плывут поневоле: Скоро Турнир Трёх Волшебников в школе. В библиотеке, пустой и безлюдной, Надо же было случиться вдруг чуду: Там, где стоят книг неровные стопки, Крам появляется тихо и робко. Но Гермиона в своём увлеченье Видеть его не могла появленье. В книги уткнулась и пишет упорно – День так проводит она плодотворно. Крам наблюдает за ней незаметно: Признаки ищет любви в ней ответной. Тихо вздыхает, уходит обратно. К ней подойти не решается как-то. А через день всё опять повторится: Книги, безмолвие, Крам и девица. Мысль в голове его образовалась: «Виктор, куда же вся смелость девалась?» День же спустя он пытается снова. Невероятно! Он до разговора Как-то доходит, и с ярким акцентом Фраза гремит громом беспрецедентно: «Святочный Бал ведь уже очень скоро… Может, позволишь твоим стать партнёром?» Он в красноте лица не уступает Тёплой накидке, что плечи венчает. Кисть её держит в руке своей нежно. Их отношения слишком неспешны: В библиотеке так сладко воркуя, Не добрались ещё до поцелуя. Это так мило, увы, Гермионе Всё же хотелось немного иного. В общем, пятнадцатилетнее тело Жаждет давно, чтобы им овладели. Долго не длятся все эти страданья, Быстро она исполняет желанье: Дикий и жуткий, безумный Грюм-Барти Здесь ей приходится очень уж кстати. После занятий прям в классе учебном Зорко окинет он глазом волшебным Тела изгибы. Две хрупких лопатки Под поцелуями крайне уж сладки. В этом процессе почти не мешает Палка, что ногу ему замещает, Только скрипит временами надрывно, Стоит движениям стать чуть активней. В глаз его жуткий смотреть избегая, Грейнджер наощупь, как будто слепая, Пальцами водит, губами своими Губы его накрывая сухие. Чувствует вкус оборотного зелья, Тут же приходит весь разум в смятенье. Остановилась, моргает глазами, Хочет вот-вот разразиться слезами. Он ей размеренно всё объясняет. Мрачная правда ужасно пугает, Но ненадолго – и вот она снова Требует ласки. При том вся пунцова. Под пылким взглядом таким неприличным Барти являет своё ей обличье, Радостно в мыслях он тут же вздыхает: Ногу свою, наконец, ощущает. Он очень дик и, как зверь, сексуален, Пусть и немного жесток, аморален. И иногда уж совсем ошалело Держит в руках её хрупкую шею, Пальцы смыкает на ней, отпускает, Гладит легонько, как будто ласкает. По синякам, что уродуют бёдра, Он языком пробегается бодро. С ним она прямо-таки расцветает, В тёмную магию быстро вникает. В Тёмных искусствах теперь, без сомненья, Опережает своё поколенье. Знает она: под натурой жестокой Тёплый он, ласковый и одинокий. Сладкие речи его остроумы. Пусть и улыбка немного безумна. Мягкие волосы. Два ясных глаза Бездной янтарной своей до экстаза Мигом доводят. И тёплые руки – С ними она не выносит разлуки. Странные чертит на коже маршруты По его светлым веснушкам, как будто Соединяет их пальцем и взглядом В массу созвездий – их там мириады. Мысли о нём её не покидают, Быстро безумье её поглощает. Но очень скоро приходит прозренье: Не узнаёт вдруг своё отраженье. И, испугавшись, надрывистым смехом, Что в коридорах разносится эхом, Тут же она раздаётся обильно От подкатившего к горлу бессилья. Ночи проходят, рассветы являя. Битва грядёт под финал роковая. К Барти является Фадж вместе с тенью. Жуть она дарит до дрожи в коленях. Дальше, пожалуй, всё слишком печально, Чтоб в описанье вдаваться детально. Гарри ей правду всю тут же доносит, При разговоре он крайне серьёзен. Думы о Барти недолго терзали: Скоро экзамены – гаснут печали. Тут под рукой ещё грезящий Виктор: Ждёт робко он Гермионы вердикта, Горько вздыхает, блуждает кругами, Весь его вид полон сладких мечтаний. Дальше терпеть это нет уже мочи – С Крамом проводит она свои ночи. Вы не подумайте, всё же до страсти Не добрались они – вот уж несчастье! Так, посмотрели на звёзды немного, Пару раз встретили солнца восходы. Древко метлы он ей дал прямо в руки – Вместе летают они на досуге. Тут уж подходит момент расставанья И отношений таких окончанье. Он, напоследок её обнимая, Слов поток вывалил, не разбирая. А в завершенье позволил причуду: «Я, Гермивона, писать тебе буду». Летом ей дома, увы, не сидится. В мир волшебства всей душою стремится. К счастью, недолго продлились мученья: Вдруг прилетает с совой приглашенье. В здании мрачном на площади Гриммо С Гарри и Роном пожить допустимо. И приглашенье она принимает, Мантии, книги с собой собирает. Дома на Гриммо опасные ночи: Вдруг натолкнёшься на серые очи? Тёплые губы и чуткие руки… Нежные груди под ними упруги. Пыльный диван под собою взбивая, Резво несётся она к вратам рая. Кроткие скрипы, беззвучные стоны… Надо быть тише: ведь Гарри же в доме. Крестник важнее же всех для Бродяги. Как же тогда избежать передряги? Вот и по тёмным углам всё ютятся. И не сойтись им, но и не расстаться. Нужно прощаться: закончилось лето. Смотрит в глаза его – ищет ответы. Там, в глубине, она видит томленье, Жаркую муку, надежду, сомненье… Молча сбегает: слова ни к чему здесь. Розовый флёр улетучился вдруг весь. Едет с друзьями в вагоне, болтая, Страстные ночи не упоминая. Только на землю с экспресса спустилась: «Ох, Гермиона, ты так изменилась!» Колкий, ехидный, насмешливый голос, Точно отлитый из платины волос, Бледная кожа и тонкие брови, Яро гордящийся чистою кровью, Тянет слова, его фразы двояки, – Всё это чёртов, прилипчивый Драко. Жадно и пошло своим наглым взглядом Смотрит упорно ей в вырез наряда. Ищет фигуру её в Большом Зале, Губы кривит он в хитрющем оскале. Грейнджер, увы, удержаться не может От созерцанья его скользкой рожи. Сопротивляясь немного для виду, Падает в руки сему индивиду, Не замечает, как от «грязнокровки» Враз переходит он больно уж ловко К нежным и ласковым, трепетным фразам, Следуя всем её пылким указам. Гибкие пальцы его так умелы. Бывшей вражды все следы вдруг истлели. Плавится в чутких руках, не скрываясь, Полностью чувствам своим отдаваясь. Тёмные ниши надёжно укроют, Встретят их классы своей пустотою, Ванная старост и все душевые, Аудитории очередные… Множество мест! Лишь бы было желанье – Он где угодно назначит свиданье. Бегают так, даже Гарри заметил, Махом двоих этих он рассекретил. Только он ловит за хвост озаренье, Вмиг излагает своё удивленье: «Как? Ты с Хорьком? Почему, Гермиона? Разве найти не могла ты другого?» «Что ж, Гарри, прав ты, конечно, бесспорно. Как по-дурацки всё, как смехотворно! Ладно тогда, поищу в другом месте. Жди от меня скоро добрые вести!» С энтузиазмом, таким ей присущим, Яростно бросилась в самую гущу: «Если не Драко, то пусть будет Тео: Тянется пусть сей роман эпопеей! Может быть, Грегори? Винсент, возможно? Или с обоими… но осторожно. Нет уж, забудь, этот пэйринг ужасен! Рон слишком друг, ну а Симус опасен, Блейз так заносчив, а Невилл же душка…» Тут пред глазами мелькает макушка Чёрного цвета да бледная кожа. Явно за тридцать, никак не моложе, Статен и мрачен, но манит, зараза. Уж от него не потерпит отказа! Сразу роняет котёл она с зельем, Глупо моргает, скрывая веселье. Вечером каждым ей на отработки. Красит глаза свои чёрной подводкой. Алые губы, румяные щёки… Вот и готова бежать брать уроки. По коридорам скользит тихой тенью Быстро и смело, отбросив сомненья, Чтобы в удобных декана покоях Истово вкалывать прям до отбоя. Нужно притом ещё в страсти разгаре Преодолеть ей наряд зельевара: Носит сюртук он свой тёмный извечно, Пуговиц мелких на нём бесконечно! Крепкие плечи его, без сомненья, Терпкое сеют в ней разом томленье. Любит она положить на них ноги И отдаваться, отбросив тревоги. Жёстки уж очень все прикосновенья, Сладкая боль дополняет движенья, Кости его так впиваются в тело. Сводит с ума её крайне умело: Сыплет ехидными злыми словами, Нежный подтекст сим подразумевая, Бархатный голос его так волнует В те времена, когда едко флиртует, Острые дико заводят колени, И сексуальны неявные тени, Что по лицу вскользь бросают ресницы. Как же тут выдержать сердцу девицы? Низко склонившись, он в ласках любовных Носом, причудливо так искривлённым, Водит по клитору очень удобно – Куни он делает богоподобно. Время летит, приближая ненастье, Быстро проходит оно в жаркой страсти. Дальше сюжет всем известен, однако: Зал Министерства, безумная драка, Шквал заклинаний и тёмных проклятий, Искры и крики, потери в отряде… Помнит она, как очнулась в больнице. Больно и горестно, слиплись ресницы: Гарри в апатии видеть так жутко. Только бы он не лишился рассудка. Поттер не знает, ей тоже не просто. Помнит то время, когда она гостьей В доме была, там, на площади Гриммо. Помнит и ночи те, неутомимы, Жар его тела и вкус огневиски, Крики немые, высокие риски, Жадные губы, что мягкой дугою Так поражали своей красотою. Помнит она, как встречали рассветы: Вместе не мёрзли, хоть были раздеты. Помня всё это, она обещает: Способ спасти Блэка точно узнает, Всех ритуалов уж список наметит. Ну а сейчас-то домой она едет. Новый курс быстро её нагоняет. Только тоска её вдруг обуяет, И меланхолии чует симптомы. Тошно ей: лица вокруг все знакомы. В новом семестре она без опаски Хочет, добавив в жизнь новые краски, Скучные, нудные будни разбавить И по возможности школу прославить. В общем, берётся за сложное дело. Будет стараться в нём, не щадя тела. Вражеский лагерь берёт она штурмом, Думая, что поступает разумно. Малфоев манор под бойким напором Флаг белый вывесил очень уж скоро. Чувствует Грейнджер, что это ловушка: Если пойдёт – станет чьей-то игрушкой. Только от частых бесед с младшим Уизли Ближе ей стали азартные мысли. Наспех и наскоро риски все взвесив, Всё ж на рожон она в логово лезет. Ловят её. Ну а как же иначе? Раньше скучала, а ныне – тем паче. Мучиться в тёмном сыром подземелье Долго, увы, не хватает терпенья. Из заключения выбраться хочет: Крики и возгласы праведны очень. Реддла ушей они вмиг достигают И отчего-то того забавляют. Но показать своего интереса Он не спешит. Хочет плавно прогресса С Грейнджер достигнуть, влюбив в себя деву. Ждёт и меж тем наслаждается гневом, Делает вид, что глядит слишком грозно, И временами шипит виртуозно, Цедит слова, не скрывая сарказма. Сам поражается энтузиазму. Ведьму он быстро к рукам прибирает И наслаждение ей доставляет. Только уж больно он телом холодный, Мантия виснет на нём так свободно – Кости одни, да несёт мертвечиной, Кожа сухая, подобна змеиной, Красные очи и два мощных члена – Это прям ужас! Большая проблема! – Лысиной блещет, когда он под солнцем, Не достаёт ему также эмоций, И после Снейпа ей так не хватает, Носа, что бурный оргазм доставляет. И в недовольствах своих разобравшись, Храбро, решительно мысли собравши, Это она ему всё излагает, И пониманья они достигают. Миг – вот приносит он странное зелье. Смотрит, как пьёт он, и чует волненье. И… ничего: всё как было. Но утром Чувствует чьи-то роскошные кудри. В шоке она – что же стало вдруг с Томом? Вязнет слюна, в горле вставшая комом. Вид его утренний слишком прельщает, Бурные ночи и дни предвещает. Очеловечился и оживился. Как же ей снова в него не влюбиться? Тянется телом и с жаждой познанья Хочет начать проводить изысканья. Гладит ладонями тёплую кожу, Там, где лицо – не змеиная рожа. Жаль, языком он раздвоенным ныне Уж не зажмёт сосок посередине. Школу и Реддла она совмещает. Как-то при этом всё-всё успевает, Факультативы закрыла досрочно – Где-то хранит маховик она точно. И по ночам она ловко в окошко Лезет и льнёт к нему, будто бы кошка. Наедине с Томом не вспоминает: Сторону Реддл уж не ту занимает. Вмиг окатило холодным ушатом, Звуки доносятся, как через вату, Те о директоре страшные вести Явно толкают её к жажде мести. Кончились их отношенья скандалом, Злыми словами и магии шквалом. Том, несомненно, чутка поддавался, С сердцем разбитым в итоге остался. Всё-таки не раскисает девица: Новую в жизни открыла страницу. Знает, что будет любовь, достоверно. Ведь приключений ещё непомерно. Только вот в школу ей больше нет ходу. Диву даётся сему эпизоду. Ладно, похоже, всё страх как серьёзно – Может ошибка вдруг стать смертоносной. В доме на Гриммо под тусклые свечи Тяжесть ей валится прямо на плечи. Быстро находят крестраж в медальоне. Но неспокойно в душе Гермионе. Странные мучают, мают кошмары: Тень её манит, как будто бы чары Вдруг наложил на неё незаметно Некто украдкой. Попытки все тщетны – Грейнджер их снять с себя не удаётся. На неудачах тень тихо смеётся. К этой фигуре она постепенно Близится медленно, словно блаженно. Тут же в душе поднимается смута: Кажутся очи его почему-то Крайне знакомы, но через мгновенье Гложут, снедают, терзают сомненья. Движется дальше и тут же вздыхает От облегчения, что понимает: Мягче и тоньше две чёрные брови, Слаще глаза его, словно медовы, Тоньше фигура, ровнее осанка, Кисти изящней, длиннее фаланги, Чёткие губы немного бледнее, Робче улыбка на них и нежнее. Видит – не Сириус, просто похожий. Тело её отпускает от дрожи. Помнит, проснувшись, немую улыбку, И ощущает на коже пот липкий. Сходство той тени и крёстного Гарри Странное чувство в душе оставляет. Вспышкой проносится вдруг пред глазами Бойкий, жужжащий рой воспоминаний. Толстая, цельная рама портрета Грейнджер невольно подводит к ответу. Помнит, что серые, как у Бродяги, Очи полны были пылкой отваги. С этой поры те кошмары дурные Преобразились в немного иные. Чудным путём они вдруг изменились: Жуть и тревога совсем растворились. Сны эти тянутся очень тягуче, Неторопливо, с ленцою, текуче. Плавной походкою к Блэку подходит, Рядом садится и пристально смотрит. Регулус тих и почти неподвижен, Будто бы живость любая излишня. Взор его мирный за ней неотрывно Следует твёрдо, как будто призывно. Блэк осторожно её обнимает, Неторопливо к плечу он склоняет Голову, в шею её утыкаясь, Запахом сладким вблизи наслаждаясь. Этой мечте отдаёт своё время, Спать стала больше, и это проблема. Ах, просыпаться так грустно! Однажды Дико смущалась: бельё было влажным. И замечает не раз, даже чаще, Ныне почти не живёт настоящим. К счастью, недолго всем этим терзалась, Ведь в путешествии вновь оказалась. С Гарри и Роном пустынное поле Преодолели втроём поневоле. И, как известно, такие мученья Располагают к любви и сближенью. Вскользь замечает сама Гермиона, Что по-другому вдруг смотрит на Рона. Только случается страшное горе: Дружба ломается в яростной ссоре. Рон из палатки, как вихрь, вылетает. Гарри, как может, её утешает: Шутит, танцует и даже флиртует. Грейнджер злорадно в душе торжествует. Только не сразу она замечает: С другом беда, он от страсти пылает. Очи горят, и в них видится мука: «Ох, Гермиона, ну ты же подруга!» Пальцы дрожат его, путаясь в петлях, Гарри неловко от этих моментов. Слышен треск ткани от сильной натуги. Тут Гермиона берёт дело в руки: Рваную блузку буквально срывает, Резко рукой на пол Гарри толкает, Сверху садится. И шок удивленья Блещет в глазах от подруги уменья. Тяжко он дышит, кричит с перепуга, Чувственно стонет под ласками друга. Только вот мысль не даёт уж покоя: Снизу быть как-то не манит героя. Перевернул он её неуклюже, Ищет губами красивые уши, Медленно голову он наклоняет, Мочку дыханьем своим опаляет, Чутко ведёт языком и смелеет. Стон Гермионы, которая млеет, Громом гремит – тут же в сладком дрожанье Бьётся он, тонущий в волнах желанья. Держит в руках её полные груди, Думать о них может лишь, как о чуде. Тянется к ним и берёт в рот вершину – Вмиг выгибает, крича, она спину. Бёдрами трётся она так бесстыдно, Страстна настолько, сколь и беззащитна. Требует больше, скорее, сильнее… Гарри старается быть понежнее, Тёплой ладонью бедро накрывает, Мягко губами ключицу ласкает, Тонкую шею, доступную взору, – Гарри целует там всё без разбору. Мягко смыкает на коже он зубы. Видя, как Грейнджер кривит свои губы, В мощном оргазме крича в ультразвуке, Гарри кончает себе прямо в брюки. Смотрит в глаза её он ошалело: Что же за чувство им вдруг овладело? Так хотеть друга – неправильно это! Нужно вперёд им идти для победы! Быстро встаёт, поправляет рубашку, Что оказалась на нём нараспашку. Он суетится, петляя в палатке. Грейнджер глядит на него в лихорадке: «Что с ним случилось? Куда так несётся? Как же так? Что? Он меня не коснётся?» Он настроение всё испоганит: «Герми, скорее! Крестраж ждать не станет!» Мысли её, на куски разлетаясь, Смерчем кружа, создают только хаос. Может она только, не понимая, Двигать губами, как будто немая. В жалком расстройстве своём пребывая, Поиски с Гарри она продолжает. Только уже, к сожаленью, за ними Следуют чутко, с улыбками злыми, Бдительно Сивый Фенрир с егерями: Им неугодных ловить приказали. Скабиор девичий шарф с ароматом Спрятал затем, чтоб ночами разврату Влажно с рукою своей придаваться, Запахом терпким, густым упиваться. Полнятся похотью, страстью, мечтами Сны, что он видит хмельными ночами. Сей аромат возбуждает до дрожи. Ну да вернёмся к героям мы всё же: Чудом находят они меч и Рона, Уничтожают крестраж в медальоне, Но днями позже свершают ошибку. Их положенье теперь очень зыбко: Рухнули разом защитные чары, Вмиг повылазили тёмные твари. Нет у них шансов: сбежать не удастся. Как умудрились так глупо попасться? Скабиор к Грейнджер подходит развязно, Кличет красавицей, скалится грязно, И, наклонившись, он полною грудью Воздух вбирает. Момент этот жути, Страха и ужаса не нагнетает. Странное чувство лишь сердце терзает. Он Гермиону, держа в стальной хватке, Тащит скорее к отдельной палатке. Гарри и Рон остаются в сторонке, Что-то кричат во всё горло вдогонку, Рвутся к ней. Но очень крепкие путы Не отпускают их ни на минуту. Грейнджер пытается сопротивляться, Биться локтями, ногами лягаться. Наедине он её отпускает, Близится к ней, исступлённо вдыхает. От распирающего наслажденья Щурит глаза он свои в упоенье. И Гермиона на миг замирает, Гулкие сердца удары считает, Ждёт, что вот-вот нечто страшное, злое Произойдёт вопреки её воле. Он же, однако, остался недвижим, Только лишь дышит, сбиваясь, бесстыже, Держится, не пресекая границы, Не покушаясь на тело девицы. Странный он: нежен и чуток безмерно, Пусть и в глазах его пышет инферно. Запах вкушает, её не касаясь, Будто бы Грейнджер сломать опасаясь. Смесь эта сдержанности с вожделеньем Враз наполняет её нетерпеньем. Жаркой становится вдруг атмосфера. Нюх же у Скабиора, как у зверя: Чует желанье её очень ясно И поддаётся лихому соблазну. В сексе он нежен и ласков особо, Стонет «красавица» и «Пенелопа», Мягко руками всё тело ласкает И поцелуем её увлекает В страстный, животный, причудливый танец Их языков. Ярко-красный румянец С пышащих щёк переходит на шею. Рьяно несутся они к апогею. После оргазма, шепча, сообщает, Что он отныне её защищает. Трепетно он проявляет заботу, Твёрдо и смело сулит ей свободу И обещанье своё выполняет: В маноре им убежать помогает. Вновь в диком, яростном водовороте Жизнь закружилась в сумбурных заботах. Вместе с друзьями она угоняет В Банке дракона и с ним улетает. В этой безумной, кривой круговерти Стала свидетелем горестной смерти Снейпа, отдавшего воспоминанья И улыбнувшегося на прощенье. Полнятся мысли какой-то тревогой От пребывания в битве жестокой. В гущу ворвавшись, она понимает: Том у неё на глазах погибает. И, на неё бросив взгляд свой последний, Он растворяется чёрною тенью. Алые всполохи из взора пропали, Синие очи без жизни оставив. Не достигают с войны завершеньем Счастье и радость её, к сожаленью. С болью душевной в знакомые стены Всё же вернуться она захотела. В поезде шумном, купе покидая, Драко встречает, небрежно кивая. После войны тот совсем изменился, Словно в отчаяние погрузился. Малфой как будто давно на пределе: Бледная кожа совсем потускнела, И отражаются сотни печалей В умных, красивых глазах цвета стали. Видя в нём эту пустую усталость, Чувствует Грейнджер одну только жалость. Ярость бессильная в сердце клокочет – Растормошить его как-нибудь хочет. С Гарри и Роном в суде выступает, Малфоев яро она защищает, Дело становится враз резонансным. И под шумиху заводит роман с ним. Только пред этим им нужно друг друга Матом покрыть: «Гриффиндорская шлюха», «Жалкий хорёк» и «Мудак», «Грязнокровка» – Знают они: это инсценировка. Искры несутся меж ними без злобы. Старостами вмиг становятся оба, Комнаты разные, но общей ванной Соединяются больно уж странно. Чудное расположение комнат Не позволяет вести себя скромно. Встречи проводят они очень бурно, Страстно и пылко, совсем нецензурно. Год завершился, экзаменов сдача Махом прошла как по маслу, удачно. И в Министерство устроилась быстро: Всё же когда-то общалась с министром. Ох, тяжела в Министерстве работа. Трудится так – хоть на доску почёта. Остановиться хотя б на минуту Кажется истинным, сказочным чудом. В отпуск уехала так, на недельку. С диким желаньем напиться прям в стельку. К югу направилась, там средь просторов Вдруг натыкается на Теодора. За разговором он радостен, весел: Слишком давно в одиночестве здесь он. Но остаётся изящен, галантен, Вежлив, красив, обаятелен, статен… По языку разливается сладость, Пусть и пригубила самую малость. Кругом идёт голова, и труднее Ум свой очистить от всей ахинеи. Тео же ей не спешит помочь в этом, Лишь наслаждается ярким букетом Ноток изысканных в жидкости алой И наблюдает за девушкой пьяной. Праздновать встречу продолжили в доме, Разгорячённые, в пьяной истоме. Трепетно, робко, почти приклоняясь, Он опускается, чуть улыбаясь, Ступни её эротично целует – Девушку это чертовски волнует. Вверх по бедру пробегает губами, Трусики белые тянет зубами. Чувственно лижет, умело лаская, Взгляда от глаз её не отрывая. В стонах заходится и против воли С криком она вдруг кончает прям в холле. Стоит ему своё имя услышать, Тут же срывает ему резко крышу: Всё же безумно его возбуждает То, как в рычанье она букву тянет. Для Гермионы его поведенье Не представляет особой проблемы: Тео ведёт себя очень покорно. В общем, проходит весь отпуск задорно. После всей этой недели минувшей, Вроде, вернулась она отдохнувшей. Но ненадолго. Работы объёмы Слишком больши даже для Гермионы. Звуки войны уж давно отгремели. И под глазами залёгшие тени, Впалые щёки, лицо, словно маска – Крайне нужна бедной девушке встряска. А в коридоре блондин стоит этот, Пялится, мнит, что она не заметит Жгучего взгляда и пошлой ухмылки. Редкие встречи их очень уж пылки. Вмиг он разбавит тугую рутину С видом блистательным, с тростью старинной – Знает она, как использовать можно Трость эту, ежели быть осторожной. Цедит слова – и она улетает, В длинные волосы руки вплетает, На пол спускается, тянется к члену, И под лопатками чувствует стену, Губы смыкает и давится тут же, Но продолжает, вбирает поглубже. Жаром охвачены ноги и горло: Горло – от члена, колени – натёрла. Стонами полнится мрак коридора, Ногти впиваются в спину партнёра, Рваные вздохи да страстные крики: И Гермиона кончает на пике. Ловко свой модный костюм поправляя, Смотрит лукаво: улыбка кривая, Щёлочки глаз холодны и надменны, – Эти черты в нём, увы, неизменны. Чёртов подлец! Но такой сексуальный. Их отношения держатся в тайне, Станут известны – скандал разразится: Люциус всё же в отцы ей годится. Совокупляются и на банкетах, И в её доме, в пустых кабинетах… Знает она, что не может быть речи, Чтоб у него проводить эти встречи. Только не может с подобным смириться: Всё же она гриффиндорская львица, Слишком горда да к тому же упёрта – К стенке любовника грудью припёрла. Люциус под Гермионы напором Может лишь сдаться, причём очень скоро. В гости её приглашает, и нервно Глаз его дёргается характерно. Что же, понять его очень несложно: Грейнджер сама бы была осторожна, Если бы в доме своём больше года Прятать пришлось бы втихую кого-то. Надо же было вдруг чуду случиться: В битве той Снейп уползти умудрился! Вот это да! Гермиона прям в шоке, Щёки горят, мир вокруг в поволоке, Ком в горле встал, грудь сдавило немножко, И обжигают лицо две дорожки Слёз, нескончаемо хлещущих. Только Это его не волнует нисколько. Он, как и прежде, ехиден и едок. С ним уж не хватит никак нервных клеток. Волосы сальные, нос крючковатый, Взгляд слишком острый, весь вид мрачноватый. Но отчего-то её притягает, Как он, склонившись над книгой, читает: Кажется Снейп ей таким одиноким – Трепетом полнится сердце, заботой. И расцветает в поместье блондинов Нежное чувство под крики павлинов. Да уж, пусть речи его ядовиты, Будто бы пьёт он настой аконита, Слишком прекрасны два обсидиана Глаз его чёрных, и так несказанно Манит коснуться едва не до дрожи Столь призывной алебастр его кожи. Бровью своей так владеет искусно Даже в моменты, когда ему грустно, Скучно, уныло, тоскливо и душно. Впрочем, обычно он весь равнодушен – Только для виду. На самом же деле Страсти всегда в его сердце горели. И Гермиона его изменяет: Хрупкую душу легко исцеляет, В жизнь его тёмную входит так плавно, Очень старается стать ему равной. Кажется, Снейп хорошо обработан: Больше всезнайкой её не зовёт он. Быт постепенно совместный наладят, Грейнджер тут вдруг удивленье охватит: Северус слишком прекрасен в готовке. Ну да подходим мы плавно к концовке. Стоп! Подождите! Увы, мы про Блэка Всё же забыли. А он четверть века Был в заключенье. Давайте-ка всё же Мы ему как-то в беде сей поможем. Выбрался сам он из Арки жестокой, Уж не успел Блэк дождаться подмоги. Он недоверчив и смотрит угрюмо, Резко кривится от сильного шума. Фразы его и взрывны, и циничны, И совершенно неоптимистичны. Боль и тоску без конца запивает. Что делать с дальше, он не понимает. Невыносимая мучит усталость, И тяги к жизни почти не осталось. Время его ещё как потрепало, Всё ж испытал он за годы немало. И Гермионе, конечно же, надо Взять и обнять, приласкать это чадо. Будто не в силах никто, кроме дамы, Быстро убрать все душевные раны!.. Чёткие буквы чернеют на белом. Пальцы трясутся совсем оробело. Эти картины все перед глазами Быстро несутся, друг дружку сменяя. Чудны они, и дики, и зловещи. И предрекают безумные вещи, Множество странных, ужасных поступков: Чья-то рука вот ей лезет под юбку, Кто-то хватает её за лодыжку, Кто-то другой вмиг срывает бельишко. Кто-то жесток, ну а кто-то заботлив, Кто-то наивен, иной же расчётлив. Красочен список имён и фамилий: С Лавгудом сводят её и с Люпином, С Фредом и Джорджем порой так презренно Крутит роман она одновременно, С Альбусом юным, бывает и с Сивым, С герром Геллертом до боли ревнивым, Да Пожирателей там вереница… Может и кто-то ещё появиться. Пэйринги разные, как лоскутами, Сшиты друг с другом чужими грехами. Это она ещё, к счастью, не знает: Хронофантастика в метках бывает. К Снейпу иль Тому её там отправят – Пусть уж на истинный путь их направит. Ужас от всех перспектив осознанья Чуть не лишает малышку сознанья. «Нет уж, спасибо, я всё же иначе В будущем жизнь свою как-то растрачу!» Пальцы жестоко бумагу сминают И на кусочки её разрывают.