***
И так юноша начал свое путешествие обратно в павшую столицу Сяньлэ. Сначала он бесцельно брел по горной тропе, пытаясь разобраться в своих хаотичных мыслях и чувствах. Необходимость расстаться, даже на время, с его высочеством — особенно теперь, после всего, что принц пережил, — была одной из самых трудных вещей, которые он когда-либо делал, и он проклинал Белое Бедствие на каждом шагу. Он не был уверен, что его не обманули, но последствия были бы слишком серьезными, если бы он недооценил ситуацию. Он должен был уйти, как бы хитро Безликий Бай ни пытался представить это как добровольный выбор. Солнце почти взошло к тому времени, когда он добрался до подножия горы. Наконец ему пришло в голову, что следует собраться с мыслями. Он заметил на горизонте знакомую невысокую вершину горы Тайцан и решительно направился к ней. Все было именно так, как сказал ему демон. Прошло два полных дня и две ночи, прежде чем гора Тайцан показалась ему чем-то большим, чем туманный мираж вдалеке, несмотря на то, что он не спал и не останавливался отдохнуть. Где-то в начале второго дня, как только его мысли успокоились, он нашел это довольно странным. Ему удавалось долгое время сдерживать дискомфорт, но он больше не мог его игнорировать. Он чувствовал себя неуютно и странно, как будто мурашки постоянно бегали по коже. Как только он сосредоточил на этом внимание, кусочки начали складываться воедино. Он совсем не запыхался. Ни после крика. Ни после того, как его практически швырнули в стену, разломив столб. Ни после нескольких дней ходьбы. Он и так был довольно выносливым, после жизни, проведенной в драках и жестоком обращении, но даже для него такое восстановление было невероятно быстрым. И тут его осенило. На самом деле ему больше не нужно было дышать. Его тело не было живым. Несколько боязно он выдохнул воздух из легких и не стал втягивать его обратно. На несколько шагов это было то же самое, что просто задержать дыхание. И действительно, примерно в тот момент, когда он ожидал, что его легкие загорятся болью, а зрение затуманится… ничего не произошло. Паника забилась на краю сознания. Он сделал два быстрых вдоха подряд и обхватил себя руками, борясь с неприятным ощущением в груди. Не желая пробовать дальше, он сказал себе вслух: — Я привык дышать, и, если не имеет значения, делать это или нет, я просто продолжу. Было бы еще труднее пытаться остановиться. Он отметил, что ему приходилось переводить дыхание, чтобы говорить, что было еще одной причиной продолжать это делать. Дышать было практично, даже для демона. Он постарался отогнать свои мысли от этой темы, и они остановились на том, что происходило у него в груди. Его внутреннее осознание обострялось, нравилось ему это или нет, и поэтому он чувствовал, что его сердце не бьется. Это осознание не столько напугало его, сколько заинтриговало. У него не билось сердце, но он все еще испытывал страх, тревогу и горе. Из любопытства он попытался проверить, сможет ли он контролировать сердцебиение также, как он мог контролировать дыхание, но вскоре стало ясно, что он понятия не имеет, как управлять собственным сердцем. Казалось, что прямо на поверхности его сознания скрывались объяснения дискомфорта, который он испытывал, и следовало только зацепиться за эти мысли и подумать. Итак, у него снова было тело — каким-то образом. На ощупь оно отличалось от его живого тела, но, насколько он мог судить, они были почти одинаковыми физически. У него даже сохранилась его татуировка. Его рука бессознательно потянулась к правой стороне маски. А как насчет его глаза? На самом деле, он не проверял с тех пор, как очнулся в своем новом теле, и на самом деле не мог вспомнить, когда в последний раз целенаправленно смотрел на него даже в своем старом. Он тут же сошел с тропинки в поисках воды. Когда он пробирался между деревьями, его дыхание участилось в подобии возбуждения. У него закружилась голова. Возможно ли это?.. Смеет ли он даже надеяться?.. Да, его татуировка осталась с ним, но до тех пор, пока он не сможет защитить человека, которого она олицетворяла, от всей боли и мучений, она была дорога ему. С другой стороны, у него не было ничего, кроме пожизненной обиды за свой демонический глаз. Это было первое, что он узнал о себе, та часть, которая отметила его как монстра и обрекла на жизнь, полную страданий и лишений. К концу своей жизни он в какой-то степени смирился с этим, но в лучшем случае это было мрачное принятие. Если бы был хоть какой-то шанс, что его предпочтения повлияли на это тело… Он услышал безошибочно узнаваемые звуки бегущей воды и ускорил шаг. Он подошел к краю небольшого, медленно текущего ручья и опустился на колени на берегу. Осторожно заглянул в отражение на воде, и чуть не отпрыгнул назад, увидев белое от шока лицо с кривой улыбкой, появившееся на поверхности, а затем почувствовал себя очень глупо. Дрожащими пальцами он расстегнул маску и, держа ее в одной руке, глубоко вздохнул, и снова нагнулся к воде. Некоторое время он просто смотрел, чувствуя, как тело постепенно немеет. Когда он больше не мог смотреть, он ударил маской по поверхности воды, разбросав свое отражение на десятки маленьких рябей и забрызгав при этом колени. Он снова надел маску, встал и пошел обратно. Остаток того дня прошел как в тумане. Он шел по дороге, если она была пуста, и сходил с нее, когда слышал приближение людей. Из-за густых деревьев было труднее разглядеть гору Тайцан, так что он просто заставлял себя идти вперед. Ночное передвижение было намного проще. Имперский город появился на горизонте, когда солнце стояло высоко в небе. Время близилось к закату, когда перед ним замаячили разрушенные стены. Где-то в их глубине постепенно прорисовывались детали раскинувшегося поля боя. Первым, что он увидел, был коричневый цвет. Трава вокруг города давным-давно высохла и больше не росла, растоптанная ногами и утопленная в крови сотен сражений. Издалека это выглядело так, словно сама смерть вырвалась из разрушенных стен и просачивалась во всех направлениях, в том числе вверх по горе, расположенной за городом. Почерневшие стволы — вот и все, что осталось от некогда пышного кленового леса. Тяжелая тишина, казалось, подавляла все вокруг. Затем он начал замечать кости и изодранную одежду в том, что он принял за обломки. Он несколько раз моргнул, не веря своим глазам, и заново оценил открывшуюся перед ним сцену. По всей этой мертвой земле были разбросаны тела. Он был потрясен. Пока он был жив, солдаты Сяньлэ всегда прилагали усилия, чтобы очистить поле боя и позаботиться о мертвых. После того как Сяньлэ потерпело поражение, то, что Юнань проявила такое вопиющее неуважение к павшим солдатам, было невероятно — даже для него, изгоя общества, мало заботящегося о большинстве людей. Даже он знал: это просто недопустимо. Он еще не добрался до коричневой мертвой земли, когда до него наконец дошло зловоние. Оно не подкрадывалось постепенно, а атаковало его чувства полностью и без предупреждения. Он поперхнулся гнилью моря выбеленных солнцем тел и сделал несколько шагов назад, прикрывая рукой маску и кашляя. Именно тогда он во второй раз осознал, что ему не нужно дышать. Он больше не мог этого избегать. Оправданий удобством и привычкой было уже недостаточно. Ему пришлось перестать дышать, иначе он не смог бы пересечь поле боя. Если бы он не добрался до своего тела, то все, что он прошел, даже необходимость оставить его высочество, были бы напрасны. Остановиться было намного труднее, когда он кашлял. Его тело инстинктивно задыхалось после каждого вдоха, который наполнял его легкие еще большим количеством гнилого воздуха, и вызывал еще больший кашель. Приложив усилия и сосредоточившись, он в конце концов сумел перестать дышать. На этот раз потребовалось всего несколько секунд, прежде чем паника накатила на него. Он почувствовал, как знакомые руки сжимают его горло, услышал голос, кричащий сквозь шум в ушах, увидел вспышки собственной крови на черных ботинках рядом с его головой. Не успел он опомниться, как оказался на коленях на краю поля боя, обхватив голову руками. Его дыхание было быстрым и поверхностным, и он вообще не мог уловить запаха. Его лицо под улыбающейся маской было мокрым от слез. Постепенно он опустил руки, которыми вцепился в свои волосы, и дыхание восстановилось. Однако он все еще изо всех сил старался выбросить из головы мысли о своем давно умершем отце. Казалось, он не мог продолжать притворяться, что с ним все в порядке, — его тело слишком бурно реагировало на то, что он просто не дышал. Он был демоном! Это должно быть легко! Это новое тело намного лучше реагировало в бою, так что оно даже полезнее, чем его старое. Почему тогда оно все еще так сильно сопротивлялось?! Его чувства казались ему самому неудобными и отвлекающими. У него была цель, а он никак не мог до нее дойти. Он обхватил себя руками и попытался найти, на чем бы сосредоточиться. Удивительно, но наименее болезненной частью его переживаний был этот приступ паники в груди. Это было что-то знакомое в море незнакомого, и он отчаянно ухватился за это. До тех пор, пока он не найдет в себе мужества отпустить свое тело, даже отпустить собственную потребность в существовании, этого поверхностного комфорта будет достаточно. Он сделал вдох, выдохнул и остановился. На этот раз он сдержал панику. Через несколько минут он встал и продолжил идти. Он перешагивал через тела и обходил их — точнее, то немногое, что от них осталось. Он смутно задавался вопросом, был бы он так осторожен, прежде чем узнал о важности физических останков для демонов. Несмотря на то, что он не знал, говорит ли Безликий правду, он не мог не быть немного более осторожным. Это замедлило его, но ему было все равно. Тихая мысль пробралась в его сознание. Он задался вопросом, не намеренно ли он тратит больше времени, чем нужно. Конечно, он точно знал, куда идет. Как кто-то мог забыть, где он умер? В течение двух дней его словно автоматически тянуло в это место, но теперь, когда он был здесь и почти настиг его, он заколебался. Он нахмурился, злясь на самого себя. Еще одна бесполезная эмоция, мешающая. Как неприятно. Пока он нес бдение в храме рядом с телом принца, он не очень-то осознавал свое собственное существование. Большую часть времени он чувствовал себя скорее силой, проявлением чистой воли, чем человеком. Теперь, когда он был всего в двух шагах от собственного мертвого тела, весь экзистенциальный ужас и нежелательные мысли, которые он игнорировал, пробились на поверхность. Наконец он понял, что с ним происходит, и этим восстановил некоторый контроль над собой. Контроль слегка дрогнул, когда он добрался до своего тела. Дрожа, юноша опустился на колени рядом с ним. Ряд нежелательных мыслей опять вторгся в его разум. Стрелы все еще были там, застряв между костями. Он не помнил, чтобы их было так много. Кожаные доспехи тоже были там. Они пережили плоть, которую не смогли защитить. Только ремни распались, так что кожаные пластины соскользнули и выставили больше костей на солнечный свет. Был ли это… действительно он? Хотя недоверие было вызвано скорее шоком, чем действительным неверием, он все же искал подтверждения. Он осторожно отодвинул несколько костей в сторону и провел кончиками пальцев по грязи вокруг того места, куда упало его левое плечо. И действительно, вскоре он зажал знакомую красную бусину между большим и указательным пальцами. Это действительно был он. Его пальцы уже схватили прядь распущенных волос, выбившихся из-под повязки, держащей маску, прежде чем он понял, что они намеревались сделать. С приливом стыда он отбросил волосы и уперся кулаками в колени. Как он смеет предполагать, что у него все еще есть какое-то право носить вещи его высочества! Было достаточно того, что он не мог избавиться от татуировки, этой стойкой метки наивного маленького мальчика, который еще не знал, насколько он недостоин такой дани. Он засунул бусину под наруч, закрывающий левое предплечье, убрав оба напоминания о своей неудаче в одно и то же место. Затем он снял маску, собрал волосы в высокий строгий хвост и быстро закрыл лицо еще раз. Больше не будет никаких искушений. После этого он почувствовал крайнюю усталость от собственной жалости к себе. Решительными движениями и с твердым сердцем он снял верхнюю рубаху и расстелил ее на земле. Он отделил доспехи и обрывки ткани от останков, затем тщательно собрал каждую кость и завернул их в черную ткань. Он взглянул вниз на длинную саблю, торчащую из-под разбросанной одежды, машинально взял ее и пристегнул к поясу. Взяв этот сверток в руки, он встал и прошел через сломанные ворота. Имперский город лежал в руинах. Казалось, что какой бы сильный пожар ни уничтожил горный склон, он добрался и до самого города. Окраины сровняло с землей, и, хотя внутренняя часть города в основном осталась нетронутой, повсюду были видны следы огня и серьезные повреждения зданий. Пробираясь по едва узнаваемым улицам, он почувствовал, будто вокруг были люди, но они были окутаны тенями и прятались в стенах. Он игнорировал их, и они его не беспокоили. Он стащил гроб из разрушенного погребального магазина. Вероятно, он был сделан для того, чтобы положить в него тело маленького ребенка. Это было идеально; его тело уже настолько разложилось, что костям больше не нужно было лежать в человеческой форме, и меньший ящик было бы легче спрятать. Он положил весь сверток внутрь. Ему было неудобно оставлять свое тело в городе. Там было достаточно человеческого присутствия, чтобы он не мог быть уверен, что его останки не найдут или не испортят. Поэтому вместо этого он пошел к небольшому лесу, полному сгоревших кленов. Сначала он усомнился в мудрости этого решения, пока шел. Без обычного навеса и подлеска, скрывающих местность, весь горный склон казался необычайно открытым. Действительно ли это было такое хорошее место, чтобы спрятать что-то настолько важное? Однако, чем дальше он углублялся в мертвые деревья, тем меньше волновался. Это было место с призраками, которое больше никому не было нужно. Здесь не было ни тени, ни красивых листьев, ни цветов, ни уединения. Из-за своей бесплодности и пустоты горный склон был идеальным выбором. Он остановился, когда добрался до дупла дерева, отломил кусок от полого пня, чтобы использовать его в качестве импровизированной лопаты, и начал копать. Яркая луна освещала ночное небо, когда он наконец открыл гроб, развернул кости, и вытряхнул останки прямо в деревянный ящик. После долгой паузы он вытащил красную бусину из-под наруча и тоже положил ее внутрь. Как только гроб был закопан, он застегнул верхнюю одежду, лег на спину рядом с могилой, и закрыл глаза. Возможно, его тело и не нуждалось в отдыхе, но разум умолял об этом. Через несколько мгновений он уже крепко спал.***
Он чувствовал, как солнечный свет обжигает кожу. Он не слепил глаза и не жег лицо, благодаря маске, но открытые места его рук и шеи казались воспаленными. Слегка поморщившись, он сел, скрестил руки на груди, и открыл глаза навстречу послеполуденному свету. Все было закончено. Независимо от того, лгал Безликий Бай или нет, меры предосторожности были приняты, и юноша наконец может вернуться к его высочеству. Впервые он подумал, что, возможно, принц проснулся, пока его не было. Страх сжал его живот. Смог бы он найти его снова? Через несколько секунд он был на ногах. Он остановился только для того, чтобы глубоко воткнуть самодельную лопату в землю рядом с могилой, а затем помчался обратно в столицу. Был только один способ узнать это, и он заключался в том, чтобы как можно быстрее вернуться в тот храм на туманном склоне горы. К его огромному удивлению, в этом не было никакой необходимости. Не успел он переступить через обломки городских ворот, как ахнул и замер на месте. На поле боя, одетый в белые погребальные одежды, стоял сам принц. Он стоял спиной к юноше. Его волосы были распущены и развевались на ветру, лицо скрыто белой маской. Тонкая белая ткань парила над ним, странно вздымаясь, как будто принц находился под водой. Его высочество выглядел непохожим на себя во всех отношениях, и все же юноша узнал его без колебаний. В этом он был уверен: он никогда, никогда не ошибется в его принце, как бы тот ни выглядел. Он жив! Он здесь! Юноша смутно задался вопросом, сколько времени на самом деле прошло, пока он спал, но это была мимолетная мысль в его голове, переполненной облегчением. Преодолев оцепенение, он осторожно приблизился. Его высочество стоял, широко раскинув руки, и крики взволнованных духов переплетались с воем ветра, когда они сходились в его рукаве. Юноша тоже почувствовал легкое притяжение, но был достаточно силен, чтобы игнорировать его, в отличие от мелких духов и черных призрачных огней, охваченных безумием. Когда он был всего в нескольких шагах позади принца, то опустился на одно колено, склонил голову и почтительно заложил левое предплечье за спину. — Ваше высочество… Он наблюдал, как закрутился подол белого одеяния, когда принц обернулся. Юноша не удержался и медленно поднял голову. Одна маска столкнулась с другой. — Кого ты только что позвал? Голос его высочества был ровным и холодным. Вопящие духи продолжали безостановочно вливаться в его рукав. — Я звал вас, ваше высочество наследный принц. — Я не наследный принц. — Это вы, — спокойно сказал юноша. — Я никогда не забуду ваш голос и фигуру. — Я же сказал, это не я. Принц сердито дернул запястьем, и струящаяся белая полоса внезапно метнулась к юноше. Двигаясь быстрее, чем он думал, он способен, юноша поймал ее в правый кулак. Полоска ткани обвилась вокруг его запястья и потянула, но он крепко держал ее и подавлял ее убийственную ауру своей собственной странной силой. Его высочество слегка наклонил голову и опустил руку, каким-то образом заперев этих злых духов в рукаве. — Как тебя зовут? После этих слов юноша заколебался. Он никогда не повторит имя, которым наградил его отец, а любой вариант, который он говорил Его высочеству в прошлом, мог выдать его личность. В ушах звучали слова принца: «Если тот человек, которого ты любишь всем сердцем, узнает, что из-за него ты не обретешь покоя, боюсь, это его опечалит, ведь он будет чувствовать за собой вину». На самом деле не было ничего такого, что он мог бы спокойно сказать. — У меня нет имени, — наконец сказал он, решившись на полуправду. — Раз нет имени, значит, буду звать тебя Умин, — протянул принц несколько равнодушно. — Вы можете называть меня так, как пожелаете. — Ты — душа воина, погибшего на этом поле брани? — Да. Его высочество отпустил шелковую ленту, и юноша немедленно разжал кулак, позволив ей вернуться к принцу. — В таком случае следуй за мной. — Глаза мальчика расширились под маской, когда его высочество протянул ему руку. — И я позволю тебе получить то, чего ты хочешь. Чего он хотел? Было много ответов на этот вопрос, когда дело касалось принца. Он решил, что не имеет значения, какой из них имеется в виду; как бы то ни было, возможность, ради которой он жил и умер, теперь открылась перед ним. Он взял в руки эту мягкую, теплую ладонь, и прижался к ней лбом. — Клянусь до самой смерти следовать за вашим высочеством. Его высочество отдернул руку, спрятал ее в рукав своего одеяния и повернулся к нему спиной. — Ты уже мертв, — холодно сказал он. — Идем. Когда юноша, которого теперь окрестили «Умин», поднялся на ноги и пошел за принцем, он поклялся себе: «Я умру столько раз, сколько потребуется, чтобы защитить Вас». Когда они уходили с поля боя, Умин впервые заметил, что теперь он выше Се Ляня. Возможно, его новое тело выросло так сильно, как могло бы вырасти, если бы он пережил войну, и он просто не заметил этого, пока не оказался рядом с кем-то таким знакомым. Принц оглянулся на него через плечо, открыв улыбающуюся сторону своей маски, затем продолжил идти к закату. — Ваше высочество, куда Вы направляетесь? — В императорский дворец Юнань, — отстраненно ответил Се Лянь. Умин молча кивнул и продолжил идти. Он наконец понял, что именно пообещал ему принц. Они собирались отомстить. Они шли и в сумерках, и глубокой ночью. Новая столица Юнани находилась недалеко от разрушенной столицы Сяньлэ. В глазах Умина это казалось достаточно кощунственным, чтобы он почувствовал себя оскорбленным от имени Се Ляня. Он рассекал воздух, как острое лезвие, когда они передвигались от крыши к крыше, презирая все, что видел. Когда они достигли внешних ворот дворца, Умин почувствовал мощную защиту, исходящую от дверей. Он действительно не имел представления, откуда он это знал, и не понимал, почему он был так уверен, что сможет преодолеть чары, но все же встал перед Се Лянем, коснулся двери и скомандовал: — Гори! Как будто сама сила его воли сконцентрировалась и вырвалась из него. Защитная аура действительно рассеялась, Умин толкнул дверь и приглашающе поклонился Се Ляню. — Ваше высочество. Принц переступил порог и подобрал пепел сгоревшего талисмана с того места, где он упал с задней стороны двери. Он снова взглянул на Умина, словно оценивая его в уме. Юноша высоко поднял голову и немедленно избавился от того, что осталось от тех неуверенных чувств по поводу его нового тела. Наконец он подтвердил, что превращение в демона дало ему хоть какую-то силу, которую он мог использовать для защиты своего бога, и после этого не было ни тени сожаления. Полный решимости проявить себя, Умин прорвался через следующие несколько помещений, не проронив ни слова. Наконец они добрались до главного зала дворца Юнань, приблизившись сверху. Демон и его бог стояли бок о бок на крыше в идеальном равновесии друг с другом, плотная тень и струящийся свет, инь и ян. Вместе их было не остановить. Се Лянь усмехнулся и заметил: — Он установил вокруг себя так много преград, защищающих от нечистой силы. Как видно и впрямь страшится, что нечто явится по его душу? Умин согласился и подумал, что самое время им «постучать». — Ваше высочество, я расчищу вам путь. — Не нужно, — сказал принц. — Я сам. Се Лянь спрыгнул вниз, и грация, и убийственное намерение, которое сквозило в его плавных движениях, заставили грудь Умина сжаться. Он последовал за Се Лянем мгновение спустя, когда тот вышиб дверь ногой. Умин наблюдал, всегда в нескольких шагах позади, как Се Лянь противостоял Лан Ину в пустом тронном зале. Его презрение к этому человеку было нелегко описать. Лан Ин был тем, кто привел две нации к войне, человеком, который, в конечном счете, был ответственен за разрушение всей жизни его высочества. В то время как Умин винил себя во всех ужасных вещах, которые произошли с Се Лянем после его изгнания, почти любая из них произошла из-за действий Лан Ина. Наличие поветрия ликов у Лан Ина не смутило Умина, как и его спокойное поведение. Хорошо, что он принял свою смерть, потому что теперь она была абсолютно неизбежна. Однако, когда Лан Ин показал красную бусину, пару той, что сейчас похоронена вместе с телом Умина, когда Лан Ин сказал, что это был подарок от того самого человека, чью добрую волю он так предал, Умин на мгновение ослеп от ярости. Как, черт возьми, он смеет продолжать дышать в присутствии его высочества! Как, черт возьми, он смеет улыбаться! Этот неблагодарный ублюдок не заслуживал ни секунды покоя! Когда зрение Умина прояснилось, Лан Ин уже обмяк в объятиях Се Ляня. Не нуждаясь в проверке своих выводов, Умин сразу оценил ситуацию. — Ваше высочество, он мертв, — сказал он Се Ляню. Было невероятно несправедливо, что такой человек умер только одной смертью. Умин хотел убить его сотни раз, хотел, чтобы он познал агонию тысячи ран на своем сердце, хотел причинить ему столько же боли, сколько он причинил его высочеству. Ненависть пронзала его и исходила от его тела, как темный саван. Се Лянь уронил Лан Ина и свою бусину, и поднялся на ноги, его движения были хаотичными. Умин наблюдал, как рука принца начала сжимать рукоять этого проклятого черного меча. Он тут же бросился вперед и выхватил саблю. В течение нескольких секунд тело с этими плачущими человеческими лицами, растущими на нем, было разрезано на кровавые ошметки. Голос Се Ляня был холоден: — Кто просил тебя об этом? — Вашему высочеству нет нужды пачкать руки, — сказал Умин, глядя на черный как смоль меч. Прежде чем Се Лянь успел ответить, в зал вошел мальчик, какой-то родственник Лан Ина, и поднял шум. Умин нажал на несколько точек на его шее, и мальчик упал без сознания в лужу крови и плоти. Многозначительным взглядом Се Лянь обозначил Умину свои намерения, и демон пришел в движение. Выйдя из зала, он убил дюжину взрослых мужчин одним мощным ударом, а затем быстро подавил вторую волну стражников. После сожжения дворца по приказу Се Ляня, Умин сопровождал его из города в сторону залива Ланэр. Мстительная аура вокруг его бога только усилилась с тех пор, как они прибыли во дворец Юнань, и духи, которых Се Лянь держал в рукаве, стали более возбужденными. Се Лянь, казалось, никак не отреагировал, но Умин слышал, как они умоляли убить и причинить боль. Этого было достаточно, чтобы убедиться, что Се Лянь собрал их для проклятия, и что мстительная энергия, вероятно, будет возрастать до тех пор, пока эти духи не будут выпущены на волю. На рассвете они поселились в оскверненном храме Бога Войны в Короне из Цветов, на окраине залива Ланэр. Осмотрев окрестности, Умин вернулся и наблюдал за Се Лянем, который медитировал в центре зала. Позади него божественная статуя лежала на алтаре, разбитая на куски, в середине камня проходила большая трещина. Вид Се Ляня, сидящего посреди такого кощунства, вызывал тяжелое чувство в груди Умина, где уже не билось, но болело сердце. Голова Умина была ясной: он был со своим богом, и он выполнял свою цель — быть полезным ему. Смятение появилось только после того, как он увидел, как Се Лянь борется с духами в своем рукаве. Знал ли он, что время ограничено, что духи станут сильнее и могут навредить ему самому? Умин нахмурился и опустился на одно колено, готовясь заговорить, когда Се Лянь внезапно ударил по воздуху перед его лицом. — Ждите, не стоит торопиться, — пробормотал он. — Я избавлю вас от этого страдания. Он мог их слышать! Умин немного расслабился. — Ваше высочество. Се Лянь открыл глаза. Они были слегка расфокусированы, а брови сведены в нечитаемом выражении. Была ли это боль? Раздражение? — Не нужно обращаться ко мне подобным образом, — наконец ответил он. — Его высочество навсегда останется его высочеством. Для Умина это действительно было так просто. Он попытался говорить успокаивающим голосом, но Се Лянь был слишком расстроен, чтобы его можно было утешить. — Посмеешь еще раз так назвать — и я развею тебя по ветру. Не думай, что ты в самом деле настолько силен. Конечно, Умин был готов принять любую судьбу, которую Се Лянь сочтет подходящей для него. Однако не было никакой необходимости искушать его, особенно пока эти злые духи все еще были заперты Се Лянем и влияют на его настроение. Умин почтительно склонил голову и оставил свои слова при себе. — Осмотри окрестности излучины Ланэр, отыщи самое подходящее место для высвобождения духов. В команде Се Ляня было меньше льда, чем раньше. — Слушаюсь, — сказал Умин. На самом деле, такое место уже было найдено во время того осмотра местности, который он провел, пока Се Лянь медитировал. Юноша не пошевелился. Се Лянь быстро открыл глаза и, прищурившись, посмотрел на Умина. — Почему ты еще здесь? — Место будет определено, но что насчет времени? — Умин был осторожен, как будто переступал через битое стекло. — Времени? — Души умерших изнывают от нетерпения, — сказал демон так мягко, как только мог. — Нужно найти для них объект проклятия, нельзя тянуть слишком долго. К счастью, Се Лянь, казалось, принял его совет. Он немного подумал, потом сказал: — Через три дня. В некотором смысле его рассуждения были здравыми; духи были взволнованы, но они все еще могли находиться под контролем Се Ляня. Однако, Умин не мог не задаться вопросом, почему он решил задержаться, когда залив Ланэр уже был перед ними, его жители уязвимы и ничего не подозревают. — Почему именно через три? Сразу стало ясно, что он переступил черту. Характер Се Ляня был слишком диким; Умин продолжал неверно оценивать его слова. — Через три дня наступит полнолуние, мощь насланного поветрия ликов многократно возрастет. Ты задаешь слишком много вопросов. Ступай скорее, это все, что от тебя требуется. Так вот в чем был план. Умин согнулся в глубоком поклоне, затем встал и вышел из храма. Если Се Ляню приходилось терпеть воздействие духов, то самое меньшее, что мог сделать Умин, — это отстраниться и перестать усугублять ситуацию. Возможно, было что-то, что он мог сделать, что даже могло бы как-то помочь. Впервые за долгое-долгое время Умин решил поискать цветок. Как только он ступил между деревьями за храмом, Умин почувствовал удивительное облегчение оттого, что снова взялся за эту старую привычку. Юношеский энтузиазм ускорил его шаги и облегчил тяжесть в груди. Мысленным взором, так живо, как будто это все еще происходило у него перед глазами, он наблюдал, как Се Лянь заметил цветок, который Умин оставил для него, когда принц поддерживал пагоду во время войны. Се Лянь поднял его, улыбнулся и прижал к сердцу. Да, снова подумал Умин, это действительно хорошая идея. Когда в последний раз Се Лянь боролся с таким тяжелым бременем, цветок Умина принес ему мгновение утешения и покоя. Сейчас он нуждался в этом больше, чем когда-либо прежде. Однако это было незнакомое место, и вскоре Умин нахмурился, обыскивая подлесок. Растения выглядели слабыми, как будто они только что вернулись с края смерти, и им не хватало сил цвести. Затем Умин вспомнил засуху, катализатор той разрушительной войны, и посмотрел на эти борющиеся растения с жалостью и разочарованием. Возможно, это будет труднее, чем он рассчитывал. К тому времени, как Умин нашел подходящий цветок, над заливом опустилась ночь, и город внизу был тихим и темным. Возвращаясь в храм, Умин впервые услышал грохот волн. Они были громче и почему-то тяжелее, чем любые звуки воды, которые он когда-либо слышал. С любопытством он повернулся на звук, но ничего не смог разобрать в темноте. Выбросив это из головы, Умин повернул обратно к храму и продолжил идти. Он замер в дверях, когда увидел Се Ляня, лежащего на полу рядом с алтарем. На ужасающий миг ему показалось, что он увидел черный меч, торчащий из его груди, и темную кровь, покрывающую пол. Затем его зрение прояснилось, и Се Лянь, казалось, только дремал. Этот черный меч лежал рядом с ним, незапятнанный кровью, но он был холодным и будто заполнял все пространство своей аурой. Он понял, что именно в нем Се Лянь запечатал этих обиженных духов. Умин выпустил воздух, который он не собирался задерживать, и молча пересек зал. Когда он подошел ближе, то увидел, что Се Лянь не спал спокойно, если он вообще спал. Его руки были подняты и запутались в волосах, а тело изогнулось в защитной позе. Неужели духи уже так беспокойны?! Все происходило слишком быстро за такое короткое время. Если дела уже так плохи, то рассчитывать на три дня, в конце концов, слишком оптимистично. Умин хотел поднять его высочество и переложить на алтарь, но побоялся побеспокоить его еще больше, поэтому подошел ближе к божественной статуе и осторожно вложил нежный цветок в ее единственную оставшуюся руку. По причинам, которые он не мог объяснить, он протянул ладонь и провел кончиками пальцев по обожженной щеке статуи. В этот момент Се Лянь пошевелился, и Умин в мгновение ока отступил и спрятался в тени у входа. Он бы вышел на улицу, но хотел понаблюдать за реакцией Се Ляня. Се Лянь приподнялся и оглядел комнату. Его глаза остановились на переливающейся белизне цветка, видимой даже при слабом освещении, и он замер. Затем он внезапно поднялся на ноги и вырвал цветок из рук статуи. — Откуда… откуда здесь цветок? Сердце Умина упало. — Демон! Выходи! — крикнул Се Лянь. У Умина не было выбора, кроме как повиноваться. Он шагнул вперед и открыл рот, чтобы объяснить, когда Се Лянь прервал его. — Откуда здесь цветок? Кто это сделал? Ты? Умин уставился на раздавленный цветок в кулаке Се Ляня. Паника охватила его. Это было совсем не то, чего он хотел! Он был в ужасе от того, что Се Лянь отошлет его прочь, в ужасе от того, что ему больше не разрешат помогать, если его высочество узнает. Его внутренности скрутило от дискомфорта, но Умин заставил себя солгать. — Не я. — Кто же тогда оставил здесь его?! Голос его высочества слабо дрожал, будто он пытался сдержать рвущуюся истерику. Это было совершенно непохоже на ту его реакцию, которую Умин всегда наблюдал раньше. — Почему ваше высочество так рассердились, увидев цветок? — честно спросил Умин, надеясь, что это не вызовет новой вспышки гнева. Се Лянь бросил раздавленный цветок на землю к его ногам. — Это отвратительная злая шутка. — Почему ваше высочество посчитали это злой шуткой? Возможно, здесь в самом деле еще остались последователи, которые поклоняются вам. Это была завуалированная правда; в конце концов, Умин действительно был здесь, и он был самым преданным верующим Се Ляня. Это был компромисс между правдой и защитной ложью, которую он произнес в панике. Умин мог отвечать только расплывчато, не раскрывая свою ложь, не осмеливаясь этого делать, пока Се Лянь так расстроен. Когда принц повернул к нему голову, темная аура вокруг него усилилась. — Ты издеваешься надо мной? — Нет, — сказал Умин, стараясь скрыть тревогу в своем голосе. — Значит, не надо нести подобную чушь! Как такое может быть? Умин был загнан в угол. — Вовсе не обязательно, что не может, — неопределенно сказал он. Се Лянь недоверчиво покачал головой. — Довольно! Что ты хочешь этим сказать? Ты разве не воин Сяньлэ? Я призвал тебя не для того, чтобы ты заступался за народ Юнань. Ты должен лишь слушаться моих приказов, не более! О. Умин наконец понял. Се Лянь думал, что его слова относились к кому-то из Юнани. Как только Умин переосмыслил свои слова, их значение внезапно стало для него очевидным. Он проклинал себя за то, что говорил так небрежно, наблюдая, как Се Лянь топчет этот цветок ногами. Было бы лучше, если бы Умин вообще никогда не лгал, но те неопределенные слова, которые он тогда произнес в свою защиту, были подобны втиранию яда в открытую рану. Се Лянь подумал, что Умин поддерживает Юнань! Тех самых людей, из-за которых изгнали его высочество, которые убили самого Умина и сделали его бессильным, совершенно неспособным остановить пытки Безликого Бая! Се Лянь подумал, что Умин подрывает его план, хотя ничто не могло быть дальше от истины. Он сгорал от стыда и бессознательно схватился за левое предплечье. Как бы это ни было сложно, Умин выдержит это. Он готов был запереть свои чувства и оказать Се Ляню ту поддержку, в которой он нуждался. Он готов быть его инструментом, демонической тенью, следующей за богом. Он готов был повиноваться принцу беспрекословно и никогда, никогда больше не лгать. К тому времени, как Се Лянь выбежал в ночь, Умин взял себя в руки и спокойно последовал за ним. Се Лянь некоторое время стоял лицом к ветру, затем снова повернулся к Умину. — Ты осмотрел окрестности? Заметил ли что-нибудь необычное? — Нет, — ответил Умин. Эта излучина была идеальной мишенью. — Уверен? Чтобы наслать поветрие ликов, нельзя пропустить промашки ни в чем — время и место должны подходить идеально. — Уверен. — Умин старался звучать обнадеживающе, хотя и подозревал, что различия в тех факторах, о которых так беспокоился Се Лянь, не будут иметь ни малейшего значения. Такие бешеные мертвые души были бы эффективны независимо от того, когда и как они выпущены на волю. Однако Умин не стал перечить его высочеству. Он уже принял решение, что не скажет ни единого слова против Се Ляня. До тех пор, пока он не высвободит проклятие и не избавится от его влияния, Се Лянь мог быть настолько разборчивым, насколько хотел, в любых вещах, которые сочтет важными. — Ваше высочество, вы уже придумали, как нашлете поветрие озлобленных духов? Взгляд Се Ляня опустился с неба на меч у него на поясе. — Как раз размышляю над этим. Умин почувствовал, как его сердце сжалось при виде этого черного меча. То, что его высочество мог носить такую вещь, выбивало из колеи. Он сделал бы все, чтобы защитить Се Ляня от боли, которую, должно быть, причиняет ему вид этого меча. — Ваше высочество, — сказал он. — Позвольте обратиться к вам с просьбой. Се Лянь оглянулся на него. — Говори. Умин глубоко вздохнул. — Человек, которого я люблю, был тяжело ранен во время войны, теперь его жизнь хуже смерти. Мне пришлось своими глазами видеть, как он страдает, как мучается от боли. Эхо беспомощности прервало его слова на болезненный миг. — И что же? — подсказал Се Лянь. — Я бы хотел стать тем, кто поднимет этот меч. Ради мести. Это было самое честное заявление, которое он осмелился сделать, не раскрывая себя. Се Лянь с любопытством склонил голову набок. — Мне кажется, ты странноват. — Его голос был холодным и подозрительным. Он начал кружить вокруг Умина. — Насколько я могу судить, ты не похож на мстителя, одержимого ненавистью. Ты действительно просишь меня передать тебе меч ради того, чтобы наслать поветрие? Ах. Возможно, Умин слишком тщательно старался замаскироваться. Он мог бы это исправить. Умин поклонился. — Ваше высочество, я желаю смерти всем этим людям больше, чем кто-либо другой. Кроме того, я бы хотел, чтобы они непременно погибли от моей руки. Если вы не верите мне, я прямо сейчас могу доказать вам свою искренность. — Как ты собираешься это доказать? Еще один простой ответ: кровь говорила бы сама за себя. Умин положил руку на рукоять своей сабли и отступил на несколько почтительных шагов, прежде чем развернуться на каблуках. — Стой! Умин тут же остановился и оглянулся через плечо. Се Лянь, казалось, пристально смотрел на него из-под этой маски. Через мгновение он покачал головой. — Нет, — твердо сказал он. — Я должен сам наслать поветрие. Умин опустил голову в знак признательности, и чтобы скрыть свое разочарование. Се Лянь имел столько же и даже больше прав осуществить эту месть своими собственными руками; и все же то, что его рука будет держать то самое орудие его собственной пытки, оставляло у Умина чувство странной нерешенности. Так тому и быть, решил он. Позже он просто попытается отдельно отомстить Безликому. — Однако. — Умин удивленно поднял глаза. Се Лянь повернулся к нему спиной и, казалось, смотрел на черный меч, который он держал в одной руке и балансировал на другой ладони. — Прежде я должен кое-что сделать. Страх пронзил его сердце. Что-то было не так. — Что вы собираетесь сделать, ваше высочество? Умин дернулся к его высочеству, но едва он сделал первый шаг, как скользкий звук прорезал ночь. Кончик черного меча пронзил Се Ляня, и красные пятна расползлись по белым одеждам. — Ваше высочество! Се Лянь вытянул запястье в сторону. Раздался шорох и мелькнула вспышка чего-то белого, и Умин обнаружил, что связан шелковой лентой. Его руки были сцеплены по бокам. Прежде чем он успел сделать еще один шаг, лента ударила его по коленям, и он рухнул на пол. Он беспомощно поднял глаза, слезы текли по его лицу под улыбающейся маской, когда Се Лянь медленно обернулся. Вид спереди был еще более ужасным. Се Лянь держал рукоять правой рукой, удерживая лезвие в животе. Его одежда была пропитана кровью, а полоска обнаженной кожи между плачущей-улыбающейся маской и повязками на шее была бледнее снега. — Умин. Я не доверяю тебе выполнять мои приказы, поэтому я сделаю так, чтобы тебе было труднее ослушаться. — Се Лянь говорил так, как будто он оцепенел, но в его голосе было напряжение, от которого губы Умина задрожали от плача. — Не вмешивайся. Оставайся здесь, пока поветрие ликов не исчезнет. Только тогда я позволю тебе покинуть это место. Я не знаю, каковы твои истинные мотивы, но я не позволю вмешаться в мои планы. — Я просто хочу помочь! — Умин открыто зарыдал, но Се Лянь отвернулся, как будто не слышал ни единого слова. — Ваше высочество, я просто хочу защитить вас! Пожалуйста, поверьте мне!!! Но принц уже прошел мимо него и исчез за его спиной. Умин повернул плечи, пытаясь понаблюдать за ним, но шелковая лента внезапно дернула его в другую сторону. Он тяжело упал на плечо и плюхнулся на живот. Как бы он ни боролся, лента была безжалостной. Она застала его врасплох, и теперь он не мог одержать верх. Это была его вина. Если бы Умин не принес этот дурацкий цветок, если бы он сумел контролировать свои чувства и просто тихо служил, но особенно если бы он не солгал, и не заставил Се Ляня заподозрить его в преданности Юнани, тогда всего этого можно было бы избежать. Умин понял, что тот контроль над ситуацией, которым он обладал, был лишь иллюзией. Не имело значения, какое у него тело и было ли оно вообще. Пока это все еще был он, со всеми его несчастьями и недисциплинированной глупостью, он не мог спасти его высочество ни от чего. — ААААААА!!! Умин долго лежал неподвижно, полностью напряженный, но больше не сопротивляясь. Солнце вставало и садилось. Затем грозовые тучи разорвались с громким раскатом грома, и на землю обрушился сильный дождь. Лежа всего в нескольких шагах от входа в храм, Умин вскоре промок насквозь. Вода собралась в изгибах внутренней части его маски. Он был совершенно безразличен к этому, вместо этого задаваясь вопросом, где был Се Лянь в этот момент. Он надеялся, что тот нашел убежище, что вытащил этот гребаный меч, что освободил этих духов и освободился от их мучительных криков. Но в глубине души Умин знал, что Се Лянь ни за что не сделал бы ничего из этого. — Пожалуйста, отпусти меня… Лента вызывающе сжалась вокруг его груди. — Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… Я хочу помочь ему, он в опасности, пожалуйста… Он продолжал свои слабые мольбы в течение нескольких часов. Шелковая лента была неумолима. У Умина не было возможности следить за временем, так как солнце было полностью скрыто темной бурей. Не было никаких признаков того, что было наложено проклятие, и третий день, несомненно, был близок к концу. Умин почувствовал, как паника скребет его по животу и поднимается по груди. Что, если Се Лянь никогда не выпускал этих духов? Что, если ему было слишком больно, или он был слишком рассеян, или его сердце дрогнуло? Умин знал, что эти духи не примут такого исхода. Набросятся ли они на Се Ляня, если он попытается их удержать?! — ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО, ПОЖАЛУЙСТА!!! — Он так яростно закричал в бурю, что у него обожгло горло. Умин яростно заметался и даже сумел перевернуться на спину, прежде чем шелковая лента снова прижала его к земле. Глядя вверх, на падающий дождь, Умин издал протяжный вопль. Когда у него кончился воздух, его плечи затряслись от беззвучных рыданий, и он набрал в легкие воздуха ровно столько, чтобы простонать несколько слов за раз. — Се Лянь… пожалуйста, ты не можешь… ты не можешь умереть… Я люблю тебя… пожалуйста, я умоляю тебя… пожалуйста, живи… Я только что… снова нашел тебя… Когда этот последний душераздирающий крик вырвался в шуме грома и дождя, произошло нечто необъяснимое. Давление на его грудь словно ослабло. Сначала Умин пришел в ужас от того, что его тело может испытывать облегчение в такое время, но потом понял, что это лента, держащая его несколько дней, ослабила хватку. Умин недоверчиво моргнул и опустил взгляд на свою грудь. Шелковая лента скользнула поверх его мокрой одежды, позволив ему глубоко вздохнуть и расправить плечи от тугой хватки. Один конец белой ткани оторвался от его тела и завис над грудью, как будто смотрел ему в лицо. — Ты отпускаешь меня? — Умин был потрясен. — Почему… зачем тебе это делать? Кончик этой шелковой ленты медленно опустился вниз и коснулся маски на его щеке. Это движение было таким же, каким Умин прикоснулся к разбитой статуе в храме. Наблюдала ли за ним эта шелковая лента? Затем лента мягко обмоталась вокруг его шеи сзади и слегка сжалась. За этим действием вообще не было намерения убить; на самом деле, Умин не мог не думать, что это было объятие. Внезапно слезы снова потекли из глаз. Он обхватил руками шелк, сковывавший его тело, и отчаянно прижал его к себе. — Спасибо, — всхлипнул он, совершенно ошеломленный. — Ты тоже его любишь, не так ли? Спасибо… После того, как плач Умина утих, лента отделилась от его тела и поднялась над ним. Когда он посмотрел вниз, то увидел, что она обвилась вокруг его левого наруча, ярко-белая на фоне черной кожи. Умин попытался взять себя в руки и неуверенно поднялся на ноги. — Пойдем.***
Чтобы найти его высочество, не потребовалось много времени. Как и ожидал Умин, он оказался на той же широкой площади небольшого города недалеко от храма, который они осматривали в первый же день. Он испытал невыразимое облегчение, увидев, что принц все еще жив. Однако, чего Умин не ожидал увидеть, так это Безликого Бая. Умин спрятался за углом здания, шелковая лента замерла в ожидании у него на плече. Хотя Безликий Бай стоял спиной к Умину, это был безошибочно он. Се Лянь стоял напротив него, зажимая рану на животе и крича сквозь бурю. Он снял маску, и его разъяренное лицо прикрывала от дождя простая бамбуковая шляпа. Се Лянь атаковал и его удар отбросил Безликого назад, почти прямо в укрытие Умина. Тот отпрянул, обезумев от нервозности, но демон приземлился на ноги в нескольких шагах поодаль и вообще не заметил его. — ТЫ ОБЕЗУМЕЛ?! Умин до этого никогда не слышал в голосе Бая ничего, кроме равнодушного сарказма кошки, играющей с мышью. Се Лянь выпятил челюсть с легкой усмешкой, и сердце Умина заколотилось. — Я не обезумел, просто… я вернулся! Се Лянь атаковал снова, рубанув черным мечом, но независимо от того, как быстро он двигался или как точно наносил удары, Безликий Бай всегда умудрялся отступить в сторону. Они обменивались словами, которые Умин не мог расслышать, пока Се Лянь снова не повысил голос. — …ЭТО НЕ ТВОЕ СОБАЧЬЕ ДЕЛО! Как раз в тот момент, когда Умин подумал, каким облегчением было видеть, как его высочество сопротивляется с такой энергией, Безликий Бай внезапно поймал кончик меча в кулаке. Кровь потекла с его руки на грязь, и Се Лянь не мог подтолкнуть лезвие ближе. Умин внимательно наблюдал, отчаянно пытаясь найти хоть какой-нибудь способ, которым он мог бы помочь. Слова его высочества были слишком тихими, чтобы их можно было расслышать, но он не осмеливался подойти ближе, пока не убедится, что Безликий полностью отвлекся. Он сделал бессознательный шаг вперед, когда Се Лянь вздрогнул, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на стоящего перед ним демона. Се Лянь что-то рявкнул, и мгновение спустя Безликий ударил его с такой силой, что принц пролетел по воздуху спиной вперед. Не успел он приземлиться, демон возник над ним и впечатал новым ударом в землю. Черный меч вылетел из его руки и приземлился немного позади. Адреналин разлился по венам Умина и обострил его зрение. Был ли это его шанс? Шелковая лента вскинулась и застыла рядом с его щекой, готовая нанести удар. Безликий Бай надавил сапогом на грудь Се Ляня, но голос его высочества прорезался сквозь шум бури. — Поменьше бы мнил о себе! Мне не нужны твои наставления, я сам научусь всему. Если ты — олицетворение веления судьбы, то такое веление следует стереть навсегда! Молния прорезала небо, залив улицу ослепительным светом. Когда прогремел гром, Умин уже сидел на корточках рядом с черным мечом. — Я с такой заботой тебя наставлял, но ты упрямо не желаешь слушать, — мрачно протянул Безликий. — Наследный принц, я теряю терпе… Ш-ш-шк. Умин вонзил меч. Он прошел точно от поясницы Белого Бедствия вверх через центр его груди. Демон на несколько мгновений замер от шока, но, оправившись, начал оборачиваться. Однако, прежде чем он успел оглянуться через плечо, белая шелковая лента вылетела прямо на него, быстро обернувшись вокруг шеи и туловища. Умин крепко держал рукоять меча, и вместе они удерживали Бедствие на месте. — …А? Се Лянь, наконец, отреагировал, но Умин не мог позволить себе обращать на это внимание. Он сосредоточил свою волю так же, как когда разрушал защитные чары дворца, направил эту силу в меч и вытолкнул тысячи духов, запертых внутри. Юноша понял, что это сработало, когда Безликий Бай начал кричать. Духи взвыли и хлынули в тело демона с силой водопада. Плотные черные облака материализовались вокруг рукояти меча и пронзили его спину, как призрачные кинжалы. Безликий содрогнулся от силы, пронзившей его тело. Его собственные крики вскоре стали неслышны из-за воплей и стенаний духов. Умин снова сосредоточился, на этот раз собрав всю болезненную ярость, обиду и страдания, которые он испытывал, когда это существо пытало Се Ляня в храме на склоне горы. Когда он почувствовал, что его вот-вот переполнят горе и боль, Умин направил все это вниз, через меч, и выпустил наружу. Лезвие засияло красным под черными облаками, и Умин понял, что тоже кричит. В этот критический момент, когда бурлящая энергия достигла своего пика, духовное оружие Се Ляня плотно сжалось вокруг демона. Внезапно его тело рухнуло, как будто сложилось само по себе, а затем взорвалось в пелене серо-черного дыма. Умин обнаружил, что держит окровавленный меч в воздухе, и все следы могущественного призрака постепенно рассеивались. — Умин? Умин вышел из оцепенения, отбросил меч в сторону и опустился рядом с Се Лянем. — Ваше высочество! Се Лянь вздрогнул от его внезапного приближения и, защищаясь, выставил ладонь, чтобы остановить его. Удивив их обоих, белая лента вырвалась и оттолкнула руку Се Ляня в сторону, прежде, чем он смог дотронуться до Умина. — Что… это значит? Брови Се Ляня были нахмурены, а глаза все еще широко раскрыты от недоверия. На самом деле, он выглядел довольно плохо, к тому же, повсюду была кровь. Его рот был красным от этого, ярким на фоне его потрясающе белой кожи, погребальные одежды тоже были окрашены кровавыми пятнами. Принц был вдавлен в углубление в грязи, и его прерывистое дыхание наводило на мысль о сломанных ребрах. Умин показал свои открытые ладони самым безобидным жестом, какой только мог придумать. — Ваше высочество, — сказал Умин, медленно, мягко и успокаивающе. — Я не собираюсь причинять вам боль. Теперь вы в безопасности. — Как ты здесь оказался? Я связал тебя… — Глаза Се Ляня остекленели, как будто в его голове крутилось слишком много невероятных вещей одновременно. По правде говоря, Умин тоже чувствовал себя абсолютно так же. — Ах, да. — Умин взглянул на шелковую ленту, которая все еще была обмотана вокруг его левого предплечья. Он легонько подтолкнул ее, и она перелетела и полностью завернулась на руке Се Ляня, поверх его широкого рукава. Умин не упустил тени улыбки, промелькнувшей на лице Се Ляня, когда она вернулась к нему. Он удовлетворился простым объяснением. — Лента отпустила меня, — сказал он. Се Лянь поднял взгляд на Умина, как будто увидел его в первый раз. Он долго молчал, открыл рот, как будто хотел что-то сказать, потом остановился и снова закрыл его. Умин сидел неподвижно, положив руки на колени. Ощущение близости заставило его грудь сжаться так сильно, что стало больно. Некоторое напряжение рассеялось, когда Се Лянь наконец заговорил. — Он мертв? Его голос был тихим и испуганным, но в нем чувствовалась надежда. Умин немного опустил голову и задумался как ответить. — По крайней мере, сейчас. Ваше высочество, вы когда-нибудь слышали что-нибудь об останках демонов? Се Лянь покачал головой. — Возможно, это была ложь, но Безликий Бай однажды сказал, что могущественные демоны могут оставаться в этом мире до тех пор, пока их останки целы. Если это правда, то вполне возможно, что он может вернуться в этот мир. Глаза Се Ляня расширились от страха. — Как скоро? — Я не знаю, — честно ответил Умин. Затем он прижал руку к сердцу и низко поклонился. — Ваше высочество, я обещаю, я найду то, что осталось от Безликого Бая, я уничтожу. Клянусь, я избавлю этот мир от него, вам больше никогда не придется беспокоиться о нем. Когда он снова поднял глаза, Се Лянь наблюдал за ним с любопытством. — Ты… Умин не стал дожидаться, пока он закончит свою мысль. — Ваше высочество, нам нужно уходить. Нужно найти укрытие и отдохнуть, вы ранены. Услышав это, Се Лянь, казалось, внезапно почувствовал усталость. Когда он моргал, его глаза оставались закрытыми слишком долго, и боль периодически искажала его черты. В груди у Умина все затрепетало, нежно и головокружительно легко от чувства победы и нерешительного доверия, которое он видел в глазах Се Ляня всякий раз, когда ему удавалось держать их открытыми достаточно долго для того, чтобы посмотреть на него. — Отдохните, ваше высочество. Я буду защищать вас. — Спасибо… Ты… С этими словами Се Лянь уснул. Умин позволил себе время, необходимое для того, чтобы сделать три глубоких вдоха и выдоха. Се Лянь выглядел умиротворенным впервые за много лет, должно быть, с тех пор, как Умин заметил его, выглядывающего с каменного моста в Имперском городе во время войны. Увидев его расслабленным, Умин почувствовал себя таким легким, что подумал, что может взлететь, если слишком сильно оттолкнется от земли. Вдобавок к этой легкости, казалось, что теперь, когда Белое Бедствие покинуло этот мир, со всего вокруг снялось какое-то огромное давление. Умин знал, что это еще не конец, что ему не следует чувствовать себя слишком комфортно до того момента, как вопрос будет по-настоящему решен, и все же он не мог не насладиться небольшим временным облегчением. Они были в безопасности. Его высочество было в безопасности, по крайней мере сейчас. Конечно, это стоило того, чтобы оценить по достоинству! Сделав три вдоха, он собрался с духом и занялся делами. Умин поднял черный меч с того места, где он его бросил, и пристегнул его к правому бедру, напротив своей собственной сабли. Он изо всех сил игнорировал внезапное волнение в своем сердце и повернулся к Се Ляню. Осторожно он просунул правую руку под колени, а левую — под плечи, и медленно поднял принца с земли в свои объятия. Голова Се Ляня скатилась ему на плечо и прижалась к шее, и Умину потребовалась вся концентрация, чтобы не уронить его от шока. Он начал слегка задыхаться, хотя и не осознавал этого. Юноша медленно встал, стараясь не тревожить Се Ляня без необходимости. Если у него действительно сломаны ребра, боль даже от небольшой оплошности могла быть мучительной. Бамбуковая шляпа, которая была зажата у него под головой, пока Безликий стоял над ним, теперь свисала с задней части его плеч на ремешке вокруг шеи. Его высочество. Это была самая драгоценная вещь, которую Умин когда-либо носил. Не было подходящего сравнения, чтобы описать то, что он чувствовал. Что может быть драгоценнее бога? Только когда он начал уходить, Умин заметил небольшую толпу людей, собравшихся, чтобы понаблюдать за ними. Возможно, крики духов отвлекли их. Никто не приблизился, и они не сделали ничего, только удивленно забормотали, когда увидели окровавленного человека в объятиях солдата в маске, поэтому Умин проигнорировал их и направился обратно к храму Бога Войны в Короне из Цветов на краю леса. Осторожно опустив Се Ляня в дальнем углу храма и положив шляпу и черный меч за его спиной вне досягаемости, Умин отступил в центр помещения, чтобы собраться с мыслями. Его руки покалывало, хотя, конечно, не от физической нагрузки. Се Лянь почти ничего не весил. На самом деле, Умин поймал себя на мысли о том, как украсть или приготовить для принца еду, пока нес его обратно. Если это не было физическим напряжением, которое заставляло его чувствовать себя таким образом, то… ему лучше не думать об этом. К счастью, его внимание своевременно переключилось и вернуло мысли в нужное русло. Кто-то появился в дверях. — Не подходи! — Сабля Умина просвистела в воздухе, когда он вытащил ее и принял стойку. — Не волнуйся, я здесь не для того, чтобы драться. — Голос мужчины был ровным и спокойным. Умин наконец взглянул на него и увидел высокого мужчину в сверкающих белых доспехах. Его руки были сложены за спиной, как можно дальше от меча на поясе в явном жесте мира, и Умин действительно не чувствовал никакого намерения убивать. Однако он нисколько не ослабил бдительности. — Кто ты такой? Что ты здесь делаешь? Мужчина усмехнулся. — Ты упрямый, не так ли? Это там Сяньлэ? Умин прищурил глаза. — Я думал, я ясно задал вопрос. Вздох. — Очень хорошо. Я Цзюнь У, Небесный Император. Я здесь для того, чтобы узнать про всплеск духовной энергии. Умин усмехнулся. Виновный. Мало того, что этот человек был просто еще одним фальшивым богом, который презирал Се Ляня во время его величайшей нужды; если это действительно был Небесный Император, то он был еще более ответственен за его изгнание. От Умина не ускользнуло, что Цзюнь У нигде не было видно, в то время как Се Лянь жертвовал всем, чтобы помочь Сяньлэ выиграть войну. И его храмы остались невредимыми, в то время как Се Лянь горел. Кроме того, было что-то тревожное в этом боге перед ним. Умин не мог этого понять. Может быть, дело было в том, что он сказал, или в его внезапном появлении в храме, или в самом человеке. Умин просто знал, что он не доверяет ни единому слову Цзюнь У. Он опустил саблю и встал ровно. — Какой ты странный демон, — спокойно заметил Цзюнь У. — Сяньлэ ранен? Что с ним случилось в городе? — Не твое дело! Раздражение впервые промелькнуло на этом безмятежном лице, но быстро прошло. — Ты испытываешь мое терпение. Хорошо. Я вернусь в другой раз, когда Сяньлэ поправится. — Убирайся к черту и держись от него подальше! — Зубы Умина обнажились в волчьем оскале. — Как ты посмел появиться сейчас?! Ты мог бы помочь ему, но не сделал этого. Небесный Император. Ты такой же кусок дерьма, как и все остальные! УБИРАЙСЯ К ЧЕРТУ!!! Сжав челюсти, Цзюнь У повернулся и ушел, не сказав больше ни слова. Подождав некоторое время, а затем осмотрев окрестности, Умин наконец расслабился. Казалось, он действительно ушел. Он вернулся к Се Ляню, чтобы проверить его. Се Лянь все еще крепко спал и, казалось, вообще не шевелился, несмотря на шум. Застенчиво Умин протянул руку и проверил жизненно важные точки на запястье и шее. Когда он понял, что на самом деле думает совсем не о том, о чем следовало бы, он похолодел от смущения, покачал головой и сосредоточился. Даже тогда он не смог подтвердить ничего, кроме регулярного сердцебиения Се Ляня. Умин мысленно отметил «медицину выше элементарного уровня» как еще один пункт в своем списке навыков, которые нужно изучить, наряду с «приготовлением пищи», «чтением» и «письмом»… Он вздохнул и убрал руку. Когда он это сделал, шелковая лента выглянула из того места, где она была обернута вокруг другой руки Се Ляня. Умин улыбнулся этому. — Спасибо, что тоже присматриваешь за ним. Лента дрогнула, а затем снова обвилась вокруг запястья Се Ляня, ее движения казались какими-то гордыми и уверенными. На этот раз Умин остался рядом. Он лежал на спине рядом с Се Лянем, на безопасном расстоянии, которое все еще было достаточно близко, чтобы протянуть руку и дотронуться — конечно, только если что-то пойдет не так. Его грудь опасно вздымалась, но Умин держал себя в руках. Он здесь, чтобы защитить Се Ляня, который сейчас беззащитен. Левая рука Умина покоилась на сабле рядом с ним, а своим телом он загораживал Се Ляня от входа. Он выполнял свой клятвенный долг. И все же, как бы он ни старался не обращать на это внимания, Умина также успокаивала их близость. Несмотря на то, как сильно это взволновало его, это же его и успокоило, и впервые с тех пор, как он покинул гору Тайцан, его глаза потяжелели от усталости. Нужно было еще о многом подумать, но Умин больше не мог сосредоточиться. Сжимая саблю одной рукой, а другой — отвороты своей одежды, он погрузился в сон.***
Когда Умин открыл глаза, в храм проникали лучи утреннего солнца. Он чувствовал себя очень, очень спокойно. Он потянулся и перевел взгляд на Се Ляня, и это спокойствие разлетелось на миллион осколков. Се Лянь ночью повернулся на бок. То, что это его не разбудило, было хорошим знаком для его ребер. Однако, это также приблизило его лицо совсем близко к ничего не подозревающему Умину, который теперь не мог оторвать глаз. С бурей бабочек, сеющих хаос в его сердце, Умин уставился на опущенные ресницы, которые он практически мог сосчитать, и на гладкие линии лба и щек, и на эти идеальные, мягкие губы… Он преодолел свой паралич и практически пролетел через комнату, изо всех сил подавляя неуместные мысли. Умин тяжело вздохнул и отругал себя. У него была здесь цель, и она заключалась не в том, чтобы бесстыдно пялиться на бога, пока он спал! Его близость с Се Лянем накануне была аномалией, чем-то необходимым, поскольку Се Лянь был слишком ранен, чтобы ходить, бодрствовать или защищаться. То, что воображение Умина зашло так далеко после такой ситуации, было невыносимо. В прошлом было много раз, когда Умин думал о том, чтобы поцеловать Се Ляня, и он никогда не прогонял эти мысли. Он даже мечтал именно об этой ситуации, о том, чтобы проснуться вместе в уединенном месте, улыбнуться друг другу в мягком свете и придвинуться ближе… Умин вздрогнул и собрался с мыслями. Разница между тогда и сейчас была проста: теперь это было реально. Если бы он захотел, он действительно мог бы наклониться и прикоснуться к щеке Се Ляня, ему не нужно было довольствоваться прикосновением к оскверненным статуям его подобия. Он действительно мог снять маску, признаться в своих чувствах и упасть в объятия Се Ляня, как будто они были актерами на каком-нибудь фестивальном уличном представлении. Но Умин не посмел бы. Он никогда бы не рискнул потерять это место рядом с Се Лянем; он никогда бы не запятнал свое доверие такими детскими фантазиями. Впервые Умину пришлось контролировать свои фантазии, и он обнаружил, что, к сожалению, недостаточно подготовлен для этого. Ему нужно было подышать свежим воздухом. Умин подумал, что еще слишком рано приносить цветы Се Ляню, чтобы они не расстроили его, поэтому он решил вместо этого поискать что-нибудь съедобное. В конце концов, Се Лянь был таким легким в его руках, и ему наверняка не помешала бы помощь, пока он оправлялся от своих травм. Хотя этот лес был довольно бесплодным и чахлым, примерно через час у Умина была небольшая жменя орехов и ягод. Се Лянь все еще спал, когда вернулся Умин. Он свернулся на боку, белые одеяния и распущенные волосы разметались за его спиной. Несмотря на то, как он ругал себя всего час назад, Умин не мог не думать, что Се Лянь был красив. Его взгляд скользнул прямо, мимо окровавленных, изодранных одежд; все, что мог видеть Умин — это своего совершенного бога. Когда Умин подошел к алтарю и освободил свои одежды от собранной еды, Се Лянь наконец зашевелился. Юноша был занят тем, что пытался смотреть, но не пялиться. Когда Се Лянь тихо застонал, Умин мгновенно оказался рядом с ним. — Ваше высочество, — сказал он, опускаясь на колени и наклоняясь вперед, слегка вытянув руку. — Больно? Се Лянь легко мотнул головой. — Ммм… все в порядке. Он наполовину открыл глаза и приподнялся, растянувшись в беспорядочной позе. Умин протянул руку, как будто это была самая естественная вещь в мире, и помог ему сесть, а затем сразу же положил руки на колени. Се Лянь посмотрел на него. — Умин. — Да, ваше высочество, — Умин внимательно изучал выражение лица Се Ляня. — Спасибо тебе. За то, что ты сделал. Прости, что я тебе не доверял. Умин удивленно моргнул. — Его высочеству не за что извиняться. Се Лянь стеклянно уставился поверх плеча Умина. — Я не могу поверить, что он действительно исчез… Воистину, я перед тобой в большом долгу. — Его высочество мне ничего не должен. Мое единственное желание — оставаться рядом и защищать, — быстро сказал Умин. — Хм. — Глаза Се Ляня сфокусировались, и он слегка нахмурил брови. — Ну, самое меньшее, что я могу сделать, это начать называть тебя настоящим именем. После твоих действий ты заслуживаешь лучшего звания, чем Умин. Ты не должен быть безымянным. Его сердце замерло, и на мгновение Умин попытался заговорить. На самом деле, он очень любил «Умин», так как его выбрал для него человек, которого он любил. Но он не мог этого объяснить, поэтому вместо этого сказал: — Боюсь, у меня действительно нет имени. Жалкое выражение исказило лицо Се Ляня. — Ну, а как бы ты хотел себя называть? Те же самые проклятия, которые лились на него с детства, снова пришли в голову Умину. Он быстро отбросил их и изо всех сил пытался найти что-то, что удовлетворило бы Се Ляня. — Если его высочество желает… — Я мог бы придумать что-нибудь новенькое, если хочешь, — улыбнулся Се Лянь. Прежде чем он успел сказать что-нибудь еще, Умин выпалил: — Но мне нравится Умин! На это Се Лянь рассмеялся. Он действительно рассмеялся. Хотя смех был тихим и удивленным, он поднял настроение Умина и отправил мурашки по его шее. — Приятно знать. Тогда Умин, — Се Лянь снова улыбнулся, и это, казалось, осветило все помещение. — Спасибо. Внезапно глаза Умина наполнились слезами, и он склонил голову. Он был слишком ошеломлен, чтобы говорить, но его сердце пело. Он не видел, как взгляд Се Ляня скользнул вниз, к его кулакам, и не понимал, что он сжал их в кулаках вокруг штанов чуть ниже своей короткой верхней одежды. После короткой, но тяжелой паузы Се Лянь заговорил снова, так тихо и осторожно, как будто успокаивал испуганного ребенка. — Итак, Умин. Я должен спросить тебя о нескольких вещах. Юноша попытался взять себя в руки и медленно встретился с принцем взглядом. — Да, ваше высочество. — Речь идет о… Безликом Бае, — Се Лянь вздохнул. — Ты сказал, что он все еще может вернуться. Если есть хоть малейший шанс, что это правда, то я должен найти и уничтожить все, что связывает его с этим миром. Умин кивнул в знак согласия. — Я думаю, что знаю ответ, но я все равно спрошу тебя. Ты знаешь, где Безликий Бай хранит свои останки? — Мне очень жаль, ваше высочество, но я не знаю. Се Лянь махнул рукой. — Как я и ожидал. Мне все равно придется разбираться с этим… Может быть… а, сейчас неважно. Умин, ты?.. — он заерзал и замолчал. — Прости меня, это очень прямолинейно. — Все в порядке, не волнуйтесь, — Умин подумал, что с его стороны было очень мило спросить об этом. — Да, я принял некоторые меры, чтобы защитить свои останки. — Это хорошо. В голосе Се Ляня звучало искреннее облегчение, затем он моргнул и выпрямился. — Я помню, что у тебя есть любимый человек, который был ранен на войне, но ты не сказал, умер ли он. Принц приподнял бровь, превращая это в вопрос. Умин быстро кивнул. — Ты знаешь, где он сейчас? Умин почувствовал, как напряжение в его груди нарастает с тех пор, как Се Лянь впервые коснулся этой темы. Услышав этот вопрос, Умин начал паниковать. — Он…странствует. Се Лянь нахмурился. — Умин, ты должен пойти искать этого человека. Ты уже так много сделал, я не мог бы… — Нет! Высоко подняв брови, Се Лянь закрыл рот, не закончив фразу. Умин застыл от смущения. — Извините. Мне жаль. Но я не хочу идти. Я не могу пойти. Вы еще не в безопасности от этого демона, — Умин глубоко вздохнул и подумал о том, как говорить, не солгав. — Пока его высочество не будет в безопасности, мой любимый человек может подождать. Как только он заговорил, Умин почувствовал, что в его словах было больше смысла, чем он ожидал, но все же он полностью верил в них в своем сердце. Его долг перед его высочеством всегда будет превыше его личных чувств. — Тогда это я буду держать тебя здесь, не давая тебе покоя. — Хмурое выражение вернулось на лицо Се Ляня. — Разве ты не хочешь быть рядом с ним? — Все так, как я уже сказал его высочеству. Я молюсь о том, чтобы никогда не обрести покой. Се Лянь был потрясен. Он несколько раз моргнул, слегка приоткрыв губы, прежде чем сумел заговорить. — Тот призрачный огонек… это был ты? Ты стал таким могущественным? Умин кивнул, но больше ничего не сказал. Ему нужно было, чтобы Се Лянь понял, что он никуда не денется; это было бы невыносимо, если бы Се Лянь продолжал предлагать ему уйти из этого мира. Этот маленький кусочек их общего прошлого можно было безопасно раскрыть. — Все это для твоего любимого человека, и все же ты не хочешь пойти к нему? — Се Лянь, казалось, не ожидал ответа; он был мягким и задумчивым, и говорил так, как будто разговаривал в основном сам с собой. Умину не терпелось увести разговор подальше от этой опасной темы. Он встал, вырвав Се Ляня из задумчивости, и собрал фрукты и орехи сложенными чашечкой руками. — Я рад видеть, что его высочество выздоравливает, — сказал Умин, опускаясь на колени рядом с ним. — Пожалуйста, ешь. Се Лянь поднял бровь и еще раз взглянул на Умина, как будто оценивая его. Умин хотел бы, чтобы он перестал это делать; его сердце бешено билось так, как еще никогда в этом новом теле, и все это невероятно отвлекало. Наконец, Се Лянь взял немного еды из рук Умина. Он подошел, чтобы положить небольшую горсть себе на колени, но, увидев кровавые пятна по всей одежде, передумал, и вместо этого положил их прямо на пол. Умин добавил остальное в эту кучу, а Се Лянь взял несколько красных ягод. — Умин не собирается есть? Удивленный, Умин поднял на него глаза. Се Лянь, казалось, понял его предположение, но прежде чем он смог извиниться, Умин быстро сказал: — Я еще не пробовал. После того, как умер. Я думаю, что мне, возможно, и не придется это делать. Се Лянь кивнул. — Когда-то мне тоже не надо было есть. Но если хочешь попробовать, пожалуйста. Это было осторожное приглашение, не требование и не ожидание. Умин протянул руку и взял одну из красных ягод. Он должен был признать, что ему было любопытно, каково это — есть в этом теле. Кроме того, он подумал, что это могло бы успокоить Се Ляня, а это была достаточная причина, чтобы сделать что угодно. Застенчиво он оттянул нижнюю часть маски от лица и сунул ягоду в рот. К большому удивлению, ощущения от дегустации, пережевывания и глотания были точно такими, какими Умин запомнил их с последнего раза, когда он это делал. Должно быть, его реакция каким-то образом проявилась, потому что Се Лянь внезапно просиял и сунул ему в руки еще ягод. Внутренние бабочки Умина вернулись в его сердце. Нормальная еда была облегчением, но знание того, что Се Лянь все еще мог так ярко улыбаться после всего, что он выстрадал, пусть даже на мгновение, было гораздо большим утешением. Они ели в дружеском молчании. Умин закончил есть то, что ему дали, но оставил остальное Се Ляню, который с благодарностью принял это предложение. Снаружи, недалеко от храма, запела певчая птичка. — Ваше высочество, — сказал Умин после некоторого раздумья. — Что вы планируете делать дальше? Се Лянь кивнул, как будто ожидал этого вопроса. — Нам нужно будет кое-что проверить. Лучше всего было бы поговорить с кем-нибудь, кто хорошо осведомлен о демонах. Наверное, будет лучше, если мы спросим кого-нибудь напрямую. Се Лянь не успел произнести больше ни единого слова, как сердце Умина сделало сальто назад. Он старался говорить спокойным голосом, повторяя «мы» Се Ляня, хотя внутренне практически ликовал. — Как вы думаете, где мы могли бы найти демона? — спросил он. — Имперский город? — Те духи, которые там остались, вероятно, недостаточно старые, чтобы ответить на наши вопросы, — Се Лянь поморщился, но продолжал говорить. — Однако, возможно, решение действительно лежит в этом направлении. Много лет назад во время своих путешествий я проезжал через незнакомый город. Днем он казался нормальным, но под покровом темноты открывались всевозможные странные вещи и люди. В этом месте поселилось много призраков и духов, и некоторые из них были довольно сильными. — Это было до вознесения его высочества? — Глаза Умина были широко раскрыты. Он не очень много знал об этой части жизни Се Ляня; была рассказана и пересказана только одна знаменитая история, а остальные были редки. — Верно. Однако, боюсь, я плохо знаю это место. Между жителями были споры и распри, но недостаточно серьезные, чтобы оставаться дольше, чем на день. Для Умина это имело смысл. В то время Се Лянь искал возможности увеличить свою силу и вознестись. Местная политика, призрачная или нет, просто не стоила его времени. — Где был этот город-призрак? — В долине у озера на дальнем склоне горы Тайцан. — Тогда нам не следует больше здесь задерживаться, — Умин украдкой взглянул на живот Се Ляня, где одежда была разрезана и окровавлена. — Ваше высочество, вы можете идти? Я могу понести вас. — Все в порядке, — сказал Се Лянь со слабым румянцем на щеках. — Думаю, я справлюсь. Умин встал и замер, слегка вытянув вперед ладони, пока Се Лянь медленно поднимался на ноги. Прежде чем он смог выпрямить спину, Се Лянь вздрогнул и, спотыкаясь, двинулся вперед. Умин легко поймал его, поддерживая за локоть и плечо, обхватив рукой за спину, помогая встать и прислониться к алтарю. — Ваше высочество, — сказал Умин как можно мягче и серьезнее. — Позвольте мне помочь вам. Это было бы для меня честью. Се Лянь вздохнул, на его лице боролись смущение и раздражение, но, в конце концов, он слегка кивнул. Не говоря больше ни слова, Умин поднял черный меч и бамбуковую шляпу, и передал их принцу. Как только они и собственная сабля Умина были пристегнуты к плечу Се Ляня, он повернулся и опустился на одно колено, отведя руки в стороны, и Се Лянь забрался ему на спину. Первое, что он заметил, было то, насколько теплым был Се Лянь. Он был намного теплее, чем тогда, когда Умин поддерживал его на холме Бэйцзы во время войны. Или дело было в том, что Умин был просто намного холоднее? На самом деле, он вообще не думал об этом до этого самого момента. Он, конечно, не чувствовал холода, не дрожал и не испытывал телесного ощущения холода, но он предположил, что это может быть еще одной особенностью его нового призрачного тела, с которой ему придется смириться и приспособиться. Умин просунул свои предплечья через сгиб колен Се Ляня, крепко удерживая его на себе, и вышел в солнечное утро. Когда он шел по тропинке, ведущей прочь от залива, на поверхность всплыла очень неприятная мысль. Испытывает ли отвращение Се Лянь? Вероятно, было слишком поздно менять их нынешнее физическое расположение, не говоря уже о том, что это было бы непрактично, так как Се Лянь даже не мог стоять прямо, не тревожа рану. Умину пришлось просто терпеть свое беспокойство и продолжать идти. Они шли в тишине в течение нескольких минут, когда Се Лянь прервал тревожные размышления Умина. Тихим голосом, совсем близко к уху Умина, он сказал: «Спасибо», — и слегка сжал его плечи. — Всегда рад вам служить. С этого момента атмосфера значительно разрядилась. Иногда они вели себя тихо, а иногда комментировали то, что проходили мимо. Разговор был осторожным, но в нем не было ни холодности, ни принужденности. Через несколько часов гора Тайцан приблизилась, солнечный свет стал мягче, а сердце Умина все еще трепетало так же сильно, как и в начале пути. В какой-то момент он понял, что дышал, но решил просто позволить своему телу делать это. Сияющее тепло Се Ляня и его ровное сердцебиение проникли в Умина так глубоко, что он почувствовал, как будто они были частью его собственного тела. Возможно, его дыхание было продолжением этого чувства, и, если это было правдой, то Умин не собирался прекращать это. У них было негласное соглашение не проходить мимо Имперского города, поэтому Умин последовал вдоль ручья, который широко огибал гору Тайцан в противоположном направлении. Разбросанные деревья, хотя и не были лесом, во многом заслоняли тот вид, который мог бы быть здесь. Умин подумал, что Се Лянь, должно быть, действительно хочет избежать места, которое хранило столько болезненных воспоминаний, поэтому он был осторожен и ничего не говорил. Когда они вышли из-за деревьев на дальней стороне горы, Се Лянь вздохнул, едва ли больше, чем мягкий порыв воздуха. Даже Умин, возможно, не заметил бы этого, если бы дыхание не коснулось его волос и задней части уха. Ему потребовалась вся его сила воли, чтобы подавить дрожь, которая хотела пробежать по его спине. — Умин, ты, должно быть, устал после целого дня ходьбы, — сказал Се Лянь, нарушая тишину. Он не устал, но Умин как раз задавался вопросом, как убедить Се Ляня отдохнуть, и воспользовался возможностью. — Давайте устроимся где-нибудь на вечер, ваше высочество. Мы можем продолжить завтра. Они выбрали ровный участок травы под ивой. Умин ушел собирать еду, пока Се Лянь купался в ручье. Юноша заранее убедился, что Се Лянь удобно устроился на берегу, прежде чем уйти, и не выходил за пределы слышимости. Несмотря на приглушенные фантазии своего предательского сердца, Умину не пришлось спешить обратно, чтобы спасти купающегося принца из воды. Ему даже удалось поймать кролика в ловушку. Однако, он на мгновение забыл, как говорить, когда вернулся и обнаружил Се Ляня, сидящего с обнаженной грудью под навесом. Его разорванные, окровавленные одежды были разбросаны по земле перед ним. Казалось, он пытался отстирать пятна, но, насколько мог судить Умин, разницы практически не было. Се Лянь застенчиво посмотрел на него. Умин опустил руки и начал расстегивать ремень и наручи. Се Лянь нахмурился, но не стал возражать, поэтому Умин сбросил верхнюю одежду и потянулся, чтобы передать ее, сохраняя как можно большее расстояние между ними. — У тебя есть татуировка? Черт!!! Умин убрал руку и быстро опустил рукав своей нижней рубахи. Он не мог придумать, что бы такое сказать. Се Лянь тут же замахал руками и добавил: — Я не думаю, что это плохо, не волнуйся! Если не хочешь показывать — все хорошо. Если он сказал это так небрежно, то, должно быть, не успел рассмотреть. Если бы Се Лянь прочитал то, что там было написано, Умин был уверен, что их знакомство быстро закончилось бы. Он немного расслабился, но сначала снова застегнул левый наруч. — Это из тех времен, когда я был моложе, — сказал он как можно более пренебрежительно, завязывая пояс поверх рубахи. Се Лянь выглядел так, словно хотел спросить об этом, но сдержался и просто кивнул. Умин расчистил место за пределами навеса ивы и развел огонь. Когда он повернулся, чтобы забрать кролика, Се Лянь уже закончил одеваться. Умин совершенно забыл, что он должен был делать, и просто уставился на него. Се Лянь был великолепен в черном. Хотя зауженные рукава не удерживались на месте с помощью наручей, они подчеркивали длину и форму сильных рук Се Ляня, а облегающая и практичная посадка делала то же самое на груди. Он завязал пояс своего собственного белого одеяния вокруг талии. Пояс был слегка запачкан кровью, но с этим ничего нельзя было поделать. Умин подумал, что белое с красным на фоне черной верхней рубашки придавало внешности Се Ляня особую ауру. Белые штаны и повязка на шее усиливали контраст. От этого захватывало дух. Пока Умин наблюдал, Се Лянь протянул правую руку, и белая духовная лента обернулась вокруг его предплечья. Затем он собрал влажные волосы в узел на макушке. Завязывая его, он наконец заметил, что Умин наблюдает за ним через навес. Умин пришел в движение, схватив кролика так быстро, что небольшая кучка яблок покатилась в сторону Се Ляня. — Извините, — пробормотал он, бросаясь собирать их. Се Лянь наклонился вперед, чтобы помочь, и их руки соприкоснулись, когда они потянулись за одним и тем же яблоком. Умин отпрянул назад, как будто его обожгло прикосновением, и повторил: «Извините!». Се Лянь одарил его веселой ухмылкой, и Умин тут же решил, что он абсолютно точно не может больше смотреть на него, иначе просто взорвется. Он поспешил обратно к огню, сел лицом в противоположную от Се Ляня сторону, и занялся снятием шкуры и разделкой кролика. Он чувствовал на себе взгляд Се Ляня, но не осмеливался оглянуться. Мысли Умина лихорадочно метались. Что с ним было не так?! С тех пор как он решил запереть внутри свои чувства, присматривать за его высочеством и не позволять ничему другому вмешиваться в его мысли, он только и делал, что нарушал собственное решение. Он смотрел, мечтал наяву и, что хуже всего, вел себя подозрительно. Он носил свое сердце на рукаве — точнее, под рукавом — и Се Лянь видел его. Даже если он не понимал чувств Умина, а Умин искренне надеялся, что он этого не понимал, Се Лянь все равно заметил его странное поведение. И все же более слабая, страдающая от горя часть его спрашивала, что еще ему оставалось делать? Его бог, человек, которого он любил больше всего на свете, сидел всего в нескольких шагах, одетый в верхнюю одежду самого Умина, небрежно прикасался к нему и улыбался. Правило Умина быть не более, чем инструментом Се Ляня, было гораздо легче соблюдать до того, как он начал ему улыбаться. К тому времени, как кролик начал готовиться, Умин уже немного успокоился. Когда Се Лянь присоединился к нему у костра и передал ему яблоко, он даже сумел взглянуть ему в лицо, не отведя глаза и не убежав. Се Лянь втянул его в осторожный разговор. Хотя поначалу он казался неестественным, напряжение постепенно спало к тому времени, когда они съели всю еду. Несмотря на смятение в своем сердце и тревогу из-за необходимости маскироваться, Умин просто не мог не расслабиться в компании принца. Возможно, для него было бы лучше оставаться настороже, сопротивляться дружеским ухаживаниям Се Ляня, но у Умина не хватало сил оставаться равнодушным. К его чести, Се Лянь был действительно осторожен, чтобы не переступить черту, из-за чего сопротивляться ему было намного труднее. Он не задавал назойливых вопросов, похоже, понимая, что Умину неудобно отвечать на них. Когда Умин приподнял нижнюю часть своей маски, чтобы поесть, Се Лянь вежливо отвернулся. Он терпеливо ждал, пока Умин заговорит, и подбадривал его легкими улыбками и искренним участием. «Какой действительно благородный человек», подумал Умин, получив еще одну из этих улыбок. Пока они тушили огонь и готовились к отдыху, к Умину пришло еще одно осознание. Он был так сосредоточен на себе, на своей маскировке, своей приверженности и своей полезности, что совершенно упустил из виду Се Ляня. Умин не мог быть уверен, что он не придумывает оправдание, чтобы оправдать свои желания, и все же… казалось, что Се Лянь тоже наслаждался его обществом. Ледяная нотка в его поведении, которая присутствовала с момента их встречи за пределами столицы, растаяла после их столкновения с Белым Бедствием. Может быть, прежний Се Лянь, который велел ему просто спокойно выполнять приказы, тоже был фасадом. Может быть, этот Се Лянь просил бы его о разных вещах, если бы он не был так осторожен, чтобы вообще ни о чем не спрашивать. Как по команде, Се Лянь окликнул его. — Умин, ты сегодня усердно работал и завел нас очень далеко. Я надеюсь, ты отдохнешь. — Он скромно указал на траву слева от того места, где сидел. Умин, возможно, и не мог в полной мере определить желания и потребности Се Ляня, но у него не было никаких проблем с пониманием такого прямого намека. В приподнятом настроении Умин сел рядом с ним. Это позволило ему получить еще одну из тех пронзительных улыбок, озаренных ярким лунным светом и прорезанных тонкими танцующими тенями ивовых ветвей. Они лежали на спине на комфортном расстоянии, и Умин позволил себе погрузиться во все, что происходило в этот момент. Он наблюдал за звездами сквозь колышущийся навес, его уши были наполнены шорохом травы, ветром и шелестом ткани каждый раз, когда Се Лянь двигался. Он практически чувствовал тепло, исходящее от его тела. Как только Се Лянь перестал двигаться и его дыхание стало глубоким и медленным, Умин, наконец, ослабил некоторые из своих собственных ограничений. Он поддался своему воображению, которое сразу же наполнило его разум мыслями о том, чтобы прижаться к Се Ляню и завернуться в его манящее тепло. Его собственное дыхание стало прерывистым, а внутренности бешено затрепетали. В течение этого украденного времени под покровом темноты Умин не был демоном, защитником или орудием; он был просто мальчиком, а Се Лянь был просто человеком, которого он любил всем сердцем.***
Еще не совсем рассвело, когда глаза Умина распахнулись. Он не двигался, но чувствовал, что что-то не так. Он очень медленно пошевелился и проверил, что Се Лянь все еще крепко спит, затем перевел взгляд вниз, на ручей. Кто-то стоял на коленях у воды. Умин сел, взял саблю в руку, и присмотрелся повнимательнее. Это оказалась женщина в простых, но элегантных одеждах. Ее волосы были заколоты нефритовыми и жемчужными шпильками, а замысловатая коса оборачивалась вокруг головы, исчезая в пучке. В ее руках был бесформенный сверток, который она, казалось, топила в ручье, но Умин увидел его только мельком. Он крепче сжал саблю. Возможно, он и не мог многого видеть своими глазами, но его чувства были на пределе. Вокруг этой женщины была сильная аура, которую Умин не мог объяснить. Единственным человеком, кроме его высочества, чье присутствие обладало такой силой, был Безликий. Хотя от женщины не исходило никаких убийственных намерений, Умин был крайне осторожен, готовый вскочить на ноги в любой момент. Вдруг женщина рассмеялась, высоко и звонко, ее смех повис над журчащим ручьем. — Если бы я хотела причинить вам вред, я могла бы сделать это давным-давно. Ты можешь опустить эту штуку, юный демон. Умин моргнул, искренне ошеломленный. Он не выпустил саблю, но встал и вышел за навес, чтобы не разбудить Се Ляня. — Как ты узнала, что я демон? — спросил он хриплым от подозрения голосом. Она снова рассмеялась, на этот раз в нос, и повернулась к нему лицом. — Когда живешь здесь так долго, как я, легко заметить новые лица, — неопределенно сказала она. — Подойди, сядь. У тебя, должно быть, много вопросов. Умин остался на месте и ничего не ответил. Женщина приподняла бровь. Ее ухмылка была окрашена в темно-красный цвет. — Нет? Хорошо, тогда я сначала задам свои вопросы. Что такой демон, как ты, делает с небожителем в качестве любовника? Он чуть не выронил саблю. Быстро оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что Се Лянь ничего не слышал, Умин, наконец, подошел к ней и прошипел: — Оставь его высочество в покое! — Ого, он еще и член императорской семьи? — она подняла голову, чтобы посмотреть на него, затем одарила его широкой, злой улыбкой. Умин сжал кулаки. — Не волнуйся, я не причиню вам никаких неприятностей. У тебя нет причин доверять мне, но я действительно хочу помочь. Вы пришли сюда в поисках города-призрака, не так ли? Никто из вас не производит на меня впечатления бродяги. Она сложила теперь уже пустой мешок в несколько раз и положила его себе на колени, совершенно не обращая внимания на кончик сабли, который был агрессивно направлен в ее сторону, затем снова обратила свои яркие глаза на Умина. Несмотря на узкие прорези на его маске, казалось, что она смотрит прямо ему в глаза. Она снова улыбнулась, с гораздо большей мягкостью, и с болезненным толчком внутри грудной клетки Умин внезапно увидел расплывчатое лицо своей матери поверх ее лица. Он моргнул, и все исчезло. — Давай попробуем еще раз, хорошо? — любезно спросила она. — Я Лу Синьхуэй. Я управляю заведением в городе. Я могу сказать, что у меня… хорошие связи. По крайней мере, мало кто стал бы мне перечить, и многих я могу убедить. Лу Синьхуэй склонила голову набок и стала ждать. Как ни странно, вопреки всей своей интуиции, Умин почувствовал, что начинает доверять ей. Именно это неожиданное чувство еще раз укрепило его в подозрениях. Он многозначительно кивнул в сторону сложенного мешка. — Что ты здесь делаешь, Лу Синьхуэй? — Занимаюсь бизнесом, — сказала она. — Вам не нужно знать больше, если только вы не захотите присоединиться. А что ты здесь делаешь? Как тебя зовут, демон? — Умин? Оба демона одновременно повернули головы в сторону ивы. Се Лянь, казалось, только что проснулся, и на мгновение все трое уставились друг на друга. Затем Лу Синьхуэй присвистнула. — Умин, не так ли? А ты счастливчик. Он еще красивее, когда бодрствует. Несмотря на то, что она говорила не особенно громко, Умин был уверен, что Се Лянь прекрасно ее слышал. Вздохнув, он вернулся к Се Ляню. Лу Синьхуэй внимательно наблюдала за ними, но не двигалась и не казалась напряженной, а просто терпеливо стояла на коленях у берега. — Ваше высочество, она демон, и очень могущественный, — сказал Умин. Он не стал говорить шепотом, так как подозревал, что это не помешает ей подслушать. — Ее зовут Лу Синьхуэй. Она была здесь, когда я проснулся. Се Лянь на мгновение посмотрел мимо Умина, затем поднялся на ноги. Умин был рад видеть, что он может быстро встать и не подать вида, что ему больно. Се Лянь раздвинул ветви тыльной стороной ладони и обратился к женщине. — Чего хочет Лу Синьхуэй от этих скромных путешественников? — спросил он. — Боюсь, мы мало что можем предложить, но этот человек постарается сделать все возможное, чтобы удовлетворить вас. — Не стоит быть таким официальным, ваше высочество, — сказала Лу Синьхуэй с кивком, который был почти поклоном. — Я просто пыталась объяснить твоему Умину, что была бы рада вам помочь, но он был слишком подозрителен, чтобы слушать. Довольно упрямого ребенка ты подобрал, а? Умин почувствовал, как напряглись мышцы его лица, и мгновение спустя, сквозь волны смущения, он понял, что его тело пытается покраснеть. Он не знал, что было хуже: «твой Умин», инфантильный тон, или тот факт, что он действительно вроде как доверял ей, несмотря на все это. — Умин мудр. Голова Умина резко повернулась. Хотя голос Се Ляня был совершенно ровным, его брови были опущены, а челюсть напряжена. Он твердо продолжил: — Он встретил незнакомку и опасался ее. Вряд ли это можно назвать упрямством. Бабочки Умина вернулись. Лу Синьхуэй рассмеялась. — Его высочество, конечно, прав. — И мы в равной степени незнакомы с вами, — сказал Се Лянь. — Почему вы хотите нам помочь? — Ах, какой недоверчивый! Ты ничего не добьешься в этом мире с таким отношением, — пожаловалась она, хотя ее лицо было полно смеха, когда она говорила. — Я старая-престарая женщина, и мне не за кем присматривать. Для меня большая обида, что смерть лишила меня моих будущих детей, поэтому я просто собираю потерпевших кораблекрушение, которых нахожу, и говорю судьбе, чтобы она любезно пошла и побеспокоила кого-нибудь другого. — Откуда мы знаем, что можем вам доверять? — спросил Умин. — Ты этого и так не делаешь, — покачала головой Лу Синьхуэй. — В любом случае, тебе решать, доверять или нет. С этими словами Лу Синьхуэй поднялась на ноги и отряхнула траву с передней части своего платья. Она низко поклонилась Се Ляню, улыбнулась Умину и прошла мимо ивы по широкой дуге. Се Лянь и Умин посмотрели друг на друга. Донесся голос Лу Синьхуэй; она пела. Ошеломленно вздохнув и пожав плечами, Се Лянь собрал свои испачканные одежды в охапку и пошел за ней, Умин последовал за ним по пятам. Умин всегда был готов броситься и поймать его в любой момент. За гораздо более короткий промежуток времени, чем ожидал Умин, они вышли из-за редких деревьев и пересекли окраину города. Если бы он не держался так близко к иве накануне вечером, то почти наверняка наткнулся бы на нее в поисках пищи. Город был скромным по сравнению со столицей, где Умин провел всю свою жизнь, но, хотя в нем не было ни высоких зданий, ни величественных храмов, он все равно был по-своему очарователен. Во-первых, архитектура и планировка улиц были совершенно хаотичными. От одного здания к другому никак нельзя было проследить общее чувство стиля, что создавало на улицах своеобразную эстетику. Вдобавок к этой атмосфере, чувствовалось сильное присутствие чего-то, которое Умин начинал ассоциировать с призраками. На улицах было не так много людей, что тоже было странно для утреннего города, но к тому моменту Умин полностью смирился с тем, что это не обычный город. Лу Синьхуэй ни разу не обернулась, чтобы посмотреть на них с тех пор, как они покинули берег, но она казалась уверенной, что они следуют за ней. — Мой дом прямо впереди, — крикнула она через плечо. Умин застыл, как только этот «дом» появился в поле зрения. Се Лянь остановился мгновение спустя и повернулся к нему с любопытным выражением на лице. — Лу Синьхуэй! Это… — Бордель, да, — перебила она. — Умин, ты действительно должен немного расслабиться, это почти неприятно. С этими словами Лу Синьхуэй прошла между выкрашенными красной краской колоннами и висячими фонарями, и вошла внутрь. Умин не двигался, пока Се Лянь не подошел к нему и не положил руку ему на плечо. — Все в порядке, — заверил он. — Мы должны с чего-то начать. По крайней мере, она дружелюбна. Умин коротко кивнул, и они бок о бок подошли к борделю. Внутри было тихо, за что Умин был невероятно благодарен. Кроме того, место было на удивление ярким. Во внутреннем дворе был небольшой сад, а на перилах балкона второго этажа висели красные шторы. Лу Синьхуэй повела их в чайную комнату на левой стороне первого этажа. — Устраивайтесь поудобнее, пока я принесу чай. И дайте мне эти остатки одеяний, ваше высочество. На них можно больше не рассчитывать. Она с улыбкой выхватила окровавленный сверток у него из рук и бросилась прочь. Едва они вдвоем устроились за низким столиком, как снова появилась Лу Синьхуэй. Это было невероятно быстро. И все же, на подносе, который она поставила на стол, стоял дымящийся чайник, три чашки и поистине шокирующее количество маньтоу. Умин взглянул на Лу Синьхуэй, которая теперь сидела напротив них, и обнаружил, что ее нерушимая улыбка сияет ему в ответ. — Ешь, ешь, ты, должно быть, голоден! Ты тоже, Умин. Я очень хорошо знаю, каково это — быть новым демоном. Это задело за живое. Умин не мог объяснить почему, но ему показалось, что он вот-вот заплачет. К счастью, Се Лянь потянулся за маньтоу и отвлек всеобщее внимание. — Спасибо вам за щедрость, Лу Синьхуэй, — сказал он с легким поклоном. — Мне доставляет огромное удовольствие видеть таких милых молодых людей в моей гостиной. — Она потянулась за чайником и начала наполнять чашки, ее движения были плавными и отточенными, даже несмотря на то, что она вела себя беззаботно. — Итак, хватит скакать вокруг да около. Вы двое пришли сюда в поисках чего-то. Чего вы хотите? Се Лянь глубоко вздохнул. — Ходят слухи о природе демонов, и мне нужно узнать, правдивы ли они. Это очень важно для меня. Лу Синьхуэй рассмеялась, передавая каждому из них по чашке. — Ну, вы определенно пришли по адресу, это место переполнено демонами. О чем именно вы хотите узнать? — Речь идет о… человеческих останках, — Се Лянь выглядел немного смущенным. Умин предположил, что, в конце концов, это, возможно, неудобная тема для разговора с призраком. — Я боюсь, что вам придется быть немного более конкретным, ваше высочество. Есть много вещей, которые вы могли бы иметь в виду. Умин собирался снять маску, чтобы отхлебнуть чая, но поставил чашку обратно на стол и слегка наклонился вперед. — Пожалуйста, расскажите нам все, что вы знаете! Лу Синьхуэй посмотрела на него с чем-то похожим на жалость и кивнула. — Хорошо. Но не забудь поесть, Умин. Он моргнул, затем снова взял чашку с чаем. — Итак, давайте начнем с основ. Призрак не может существовать в этом мире, если его останки уничтожены. Рядом с ним Се Лянь резко втянул воздух. — Я вижу, что скорее подтверждаю ваши подозрения, чем развеиваю их. Мои извинения. Тем не менее это правда. Вы могли бы сказать, что призраки — это искажение естественного порядка вещей. Наше существование, наши желания цепляться за этот мир неестественны. Нам предназначено войти в цикл реинкарнации и пройти дальше, но мы упорствуем. Это может произойти только потому, что мы крадем время у существования наших человеческих тел. Мы подвешены, ни живы, ни движемся через надлежащие циклы смерти, и именно наши тела приковывают нас к земле. Вы можете думать об этих телах, как о проявлениях самих себя, но это не совсем то, — она кивнула Умину и указала на себя. — Это эхо, тень с некоторыми воспоминаниями о том, что она жива, с некоторыми ранними инстинктами, которые совершенно необъяснимы. Твое тело выглядит довольно проработанным, Умин. Это редкость, особенно для такого недавно умершего человека, как ты. Однако, всегда найдутся способы определить, что это не человеческое тело, независимо от того, насколько сильным является проявление. Лу Синьхуэй сделала глоток чая, и Се Лянь спросил: — Что, если тело очень старое? Вряд ли останки могут не разлагаться так долго? Лу Синьхуэй покрутила чашку и оперлась локтем на стол. — Вы знаете, этот процесс занимает довольно много времени. Большинство призраков покидают этот мир по другим причинам задолго до того, как их тело исчезнет полностью. Их близкие умирают, их города сровнены с землей войной, они медленно теряют то, что их связывает, и исчезают. А те, кто действительно намерен остаться… принимают другие меры для сохранения своих останков. Внезапно ее глаза сузились на Умине, и Лу Синьхуэй указала на него своей чашкой. — Я не вижу, чтобы ты ел, Умин. Он быстро схватил маньтоу, отломил маленький кусочек от булочки и сунул его под маску. Он был слишком полон нервной энергии, чтобы обращать много внимания на еду, но Умин знал, что она не будет продолжать говорить, пока он что-нибудь не съест. И действительно, Лу Синьхуэй снова улыбнулась и откинулась в расслабленной позе. — Лучше. Теперь об этих останках. Я предполагаю, что, если вас интересуют очень старые тела, у вас должен быть кто-то на примете, кроме вашего Умина. Умин сделал паузу, маньтоу застыла на полпути ко рту, и тихо вздохнул. Еще один «твой». Ухмыльнувшись, Лу Синьхуэй продолжила. — Я не буду спрашивать, кто конкретно вас интересует, и так ясно, что вы не хотите говорить. В любом случае это, вероятно, вам не поможет. Те могущественные призраки, которые преодолевают века, почти всегда сохраняют свой прах в форме, в которой нелегко распознать человеческие останки, и они почти никогда не хранятся там, где вы ожидали бы их увидеть. Теперь Се Лянь наклонился вперед, его лицо было строгим и серьезным. Лу Синьхуэй поняла незаданный вопрос. — Мм. Пепел, пока он не рассеян, может быть выкован во всевозможные вещи. Безусловно, наиболее распространенными являются кольца, хотя иногда выбираются некоторые другие виды украшений. Видите ли, это довольно сентиментально. — Она небрежно, но многозначительно посмотрела на Умина. — Некоторые призраки, как только они выбирают своего человека, передают свои останки на хранение. На самом деле, это что-то вроде культурного феномена. Этот обычай появился задолго до того, как я сама стала демоном. Грудь Умина сжалась, и он почувствовал себя тяжелее, чем мгновение назад. Он не мог отделаться от возникшего в его сознании образа Се Ляня, носящего кольцо, которое как в буквальном, так и в переносном смысле, символизировало все существование Умина. Он отстраненно задавался вопросом, должен ли он чувствовать отвращение при мысли о том, чтобы отдать свои настоящие останки человеку, которого он любил, но все же это было совсем не неприятно. На самом деле, сама интимность этой мысли была слишком волнующей; он начал беспокоиться, что слишком сильно выдает себя, и попытался успокоиться. Умина снова пощадили, так как Се Лянь был слишком поглощен информацией, чтобы заметить его реакцию. Се Лянь вздохнул. — Я знал, что лучше не надеяться, что это будет так же просто, как найти могилу, но это сильно сложнее, чем я ожидал. Лу Синьхуэй торжественно кивнула. — Какого бы демона вы ни пытались выследить, боюсь, вам нужно будет довольно много знать о нем, чтобы понять, что искать, и где вы можете начать. Хотя они не раскрывали своих намерений открыто, Лу Синьхуэй плавно предугадывала их истинные мотивы на каждом шагу. Оторвавшись от картины в своем сознании, Умин сосредоточился на содержании разговора. Он никогда не сомневался в том, что Безликий Бай был древним. В его присутствии чувствовалась скрытая властность, которую можно было объяснить только опытом и властью, накопленными за долгое время, возможно, за многие столетия. Вспомнив слова Лу Синьхуэй о разрушенных городах и умерших близких, Умин с горечью подумал, что, возможно, все, что касалось человеческого прошлого Белого Бедствия, уже было утеряно в веках. Масштабы того, что им предстояло сделать, нависли над ним. Умин решился спросить: — Чтобы понять, что он мог сделать со своими останками, нам пригодилось бы сначала услышать несколько примеров. Однако… Лу Синьхуэй, уместно ли спрашивать о том, что другие призраки сделали со своими останками? Она кивнула. — Это очень грубо. Вы молоды, так что, конечно, вы этого не знаете, но хорошо, что вы спросили меня, а не кого-то другого. Не все из нас были бы так снисходительны к подобному. Умин склонил голову. — Прошу прощения за мои слова. Лу Синьхуэй усмехнулась. — Я беру назад свои слова, которые сказала ранее. Я думаю, что понимаю, почему Твое высочество держит тебя рядом. Ты можешь быть вполне очаровательным, галантным молодым человеком, когда захочешь. Как обычно, Се Лянь взял командование на себя, в то время как Умин изо всех сил пытался взять себя в руки. На этот раз, однако, его участие только еще больше расстроило Умина. — Ну, в таком случае, не могли бы вы рассказать нам о методе ковки пепла? Лу Синьхуэй и Умин оба резко повернулись к нему. Брови Лу Синьхуэй изогнулись дугой. — Неужели я неправильно поняла, что его высочество — божество? Какой у вас может быть интерес к этому? Се Лянь покачал головой. — Дело не во мне. На самом деле, я просто подумал, что Умину будет интересно это узнать. Я в большом долгу перед ним, и, если я смогу помочь ему защититься, или даже приблизить его к его любимому человеку, тогда я выражу ему хотя бы какую-то часть своей благодарности. Се Лянь внимательно смотрел куда-то в центр стола, пока говорил. Умин хотел бы провалиться сквозь пол. — …его любимый человек? — Лу Синьхуэй оглянулась на, к сожалению, все еще очень присутствующего Умина. Ее глаза расширились от недоверия, затем выражение ее лица сменилось неприкрытой жалостью. — Да. Боюсь, я отдаляю его от этого любимого человека, поэтому помочь ему в этом — самое малое, что я могу сделать, чтобы отплатить ему за услугу. Се Лянь совершенно не обращал внимания на безмолвное общение, происходящее поверх его поля зрения. Умин заметил, что принц теребит подол своей черной верхней одежды. — Я совершенно уверена, что он именно там, где хочет быть, ваше высочество, — сказала Лу Синьхуэй со вздохом. К счастью, она не стала вдаваться в подробности. — И какой бы долг, по вашему мнению, у вас ни был, я могу заверить вас, что вы вернули гораздо больше, чем небольшую его часть. Для демона нет ничего более близкого, чем их останки. При этих словах Се Лянь наконец поднял глаза. Он был очень серьезен, как будто тяжесть этого заявления тянула его вниз. После долгой паузы он кивнул. — Ну что ж… Я полагаю, вам обоим не повредит знать, — нерешительно сказала Лу Синьхуэй. Она еще раз посмотрела на Умина, который каким-то образом сумел слегка кивнуть, и только тогда она начала свое объяснение. Пока она говорила, Умин чувствовал себя так, словно его душа покинула тело и наблюдала за происходящим сквозь густой туман с угла потолка. Все его мысли были нечеткими, прерывистыми и, вероятно, неуместными. Даже в то время как одна часть его разума паниковала из-за всего, что только что сказал Се Лянь, другая испытывала облегчение от того, что он был там, чтобы слушать, потому что Умин, конечно же, ничего не запоминал. Было сказано что-то о горне в кузнице и, возможно, о промежутке времени, он не был уверен. Он был слишком занят, наблюдая сверху за беспокойной рукой его высочества и страстно желая взять ее в свои ладони. На самом деле, он был так рассеян, что даже не вспомнил отругать себя за эту мысль. Лу Синьхуэй мягко привела его в чувство, налив свежий чай в его недопитую чашку. Умин несколько раз моргнул и обнаружил, что она мягко улыбается ему. — Я не могла не заметить, что тебе нужна какая-нибудь одежда, — небрежно бросила она в воздух между ними. Се Лянь неловко кашлянул в кулак. — Ах, да… Лу Синьхуэй поднесла палец к виску, затем опустила его через несколько секунд и улыбнулась. — Об этом позаботятся до вашего отъезда. А теперь, есть ли что-нибудь еще, что ты хочешь знать, прежде чем я оставлю вас наедине с едой? Се Лянь задумчиво нахмурился. К собственному удивлению, Умин сразу же кое-что придумал. — Есть кое-что еще, — тихо сказал он, привлекая их взгляды. — Если призрак умрет, но его прах будет защищен, всегда ли он будет возвращаться? — Боюсь, что не знаю ответа, — ответила Лу Синьхуэй. — Многое зависит от силы привязи, силы призрака. Никогда не бывает гарантии. Краем глаза Умин заметил, что Се Лянь странно смотрит на него. Он почувствовал прилив вины за то, что заговорил об этом; несомненно, Се Ляню было неприятно думать о том, что Безликий почти наверняка вернется. То, что он обладал необходимой силой, не вызывало сомнений. Умин не осмелился взглянуть еще раз на Се Ляня и вместо этого уставился на Лу Синьхуэй. — Если он не развеется, сколько времени потребуется, чтобы вернуться вновь с материальным телом? Лу Синьхуэй тоже вела себя странно. Ее глаза несколько раз перебегали с Се Ляня на Умина, и когда она наконец остановила их на Умине, то же самое жалобное выражение вернулось на ее лицо. — Это зависит от того, насколько сильно желание вернуться, — осторожно начала она. — Обычно, на это уходят годы. Некоторым требуется десятилетие. Для большинства это около шести лет, плюс-минус год. Самое быстрое возвращение, о котором я когда-либо слышала, было у демона из речных земель, который затаил особенно сильную обиду. Его тело было рассеяно, но он вернулся чуть меньше чем через четыре года. — И насколько сильным был этот демон? Лу Синьхуэй нахмурилась. — Ну, он в одиночку уничтожил целый боевой клан и выследил всех сбежавших членов, даже тех, кто ранее дезертировал. В то время он был довольно известен в регионе и исчез только после того, как все до единого люди умерли. Он определенно был одним из самых злобных демонов, которых я встречала. Умин вздрогнул от этого. — Вы встречались с ним лично? — Я сделала больше, чем просто встретилась с ним. Я убила его. — На ее лице появилась невеселая улыбка. — Но потом он вернулся и убил меня, за неделю до того, как я должна была выйти замуж. У судьбы жестокое чувство юмора. Они сидели в тишине, пока Лу Синьхуэй мелкими глотками опустошала свою чашку. Сначала Умин думал о трагедии ее истории, но потом какая-то часть его сознания прервалась и начала проводить сравнения между Белым Бедствием и этим злобным демоном. Он не мог сделать ничего большего, чем строить предположения без уверенности, и все же он был странно убежден, что Безликий может вернуться быстрее, чем призрак, которого убила Лу Синьхуэй. В Безликом Бае было что-то исключительно зловещее. Он организовал не только падение клана, но и целого королевства. То, что он сделал, чтобы запугать и пытать Се Ляня, намного превосходило простое убийство и месть. Раздался стук в дверь, затем она открылась, и показалась молодая девушка, держащая в руках сверток из темной ткани. Она положила сверток рядом со столом, поклонилась и с тихим «Лу-цзецзе» удалилась. Лу Синьхуэй оживилась и захлопала в ладоши. — Несколько ханьфу для вас, ваше высочество, и несколько бинтов. Умин, я надеюсь, ты сможешь позаботиться о нем? — Умин моргнул, затем кивнул. — Хорошо. Я оставлю вас переодеваться. Пожалуйста, расслабьтесь и закончите маньтоу, вы оба. Если что-нибудь понадобится, просто крикните. После того как она закрыла за собой дверь, Умин и Се Лянь одновременно вздохнули, а затем удивленно посмотрели друг на друга. Се Лянь издал тихий смешок. — У нее довольно сильная аура, — признал он. — Я чувствую себя так, как будто мне снова пятнадцать, и Советник ругает меня за что-то. Умин ухмыльнулся. То, что кто-то мог заставить Се Ляня почувствовать себя ребенком, было поистине замечательно. — Она мне нравится, — сказал он, удивляя самого себя. На самом деле это было правдой. Он мог по пальцам одной руки пересчитать количество людей, которые ему нравились за всю его жизнь. Се Лянь улыбнулся в ответ. — Мне тоже. Затем они начали процесс переодевания, который начался, когда духовная лента Се Ляня соскользнула с его руки и тем же движением обернулась вокруг руки Умина. Умин рассмеялся и ласково погладил ее. Как только Се Лянь снова оказался с обнаженной грудью — Умин так старался сосредоточиться, — они осмотрели рану у него на животе. Хотя рана быстро заживала и не проявляла признаков инфекции, она была еще недостаточно закрытой, чтобы можно было не пользоваться бинтами. Меньшее выходное отверстие на спине Се Ляня заживало намного лучше, хотя Умин все еще морщился, глядя на него. Дрожащими руками Умин покрыл раны мазью, которая была сложена в одежде, затем обмотал живот Се Ляня бинтами. — Ты довольно искусен в этом, — заметил Се Лянь. — Даже некоторые из дворцовых целителей не смогли бы перевязать так тщательно, как ты. — А? — Черт, неужели каждое его действие должно выдавать его чувства?! — Я, эм, некоторое время перевязывал раненых. Во время войны. Еще одна полуправда, но, по крайней мере, это избавило Умина от признания, что он научился пользоваться повязками до того, как научился одеваться сам. Тень пробежала по лицу Се Ляня, но он сохранил спокойствие в голосе. — Мне очень повезло, что я нахожусь под твоей опекой. Умин помог ему просунуть руки сквозь внутреннюю и внешнюю одежды. Они обе были очень темными, почти такого же глубокого черного цвета, как и собственные одежды Умина. Он был втайне благодарен за это; его высочество выглядел потрясающе в черном. Они были плотного кроя, ниспадали до колен и сужались к рукавам. Это были практичные одежды для тренировок и путешествий. Се Лянь заменил окровавленный пояс более подходящим и подвязал рукава длинными полосками ткани. Как только они закончили, белая лента вернулась на свое место вокруг предплечья Се Ляня. В то время, как Умин менял свою собственную верхнюю одежду и наручи, остановившись только для того, чтобы поразиться неожиданной теплоте ткани, Се Лянь взял маньтоу и, казалось, глубоко задумался. — Умин, как ты думаешь, сколько времени у нас действительно есть? Умин нахмурился. Он задавался тем же вопросом. — Меньше четырех лет, — уверенно сказал он. — Мм. Насколько меньше? — Если бы он был вдвое сильнее злобного призрака Лу Синьхуэй… это было бы замечательно, но я чувствую, что даже это его недооценивает. — Согласен. — Голос Се Ляня был серьезен. — Я думаю, что мы могли бы рассчитывать на год, хотя нам лучше быть готовыми, что это может произойти и раньше. Умин на мгновение замолчал. — С чего нам начать? — Я… не знаю. Боюсь, в эти дни я не могу сделать ничего большего, чем предложить благовония Небесному Императору… О! Умин совершенно забыл! — Ваше высочество! Цзюнь У приходил навестить вас, пока вы спали в храме. Он сказал, что вернется, так что, если вы хотите поговорить с ним, он будет не против. — Он, наверное, уже вернулся на Небеса, пока нас не было. — Се Лянь выглядел удрученным. — Шанс встретиться с ним упущен. Умин растерянно моргнул. — Разве он не знает, где вы? — Боюсь, у меня нет духовных сил, необходимых для общения с ним. — Я не знал о духовных силах его высочества, — тактично сказал Умин. — Разве у него нет другого способа найти вас? Брови Се Ляня насмешливо изогнулись. — Нет. Больше ничего нет. Вот это было действительно удивительно. Умин чувствовал себя все более взволнованным, и его неприязнь к Цзюнь У вернулась с новой силой. — Тогда как он мог найти вас раньше? Он сказал, что пришел из-за беспорядков в городе, но каким-то образом узнал, что нужно прийти в храм. Ты все это время спал, ты не смог бы сказать ему, даже если бы у тебя была для этого духовная сила. Ваше высочество, разве это не странно? Выслушав содержание беспокойств Умина, Се Лянь расслабился. Он беспечно пожал плечами. — Цзюнь У невероятно силен. Похоже, у него есть какой-то другой метод, о котором я не знаю. В конце концов, я не очень долго был на Небесах. Умин не мог так легко смириться с этим совпадением. — Ваше высочество, пожалуйста, будьте осторожны. Я ему не доверяю. Се Лянь только рассмеялся над этим. — Умин, я доверяю Цзюнь У свою жизнь. Тебе нечего бояться, уверяю тебя. Он совсем не был убежден в этом, но Умин держал рот на замке. С этого момента ему просто придется быть вдвойне осторожным. Се Лянь был сострадательным и преданным; вполне естественно, что он не отказался бы от своего доверия при первом же странном совпадении. Когда Се Лянь закончил есть последнюю маньтоу, Умин спросил: — Ваше высочество, что нам делать дальше? — Ах, да. Насчет этого. — Се Лянь снова затеребил свой подол. — Я думаю, нам следует вернуться в столицу. — Хорошо. Это, безусловно, было подходящее место для начала. Умин немедленно согласился с планом, но Се Лянь выглядел так, как будто ему было что еще сказать. Он с любопытством наклонил голову, и Се Лянь прочистил горло. — Есть три причины. Умина сразу позабавило, что Се Лянь подумал, что ему когда-нибудь понадобится услышать его доводы, чтобы убедить следовать за ним куда угодно, а также был очарован тем, что он вообще был готов поделиться ими. Казалось, он почти считал Умина равным себе. Как нелепо. — Я слушаю, ваше высочество, — сказал он с трепетом в сердце. — Поскольку мы не знаем, с чего начать, и добраться до Цзюнь У маловероятно, я подумал, что мы могли бы исследовать первое место, где появился Безл…он, — поправил себя Се Лянь, бросив взгляд через плечо. — И это был холм Бэйцзы. Умин не видел Безликого Бая в ту ночь, поэтому его определяющими воспоминаниями о холме Бэйцзы были… совсем другие. Он тоже начал бессознательно теребить подол собственного ханьфу. — Есть еще одна причина, менее серьезная — я все равно буду выздоравливать в течение нескольких дней. Если мы зайдем слишком далеко, тебе, возможно, придется снова нести меня на руках. Если бы не две другие причины, это стоило бы того, чтобы рискнуть. — Он сухо усмехнулся. Какая-то предательская часть разума Умина была готова прыгнуть вперед и настоять на том, чтобы они путешествовали специально, потому что тогда ему придется нести Се Ляня, но он немедленно отбросил ее. Как он мог даже подумать спорить с Се Лянем, который на этот раз действительно заботился о своем собственном благополучии?! Умин действительно был самым эгоистичным человеком; его высочество заслуживал лучшего, с горечью подумал он. — Что в-третьих, ваше высочество? — спросил он, уходя от темы. Се Лянь явно нервничал. Его глаза избегали лица Умина, его беспокойство было еще более заметным, а молчание напряженным. Наконец, он глубоко вздохнул и сказал: — Умин, я… В этот момент пронзительный крик прорвался сквозь стены. Через несколько мгновений Се Лянь и Умин ворвались в дверной проем с обнаженными мечами и саблей. Послышались новые крики, на этот раз приглушенные, доносившиеся откуда-то сверху. Как раз в тот момент, когда Се Лянь согнул колени, чтобы прыгнуть к перилам, что-то мелькнуло на балконе напротив них, и с громким треском одна из дверей превратилась в щепки и разорванную бумагу. На обоих этажах открылось еще несколько дверей, и оттуда выглянуло множество молодых женщин и мужчин в пижамах. Основываясь на знакомой ауре, Умин предположил, что все они были призраками. Затем из разбитой двери вылетело тело и упало на первый этаж. Похоже, это был человек, который сейчас был без сознания. — Лу-цзецзе! — Ха, этот ублюдок явно новичок в городе. — Так ему и надо. Демоны толпились вокруг мужчины или перегибались через балкон, чтобы рассмотреть поближе. Многие из них оценивающе посмотрели на Се Ляня и Умин бросил в них ледяные взгляды из-за своей маски. Затем Лу Синьхуэй вышла из комнаты со сломанной дверью, перешагнула через балюстраду и легко спрыгнула рядом с упавшим человеком. Схватив его одной рукой за пояс, а другой за воротник сзади, Лу Синьхуэй подняла его. Ноги мужчины волочились по полу, когда она подошла к входной двери, которую несколько демонов бросились открывать, и вышвырнула его через порог на улицу. Из внутреннего двора донеслись громкие возгласы и смех. Се Лянь со смешком вложил свой меч в ножны, и мгновение спустя Умин последовал его примеру. Лу Синьхуэй поговорила с несколькими призраками, широкой улыбкой отогнала толпу и, наконец, повернулась к ним. — Я полагаю, вы уже хотите отправиться в путь? — спросила Лу Синьхуэй голосом послушной экономки, которая только что не вышвырнула мужчину из здания. — Я приготовила немного еды для вашего путешествия. А-Сун, принеси дорожный мешок с кухни, — крикнула она через плечо Се Ляня. — Да, Лу-цзецзе. Лу Синьхуэй лучезарно улыбнулась каждому из них по очереди. — Вы знаете, где меня найти, если снова окажетесь в этом уголке мира. Желаю удачи с твоим демоном — и, Умин? — Она выдержала его пристальный взгляд. — Скажи как-нибудь своему любимому человеку, что ты чувствуешь. Умин подавился удивленным вздохом, который перешел в беспорядочный кашель. Когда он пришел в себя через несколько секунд, Лу Синьхуэй втискивала мешок в руки Се Ляня. Умин немедленно забрал его у него и накинул себе на плечи, а затем передал Се Ляню бамбуковую шляпу, которую он оставил в чайной, когда они выбежали несколькими минутами ранее. — Спасибо за ваше гостеприимство, Лу Синьхуэй, — сказал Се Лянь, склонившись в формальном и глубоком поклоне. — Я приношу извинения за то, что не смог ответить вам взаимностью на вашу откровенность. Если представится такая возможность, я вернусь и полностью объяснюсь в будущем. Ответив элегантным, но более небрежным поклоном, Лу Синьхуэй сказала: — Я с нетерпением жду возвращения его высочества. Обязательно захвати с собой своего галантного Умина, а? — Она засмеялась и указала на входную дверь. — Осторожнее на выходе, на улице мусор. И вот они вдвоем переступили порог и направились к окраине странного города-призрака, один из них щеголял довольной улыбкой, а другой прятал сердце, полное взволнованных бабочек, за улыбающейся маской.***
Се Лянь и Умин вернулись по своим следам вокруг горы Тайцан, медленно направляясь к столице. Хотя они не обсуждали это прямо, Умин знал, что травма Се Ляня была в некотором роде причиной их медленного темпа. Он позволил ему идти самостоятельно, но всегда был готов поймать его, если что-то неожиданное встретится на их пути. Умину пришлось сделать это только один раз, и только после того, как они шли несколько часов. Се Лянь повернул к нему голову, пока они разговаривали, глядя из-под полей шляпы, и на его лице промелькнуло удивление. Принц едва успел споткнуться, как Умин схватил его за талию и под локоть. Как только он восстановил равновесие, Умин немедленно убрал руки. Непонятный взгляд, которым одарил его Се Лянь, и тепло, которое сохранялось в его руках в течение нескольких минут после этого, значительно затрудняли непринужденную беседу. Порывшись в своих мыслях в поисках чего-нибудь нормального, что можно было бы сказать, Умин внезапно нашел кое-что. — Ваше высочество, нас прервали в гостиной Лу Синьхуэй. Вы так и не сказали мне о третьей причине. Странное выражение лица Се Ляня действительно изменилось, услышав это напоминание, но читать его было ничуть не легче. — Ах, полагаю, нас отвлекли, и я забыл, — неопределенно сказал он. Он повернул голову назад и уставился на дорогу. — Умин, надеюсь, я не обидел тебя, спросив об останках и том, что с ними делать. Возможно, с моей стороны было неуместно вмешиваться в нечто настолько личное. Умин моргнул и поспешил сказать: — Вовсе нет! Я не обиделся! Се Лянь слегка расслабился. — Хорошо. В таком случае… предложение, которое я сделал — помочь тебе выковать твой прах. Я не шутил. — Казалось, он преодолевал какое-то препятствие, речь Се Ляня ускорилась. — Это не только потому, что я держу тебя далеко от твоего любимого человека, хотя я и беспокоюсь об этом. Я также думаю, что это довольно практично. Мы не знаем, когда Безликий Бай может вернуться, поэтому одним из лучших способов использования времени, которое у нас есть, было бы подготовиться как можно лучше, чтобы позже нас не застали врасплох. Умин совершенно не представлял, как реагировать. Неожиданно Се Лянь продолжил говорить приглушенным, задумчивым тоном. — Хотя я не могу умереть, я не думаю, что он действительно хотел убить меня. Однако я не могу быть уверен, что он не убил бы тебя, и Умин, я… — Он оборвал себя, затем продолжил осторожно. — Я думаю, что будет лучше, если у тебя будет сильный якорь в этом мире. Пока Безликий может вернуться, и пока ты остаешься со мной, ты в опасности. Я бы не вынес, если бы ты потерял свой шанс увидеться со своим человеком из-за меня. Се Лянь, казалось, собрался с духом. Расправив плечи, он заключил: — Поскольку нам в любом случае нужно отдохнуть, придумать план и тщательно изучить все, что сможем по этой теме, мы могли бы также потратить это время на ковку твоего праха. Только тогда он взглянул на Умина. — Умин, как тебе такой план? Умин изо всех сил пытался вспомнить, как говорить. — Да, ваше высочество. Мне нравится этот план. Остатки напряжения покинули тело Се Ляня вместе с тяжелым выдохом. Он улыбнулся и снова посмотрел вперед. — Был известный кузнец, чья лавка находилась недалеко от дворца. Я часто бывал там, когда был младше. Если она все еще стоит, я думаю, это было бы идеально. Умин молча кивнул, потерявшись в вихре своих мыслей и чувств. Он не думал, что Се Лянь продолжит говорить после этого момента, но, если бы даже он это сделал, Умин вообще не смог бы его расслышать. Он не мог поверить, что всего несколько часов назад фантазировал о том, как интимно подарить Се Ляню какой-нибудь поддельный артефакт, только для того, чтобы сам Се Лянь предложил что-то еще более интимное и полностью перевернул его воображение. Он не только предлагал помочь создать артефакт с прахом Умина, Се Лянь также намекал, что все время, пока будет создаваться, они будут проводить более или менее вместе. Умин напряг свой разум, пытаясь вспомнить, сколько времени, по словам Лу Синьхуэй, это займет, но не мог. Это было так, как если бы он был разделен посередине. Половина его была в восторге от возможности провести с Се Лянем хоть какое-то время и была полностью готова наслаждаться каждой секундой, которую они разделят. Другая его половина уже паниковала по поводу надвигающегося конца их пребывания в столице и была полна ужаса при мысли о том, что Умин потеряет эту близость, как только их задача будет выполнена. Он не был уверен, сколько прошло времени, но мягкое «О…» Се Ляня вернуло его в настоящее. Умин проморгался и почувствовал, как его собственный рот тоже приоткрылся от удивления. Ворота Имперского города показались в поле зрения, но поля, простиравшиеся перед ними, больше не были усеяны трупами. Трава все еще была сухой и примятой, но атмосфера значительно разрядилась в отсутствие мертвых солдат. Даже гнетущий запах стал не таким сильным. Умин был ошеломлен таким развитием событий. Может быть, это просто совпадение, что поля были окончательно расчищены так скоро после того, как Безликий Бай пообещал, что так и будет? Было ли влияние, которым он, как утверждал, обладал, действительно объяснением этого? Умин не мог исключить, что Безликий просто подслушал какие-то планы и блефовал, когда говорил в храме на склоне разрушенной горы, но, тем не менее, Умин почувствовал, как его охватил холодный ужас. Каким бы ни было объяснение, он был невероятно благодарен за то, что этот демон, по крайней мере временно, исчез из поля зрения. Необъятность его власти представляла собой угрозу, и Умин не был уверен, сможет ли он защитить его высочество от него во второй раз. После этого открытия остальная часть их путешествия по заброшенному городу прошла без происшествий. Се Лянь повел их в дом кузнеца, который, к счастью, был цел, несмотря на множество разрушенных огнем строений, мимо которых они проходили по пути. Се Лянь осмотрел большую кузницу в задней части мастерской и разбросанные инструменты, которые еще не были разграблены, удовлетворенно кивнул, а затем они поднялись в жилые помещения над витриной магазина. Умин вытер маленький столик и достал немного еды из дорожной сумки Лу Синьхуэй, в то время как Се Лянь исследовал остальное пространство. Он появился снова, прислонил шляпу к стене, а затем они вдвоем принялись за еду. Они начали с цзунцзы, так как они быстрее всего портились, и выбрали несколько сухофруктов. — Что его высочество думает о кузнице? — спросил Умин, разворачивая цзунцзы с бамбукового листа. — Этого должно быть достаточно. Мы можем начать завтра, — сказал Се Лянь. Умин кивнул. — Тогда я выкопаю останки завтра утром. Несколько минут они ели в тишине, прежде чем Се Лянь снова заговорил. — Здесь две кровати, так что мы можем удобно расположиться здесь, пока ждем. — Да. — Хотя Умин до сих пор вообще не задумывался о том, как они могли бы спать, он почувствовал каплю разочарования. Он заставил себя улыбнуться под маской. — Хорошо. Как травма его высочества после путешествия? — На самом деле я чувствую себя прекрасно. Это, несомненно, благодаря твоей заботе. — Се Лянь тепло улыбнулся ему, и Умин на мгновение забыл, как говорить. — Это замечательно, ваше высочество. Давайте проверим ее еще раз завтра. — Ммм. Паузы молчания в их разговоре были одновременно и удобными, и немного неловкими. Они медленно приспосабливались друг к другу, но Умин не мог не паниковать и не волноваться всякий раз, когда Се Лянь был слишком мил с ним. Все было намного проще, когда он был ребенком, который мог искренне проявлять свои чувства, или даже когда Се Лянь вел себя холодно и, в основном, командовал им. Носить эту маскировку было намного, намного сложнее, чем просто надевать маску на лицо; Умин должен был стать кем-то, кто не был полностью увлечен Се Лянем, и он все больше и больше понимал, что совершенно не представлял, как вести себя с таким человеком. Его плохо продуманная маскировка создавала неудобные пробелы в их взаимодействии, и, хотя Се Лянь принимал их с изяществом, Умин был полон решимости улучшить их времяпрепровождение и полностью преодолеть эти неловкие моменты. После того как солнце полностью село, они направились в спальню. На полу действительно стояло две кровати, но Умин почувствовал легкий прилив восторга, когда увидел, что они были сдвинуты относительно близко друг к другу. — Я надеюсь, такое расположение тебя устраивает, — сказал Се Лянь, повышая тон до осторожного вопроса. — Конечно. Выглядит очень удобно. Действительно, Умин никогда не спал на такой прекрасной кровати. Она была простой, но для него даже это было роскошью. Умин снова вздрогнул, когда увидел, что Се Лянь начал раздеваться. Затем он понял, что ему следовало ожидать этого. Сегодня ночью они спали внутри, уже защищенные от ветра и холода. Не было никакой необходимости спать в верхней одежде. Нервничая, он начал развязывать свой собственный пояс, в то время как Се Лянь сел на край кровати, чтобы снять сапоги и носки. Он держал Се Ляня на периферии своего зрения, следя за его действиями, всегда на шаг позади, но точно повторяя его выбор. Се Лянь развязал рукава; Умин снял кожаные наручи. Се Лянь сбросил верхнюю одежду и распустил волосы; Умин развязал узел ленты на хвосте. Как только они оба сели в одних рубахах и штанах, Се Лянь взглянул на Умина с легким удивлением на лице. — Умин, должно быть, неудобно носить эту маску весь день. Пожалуйста, не стесняйся, устраивайся поудобнее. Затем, без всяких подсказок, он откинулся на кровать и перекатился на бок, отвернувшись от Умина. Смысл его жеста был предельно ясен, и Умин улыбнулся в задумчивости. Он снял маску, положил ее у изголовья кровати, окончательно распустил собственные волосы, и тоже отвернулся от Се Ляня. Некоторое время Умин просто лежал в темноте, прислушиваясь к тихому дыханию Се Ляня. Это было гипнотически, и он только начал погружаться в себя, когда Се Лянь неожиданно заговорил. — Умин, ты еще не спишь? — Его голос был едва слышен, как шепот. — Да. — …Спасибо тебе. За то, что остался. Умин снова потерял дар речи, когда его сердце попыталось бешено забиться и не выдержало. Се Лянь продолжал говорить, медленно и с множеством тяжелых пауз. Умин цеплялся за каждое слово. — То, что Безликий исчез… Конечно, я испытываю облегчение. Я не мог убить его, но тебе каким-то образом это удалось. Одного этого было бы достаточно, более чем достаточно, больше, чем я когда-либо мог отплатить. Но ты все еще здесь. — Он вздохнул и медленно выдохнул. — Я знаю, что он скоро вернется. Я знаю это. И все же, когда он нашел меня, пока тебя не было, я был в ужасе. Он всегда преследует меня, но мне кажется, что он будет держаться подальше, пока ты рядом. И… это приятное чувство. Умин сморгнул слезы, и его горло сжалось от нахлынувших эмоций. В своей голове он повторял: «Я люблю тебя, я буду защищать тебя, теперь ты в безопасности, я люблю тебя», как молитву, но его рот не мог произнести ни слова. — Ты заснул? …Спи спокойно, Умин. Спасибо. — …Не за что. Се Лянь сделал более резкий вдох, чем обычно, но затем спокойно выдохнул, и вокруг них установилась теплая атмосфера. Ни один из них больше не заговорил, они не повернулись лицом друг к другу и не могли видеть слез в глазах друг друга, но в этой залитой лунным светом комнате между ними установилась неоспоримая связь. Умин подтянул колени и прижался всем телом к своему трепещущему сердцу. Он заснул с улыбкой.***
Утро принесло яркий солнечный свет, льющийся в окно, и бурную деятельность. Одевшись, поев, набрав немного воды из ближайшего колодца и обсудив свои планы, Се Лянь и Умин пристегнули оружие к поясам и направились к горе Тайцан. Хотя Умин быстро надел маску сразу после пробуждения, а Се Лянь любезно избегал упоминать это, казалось, что какой-то другой барьер, когда-то стоявший между ними, пал. Неловкие моменты, присутствовавшие в их общении накануне, сгладились, и они легко говорили друг с другом, и также легко молчали. Это чувство единения сохранялось даже тогда, когда они шли по выжженному кленовому лесу, и торжественная завеса, казалось, постепенно опускалась над Умином. Он не мог определить свои эмоции, и через некоторое время даже не был уверен, чувствует ли он вообще что-нибудь или просто оцепенел. Когда перед ними появилась импровизированная могила, Умин на мгновение остановился, затем быстро встряхнулся от своих мыслей и склонился над землей. Используя ту же бамбуковую лопату, которую он воткнул в землю, Умин выкопал маленький гроб, в то время как Се Лянь молча стоял рядом с ним. Теперь, когда он взял свои эмоции под контроль, они как будто поменялись ролями. Умин выпрямился во весь рост, держа в руке коробку с гробом, и увидел обеспокоенного Се Ляня, переводящего взгляд с коробки на лицо Умина. Умин улыбнулся. — Все в порядке, ваше высочество. Се Лянь, казалось, хотел что-то сказать или, возможно, протянуть руку, но передумал и просто кивнул. Вернувшись в мастерскую кузнеца, они начали готовиться к кремации. Все многочисленные окна комнаты были распахнуты настежь. Умин принес охапки дров с улицы, в то время как Се Лянь разжигал огонь в кузнице. Становилось все жарче и жарче, и, к его удивлению, Умин был глубоко тронут этим. Он почувствовал желание отпрянуть от пламени, и, хотя под маской он вспотел, он также был благодарен за то, что его лицо и большая часть кожи закрыты. Сразу после того, как Се Лянь объявил, что огонь достаточно горячий, и повернулся к ящику с гробом, стоящему на столе, Умин внезапно наклонился к нему. — Подожди! Се Лянь застыл на месте, наблюдая за ним широко раскрытыми глазами. Умин внутренне хлопнул себя по лбу. Как он мог забрать бусину теперь, когда он устроил сцену, а Се Лянь пялится на него? Но как раз в этот момент Се Лянь как будто понял, что его внимание нежелательно, и вежливо отвернулся. С легким вздохом облегчения Умин снял крышку, осторожно вытащил красную бусину и засунул ее обратно под наруч, временно спрятав, пока не найдет лучшее место для ее хранения. Когда крышка со щелчком встала на место, Се Лянь обернулся. — Ты готов, Умин? Он кивнул. Се Лянь жестом указал на огонь, но Умин заколебался. — На самом деле, ваше высочество… мог бы ты это сделать? — Мысль о том, чтобы подойти поближе к кузнице, заставила Умина почувствовать тошноту. Се Лянь выглядел удивленным, затем выражение его лица смягчилось. — Конечно. Се Лянь осторожно поднял маленький гроб парой железных щипцов. Сначала он окунул деревянный короб прямо в пламя, поджег его, затем поставил на каменную полку над очагом огня. Пламя охватило переднюю и заднюю части полки, и деревянная коробка начала гореть и постепенно разрушаться. Се Лянь прислонил щипцы к стене и вернулся к Умину. Они прислонились к столу бок о бок, молча наблюдая за огнем. Когда ящик с гробом полностью сгорел дотла, обнажив некоторые кости сквозь мерцающее пламя и тепловые искажения, Се Лянь осторожно прислонился плечом к плечу Умина. Только тогда Умин осознал, насколько напряжена его грудь, и заметил это только благодаря успокаивающему прикосновению Се Ляня. Он немного расслабился и губы Се Ляня дрогнули в легчайшей улыбке. Они стояли так до тех пор, пока пламя почти не погасло и на каменной полке не осталось ничего, кроме пепла и осколков костей. Се Лянь пришел в себя первым. — Я должен подготовить форму, — сказал он, шагнув вперед и расцепив их плечи. Умин моргнул и попытался последовать за ним. — Позволь мне помочь тебе. С ободряющей улыбкой Се Лянь повернулся и положил твердую руку на плечо Умина. — Я сделаю это. Умин, тебе следует отдохнуть. Посиди немного. Умин немедленно повиновался. После того, как он сел на табурет у большого прочного стола, усталость начала одолевать его. Огонь действительно утомил его. Было ли это еще одним признаком его нового тела? Он прислонился лбом к руке, затем сдвинул ее так, чтобы бусина не впивалась в кожу. Хорошо было отдохнуть, его высочество прав… Глаза Умина открылись, затем он вскинул голову. Огонь в кузнице разгорелся с новой силой, но каменная полка была вытащена и поставлена на стол. Освещение снаружи выглядело не очень по-другому; должно быть, он не так долго спал. Слегка смутившись, Умин встал и постарался быть полезным. Он смутно помнил, что Лу Синьхуэй упоминала о раздавливании останков, поэтому Умин порылся в мастерской, пока не нашел ступку и пестик. Они были сделаны из тяжелого камня и по размеру намного больше, чем необходимо, но сойдет. Он со стуком поставил ступку на стол, собрал пепел и кости руками, сложил их в широкую чашу и начал растирать в мелкий порошок. В другом конце мастерской Се Лянь возился с кусками металлических деталей и двумя плоскими листами, метаясь между огнем в кузнице и наковальней, придавая металлу форму. Он полностью собрал свои мокрые от пота волосы в узел высоко на голове. Его рукава были закатаны до локтей, а воротник слегка расстегнут. Белая лента прижалась сзади к его поясу и висела над плечом, как будто с любопытством наблюдая за ним. Умин почувствовал головокружение, но не мог быть уверен, что это не просто гнетущий жар от огня в кузнице, который действовал на него. Когда он заметил, что зола мелко измельчилась, то воспользовался возможностью выйти на улицу и наполнить банку водой из колодца за мастерской. Выпив все это в несколько глотков, он наполнил ее во второй раз и вернулся внутрь. Се Лянь как раз раскладывал металлические листы на столе. На одном из них было вплавлено круглое металлическое кольцо и короткий цилиндр. Умин протянул ему банку с водой и внимательно осмотрел форму. — Выглядит великолепно, ваше высочество, — похвалил он. Когда Се Лянь поставил теперь уже пустую банку на стол, он улыбнулся и вытер пот со лба. — А теперь мы заполним ее. Умин заметил, что Се Лянь не уточнил, кто должен это сделать, и напряжение в его теле немного ослабло. Се Лянь был таким милым и осторожным. Показывая, что он возьмет на себя эту задачу, Умин отнес металлические пластины к столу. Затем он осторожно засыпал мелкий пепел в форму. В узком пространстве между центральным цилиндром и наружным кольцом поместилось удивительно много золы. Пыльный порошок был совсем не плотным и, будучи утрамбованным, занимал совсем мало места. В конце концов, слегка выпуклое кольцо пепла было расплющено вторым металлическим листом. Се Лянь раздобыл кое-что, пока Умин работал. Теперь по столешнице было разложено множество зажимов, кожаных ремней и прочных на вид кабелей. Се Лянь поднял один из зажимов. — Следующее, что нам нужно, — это огромное давление и время. Хотя Умин немного помнил, что слышал, что им понадобится несколько недель, его воспоминания об этом разговоре были слишком запутанными, чтобы быть уверенным. Он не осмелился спросить, чтобы не выдать себя, поэтому просто кивнул. Се Лянь поместил зажимы по центру металлических листов и начал нажимать на них, но быстро поморщился, уронил зажим на стол и схватился за живот. Умин был рядом с ним через секунду. — Ваше высочество, пожалуйста, сядьте, я сделаю это. — Умин подвел его к табурету. Как только он устроился там, Умин снова поставил перед ним кувшин с водой. — Вы в порядке? Рана открылась снова? — Не думаю, что это серьезно. Спасибо тебе, Умин. Все в порядке. — Се Лянь улыбнулся, и, хотя его лицо было немного бледным, Умин расслабился. Держа Се Ляня в поле зрения, Умин подошел к зажиму, все еще закрепленному вокруг металлической формы. Он взялся за ручки и надавил ладонями так сильно, как только мог. Металлические пластины заскрипели, и Умин удивленно моргнул. Неужели он был таким сильным раньше? Он нажал сильнее. Когда он решил, что не сможет надавить сильнее, он протянул левую руку вокруг обеих ручек, и схватил один из кожаных ремней правой. Умин обмотал его вокруг ручек, просунул сквозь прочную железную пряжку и туго затянул. Освободив левую руку, он еще несколько раз намотал ремень и спрятал его конец. Как только его руки снова освободились, он взял один из кабелей и сразу же удивился тому, что он был прохладным на ощупь. Осмотрев его, он понял, что на самом деле он был соткан из нескольких тонких металлических нитей. — Этот должен идти по внутреннему краю, — объяснил Се Лянь с другого конца стола. Умин снова повернулся к зажатой пресс-форме и внезапно понял назначение некоторых мелких деталей, которые он упустил из виду. Намотав кабель на металлическую ленту, зажатую между пластинами, и натянув ее так туго, как только мог, Умин втиснул конец кабеля в небольшую выемку, вырезанную во внешнем углу одной из пластин. Закончив, Умин положил все это на стол и вернулся к Се Ляню. — Ваше высочество, давайте позаботимся о вашей ране, — сказал он. — Наверху есть ванна? Я наберу воды. Се Лянь мотнул головой. — В этом нет необходимости. Где-то здесь должна быть купальня. Умин быстро наполнил кувшин водой, увидев, что Се Лянь опустошил его, затем придержал Се Ляня за плечо, когда тот попытался встать. — Я пойду и найду ее. Пожалуйста, отдохни, не напрягайся. Я не задержусь надолго, а потом отведу тебя прямо туда. С горьким смирением, написанным на лице, Се Лянь кивнул. — Хорошо. Умин отважился отправиться на поиски бани, мысленно проклиная себя за то, что при жизни не проводил много времени в этой части города. Пока он искал, он сделал обход нескольких магазинов, которые находились в разном состоянии запустения и хаоса. К тому времени, как он нашел купальню, его руки были завалены запасными одеждами для них обоих, халатом, сшитым для ребенка, который он собирался разорвать, чтобы сделать бинты, и, самое главное, тяжелым мешком риса. Он оставил их спрятанными за декоративным горшком в первом зале купальни, проверил состояние самих купален и воды, затем передумал и положил запасные одежды рядом с большим бассейном и, наконец, побежал обратно в кузницу. Неудивительно, что Се Лянь отклонил предложение отнести его в купальню, но Умин был ошеломлен, когда Се Лянь просунул руку в сгиб локтя Умина и схватил его за руку для поддержки. Умин бессознательно выпрямился и повел его по пустым улицам, чувствуя, что с каждым шагом он может оторваться от земли и уплыть. В помещении у входа повисло короткое напряженное молчание, затем Умин быстро выпалил: — Ваше высочество, сначала вы должны принять ванну, я буду здесь начеку. Как только эти слова были произнесены, он зажмурил глаза и подавил стон. Следить — за чем?! Город был совершенно пуст! Тех немногих людей, которых он почувствовал в прошлый раз, нигде не было видно, и, возможно, их выгнал тот, кто очистил поле боя. Се Лянь милостиво посмотрел ему в лицо, как он всегда делал, когда Умин говорил что-то неловкое, и сказал: — Хорошо. Спасибо тебе. Умин отчаянно хотел искупить свою вину. После того как он помог Се Ляню пройти в заднюю комнату, где находился бассейн, Умин произнес своим самым уверенным и в то же время небрежным голосом. — Позови меня, когда будешь готов, и я приду заменить тебе повязки. — Фух. Успешно справился. — А-а, конечно, — сказал Се Лянь. Его голос звучал странно взволнованно. — В этой корзине есть новая одежда. Выбери то, что тебе больше нравится. Се Лянь кивнул, и Умин вышел из комнаты, невероятно четко чувствуя свои шаги во время ходьбы. Он надеялся, что это все выглядело естественно и не вызывало смущения, потому что чувствовал себя Умин совсем не естественно. Выйдя из здания, Умин тяжело вздохнул. Он прокручивал в голове расчеты, пытаясь определить баланс своих неловких и спасительных моментов в течение дня. Он занялся тем, что разорвал халат ребенка на полоски бинта, в то время как его разум вращался по кругу. Когда Се Лянь наконец позвал, Умин обнаружил его стоящим в светлых штанах, остальные бело-серые одежды из этого комплекта были накинуты на табурет позади него. Простая белая ткань уже была обернута вокруг его шеи. Обладая значительно лучшим самообладанием, чем в прошлый раз, Умин осторожно снял мокрые бинты с талии Се Ляня, бережно убирая его длинные волосы, чтобы не мешали. На повязке было немного крови, и при ближайшем рассмотрении оказалось, что уголок раны открылся. Но Се Лянь был прав, это было несерьезно и должно было пройти при надлежащем отдыхе. Пока он вытирал и перевязывал рану, Умин обдумывал несколько способов, которыми он мог бы попытаться убедить Се Ляня полежать в кровати в течение нескольких дней. Он поднялся на ноги и помог Се Ляню облачиться в ханьфу. Верхняя одежда опускалась ниже колен, удлиняя его фигуру и даже делая его немного старше. Они были не совсем того хрустящего белого оттенка, который Умин часто видел на нем во время войны, и не были сшиты в простом стиле одеяний монаха, которые он носил после изгнания, но Умин все равно думал, что эти одежды очень хорошо подходят Се Ляню. Или, возможно, то, что Се Лянь носил их, делало одежду лучше. Как только он оделся, Умин помог ему выйти в большую входную комнату. Се Лянь настоял на том, чтобы подождать, чтобы Умину не пришлось идти туда-сюда третий раз, поэтому Умин принял ванну как можно быстрее и надел еще одну пару таких же темных коротких одежд. Он никогда раньше не носил длинных рубах, так как они были непрактичны для жизни на улицах, и, хотя у него было искушение попробовать, он не хотел заставлять Се Ляня ждать дольше, чем необходимо. Он оставил одежды в корзине, завязал волосы и надел маску, поднял всю корзину, и вышел из купальни. Примерно полчаса спустя Умин склонился над кастрюлей с рисом на маленькой кухне магазина. Се Лянь отдыхал наверху, огонь в кузнице наконец погас, и все окна теперь были снова закрыты ставнями. Умину, возможно, показалось бы удивительным, что прошел целый день, но он был слишком сосредоточен на горшке с едой, чтобы думать о чем-то другом. Рис был для него огромной роскошью. Конечно, он ел его до этого, но это все был украденный рис. Никогда раньше он не пытался приготовить его сам. Для этого потребовалась бы кастрюля, место для приготовления пищи, где другие не беспокоили бы его, и сам рис, мешки с которым обычно были громоздкими и их трудно было украсть. Он вытащил из глубин памяти все смутные воспоминания, которые у него остались о стряпне его чертовой мачехи, и еще более смутные воспоминания о своей матери. А затем Умин просто сделал все, на что был способен. К его удивлению, результат был не так плох. Испытав огромное облегчение, он наполнил две миски и отнес их наверх с широкой улыбкой на лице. Атмосфера за ужином была непринужденной и дружелюбной. Когда Се Лянь перевел разговор на расследование холма Бэйцзы, Умин воспользовался возможностью, чтобы высказать свое предложение. — Ваше высочество, я думаю, вам следует отдохнуть завтра, — сказал он, упоминая всего один день в надежде, что Се Лянь примет это. — Я знаю, что очень важно, чтобы мы начали наше расследование, но я всегда могу пойти завтра один и показать вам все, что покажется подозрительным, послезавтра. Это позволит вам исцелиться и сократит время, которое вы тратите на передвижение. Се Лянь действительно кивнул! — Это разумно, — сказал он со вздохом. — Похоже, я не могу исцеляться так быстро, как раньше, когда у меня были духовные силы. Как бывало всякий раз, когда Умину напоминали о проклятой канге Се Ляня, Умин почувствовал, как в его животе загорается огонь. Он подумал, что если бы Цзюнь У случайно появился в этот момент рядом, то независимо от того, как Се Лянь относился к нему, Умин не смог бы удержаться от нападения. — Я рад, что его высочество согласен со мной, — сказал Умин с наигранным спокойствием. — Умин, могу я спросить кое о чем личном? Он моргнул и посмотрел на Се Ляня. — Конечно. — У тебя… все хорошо? Должно быть, тебе было нелегко сегодня… В одно мгновение Умин полностью забыл о своей ненависти к Цзюнь У, и все его намерения убить отошли на второй план. — Ваше высочество, я в порядке, — честно сказал он. — Мне очень повезло, что вы меня поддержали. Уголок рта Се Ляня приподнялся при этих словах. — И все же ты очень сильный, раз выдержал это. Я не уверен, что смог бы сделать то же самое, будь я на твоем месте. — Его лицо на мгновение потемнело, затем он несколько натянуто улыбнулся. — Я надеюсь, что твой любимый человек поймет, насколько ты храбр, когда он увидит это кольцо. Умин чуть не подавился рисом. После того как он прочистил горло, Се Лянь, к счастью, сменил тему. Остаток вечера прошел почти так же, как и предыдущий. Они разделись до своих внутренних одежд, отвернулись друг от друга и прислушались к мягкому ветру снаружи. Засунув бусину под простыни, Умин снова снял маску. Для него было невероятно, как он сразу же возненавидел эту маску и, в то же время, полностью зависел от нее. Как только Умин снимал ее, он чувствовал себя невероятно беззащитным. Ужас и трепет боролись в его сердце в течение нескольких минут, затем он постепенно расслабился. Се Лянь не мог видеть его в темноте, и Умин был уверен, что он не перевернулся бы, даже если бы мог. По какой-то странной причине Се Лянь, казалось, уважал его.***
Умин проснулся первым. Он выскользнул из комнаты с маской и мантией в руках, оделся у обеденного стола и пристегнул саблю к поясу. Спустившись вниз, он наполнил кувшин водой и принес еще одну миску риса обратно на маленький обеденный стол. На краткий, безумно сентиментальный миг он представил белый цветок, лежащий рядом с ними, затем обуздал свое воображение и заставил себя выйти за дверь. Он пересек городские руины, когда утренний солнечный свет струился по стенам. Солнце было еще достаточно низко, чтобы путь Умина пересекали длинные тени. Прогулка в глубоких тенях под ярко-голубым небом над головой давала ему ощущение, что он находится под водой. Он высматривал что-нибудь интересное, и, хотя ему не попадались другие люди, он обратил внимание еще на несколько магазинов, которые не были полностью разрушены. За городскими стенами он снова был поражен таинственным влиянием Белого Бедствия, когда проходил над теперь уже пустым полем боя. Умин все еще смутно размышлял об этом, когда добрался до края леса, окружающего холм Бэйцзы. Холм был намного, намного меньше горы Тайцан, и достаточно далеко, чтобы его не затронул сильный пожар, уничтоживший горный склон. Умин выхватил саблю и вошел в лес. Несколько часов спустя он прочесал большую часть леса и склона холма, но не нашел абсолютно ничего полезного. Он не нашел никаких видимых могил, не почувствовал никакого злого присутствия или вообще ничего, что могло бы быть связано с Безликим Баем. Наиболее примечательной частью его путешествия было то, что он заново открыл пещеру, где Се Лянь когда-то сражался с ядом, и это было примечательно только потому что заставило Умина почувствовать себя смущающе виноватым и возбужденным. Он быстро ушел. Хотя Умин чувствовал себя довольно пессимистично, он все еще был полон решимости осмотреть весь лес, поэтому повернулся к последнему оставшемуся участку на дальней стороне холма и продолжил поиски. Солнце стояло высоко над головой, когда он вышел с пустыми руками и направился обратно в город. Умин вернулся в магазин более длинным путем. Он был иррационально зациклен на том, чтобы принести что-то обратно, независимо от того, что это было, помогло ли это продвинуться к их самой важной цели или нет. Неподдельный восторг поднял ему настроение, когда он взобрался на стену вокруг величественной резиденции какого-то богатого человека и обнаружил дерево личи в полном цвету. Умин собрал столько, сколько смог запихнуть в складки своей одежды. Он подумал о том, чтобы выбить ворота, чтобы ему снова не пришлось карабкаться по стене, но в конце концов решил, что возможность того, что кто-то другой найдет это сокровище, была риском, на который он не хотел идти. В процессе спуска вниз несколько личи выпали и разбились на земле внизу, но, к счастью, ни один из них не лопнул внутри его одежды. Когда он вернулся в жилое помещение на верхнем этаже, обхватив руками свои комковатые одежды, Се Лянь сидел за столом. Он мирно улыбнулся Умину, который высыпал огромное количество личи на стол. Умин подхватывал и складывал обратно те плоды, которые скатывались, пока Се Лянь смеялся. На сердце было легко. Они обсуждали неудачное расследование Умина, поедая личи. Столешница вскоре покрылась толстыми скорлупками, и пальцы Умина становились все липче и липче каждый раз, когда он снимал маску, чтобы положить в рот побольше фруктов. Это была странно непринужденная атмосфера, учитывая тему обсуждения. Прежде чем Умин успел побеспокоиться о том, что Се Лянь будет разочарован, тот сказал: — Есть еще несколько мест, которые мы могли бы изучить в следующий раз. Он также присутствовал в лесу, где появилось поветрие ликов. И, возможно, мы могли бы кое-что почерпнуть из письменных источников. На это требуется время, но у нас есть несколько недель, пока кольцо не будет готово, так что можно попробовать. Несмотря на то, что они обсуждали важную тактическую информацию, Умин сосредоточился на подтверждении того, что они действительно останутся в городе на несколько недель. Он чуть не забыл отреагировать. — Это хороший план. Хотите, я сегодня побываю в том лесу? — Вообще, я бы тоже хотел пойти. Я могу показать тебе место, где был похоронен ребенок Лан Ина. Умин вытер пальцы о штаны. — Тогда это должно подождать по крайней мере до завтра. Ваше высочество, как вы себя чувствуете? Се Лянь развел руками и улыбнулся. — Я в порядке! Я почти не чувствую боли сегодня. Сразу же заподозрив «почти» Се Ляня, Умин, тем не менее, кивнул в знак согласия. — Я рад, что его высочество чувствует себя лучше. Если хотите, я мог бы поискать библиотеку. Мне кажется, я прошел одну сегодня. Глаза Се Ляня заблестели, затем он на мгновение задумался. — Хм. Давай лучше сделаем это вместе завтра. Вот это было удивительно. Се Лянь был активным человеком, и он весь день сегодня сидел на чердаке. Почему он отказался от первого же шанса выйти на улицу? — Умин, я как раз собирался тебя спросить, — продолжил Се Лянь. — Ты довольно искусно владеешь саблей. Однако я никогда раньше не видел такого стиля, как у тебя. Некоторые из приемов принадлежат императорскому гарнизону, но другие мне неизвестны. Прошло много времени с тех пор, как я видел технику, которую не мог распознать. Скажи мне, в какой школе ты учился? Умин моргнул. — Я не учился в школе, — признался он. — …не учился? — Брови Се Ляня в замешательстве нахмурились, и он наклонился вперед. — Ты же не тренировался сам, не так ли? Немного застенчиво Умин кивнул. — Я наблюдал за другими солдатами, пытался запомнить все, что мог. Те приемы… они, вероятно, пришли от вас. Я наблюдал, как вы сражались во время войны, — быстро добавил он, пытаясь увести подтекст от истины: его высочество лично тренировал его однажды, много лет назад на холме Бэйцзы, и это легло в основу последующих упражнений Умина. Его отвлекающий маневр, казалось, сработал, судя по тому, как высоко поднялись брови Се Ляня. — Это невероятно, Умин! — Он казался чрезвычайно взволнованным. — Ты так талантлив, если достиг так многого самостоятельно. Пожалуйста, позволь мне научить тебя! Умин этого не предвидел. Волнение Се Ляня было заразительным, поэтому он охотно согласился. — Для этого скромного человека было бы честью учиться у такого великого мастера, — сказал он, низко склоняясь над столом. Теплые руки легли на его плечи, Умин приподнял голову и встретился взглядом со сверкающими глазами Се Ляня. — Хватай свою саблю! Пойдем сейчас же! Через несколько мгновений он был на ногах. — Куда мы пойдем, ваше высочество? — спросил Умин, пристегивая саблю. — Улицы достаточно широкие, этого хватит! — Се Лянь схватил свой собственный меч и сунул руку обратно в сгиб локтя Умина, по-видимому, не осознавая своих действий. Они вместе спустились по лестнице и вышли в ранний летний полдень. Умин принес из мастерской табурет, на который Се Лянь мог сесть. Принц расставил колени, воткнул кончик черного меча в землю перед собой и положил руки на рукоять. Затем началась тренировка. Се Лянь дал ряд инструкций Умину, сложив представление о его навыках и слабостях, наблюдая, как он выполняет упражнения и парирует. Первое, что он хотел исправить, была позиция Умина. Несмотря на то, что он должен был сидеть на табурете, Се Лянь уже через несколько минут был на ногах, демонстрируя различные виды стоек и того, как они перетекали друг в друга. Это было интуитивно понятно, и Умин почувствовал, что его техника стала более стабильной, когда он попробовал в следующий раз. Се Лянь практически подпрыгивал от восторга. — Да, да, ты понял! Теперь давай разберемся с углом плеч… Примерно через час подобных мелочей Се Лянь наконец объявил, что готов к тренировке с оружием. Он поднял свой собственный меч, который был брошен вместе со стулом, и принял стойку. Он двигался как танцор, все его движения были чрезвычайно точными, красивыми и сильными. Все физические признаки того, что у него была травма, полностью исчезли. Как удивительно, подумал Умин. Так он выглядит еще более естественно, чем когда ходит. Другой невероятной вещью было то, как принц держал свой меч. Черный меч был обоюдоострым и равномерно сбалансированным по центру, в отличие от изогнутой сабли Умина. Тем не менее, Се Лянь маневрировал так, как будто держал саблю, и все, что он делал, было идеально выверенным — изгибы его запястья, положение лезвия, даже углы плеч, про которые он говорил ранее, были совершенно правильными. Чтобы управлять таким разным видом оружия с такой легкостью, нужно действительно быть мастером. Умин подумал, что, если бы небеса наблюдали за тем, как он прямо сейчас выполняет эти боевые связки, Се Лянь наверняка вознесся бы на месте. Умин практиковался весь день, в то время как Се Лянь вносил корректировки и говорил восторженные похвалы в удивительно равных долях. Он никогда не садился обратно, и Умин никогда не просил его об этом. В конце концов, их тренировка достигла естественного конца. Умин выполнил текучее движение, и как только он выполнил последний жест и вложил саблю в ножны, Се Лянь подбежал и обнял его за плечи. Другой рукой он сжал руку Умина. — Невероятно, Умин! Ты двигаешься так же хорошо, как Му Цин после нескольких дней тренировок! — Се Лянь отвел руку назад, чтобы положить ладонь на плечо Умина и посмотреть ему прямо в лицо. В его голосе проскользнула ностальгическая нотка. — Ах, если бы мы только встретились во время войны. Я бы назначил тебя в мгновение ока! Был еще один мальчик, у которого была такая же искра таланта, как у тебя, но я потерял его из виду. Какая жалость… Я не мог помочь ему тогда, и теперь мне тоже нечего тебе предложить. Он слабо улыбнулся, но улыбка не коснулась глаз. — По крайней мере, позволь мне приготовить ужин сегодня вечером? Умина огорчил внезапный поворот Се Ляня к меланхолии. Он обвился вокруг вытянутой руки Се Ляня и обхватил его за плечо, по сути сплетая их руки. — Вы знаете, что я так не думаю, ваше высочество, — серьезно сказал Умин. — Я очень рад быть рядом с вами. Это все, что мне нужно, больше, чем я когда-либо надеялся. — Ты продолжаешь так говорить, — сказал Се Лянь, нахмурившись. — Но разве не было бы лучше, если бы тебе не пришлось умирать? Я мог бы найти тебя, если бы уделял больше внимания, я должен был уделять больше внимания… — Ваше высочество, если для встречи с вами потребовалась смерть, то это значит, что смерть — лучшее, что когда-либо случалось со мной. Я должен был умереть еще раньше, чтобы быть с вами раньше! Глаза Се Ляня расширились, затем тяжелое выражение исказило его черты. Он вздохнул, казалось, не в силах подобрать слов. Умин вдруг вспомнил, что он должен был скрывать эти чувства — о, как он ругал себя! — и отпустил плечо Се Ляня. Се Лянь наблюдал, как рука Умина опустилась на бок, и мгновение спустя он тоже ослабил хватку. Умин попытался восстановить ситуацию. — Если вы действительно хотите приготовить ужин, я буду только рад. Это вызвало мягкую, но гораздо более искреннюю улыбку. Се Лянь кивнул, затем повернулся, чтобы вернуться внутрь. Умин специально сделал вдох, чтобы испустить глубокий вздох, и пошел за ним. Пока Се Лянь усердно работал на кухне, судя по звону и звукам жарки, Умин затянул зажимы на кольцевой форме. Ремни соскользнули настолько, что он решил проверять их каждый день и продолжать усиливать давление. Как только с этим было покончено, он схватил корзину с запасной одеждой и отправился в купальню. Он постирал всю их грязную одежду. Затем он повесил ее на бамбуковый шест, который стоял в углу комнаты. Поскольку на этот раз он был один, Умин решил примерить более длинные одежды. Через несколько минут угольно-черная ткань развевалась над его лодыжками, и Умин поворачивался взад и вперед, чтобы рассмотреть как можно больше в отражении. Он чувствовал себя почти красивым, но что, если в действительности он выглядел нелепо? Это было невозможно определить. Умин был в нерешительности, пока не понял, что на самом деле все отлично в любом случае. Если бы он выглядел хорошо, то мог бы произвести впечатление на Се Ляня, но если он выглядел абсурдно… по крайней мере, это было бы забавно, и это тоже победа. Се Лянь выглядел таким глубоко печальным, когда они разговаривали в последний раз, что Умин поймал себя на том, что надеется, что его глупый вид поднимет ему настроение. Когда он вернулся на чердак над кузницей, солнце уже село. Се Лянь ждал его в освещенной свечами комнате с кастрюлей отвара, кипящей в центре стола. Умин был так глубоко впечатлен тем, как вкусно это выглядело и пахло, что не заметил, как взгляд Се Ляня скользнул по его новой одежде. Он сидел за столом и дико хвалил еду между глотками, пока Се Лянь не разволновался настолько, что захихикал. Это не только превратило подавляющее большинство мыслей Умина в безумную тарабарщину, этот очаровательный смех снял тяжесть в его сердце. Вполне естественно, что у Се Ляня были эти вспышки глубокой печали. За последние несколько лет, прошедших с начала войны, Умин наблюдал, как он страдал от бесчисленных трудностей, травм и потерь. Главной целью Се Ляня было уничтожить Безликого Бая, и хотя это, конечно, было важно и для Умина, его личной целью было просто помочь Се Ляню вспомнить, как время от времени улыбаться. Сегодня он чувствовал себя сильным и это было не потому, что он хорошо тренировался. Его сердце было полно энтузиазма и смеха Се Ляня, и Умин чувствовал себя непобедимым. Поговорив и посмеявшись некоторое время, они накрыли остатки еды, погасили свечи и перешли в спальню, чтобы начать свою ночную рутину. То, что теперь это казалось рутиной, повторяющимся шаблоном близости в течение многих дней, заставило Умина почувствовать еще больший благоговейный трепет. Маленький мальчик, который каждый день срывал цветок и приносил его в маленькое святилище, чтобы чувствовать себя близким и полезным своему богу, — этот мальчик никогда бы не поверил, что Умин сейчас ложится спать рядом со своим богом с распущенными волосами и непокрытым лицом, и он бы не поверил, что станет единственным спутником Се Ляня на долгое время. Третью ночь подряд Умин засыпал с улыбкой на лице.***
Следующий день прошел более или менее ничем не примечательно. Они вместе посетили лес, но, кроме старых воспоминаний о войне, они не нашли ничего полезного. Это было так, как если бы Безликий был бесплотным призраком, появляясь и исчезая без следа. Стремясь не допустить, чтобы ситуация казалась слишком мрачной, Умин привел Се Ляня в библиотеку, мимо которой он проходил, пересекая город накануне. Дав Умину ряд команд о том, какие тексты искать, затем поняв, что он изо всех сил пытается следовать им, и, наконец, узнав, что Умин едва умеет читать, Се Лянь пообещал потратить время на то, чтобы практиковать этот навык вместе с ним, а затем отпустил его, чтобы он проводил время так, как ему нравится. Итак, Умин собрал побольше личи и украл симпатичную подушку из модного дома для Се Ляня. Он практиковал свои приемы владения саблей, готовил еду и принес свою первую попытку цзунцзы обратно в библиотеку. Се Лянь научил его новым выпадам с оружием, затем они искупались, объединились, чтобы приготовить овощи, которые Се Лянь нашел возле бани, и обсудили за ужином вторую за день неудачу в поиске каких-либо зацепок в библиотеке. С большой неохотой, написанной на его лице, Се Лянь объявил о своем плане посетить Императорскую библиотеку на территории дворца Сяньлэ. Умин понимал его чувства; они держались подальше от дворца, но Умин прошел мимо, когда был один, и увидел, что он был почти полностью разрушен. Он сразу же начал думать о том, как он мог бы улучшить настроение Се Ляня на случай, если визит расстроит его. Он вынырнул из своих мыслей сразу после того, как они вошли в спальню, когда Се Лянь неожиданно обратился к нему. — Умин, ты когда-нибудь слышал историю о сыне торговца и ремесленнике? С одним наручом, уже свободным в руке, Умин покачал головой. Он снял второй, чтобы казаться непринужденным, но раздеваться дальше не стал. Се Лянь вытащил один из свитков из маленького мешочка, который он принес из библиотеки, и сел, скрестив ноги, на своей кровати. Застенчиво он сделал приглашающий жест, затем придвинул кровать Умина вплотную к своей собственной. Грудь Умина начала быстро сжиматься и разжиматься. Он сел рядом с Се Лянем слева, оставив ровно столько места, чтобы их ноги не соприкасались. Затем Се Лянь развернул свиток у них на коленях и передал один конец Умину, в то время как он держал другой. — Это была одна из моих любимых историй в детстве, — объяснил Се Лянь, звуча слишком буднично для бешено работающего разума Умина. — Примерно в то время, когда я только учился читать, один из дворцовых слуг рассказал мне эту историю перед сном. Она мне так понравилось, что я не мог заснуть, и на следующий день я попросил отца повторить ее для меня, но он никогда подобного не слышал. Итак, он вызвал этого слугу в тронный зал, и придворный писец записал историю для меня. После этого она многократно воспроизводилась и стала очень популярной в Имперском городе. Се Лянь рассмеялся. — Хотя в то время я этого не знал. Я был просто рад тому, что могу слушать эту историю столько, сколько хочу! Я обычно смотрел за тем, как мой отец читал. Я не уверен, действительно ли это помогло мне самому научиться читать или нет… но в любом случае, я подумал, что это может быть хорошим началом. Умин был совершенно ошеломлен. Се Лянь хочет почитать ему сказку? Он хочет поделиться чем-то, что любил в детстве? С ним? Неужели это происходило на самом деле?! Умин каким-то образом сумел кивнуть, а Се Лянь улыбнулся и прочистил горло. Он поднес указательный палец к первой строке на своей стороне свитка и провел им вниз по столбцам текста, когда начал читать.***
В большом торговом городе на Востоке много лет назад жил богатый купец. У него было много кораблей и караванов, которые перевозили драгоценные товары по всему миру. Сначала он думал, что его старший сын последует его примеру, и правда — мальчик рано проявил интерес к изысканным товарам, которые торговец покупал и продавал. Однако вскоре стало ясно, что мальчик больше увлечен самими артефактами, а не бизнесом, особенно драгоценными камнями, и, когда он оказался довольно талантлив в их красивой огранке, торговец наконец сдался, и отправил его в ученики в престижную гильдию ювелиров в столице. В гильдии сына торговца высоко ценили за его мастерство. Несмотря на то, что он не родился в семье ювелиров, как большинство других подмастерьев, с ним все равно обращались хорошо. Он был слишком молод и наивен, чтобы понять, что его отец отвечал за продажу многих прекрасных товаров, изготовленных ювелирами, поэтому другие подмастерья не осмеливались обращаться с ним плохо. Был еще только один ученик, который не происходил из семьи ювелиров. Этот молодой человек был великим мастером филиграни по металлу, и говорили также, что он мог вырезать самые замысловатые узоры на нефритовых украшениях, которые кто-либо когда-либо видел. Его мастерство было поистине великим. Он просто помогал мастеру-ювелиру в своем городке, когда старший мастер гильдии впервые увидел его работу. Однако, в отличие от сына торговца, ремесленник происходил из семьи без какого-либо статуса вообще. Те небольшие деньги, которые он зарабатывал, отправлялись обратно его семье в горы. То, что он вообще зарабатывал какие-то деньги, уже было необычно, так как старший ювелир, который был его наставником, заключил с ним сделку, чтобы убедить его покинуть горы. Другие ученики вскоре узнали об этом соглашении и стали завидовать. Этот чужак не только пользовался благосклонностью старших членов гильдии, но ему еще и платили! Для них это было недопустимо, поэтому они сговорились забирать у него деньги до того, как ремесленник сможет отправить их домой. Он ничего не мог сделать, чтобы защититься, поэтому ремесленник просто опустил голову и продолжил работать, пока ученики насмехались над ним. Когда сын торговца впервые увидел заколку для волос из серебра и нефрита, изготовленную мастером, он был так тронут, что немедленно разыскал молодого человека. Поздно вечером он нашел ремесленника в мастерской по обработке металла, окруженного другими подмастерьями, затем увидел, что они бьют его и издеваются, и бросился на его защиту, оттолкнув остальных и встав между ними и истекающим кровью ремесленником. — Оставьте его в покое, или я донесу на вас старшим! — закричал он. Когда они отошли, сын торговца улыбнулся ремесленнику. — Теперь они тебя больше не побеспокоят! — радостно сказал он. К его удивлению, ремесленник выглядел встревоженным. — Тебе не следовало вмешиваться, — сказал он. — В следующий раз они сделают что-нибудь еще хуже. Сын торговца не подумал об этом, и ему стало не по себе оттого, что слова ремесленника могли оказаться правдой. — Ну, в любом случае, я пришел, потому что увидел твою красивую заколку, — сказал сын торговца. — Как тебе удалось сделать что-то настолько сложное из металла? Я умею только огранять драгоценные камни, так что даже представить себе этого не могу. — Вот, я тебе покажу. Затем двое молодых людей не спали допоздна, пока не был закончен изящно скрученный металлический кулон. На следующий день ремесленник появился в мастерской, где изготавливали драгоценные камни, и поприветствовал сына торговца. — Мне было интересно, как вы ограняете драгоценные камни, — объяснил ремесленник. — Я разбираюсь только в тонкой обработке металла, так что даже представить себе этого не могу. — Вот, я тебе покажу. И снова они не спали допоздна, пока не было вырезано рубиновое яйцо с сотнями идеальных граней, которые отражали лучи света во всех направлениях. Только на следующий день наконец произошло нечто ужасное. Сын торговца должен был отсутствовать по поручению до ночи, но вместо этого он закончил рано и вернулся ближе к вечеру. Когда он вернулся в общежитие, то почувствовал, что происходит что-то странное, поэтому прокрался между мастерскими. И действительно, он наткнулся на ту же группу подмастерьев, которые избили ремесленника несколькими ночами ранее. Они тайно перешептывались и смеялись, но сын торговца услышал достаточно, чтобы понять серьезность сложившейся ситуации. Он пробежал весь путь до главного зала, где старшие члены гильдии проводили свои собрания. К его ужасу, ремесленник был скован тяжелыми цепями, а имперский палач обнажил свой меч! — Подождите! — крикнул он. — Произошло недоразумение! Один из старших учеников усмехнулся. — Здесь нет никакого недоразумения. Этот неблагодарный мальчишка украл кулон короля! Другой ученик добавил: — Вот почему я всегда говорил, что мы не должны доверять чужаку такого низкого происхождения. Уличная крыса украла деньги, чтобы послать их своей ни на что не годной семье! Сын торговца пришел в ужас от их ненавистных слов. — Это неправда! Я подслушал разговор других учеников по дороге сюда. Это они украли кулон! Они просто пытаются подставить его, потому что завидуют! Но его больше никто не слушал. Ремесленник поймал взгляд сына торговца и слегка улыбнулся. Его глаза говорили: «Все в порядке, спасибо, до свидания». С ревом сын торговца пролетел через комнату и бросился между мечом и ремесленником, обхватив молодого человека руками. Последовала вспышка ослепительного света и сильный грохот, и на несколько мгновений все стало смешалось. Затем зрение сына торговца постепенно прояснилось, и он увидел, что и он, и ремесленник в его объятиях больше не находятся в зале гильдии. На самом деле, он никогда раньше не видел этого места. Вокруг них были высокие дворцы, водопады и цветущие сады, несмотря на то, что все растения в столице убрали на зиму. Как раз в этот момент к ним подошел высокий мужчина в прекрасных доспехах. Взмахнул руками, и цепи ремесленника упали на пол. Мужчина улыбнулся им. — Добро пожаловать на Небеса! Молодые люди в шоке посмотрели друг на друга. Они вознеслись! Мужчина обратился к ним, чтобы объяснить ситуацию. — Обычно богам не разрешается общаться с простыми людьми. Однако только один из вас — бог. — Он обратился непосредственно к ремесленнику. — Ты можешь остаться здесь в качестве подчиненного, или ты можешь вернуться к своей семье. Я думаю, что это обеспечит их потребности на многие годы. Мужчина снял с пальца богато украшенное кольцо и отдал его мастеру. Затем он оставил их одних. Сын торговца был в смятении, потому что он уже знал, что выберет ремесленник. — Я надеюсь, что отныне у тебя и твоей семьи будет счастливая жизнь, — сказал он и в последний раз обнял своего друга. Затем ремесленник спустился с небес, а сын торговца, ставший теперь богом, повернулся и последовал за человеком в доспехах на небеса. Жизнь в небесном дворе была величественной. У сына торговца был собственный дворец с большой мастерской и всеми драгоценными камнями, которые он только мог пожелать. Однако он стал одержим идеей создать металлическую филигранную шпильку для волос, в которую он вставил бы свой лучший камень. В течение месяца он безуспешно пытался воссоздать ту прекрасную булавку, которая впервые тронула его сердце. Он впал в отчаяние, и сколько бы других богов ни приходило навестить его и восхвалять его драгоценные камни, сын торговца чувствовал себя все более и более одиноким. Однажды в дверь мастерской, как обычно, постучали. Сын торговца с горечью открыл дверь, а затем удивленно отступил назад. Это был ремесленник! — Что ты здесь делаешь? — недоверчиво спросил он. Ремесленник улыбнулся. — Теперь все будет хорошо. У моей семьи достаточно денег, чтобы купить дом в городе, а мой отец устроился на работу. Я нашел кулон и подарил его старшим членам гильдии, а учеников исключили. Как только мне больше нечего было делать, я попытался вернуться к обработке металла, но ничего не смог создать. Я скучал по тебе! Вот тогда-то и появился бог в доспехах и предложил привести меня сюда. Сын торговца был застигнут врасплох. — Зачем ему это делать? — Я привел его, потому что хочу поручить вам обоим одно задание. — Человек в доспехах появился позади ремесленника. — Я видел твои выброшенные шпильки для волос, и они действительно прекрасны. Если они были выброшены, то оригинал, должно быть, будет представлять собой настоящее чудо. И я хотел бы его получить. Они еще несколько минут что-то обсуждали, затем мужчина снова оставил их одних. После того, как они воссоединились, и ремесленник, и сын торговца стали невероятно продуктивными. Они совершили огромные прорывы в своих ремеслах, и другие боги часто с благоговением наблюдали за тем, как они создавали все более и более красивые украшения. В те дни быть замеченным с одной из их булавок или подвесок было признаком большого престижа при небесном дворе. Но все эти драгоценности были не более чем тренировкой. Когда заколка была закончена, оба молодых человека остались чрезвычайно довольны. Они с волнением представили ее человеку в доспехах, который затем показал, что он не кто иной, как сам Небесный Император! Он был так обрадован, что тут же приколол заколку к волосам. После этого работа двух великих мастеров стала известна во всех трех мирах. И говорят, что Небесный Император все еще носит их самое прекрасное творение.***
Когда рассказ закончился, Умин выдохнул воздух, который он задержал с первого слова. Или, возможно, это было с тех пор, как их колени впервые соприкоснулись. Это был единственный раз, когда голос Се Ляня дрогнул. Как бы то ни было, к концу рассказа их ноги и плечи были плотно прижаты друг к другу, а правая сторона тела Умина была нагрета чужим теплом. Он повернул голову, чтобы посмотреть на Се Ляня, и вдруг заметил, что у него самого мокрая шея. Быстрое прикосновение подтвердило, что он плакал. — Какая прекрасная история, — наконец сумел произнести Умин, вытирая слезы с подбородка и шеи. Се Лянь протянул ему кусок ткани, и Умин снял маску с подбородка, чтобы промокнуть глаза. — Я чувствую то же самое, — Се Лянь утешающе прислонился к его плечу. — Ты смог проследить за тем, как я читаю? Это как-то помогло? — Немного. Через некоторое время я начал кое-что узнавать. Я думаю очень поможет, если мы почитаем еще раз, — сказал Умин, стараясь говорить небрежно. С широкой ухмылкой Се Лянь принял его просьбу. — Тогда давай почитаем еще раз завтра вечером! Се Лянь свернул свиток, и они, как обычно, выполнили свои ночные ритуалы. Они разделись, погасили свечи и легли спина к спине. Однако, по негласному соглашению, ни один из них не пошевелился, чтобы снова разделить свои кровати. Умин снова и снова прокручивал в голове эту историю. Вскоре после того, как они легли, он заговорил тихим голосом. — Ваше высочество? — Мм? — Это правда? — Что правда? — Вы встречались с Цзюнь У. У него действительно есть эта шпилька для волос? Последовала долгая пауза. — Ты знаешь, я решил не спрашивать его. Умин долго обдумывал эти слова. Когда он наконец заснул, ему приснились сын торговца и ремесленник, смеющиеся в своей мастерской на небесах.***
Непринужденная, интимная атмосфера длилась большую часть раннего утра. Среди вещей, которые собрал Умин, Се Лянь больше всего обрадовался чайным листьям, поэтому неудивительно, что к завтраку был заварен чайник чая. Затем Умин затянул зажимы и ремни, Се Лянь принес белье из купальни, и они были готовы отправиться в путь на весь день. Именно в этот момент некоторое напряжение начало возвращаться. У Умина были сильные подозрения относительно того, что они найдут во дворце Сяньлэ, поэтому он был полон решимости найти предлог, чтобы сопровождать Се Ляня туда, но Се Лянь сам немедленно принял его предложение. И, хотя Умин не мог быть уверен, Се Лянь выглядел так, будто испытал облегчение, когда он предложил присоединиться. С этим чувством внутреннего напряжения, они шли бок о бок в направлении дворца. Все было даже хуже, чем опасался Умин. Как только они прошли сквозь разрушенные стены, масштабы катастрофы стали до боли ясны. Почти все здания и сооружения были сожжены, снесены или и то, и другое. Рот Се Ляня вытянулся в тонкую линию, когда они продвинулись дальше в руины. Умин никогда бы не смог определить груду обломков и обугленного дерева как императорскую библиотеку, если бы Се Лянь сам не остановился перед ней и не вздохнул. Они даже не потрудились обыскать обломки; там явно не осталось ничего, что можно было бы убрать. — Ваше высочество, давайте вернемся, — предложил Умин, но Се Лянь покачал головой, стиснув зубы. Внутренне Умин поморщился от сочувственной боли. Он ожидал, что Се Лянь будет настаивать на том, чтобы обыскать всю территорию дворца, и был готов поддержать его в этом, но все же он надеялся, что Се Лянь избавит себя от страданий. Если надо поковырять эти эмоциональные струпья, по крайней мере, Умин будет рядом с ним. За исключением недели или около того, когда Умин наблюдал за тем, как Се Лянь удерживает Небесную Пагоду, он никогда не был на территории дворца. И даже тогда он не заходил дальше центрального двора. Когда они шли по тому, что осталось от дворца, они переступали и обходили вещи, которые были совершенно незнакомы Умину и наполнены болезненными воспоминаниями для Се Ляня. Чем бледнее казался Се Лянь, тем тяжелее становилось на сердце Умина. Когда он, наконец, сломался и начал тихо плакать, Умин, не раздумывая, взял его за руку и сжал ее. Се Лянь сжал ее в ответ и не отпускал все то время, пока они бродили по развалинам. Только после того, как они проделали весь путь до противоположной разрушенной стены и обратно до той, через которую вошли, Се Лянь наконец вздохнул и кивнул, что они могут уходить. С огромным облегчением, все еще крепко сжимая руку Се Ляня в своей, Умин повел их с территории дворца обратно к дому кузнеца. Се Лянь был в оцепенении. Умин провел его на чердак и усадил за стол. Он открыл окно, чтобы впустить летний ветерок. Заварил чай и дал его Се Ляню, который потягивал его, казалось, не осознавая, что пьет. То же самое произошло с едой, которую приготовил Умин, и мешком свитков из библиотеки, который он принес. Глаза Се Ляня были совершенно неподвижные и стеклянные, когда он смотрел сквозь бумагу. Было далеко за полдень, когда у Умина закончились идеи. Отчаявшись вытрясти Се Ляня из меланхоличного тумана, окутавшего его, Умин решил попробовать заговорить напрямую. — Ваше высочество. Вы хотите поговорить об этом? Се Лянь несколько раз моргнул и сумел сфокусировать взгляд на Умине. Он нахмурился и надолго замолчал. — Есть одно место, куда я хочу сходить, — наконец сказал он ровным голосом. — Хорошо, — немедленно согласился Умин. — Где это? Хотите пойти сейчас? Се Лянь вздохнул. — Это императорский мавзолей. На горе Тайцан. Ах, еще более болезненные вещи. И все же Умин кивнул. — Хорошо, мы можем пойти туда. Без проблем. Сейчас? Внезапная вспышка эмоций отразилась на бесстрастном лице Се Ляня. Прежде, чем он ее подавил, Умин увидел страх и глубокое горе. Это привело его в ужас. — Я уже откладывал это, — признался Се Лянь с легкой дрожью в голосе. — Я не должен больше ждать. Умин начал подозревать, что на сердце Се Ляня лежит что-то еще более тяжелое, чем он думал. Однако он больше не настаивал и не задавал вопросов. Он просто помог притихшему Се Ляню подняться на ноги, и они снова отправились в путь. Они шли молча, и, хотя были близки, на этот раз их руки были свободны. Умин внимательно следил за Се Лянем, пока они медленно взбирались на гору, высматривая признаки истощения, травмы, паники… Он невероятно нервничал, наблюдая за тем, как Се Лянь так сильно страдает, поэтому он сосредоточился на том, чтобы присматривать за ним, хотя и знал, что большинство реакций вряд ли проявятся сквозь толстую эмоциональную броню. Когда они были чуть больше чем на полпути к вершине горы, Се Лянь внезапно заговорил. — Безликий Бай рассказал мне об этом. Я не знаю, лгал ли он. Безликий Бай рассказал Се Ляню об императорском мавзолее? Умин сразу же начал задаваться вопросом, как демон вообще мог знать об этом, но затем ему пришла в голову другая мысль, которая полностью завладела его разумом: неважно, что именно Безликий знал или не знал, люди, которые должны были рассказать Се Ляню о таких вещах — его родители, правители Сяньлэ. На этой мысли Умин почувствовал, как его внутренности упали, как камни. — Было бы лучше, если бы он солгал? — спросил Умин. — …Я не знаю. На этот раз именно Се Лянь нашел руку Умина. Его трясло. — Тогда, что бы ни ждало впереди, все в порядке, — заключил Умин. — Мы справимся с этим. И я буду здесь, с тобой. На вершине горы Умин потерял последнюю надежду на то, что они найдут нетронутый кусочек былой славы Сяньлэ. Королевский Священный павильон уже подвергся вандализму перед его смертью, но теперь он был полностью разрушен. Все величественные храмы и залы, разбросанные по обширному комплексу, были лишь в немного лучшем состоянии, чем дворец, а это означало, что они были практически неузнаваемы. Они шли по территории комплекса, пока не достигли того места, где когда-то стояла статуя наследного принца, затем перешли через разрушенные стены. Добравшись до кучи древесины и мусора, которую Се Лянь, казалось, узнал, их руки неохотно расцепились, и они начали копаться в обломках. Умин не знал, что он искал, но в конце концов это не имело значения — краем глаза он увидел, как Се Лянь замер, и услышал, как тот резко вздохнул. Умин немедленно подошел к нему. Он стоял на коленях перед небольшим колодцем. Казалось, это был обычный высохший колодец, но Умин почувствовал мощную ауру, как только подошел ближе, и понял, что все не так просто, как кажется. Размышляя на ходу, Умин быстро собрал несколько обрывков ткани и дерева из обломков и соорудил импровизированный факел. Хотя он никогда не пытался сделать это сознательно, у Умина было смутное воспоминание о том, как он разжег огонь в храме на склоне разрушенной горы после своего возрождения, и он задавался вопросом, сможет ли он сделать это сейчас. Он держал факел одной рукой, а другой указал на него открытой ладонью. Сосредоточив свою ци, как тогда, когда он сломал решетки во дворце Юнань, Умин направил свою энергию на факел и пожелал, чтобы он зажегся. От ткани вспыхнул огонь, и вскоре факел ярко загорелся. Он повернулся к Се Ляню и протянул его ему, чувствуя себя исключительно полезным. — Ваше высочество, хотите, чтобы я пошел с вами? Се Лянь посмотрел на него с болезненным выражением лица. — …Я должен пойти один. Умин легко согласился. — Тогда я буду ждать здесь. — Он заглянул в колодец, увидел мерцающее ложное дно и нахмурился. — Но сначала нам нужно найти веревку. Он помог Се Ляню подняться на ноги и окинул взглядом близлежащие обломки. Однако, прежде чем Умин начал поиски, шелковая лента размоталась с руки Се Ляня и нетерпеливо закачалась. Умин улыбнулся. Конечно! — Ты хочешь помочь, да? Спасибо! Лента метнулась, чтобы коснуться челюсти Умина, как раз рядом с тем местом, где сидела маска, затем прочно закрепилась вокруг его руки. Другой конец ленты вытянулся и опустился в колодец. Умин собрался с духом, затем кивнул Се Ляню. Он держал факел, пока Се Лянь спускался, а затем бросил его ему, как только тот достиг дна. Духовная лента сползла с руки Умина и исчезла в колодце. Через несколько мгновений Се Лянь полностью скрылся из виду. Следующие несколько часов, казалось, тянулись со скоростью лет. Умин некоторое время оставался рядом с колодцем, затем заподозрил, что Се Лянь не выйдет в ближайшее время, и отважился немного пройтись. Он не нашел ничего интересного в развалинах, но его сердце зацепилось за небольшой участок полевых цветов, растущих вокруг каких-то развалин. Давний порыв почти одолел его, но в последний момент Умин отдернул руку. Он вернулся к колодцу и сел, прислонившись спиной к невысокой каменной стене. Умин продолжал думать об этом цветке. Когда он впервые решил перестать что-либо предлагать своему богу, Се Лянь был чрезвычайно вспыльчив и агрессивен. Он нуждался в поддержке, но он бы прогнал Умина, если бы тот сделал что-то, что могло его расстроить. Но… теперь отвергнет и растопчет Се Лянь цветы? Хотя Умину было почти невозможно в это поверить, они стали намного ближе с момента их первой встречи на поле боя, и в течение последних недель характер Се Ляня полностью изменился. Конечно, все еще оставался вопрос о том, что Се Лянь сказал в прошлом. Если бы он знал, что на самом деле был любимым человеком Умина, то, по его собственным словам, Се Ляня бы это расстроило. О раскрытии этого не могло быть и речи. Но когда Умин подумал об этом еще раз, он понял, что на самом деле было кое-что хорошее во всей этой ситуации. Если бы принц установил связь между тем, что Умин был тем самым мальчиком, который предлагал ему цветы во время войны, это не обязательно выдало бы его чувства. Думал ли он об Умине или об этом молодом солдате, Се Лянь все равно не знал бы, кем был его любимый человек. Вопреки здравому смыслу, Умин становился все более и более возбужденным, но, несмотря на свое волнение, он не осмеливался сейчас ничем рисковать. Он продолжал думать об этом, продолжал наблюдать за Се Лянем, продолжал пытаться понять, действительно ли безопасно что-то менять. На данный момент это было лучшее, что он мог сделать. Кроме того, Умин знал, что, каким бы стабильным не стало состояние Се Ляня в последнее время, это посещение мавзолея все разрушит. Се Лянь был потрясен, обнаружив колодец, и все еще не вернулся, поэтому Умин был уверен, что он нашел то, что так боялся найти. Даже если нынешние мысли Умина не основывались на потакающих своим желаниям фантазиях о дружбе и близости — а он сильно подозревал, что так оно и было, — сейчас было не время напрасно усложнять отношения между ними. Его мысли крутились и кружились вокруг одного и того же снова и снова, пока он не пришел в полное замешательство и не усомнился окончательно во всем. Как он мог определить что-либо об истинной природе их связи, не зная, что думал и чувствовал Се Лянь? И все же, как он мог знать, что думал и чувствовал Се Лянь, не спросив его предварительно? И если бы он спросил его, разве не выдал бы себя? Так продолжалось до тех пор, пока небо над горизонтом не стало розовым, а Умин все безуспешно пытался успокоить свой разум. Затем белая лента Се Ляня появилась над его плечом и вцепилась в руку, и все внутри замерло. Умин вскочил и крепко держал ленту, пока Се Лянь взбирался по стене колодца, затем Умин схватил его за руку и потянул вверх, опираясь на локти, пока он перелазил через бортик. Когда Се Лянь пришел в себя, он ухватился за обе руки Умина и задержался в его объятиях дольше, чем было необходимо. Это было слишком неловко и застенчиво, но Се Лянь явно искал утешения. На протяжении всех этих затаивших дыхание мгновений Умин чувствовал, как его тело искрится от желания, когда он представлял, как сокращает небольшое расстояние между ними и прижимает Се Ляня к своей груди. Но ни один из них не придвинулся ближе, и этот момент в конце концов прошел. Се Лянь отпустил его руки и отступил назад, и Умин последовал его примеру. Его сердце сжалось, когда он впервые увидел залитые слезами щеки Се Ляня и покрасневшие глаза, и он глубоко пожалел, что не обнял его, когда у него была такая возможность. — Хочешь вернуться? — тихо спросил Умин. Се Лянь кивнул. Он не был уверен, кто из них протянул ладонь первым, но спускались с горы они, держась за руки. Се Лянь был замкнут, пока они шли, но на этот раз тишина была другого оттенка. До этого Се Лянь словно оцепенел, а его глаза были напуганными. Теперь он был опустошен, как будто так много плакал, что весь его запас реакций исчерпался, пока не остались только отголоски горя. Умин не трогал его, не пытался заговорить, просто крепко держал за руку и старался чувствовать себя как можно более настоящим. На чердаке Се Лянь ковырялся в своем обеде, но большую часть времени забывал подносить еду ко рту. Умин очистил последние несколько личи, разрезал их маленьким ножом, чтобы удалить сердцевины, и передал Се Ляню. Когда они были предложены ему таким образом, Се Лянь их съел, бездумно сунув в рот, поэтому Умин продолжал чистить плоды, пока они все не кончились. Пока они раздевались ко сну, Се Лянь заговорил впервые с тех пор, как вышел из колодца. Он поднял белую шелковую ленту. — Ее зовут Жое, — сказал он. Лента закачалась в ответ. Это было несколько удивительное имя, учитывая, насколько близки были эти двое, но Жое действительно была довольно свирепа, пока Се Лянь искал мести. — Я думаю, ей нравится, — сказал Умин с легкой улыбкой. Они закончили свои приготовления в тишине, но Умин почувствовал облегчение, услышав, как заговорил Се Лянь. Даже если бы это было всего несколько слов, это означало, что он не раздавлен полностью. Умин лежал без сна, пока не услышал, как дыхание Се Ляня стало глубоким и медленным. Только тогда он позволил себе заснуть.***
Где-то глубокой ночью он резко пробудился ото сна и попытался сориентироваться. Кто-то стонал и плакал — это был Се Лянь?! Без колебаний Умин наполовину перекатился, наполовину бросился к нему на кровати. Как только он коснулся дрожащего плеча, тут же схватился за него и начал трясти, стараясь разбудить. — Ваше высочество! Проснитесь, ваше высочество! Это всего лишь сон, все в порядке! С толчком и огромным глотком воздуха Се Лянь, наконец, вырвался из своего кошмара. Вздох вырвался жалобным всхлипом, и Умин не смог удержаться, чтобы не сжать его плечо сильнее, когда сочувствие затопило его сердце. Казалось, именно так Се Лянь почувствовал его присутствие; он повернулся на кровати, продолжая дышать резкими вдохами. Только тогда Умин вспомнил, что его лицо было открыто. У него было всего одно мгновение, чтобы побеспокоиться об этом, прежде чем весь его мир перевернулся с ног на голову. Се Лянь схватился пальцами за внутреннюю рубаху Умина и уткнулся лицом ему в грудь. Теперь он всхлипывал и задыхался еще громче. После одного мгновения потрясенного недоверия Умин пришел в себя. Он обнял Се Ляня, положил руки на талию и затылок, и заключил в крепкие объятия. — Ш-ш-ш, все в порядке. Ты в безопасности, это был всего лишь сон. — Ушел… все исчезло… — Се Лянь всхлипывал между резкими, паническими вдохами. — Моя мать… родители… не обуза… пожалуйста… мама… Умин держал его, пока сильные рыдания сотрясали тело принца. Он выдыхал заверения прямо над его ухом и пальцами поглаживал волосы. — Я все еще здесь, все в порядке. Я здесь. Се Лянь протиснул руку между их телами и отчаянно схватился за спину Умина. — Ты тоже… ты уйдешь… все всегда бросают меня… Услышать это было еще страшнее, чем все остальное вместе взятое. — Ваше высочество, нет! Я всегда буду рядом. Вам никогда не придется беспокоиться об этом, клянусь! Рыдания захлестнули Се Ляня, и некоторое время он мог только плакать, в то время как Умин делал все возможное, чтобы успокоить его. В конце концов, его дыхание выровнялось, и только иногда прерывалось внезапными всхлипываниями. Умин начал думать, что Се Лянь плакал, пока не заснул, как вдруг хватка на спине снова усилилась. — Умин, — сказал Се Лянь приглушенным голосом, прижатый к его груди. — Пожалуйста… Я не хочу, чтобы ты уходил… пожалуйста, не уходи… пожалуйста, останься… Он пытался еще раз всхлипнуть, но слишком устал, слишком истощен. Умин почувствовал, как его сердце разлетелось на тысячи крошечных осколков. Не в силах сдержаться, он прижался губами к голове Се Ляня, что вызвало у него еще одно пустое рыдание. — Я клянусь в этом, ваше высочество, — сказал Умин с абсолютной убежденностью. — Я собираюсь остаться. Я хочу остаться с тобой. Се Лянь, я никогда не покину тебя. Я клянусь в этом. — Умин… — Голос Се Ляня звучал еще более напряженно, чем раньше. — Се Лянь, все в порядке. Ты можешь расслабиться. Отдыхай. Я никуда не собираюсь уходить. С бесконечным терпением Умин бормотал что-то теплое в волосы Се Ляня, пока хватка не ослабла, и напряжение не начало уходить из его дрожащего тела. Даже после этого Умин все еще продолжал говорить, и успокоился только тогда, когда Се Лянь крепко уснул. Хрупкость этого момента была для него совершенно невероятной. Он оставался неподвижным, выровнял свое дыхание вместе с дыханием Се Ляня, и сосредоточился на ощущении биения чужого сердца у собственной груди, пока почти не поверил, что это бьется его собственное. Умин не утруждал себя попытками заснуть; он просто держал в руках человека, которого любил всем своим существом, и наблюдал за ним, пока не взошло солнце. Постепенно Се Лянь начал шевелиться. Сначала он уткнулся носом в Умина, но потом, казалось, внезапно заметил, что происходит, и отпрянул назад. Умин был готов к этому и крепко схватил его в объятия, прежде чем он смог отстраниться. — Все в порядке, ваше высочество, — мягко сказал он. — Тебе приснился кошмар, но после этого ты спокойно уснул. — А-а-а, — Се Лянь все еще был напряжен, но перестал пытаться отстраниться. — Прости… — Не волнуйся. Все хорошо. Он хотел добавить «я так счастлив помочь, спасибо, что доверяешь мне, я люблю тебя», но промолчал. Се Лянь молчал, но его скачущие мысли были очень громкими. Хотя Умин хотел бы успокоить их, он знал, что мало что может сделать, кроме как показать, что он совершенно спокоен. Ему посчастливилось, что у него было несколько часов, чтобы успокоить нервы; для Се Ляня это заняло меньше минуты. Что-то, казалось, щелкнуло для Се Ляня. — Ах, Умин, ты не… твоя маска… вот, я повернусь… Медленно и неторопливо он вывернулся из объятий Умина. Умин увидел, что его глаза были плотно закрыты, и улыбнулся. Несмотря на то, что он внезапно почувствовал холод и как будто какая-то жизненно важная часть его тела была отрезана, Умин смирился с тем, что эта сказочная ночь закончилась. Он тоже отвернулся, неохотно подвязал волосы и надел маску на лицо. После того, как он так долго лежал с Се Лянем без нее, ему было неприятно надевать маску снова. — Я закончил, ваше высочество, — сказал он. Только тогда Се Лянь сел и посмотрел на него. Он посмотрел всего мгновение, прежде чем нервно отвести взгляд, но его щеки, несомненно, покраснели. Пока они одевались, пили чай и завтракали, их разговор был медленным и очень осторожным. Если они вообще разговаривали, то только для того, чтобы сказать безопасные вещи, например: «Я принесу остатки» или «Не мог бы ты передать эту чашку?». На самом деле, Умин был готов никогда не обсуждать эту ночь. Для него все было очень просто. Се Лянь нуждался в эмоциональной поддержке, и Умин был рядом, чтобы оказать ее. То, что он был вне себя от восторга, сделав это, не имело значения. Однако кое-что у него в голове засело — мысль о том, что Се Лянь думал, будто есть риск, что Умин когда-нибудь оставит его. Для Умина его преданность Се Ляню была самой главной опорой его самого, его определяющей чертой, чем-то, что невозможно было у него забрать. Его глубоко встревожило то, что Се Лянь сомневался в нем, и с тех пор он постоянно думал о том, как бы ему избавиться от этого беспокойства. Когда Се Лянь заявил, что хотел бы снова попробовать посетить публичную библиотеку, и настоял на том, что пойдет один, все скрытые, наполовину сформированные планы Умина всплыли на поверхность его сознания. Он отстраненно отметил, что Се Лянь впервые с момента прибытия в город надел свою бамбуковую шляпу. После того, как Се Лянь ушел, Умин занялся несколькими домашними делами, в то время как его мысли метались. К тому времени, как зажимы были отрегулированы и миски вымыты, он более или менее принял решение. Если Се Лянь не мог поверить, что Умин действительно собирается остаться, то единственное, что он мог сделать, чтобы доказать, что он ошибается, — это никогда не уходить. Но кто знал, сколько времени пройдет, прежде чем Се Лянь действительно примет это, и примет ли вообще когда-нибудь? Этого, конечно, было недостаточно, чтобы изгнать его нынешнее горе, глубокое одиночество, которое вызвало такой ужасный кошмар. Умин с горечью осознал, что Му Цин бросил Се Ляня. Он не мог не вспомнить двуличное поведение этого человека во время конфликта Се Ляня с той группой небожителей. В то время с Се Лянем все еще были Фэн Синь и его родители, но теперь их отсутствие красноречиво говорило о том, как все обернулось. Умин никогда не задумывался о судьбах короля и королевы до того, как обнаружил, что сидит у императорского мавзолея, но его худшие подозрения оправдались после того, как он услышал, как Се Лянь рыдает о них посреди ночи. Он не осмелился спросить, так что Умину оставалось только надеяться, что Фэн Синь обнаружил их тела… Неудивительно, что сердце Се Ляня было таким хрупким. Действительно, все ушли, и некоторые, возможно, сделали это наихудшим из возможных способов. Умин подозревал, что Безликий Бай был замешан в этом больше, чем кажется, но теперь, когда он был временно мертв, подтвердить что-либо невозможно. Даже если бы он мог, это не уменьшило бы потерь, которые понес Се Лянь. Если Се Ляню нужно было верить, что кто-то действительно поддержит его, то лучшее, что мог сделать Умин, — это показать, что кто-то уже поддержал. Направляясь в город, осматривая окрестности, как сокол, Умин еще раз все обдумал. Се Лянь мог бы узнать о нем больше, а Умин все еще мог скрыть самые опасные стороны своих чувств. Теперь, когда он знал, что Се Ляню действительно нужно нечто большее, чем просто полезный инструмент рядом с ним, для него было бы безопасно признать в Умине своего самого преданного верующего, который никогда не откажется от бога. Потребовалось бы слишком много времени, чтобы построить будущее, в которое поверил бы Се Лянь, так почему бы вместо этого не раскрыть прошлое? Именно тогда он нашел то, что искал. С улыбкой Умин повернулся в направлении библиотеки. Несмотря на его решимость, нервные бабочки все еще крутились в ловушке в сердце Умина, все сильнее и сильнее пытаясь вырваться на свободу с каждым шагом, который приближал его к библиотеке. Когда он наконец пришел, у него дрожали руки. Умин заглянул в окно со стороны почти не сгоревшего здания, и его сердце замерло, когда он увидел Се Ляня. Он сидел за низким столом, перед ним был раскрыт свиток. Однако Се Лянь, казалось, вообще не обращал на это никакого внимания. Он подпер подбородок ладонью и невидящим взглядом смотрел вдаль. Сегодня принц был одет в черное ханьфу из города-призрака, и белый шелк Жое был отчетливо виден на его предплечье. Умин отступил к главному входу, прежде, чем его заметили. Он поднялся на несколько ступенек, опустился на одно колено и положил белый цветок перед двойными дверями. Ветер был спокойный, так что риск того, что его унесет, был невелик, но Умин на всякий случай прижал стебель гладким камнем. Чувствуя себя так, словно вот-вот вспыхнет, Умин практически побежал домой. Нервное предвкушение ничуть не исчезло. Умин занимался всем, чем мог. Он постирал одежды, хотя они еще не были грязными. Он собрал еще овощей и сварил суп, который затем накрыл крышкой. Он вымел пепел из кузницы в мастерской, затем подмел всю комнату, затем разложил все инструменты. В этот момент было далеко за полдень, и Умин не решался уйти, потому что Се Лянь мог вернуться в любой момент, поэтому он поднялся наверх и поискал, чем бы заняться. Он вытащил свиток, который Се Лянь читал несколько ночей назад, и открыл его, чтобы посмотреть на иероглифы. Когда он наконец услышал шаги на лестнице, нервы Умина напряглись. Это был момент, когда он поймет, серьезно ли он просчитался. Он вскочил из-за стола и глубоко вздохнул. Се Лянь появился наверху лестницы и посмотрел на него. Мгновение они просто смотрели друг на друга. — Ваше высочество… В этот момент Се Лянь улыбнулся ему, так тепло и ярко, что Умин почувствовал этот свет, как удар. Се Лянь повернулся к нему лицом, и только тогда Умин заметил белый цветок в его руке. Все напряжение в теле Умина мгновенно испарилось, и он не мог не улыбнуться в ответ. — Я почувствовал запах еды снаружи, — сказал Се Лянь, проходя через комнату. Его голос был веселым. — Пахнет великолепно! И, извини, мне кажется, я потерял счет времени… Я на самом деле очень голоден, хахаха. Он взял одну из чайных чашек и поставил ее в центр стола, рядом со свитком, который Умин игнорировал, и положил белый цветок внутрь. — Я пойду отнесу это наверх, просто подожди здесь! — Се Лянь вернул шляпу на место у стены и, с еще одной лучезарной улыбкой, он удалился. Хотя напрямую на эту тему не было сказано ни слова, Умин почувствовал, что между ними было достигнуто взаимопонимание. Следующие несколько дней они провели в мирном общении. На первый взгляд их речь и общение были почтительно отстраненными, и они занимались домашними делами, исследованиями и тренировками на саблях. Они купались отдельно и спали спина к спине. Однако их действия говорили совсем о другом. Во-первых, Умин каждое утро оставлял цветок возле библиотеки, пока Се Лянь читал внутри, и каждый день после обеда Се Лянь приносил его обратно и клал в чайную чашку. Каждый раз, когда Умин видел цветок в его руке и улыбку на его лице, он чувствовал приятную дрожь во всем теле. Это было так, как если бы его энергия ци пела, когда текла внутри его тела. Их видимая отстраненность была еще больше подорвана физическим контактом. Се Лянь начал читать эту историю Умину каждую ночь перед сном, и они больше не ждали повода, чтобы прижать плечи и колени друг к другу. Когда они практиковались в фехтовании, Се Лянь, не колеблясь, прикасался к рукам и плечам Умина, когда хотел внести небольшие коррективы. Умин обнаружил, что время от времени совершает некоторые преднамеренные ошибки… и если Се Лянь и заметил это, то не сказал ни слова. Возможно, самое интимное произошло после того, как Умин в последний раз осматривал рану Се Ляня и объявил, что она достаточно зажила, чтобы ее можно было не перевязывать. Самое первое, что сделал Се Лянь, это улыбнулся и выразил свое облегчение от того, что он наконец-то сможет помочь с подготовкой праха. С тех пор они по очереди регулировали зажимы и помогали друг другу закреплять ремни, часто соприкасаясь при этом руками. Независимо от того, сколько дней прошло таким образом, Умин всегда чувствовал, как его горло сжимается от эмоций, когда Се Лянь работал с его прахом. Он понял, почему это стало таким распространенным обычаем среди демонов. Это было захватывающе. Се Лянь и Умин вступили в своего рода танец друг с другом. Шаги быстро стали привычными, и они могли легко понять, что именно нужно делать, и что будет дальше. Только примерно через неделю произошло первое отклонение от рутины и ритм их танца сбился. Это случилось, когда они раздевались после особенно долгого дня тренировок. Се Лянь достаточно восстановился для легкого спарринга, поэтому после своей обычной тренировки они провели несколько легких боев на улице. Умин каждый раз терпел сокрушительное поражение, но никогда в одном и том же; Се Лянь практически светился от гордости, когда они наконец остановились и пошли купаться. После ужина последнее, что оставалось, — это вместе прочитать рассказ и лечь спать. Когда пришло время читать, порядок событий был установлен. Они входили в спальню, раздевались и тесно усаживались на своих кроватях. Се Лянь распускал волосы, пока Умин открывал свиток. После того, как рассказ был закончен, Се Лянь сначала устраивался на своей кровати, затем Умин снимал маску и распускал собственные волосы. Этой ночью, однако, этот шаблон был полностью нарушен. Они все еще стояли и раздевались, когда Се Лянь заговорил. — Умин? Он оглянулся, сбрасывая халат. — Да, ваше высочество? Умин сложил ханьфу и положил его рядом со своей кроватью, кинул сверху пояс и наручи, и выпрямился. Се Лянь уже снял верхнюю одежду и стоял с задумчивым выражением лица. — Я хотел бы спросить тебя кое о чем, но это может быть немного грубо. Умин моргнул, не зная, чего ожидать. — Ты можешь спросить меня о чем угодно, — заверил он, игнорируя легкое давление в груди. Получив подтверждение, Се Лянь все еще выглядел неуверенно, но затем, казалось, собрался с духом. — Есть кое-что, о чем я хочу тебя спросить, но сначала у меня есть просьба. — Он глубоко вздохнул. — Если ты не против, я бы хотел увидеть твое лицо. Совершенно удивленный, Умин замер, пока его мысли метались. Теоретически, одна из главных причин, по которой он хранил маску, уже исчезла, когда Умин решил, что будет безопасно раскрыть свою личность во время войны. Если бы это было единственным фактором, он согласился бы немедленно и без колебаний. Но был еще один вопрос, который было гораздо труднее решить. Почти две недели, которые они провели вместе с момента возвращения в Имперский город, были самым долгим отрезком времени, когда Умин не думал о своей внешности. Как только маска была надета, он мог полностью забыть, что под ней скрывается его лицо. Но в этот момент, столкнувшись с перспективой снятия этого защитного слоя, Умин внезапно вспомнил, что он отвратителен. Как он мог забыть этот демонический глаз?! Внешность Умина была настолько ужасной, что каждый человек, который когда-либо видел его, издевался над ним. Он сомневался, что Се Лянь ударит его, но как только он увидит лицо Умина, он наверняка отвергнет его, и это драгоценное бегство от реальности подойдет к концу. — Умин, все в порядке, если ты не хочешь, — нарушил Се Лянь тишину. — Прости, мне не следовало спрашивать. Умин глубоко вздохнул. Было нереально ожидать, что он сможет вечно прятать свое лицо от Се Ляня. И если он собирался оставить Умина при себе, то заслуживал лучшего, чем ложь. Независимо от того, согласился он жить с демоном или нет, Се Лянь заслуживал знать, что он также живет с монстром. — …Я тебе покажу, — сказал Умин. — Я должен был показать тебе давным-давно. Мне очень жаль. С невероятно тяжелым сердцем Умин закрыл глаза. Он потянулся за голову и развязал узел. Медленно стянул маску со своего лица и опустил руку вниз. Се Лянь не ахнул, как он ожидал, — он действительно был великодушен, сдержав свое отвращение ради Умина. Это не продлится долго. Умин открыл глаза. Сначала он посмотрел в пол, а затем заставил себя встретиться взглядом с Се Лянем. Впервые за все время они посмотрели друг другу прямо в глаза. Не было никаких масок или повязок, скрывающих что-либо. Умин чувствовал себя так, словно его полностью раздели догола, пока не стали видны только стыд и смущение. Ему ничего так не хотелось, как закрыть глаза и никогда больше их не открывать, но каким-то образом он сумел встретиться взглядом с Се Лянем. И все же Се Лянь не ахнул. Его глаза действительно расширились, но вместо того, чтобы отшатнуться в ужасе, по какой-то странной причине, он наклонился вперед. Его рот приоткрылся, и он посмотрел… взволнованно? Нет, это не могло быть правдой; рассудок Умина, должно быть, помутился. — Спасибо, что показался мне. Ты очень красив, Умин. …Что ж, теперь Умин был уверен, что сошел с ума. Се Лянь тоже выглядел еще более взволнованным. Галлюцинации были потрясающе яркими. — Твой правый глаз, он всегда был таким красным? Или это случилось после твоей смерти? — …Всегда… Дыхание Се Ляня на мгновение остановилось. — Когда я был в столице во время войны, я встретил молодого солдата с впечатляющими боевыми навыками. Кажется, я уже упоминал тебе, что хотел назначить его в армию. Однако, наши пути разошлись, и я больше никогда его не видел. Умин кивнул. Он часто и с завистью думал об этом молодом солдате. — Есть то, чего я тебе о нем не сказал. Но прежде чем я скажу, я хотел бы задать вопрос. — Серьезный взгляд Се Ляня парализовал Умина. — Когда ты был жив… ты когда-нибудь носил повязки, чтобы прикрыть глаз? — …Да. Се Лянь внезапно занервничал. — Умин, мы встречались раньше? — …Да. — Ты сопровождал меня на холме Бэйцзы? —… Не в силах ответить прямо, Умин опустился на колено и низко поклонился. — Простите, ваше высочество, — сказал он, застыв от страха. — Мне так жаль… Внезапно чьи-то руки схватили его чуть выше локтей и подняли на ноги. Умин задрал голову и оказался лицом к лицу с Се Лянем. К его удивлению, на губах принца появилась легкая улыбка, а в глазах заблестели слезы. — Так это был ты, — сказал он напряженным от эмоций голосом. — Умин… это был ты! У Умина не было абсолютно никакого объяснения тому, что произошло дальше. Одно мгновение он смотрел в лицо Се Ляню и ждал его яростных слов. Затем Се Лянь обнял его и уткнулся лицом в плечо Умина. — Я думал, что потерял тебя, — сказал Се Лянь. — Я думал, что никогда больше тебя не увижу. И ты был со мной все это время! Он засмеялся, потом шмыгнул носом и крепче обнял Умина. — С тех пор как я увидел твои цветы, я задавался вопросом… но я не смел надеяться… ты не врал тогда, ты действительно не забыл меня! Умин был в глубоком шоке. Неужели Се Лянь действительно не собирался отвергать его в конце концов? Было ли это на самом деле реальностью, а не какой-то сложной галлюцинацией? Се Лянь… не возражал против этого?! Всепоглощающее чувство любви и облегчения наполнило его сердце. Умин уронил маску, которая с грохотом упала на землю, и отчаянно обхватил руками спину Се Ляня. Се Лянь снова рассмеялся. Его плечи дрожали, а плечо Умина было мокрым от слез, но его смех был ярким и безмятежным. — Ваше высочество… Вы не расстроены? — Как я могу быть расстроен? — спросил Се Лянь с очередным смешком. — Я так счастлив! Было слишком много чувств и отголосков эмоций, чтобы Умин мог определить и отсортировать их все, поэтому он просто крепко держал Се Ляня и игнорировал все остальное. Все это может подождать. В конце концов Се Лянь успокоился и отодвинулся, но только настолько, чтобы вытереть глаза и посмотреть на Умина. Он схватил Умина за руку правой рукой и поднял левую, чтобы коснуться его щеки. — Мне действительно нравятся твои глаза, Умин, — объявил он с улыбкой. Умин быстро заморгал от удивления, а Се Лянь рассмеялся. — Я серьезно! Это завораживает. Рука Се Ляня опустилась ему на плечо, и он отступил немного дальше. — Пожалуйста, не надевай больше эту маску. Слишком ошеломленный, чтобы говорить, Умин просто кивнул. Затем Се Лянь убрал обе руки и немного неловко сказал: — Давай поспим. Я устал. Умин снова кивнул. — Хорошо. Он распустил волосы и забрался в постель. Се Лянь уже лежал, но на этот раз повернулся к центру их соединенных кроватей. Умин последовал его примеру и повернулся к нему. Некоторое время они пристально смотрели друг на друга. Умин пожалел, что не может залезть в голову Се Ляня и послушать его мысли; его лицо было непроницаемым. Первое выражение, которое он распознал, было удивление, когда Се Лянь внезапно сказал: «О, я забыл свечу!». Он начал подниматься, но Умин протянул руку и мягко опустил ее на плечо. — Я разберусь. Умин сосредоточился на свече в другом конце комнаты. Взмахом руки пламя погасло. Смутные очертания лица Се Ляня все еще были видны в мягком лунном свете, но детали уже не были ясны. — …Спокойной ночи, Умин. Его сердце забилось сильнее. — Спокойной ночи, ваше высочество. Прогнав все свои тревожные мысли и сомнения до утра, Умин закрыл глаза.***
Почти во всех отношениях все было по-прежнему, но Умин чувствовал, что все изменилось. Когда он проснулся, первое, что он увидел, был Се Лянь. Он пристально смотрел на него. Когда они завтракали, Умин инстинктивно поднял руку, чтобы снять маску с лица, но вместо этого прикоснулся к коже и вспомнил, что ее там нет. Се Лянь попытался замаскировать свой смех под кашель, и Умин ухмыльнулся под своей рукой. Когда они ходили по дому, готовясь к предстоящему дню, Умин часто ловил на себе взгляд Се Ляня, который затем быстро отводил глаза. Это невероятно отвлекало, и он не раз ронял вещи. Как только Се Лянь ушел читать в библиотеку, Умин побежал в купальню. Он не прекращал бежать, пока не оказался перед высоким зеркалом в раздевалке. Впервые с того ручья по дороге в столицу и, вероятно, впервые на такой чистой поверхности, Умин пристально посмотрел на свое собственное лицо. То, что он там увидел, было совершенно неожиданным. Прошло много-много времени с тех пор, как его в последний раз избивали, так что на его лице не было синяков. Умин также был на несколько лет старше, чем в последний раз, когда он помнил себя. Если бы он увидел это лицо у незнакомого человека на улице, то никогда бы не признал в нем свое собственное. «Ты очень красив, Умин». Его скулы были высокими и острыми, а челюсть имела приятное очертание, переходящее в мягкую точку на кончике подбородка. Хотя он был уверен, что его нос был не раз сломан в прошлом, он не был кривым или некрасивым. Густые брови нависали над глазами и сужались к вискам острыми хвостиками. И эти глаза… Они были подобны тени и пламени, одновременно освещая и затемняя его лицо. Умин инстинктивно съежился, когда впервые увидел этот багровый глаз, но выдержал реакцию и посмотрел снова. «Мне действительно нравятся твои глаза». В груди Умина начали происходить странные вещи, и он приоткрыл губы, чтобы начать дышать. Это правда, что черты его лица были поразительными, совершенно непохожими на черты любого другого человека, которого он когда-либо видел, но сказать, что они были абсолютно отвратительными, было невозможно… Он начал задаваться вопросом, действительно ли это было правдой. Может быть, он был из тех людей, которые могут привлечь человека, а не оттолкнуть его. В это утро Се Лянь смотрел на него больше обычного… Он потряс головой, чтобы прояснить ее. Нет, лучше не делать поспешных выводов. Вероятно, просто лицо Умина было чем-то новым, поэтому Се Ляню, естественно, было любопытно. И да, он похвалил его внешность, но Умин нервничал, а Се Лянь был добрым, так что, конечно, он сказал бы что-нибудь приятное. Возможно, он имел в виду только то, что Умин был красивее, чем он ожидал, и, честно говоря, глядя сейчас на свое отражение, Умин чувствовал то же самое. Это был не тот уродливый монстр, которого он был уверен, что найдет. С любопытством Умин протянул руку и распустил волосы, собранные в высокий хвост. Когда длинные черные волосы упали ему на плечи и коснулись подбородка, глаза Умина расширились, и он потрясенно вздохнул. Этого нельзя было отрицать. Молодой человек, смотревший на него в ответ, был очень хорош собой! В этом не было никакого смысла, и Умин задался вопросом, действительно ли его тело изменилось сильнее, чем он думал, после смерти. Ему вдруг стало интересно, как бы это выглядело, если бы он стоял рядом с Се Лянем в зеркале. Видение, которое сразу же возникло в его воображении, казалось, парило рядом с ним, и он не мог не думать, что их черты будут дополнять друг друга… Умин хлопнул себя ладонями по щекам. Что он делает?! Он быстро пригладил волосы и оглядел себя. Этот внезапный, неожиданный привкус тщеславия заставил Умина задуматься о всевозможных запретных мыслях, и ему нужно было как можно скорее взять это под контроль. То, что он не был больше похож на монстра, не означало, что у него внезапно появился хоть какой-то шанс на серьезные отношения с Се Лянем! Все эти мысли о том, чтобы сбить его с ног своей привлекательностью, были совершенно нелепы. Они были друзьями! Спутниками в трудные времена. И этого уже было достаточно, так почему же Умин все еще думал о том, чтобы поцеловать его?! Умин отвернулся от зеркальной поверхности с раздраженным «Фу!» и вышел из купальни. Ощущение от дуновения ветерка, касавшегося его лица, было странным. Он нашел красный цветок в заросшем саду и, как обычно, принес его в библиотеку, а затем продолжил свой день, подавляя блуждающие мысли. Во второй половине дня, когда они тренировались на саблях, Се Лянь внезапно рассмеялся, громко и ярко. Умин остановился на середине движения, которое практиковал, и посмотрел на своего учителя. Се Лянь согнулся пополам и замахал рукой. — Прости, прости, ничего страшного! — сказал он, собравшись с силами. — Дело в том, что… ну, у тебя такая яркая мимика. Конечно, я никогда не замечал этого раньше, поэтому просто удивился! Умин застенчиво прикрыл нижнюю половину лица рукой. — Ах… — Мы попрактикуемся в этом, не волнуйся. Контроль над своим лицом — важный навык. В бою, — добавил он с ударением. Они провели короткий спарринг, чтобы завершить дневную тренировку. Умин очень стеснялся своего лица, отчаянно пытаясь сохранить его как можно более неподвижным, но, должно быть, у него ничего не получалось, потому что Се Лянь уставился на него вместо того, чтобы, как обычно, сфокусировать взгляд на солнечном сплетении. Пока они парировали удары, Умин думал о том, как это странно на самом деле; Се Лянь специально проинструктировал его следить только за солнечным сплетением в бою, потому что так легче реагировать на движения всех четырех конечностей и предсказывать чьи-то движения. Конечно, Умин быстро отказался от этого и просто научился вести спарринг, наблюдая за лицом Се Ляня, но это обычно скрывалось за маской. Се Лянь же всегда следовал своим собственным советам — до сих пор. Это было так удивительно мило — поймать Се Ляня на нарушении его собственных правил, что Умин не мог удержаться от улыбки. А затем, мгновение спустя, он в первый раз прорвал оборону Се Ляня и занес изгиб своего клинка над его грудью. Улыбка Умина стала победоносной, и он отскочил назад с ликующим криком. — Получилось! Ваше высочество, получилось! Он покрутил саблю запястьем, а затем плавно вложил ее в ножны на поясе. Се Лянь улыбнулся, но выглядел немного смущенным, когда убирал свой собственный меч в ножны. Его щеки были краснее обычного, он скрестил руки на груди и застенчиво потянул за прядь волос, упавшую сбоку на лицо. — Ах, хорошая работа, хорошая работа… Остаток дня Се Лянь был немного подавлен. Умин дал ему пространство, решив, что ему, должно быть, трудно смириться с поражением в бою, и занялся приготовлением ужина. Пока они ели, Умин попытался подражать тому, как Се Лянь вытаскивал его из своей скорлупы в прошлом, с осторожными вопросами и легкой беседой. Через несколько минут Се Лянь действительно казался гораздо более непринужденным, и их беседа оживилась. К удивлению Умина, Се Лянь действительно сам заговорил о дневной тренировке, когда они убирались после ужина и готовились лечь спать. Все его смущение, казалось, было забыто; он с энтузиазмом говорил о достижениях Умина и настаивал на том, что тот честно заслужил эту победу своим тяжелым трудом. К тому времени, как они начали раздеваться перед сном, Умин практически сиял от всех похвал. Затем Умину кое-что пришло в голову, и его мысли приняли совсем другой оборот. В течение дня уже произошло много незаметных изменений, к которым нужно было привыкнуть, теперь, когда Умин больше не носил маску. Он думал, что все они теперь в прошлом, но забыл об этой конкретной детали. Обычно Умин надевал маску, когда они вместе читали. Только перед тем, как лечь, Умин снимал ее, и обычно к этому моменту свеча уже была погашена. Это также означало, что Се Лянь никогда не видел Умина с распущенными волосами. Непрошеные воспоминания об очаровательном молодом человеке в зеркале нахлынули, как приливная волна, и, хотя Умин очень старался подавить их, бредовый голос в его голове, который верил, что он может каким-то образом добиться Се Ляня, был слишком громким, чтобы его игнорировать. «Се Лянь пялился на тебя весь день, — поддразнил голос. — Что, если его так потрясла не твоя победа, а ты сам? Разве ты не хочешь попытаться понять это?» Умин тихо вздохнул и сдался. Если ему придется распустить волосы в любом случае, он может с таким же успехом… Поэтому он подождал, пока Се Лянь посмотрит на него, развязал узел, удерживающий его волосы наверху, и позволил им упасть на лицо точно так же, как он сделал в купальне утром. Глаза Се Ляня расширились. По причинам, которые Умин не мог объяснить, ему внезапно захотелось запустить пальцы в волосы надо лбом и зачесать их назад на макушку. Се Лянь моргнул, затем быстро отвернулся и сел, роясь в своих вещах. Грудь Умина бешено трепетала. Что на него нашло?! И Се Лянь так отреагировал… Это невозможно! Этот дурацкий голос в его голове не может быть прав! В то время как его разум колебался в неверии, его тело автоматически последовало их устоявшемуся распорядку, и, прежде чем он осознал это, Умин оказался прижатым к Се Ляню на краю кровати. Он внутренне застонал. Это было слишком смело, он должен был оставить немного места! Или это показалось бы подозрительным? Может быть, это было к лучшему, что он… Все его мысли оборвались, как только он понял, что сердце Се Ляня колотится. Он не должен был чувствовать это, но Умин уже давно смирился с тем, что теперь, когда у него не было своего собственного, он стал более чувствителен к сердцебиению Се Ляня. Простого прикосновения было достаточно, чтобы настроиться на его толчки. Обычно это была совершенно бессознательная привычка, просто еще один оттенок в живой картине Се Ляня, которую впитывал Умин, когда они каждый вечер сидели вместе, чтобы читать, вместе с его дыханием, ритмом его слов и кончиком пальца, который скользил по строкам письма. Это было похоже на вхождение в транс, нечто по-настоящему медитативное. Однако на этот раз сердце Се Ляня было не спокойным озером, а ревущей рекой во время шторма! Умин почувствовал, как его собственное волнение нарастает, и, хотя Се Лянь развернул свиток и начал читать, его сердце так и не успокоилось, и Умин не уловил ни единого слова из того, что он сказал. Только после того, как свиток был убран и, наконец, наступило время, когда от Умина не ожидали, что он будет нормально говорить или отвечать, он наконец начал расслабляться. Его нервы были напряжены до предела. Несмотря на явное волнение, которое они оба испытывали, по какой–то причине Се Лянь и Умин все еще лежали лицом друг к другу, как и прошлой ночью, и, несмотря на то, что это объективно затрудняло успокоение, Умин все еще был невероятно счастлив, что он мог украдкой взглянуть на лицо Се Ляня в темноте.***
Следующие несколько дней прошли спокойнее. Се Лянь все еще часто наблюдал за ним, но Умин относился к этому более непринужденно, и, вопреки всем своим ожиданиям, постепенно привык к такому вниманию. Они скорректировали свой тренировочный режим, чтобы проводить больше времени в спаррингах, что оставляло их обоих возбужденными и измученными, когда они каждый день ходили в купальню. После того, как однажды вечером Умин небрежно поправил Се Ляня в небольшой ошибке во время чтения, Се Лянь перешел от удивления к подозрению и попросил его попробовать прочитать историю самостоятельно. К их общему удивлению, Умин смог прочитать все почти идеально. Се Лянь был в восторге. Он засмеялся и сказал, что вместо чтения им следует попрактиковаться в написании некоторых отрывков текста, и, конечно же, вместо того, чтобы идти в библиотеку одному на следующее утро, Се Лянь потащил Умина с собой и усадил его за письменный стол для своего первого урока каллиграфии. Они успели как раз вовремя, чтобы избежать начала редкого летнего ливня, который бушевал за окном большую часть утра. Примерно через час после этого Се Лянь закрыл голову руками, а Умин почувствовал себя крайне неловко. — Ваше высочество, все действительно хорошо, вам не нужно меня учить… Мне не нужно ничего писать, достаточно просто читать, правда… Се Лянь вздохнул и опустил руки, изобразив слабую улыбку. — Умин, я должен признать, что это странное облегчение — найти то, что у тебя не получалось бы от природы. Теперь я могу поверить, что ты все-таки человек, а не какой-то чудовищный бог-мошенник, который проскользнул в мою компанию! Он весело рассмеялся, но Умин нахмурился. — Я не являюсь ни тем, ни другим, ваше высочество. Я демон. Се Лянь перестал смеяться и посерьезнел, более внимательно наблюдая за лицом Умина. — Ты все еще человек, Умин, — сказал он. Умин в замешательстве уставился на него, а Се Лянь продолжил говорить. — Когда я был моложе, я был учеником Советника. Он был очень мудрым и терпеливым человеком. Я должен был слушать его больше. — Се Лянь ностальгически улыбнулся. — Но была одна вещь превыше всех остальных, в которой он был абсолютно прав, и чем больше я живу, тем больше я в это верю. Он сказал, что люди, которые возносятся, все еще люди, и люди, которые падают, тоже все еще люди. Я впервые понял, что он был прав, когда я вознесся. Небожители, которых я встречал, были великими и могущественными, но в то же время такими же тщеславными и мелочными, как и обычные люди. Се Лянь запнулся. — Когда я спустился… это стало еще более ясно, — сказал он сквозь стиснутые зубы. Умин подумал о тех, кто, называя себя богами, вынудили Се Ляня покинуть духовное место в горах, и обнаружил, что соглашается. Эти люди не были богами. — До недавнего времени у меня никогда не было возможности проверить, был ли Советник прав и насчет демонов. Но потом я встретил тебя и Лу Синьхуэй, и теперь я знаю, что он был прав во всем. Даже Безликий, — Се Лянь вздохнул. — Хотя его действия немыслимы, он не сделал ничего такого, чего не смог бы сделать любой человек, обладающий достаточной ненавистью и властью. Се Лянь слегка покачал головой и улыбнулся. — Я отвлекся. Я хотел подчеркнуть, что ты человек, Умин, независимо от того, полностью ли твое тело живо, независимо от того, сколько раз ты умирал. — Затем он нахмурил брови и немного поерзал на своей подушке. — Но, пожалуйста, не умирай снова! Умина внезапно охватило желание рассмеяться. Сначала он пытался сдержаться, но через несколько мгновений уже раскачивался от громкого смеха. Когда он наконец успокоился и вытер глаза, то увидел, что Се Лянь тоже ухмылялся, хотя выглядел игриво оскорбленным. — Я постараюсь избежать этого, ваше высочество, — сказал он между затяжными смешками. Все еще ухмыляясь, Се Лянь начал собирать письменные принадлежности и бумагу, которые испортил Умин. — Итак, мой дорогой друг-демон-человек, тогда просто читай это. По одной за раз. — Он многозначительно сложил бумагу, чтобы скрыть ужасную каллиграфию, и тогда настала очередь Умина сузить глаза в притворном расстройстве. Они оба хихикнули. — Помимо моей безнадежности в письме, на самом деле будет лучше, если бы я научился хотя бы хорошо читать, — сказал Умин. — Тогда я могу помочь тебе искать зацепки вместо того, чтобы бесполезно бегать вокруг каждое утро. — Это не бесполезно, мне нравятся твои цветы, — небрежно сказал Се Лянь, и сердце Умина сделало сальто назад. — И в любом случае, я не уверен, что здесь еще есть, что искать. Прошло несколько недель, но самое близкое, что я нашел к достоверному намеку, — это легкомысленный поэт, написавший о вулкане с «демонической сущностью», который он видел во время своих путешествий. Я нашел его на карте, на всякий случай, но… — Се Лянь вздохнул. — Несколько стихотворений спустя появился стих, который намекал, что поэт был более или менее постоянно пьян, и, хотя это в некоторой степени объясняет странный выбор метрики, я не могу не сомневаться в его проницательных способностях. Если бы Се Лянь был хоть немного похож на своего высокомерного мудака-слугу из прошлого, он, возможно, закатил бы глаза, но для Се Ляня это взвешенное оскорбление было более или менее оправданным. Умин ухмыльнулся. — Ну, по крайней мере, у нас есть с чего начать, когда мы покинем это место, — сказал он. — Это лучше, чем ничего. Се Лянь стал задумчивым и, казалось, что-то прокручивал в голове. Умин терпеливо ждал и старался не отвлекать его. Через несколько мгновений Се Лянь оглянулся на него. — Умин, я хотел тебя кое о чем спросить. Вполне возможно, что твое кольцо скоро будет готово, может быть, в течение нескольких дней. Я знаю, ты сказал, что останешься, но я хочу, чтобы ты знал… если ты хочешь вместо этого найти любимого человека, то все в порядке. Он выглядел более печальным, чем обычно Умин видел его с тех пор, как они посетили мавзолей, но Се Лянь заставил себя слегка жалко улыбнуться. Умин решительно покачал головой. — Я обязан довести дело до конца, ваше высочество. Пока Безликий Бай окончательно не покинет этот мир, мой дорогой человек никогда по-настоящему не будет в безопасности. Я уже сказал тебе, что хочу защитить его. Это для меня важнее всего на свете. Се Лянь все еще выглядел немного меланхоличным, но на его лице появилось облегчение. Он нахмурился. — Я бы хотел, чтобы ты мог и защитить его, и быть рядом. Умин молчал, но в глубине души он кричал: «Я делаю и то, и другое!». Он хотел бы сказать это вслух и стереть все беспокойство с лица принца. Только когда они собрали вещи и вместе покинули библиотеку, у Умина наконец появилась возможность успокоить Се Ляня. Пока они шли по влажным от дождя улицам, Се Лянь был задумчив и тих. Между украдкой бросаемыми на него взглядами глаза Умина внезапно привлекла вспышка цвета низко над землей рядом с ним. Он остановил Се Ляня легким движением руки на плече, опустился на колени, чтобы сорвать желтый цветок, который все еще был мокрым от капель, а затем встал и протянул цветок прямо своему богу. Се Лянь взял этот цветок и некоторое время смотрел на него. Когда он снова перевел свой пристальный взгляд на Умина, на самое короткое мгновение Умин смог притвориться, что Се Лянь любит его. Весь остаток дня Умин чувствовал тепло, которое он нечасто испытывал с тех пор, как начал обитать в этом теле. Всякий раз, когда это происходило, это всегда было связано с Се Лянем, и этот раз не был исключением. Душа Умина была наполнена теплыми, пушистыми облаками, и он даже не потрудился скрыть это. Умин провел в этом состоянии весь вечер и уже наполовину заснул, когда взволнованный шепот Се Ляня вернул его обратно. — Умин, смотри! — Ммм? Что случилось? — невнятно пробормотал он. Он увидел глаза Се Ляня, сияющие высоко над ним, и медленно приподнялся на одном локте. Умин перевернулся, чтобы проследить за его взглядом, но как только он увидел окно, вскочил, внезапно воспрянув духом. — Ваше высочество, звезды! Се Лянь уже был на ногах и протягивал руку, чтобы помочь Умину подняться. — Давай выйдем на улицу, быстрее! Они натянули сапоги, сбежали вниз по лестнице, и вышли через парадную дверь. Открытое небо было усыпано звездами, и каждые пару секунд несколько из них проносились по небу. Глаза Умина были широко раскрыты, а рот разинут. Никогда прежде он не видел ничего подобного. — Сюда! Он неохотно отвернулся и увидел, как Се Лянь начинает карабкаться по стенам кузницы. Умин последовал за ним и взял его за руку, когда поднялся на крышу. Он сразу понял, почему Се Лянь выбрал это место; несмотря на то, что здание было всего в два этажа, крыша магазина располагалась достаточно высоко, чтобы было видно больше неба, чем с улицы. Се Лянь провел совершенно отвлеченного Умина вперед по крыше, пока они не оказались лежащими плечом к плечу вдоль пологого ската, прижавшись головами к центральной балке крыши. Умин потерял дар речи от удивления. Он смутно чувствовал на себе взгляд Се Ляня, но не мог оторвать свой от неба на достаточно долгое время, чтобы проверить. — Итак, это первый раз, когда ты видишь падающие звезды, — оценил Се Лянь. — Я знал, что должен тебя разбудить! — Они падают? — спросил Умин. — Мм. Считается, что всякий раз, когда падает звезда, какой-то важный человек покидает этот мир. Умин слегка покачал головой, наблюдая, как особенно яркая звезда пронеслась по небу и прожгла тонкую линию на его сетчатке. — Они просто прекрасны. Се Лянь сделал паузу, затем тихо рассмеялся. — Ты действительно мудр, Умин. Они лежали в тишине и смотрели на звезды. Умин продолжал пытаться предсказать, какая звезда будет следующей, но ему так и не удалось определить миг, когда какая-либо из них начинала падать. В какой-то момент его сознание потянуло вниз с неба, когда тыльная сторона его ладони коснулась тыльной стороны ладони Се Ляня. Ни один из них не отпрянул и не придвинулся. Это было нейтральное прикосновение, хотя для Умина оно было невероятно важным. Он подумал, что Се Лянь, возможно, затаил дыхание. Затем указательный палец Се Ляня обвился вокруг пальца Умина. Глаза Умина на мгновение радостно закрылись, прежде чем звездопад заставил их снова открыться, и он с улыбкой посмотрел вверх, прямо перед собой. Он услышал, как дыхание Се Ляня тихонько участилось, а затем пришло в норму. Они оставались там во время пика звездного дождя, а потом и в минуты, когда редко падало лишь несколько поздних звезд. Долгое время не происходило ничего необычного, пока Се Лянь наконец не пошевелился и предложил им вернуться внутрь. С большой неохотой Умин разжал их руки и поднялся. Когда они вернулись в постель, Умин улыбнулся Се Ляню. Хотя было темно, их глаза привыкли и могли видеть яснее, чем обычно, поэтому Се Лянь улыбнулся в ответ. — Спасибо, — просто сказал Умин. — Я рад, что увидел их с тобой, — тихо ответил Се Лянь. Может быть, дело было в том, что сладкие слова Се Ляня ударили ему в голову. Может быть, он все еще не оправился от часов, проведенных на крыше. Может быть, он просто устал больше, чем думал. Умин протянул руку через край, разделяющий их кровати, и намеренно взял руку Се Ляня в свою. Она лежала рядом с его лицом, свободная и открытая, как будто манила его, и Умин не мог устоять. Прежде чем у него появился шанс понервничать по этому поводу, Се Лянь переплел их пальцы вместе и сжал. Умину показалось, что они попали в какой-то уединенный стеклянный мир. Если бы они произнесли хотя бы одно слово, оно разлетелось бы вдребезги, и им пришлось бы столкнуться с реальностью того, что они делали, — поэтому они просто молча смотрели друг другу в глаза и позволяли сияющему напряжению омывать их. Умин отдаленно чувствовал, что они оба крадут что-то друг у друга, но эта мысль не могла найти в его сознании никакой поддержки и вскоре была забыта. В какой-то момент постоянная напряженная энергия начала их утомлять. Умин поймал взгляд Се Ляня, пытающегося закрыть глаза, и почувствовал, как его собственные веки становятся все тяжелее и тяжелее. Они оба сопротивлялись этому в безмолвной битве, но в конце концов глаза Умина закрылись и не открывались до самого рассвета.***
На следующее утро Умина ждал сюрприз. Он проснулся сонным и не в духе. Неохотно высвободившись из рук Се Ляня, Умин вышел на чердак, не одеваясь, и безучастно огляделся. Когда он спустился в мастерскую, сонливость тут же рассеялась. Кожаные ремни, удерживающие зажимы вместе, лопнули! Умин бросился к ним, чтобы осмотреть повреждения. При уменьшении давления две металлические пластины начали расходиться. Поскольку они уже были неисправны, Умин полностью поднял верхнюю пластину, чтобы проверить содержимое. К его огромному удивлению, в форме оказалось кольцо. Он оставил зажимы на столе в мастерской и побежал обратно наверх. — Ваше высочество! Кольцо готово! — крикнул он, заглядывая в спальню. Се Лянь сел в постели, медленно моргнул, а затем понял. — О! Он быстро встал, но остановился, чтобы одеться, и Умин сделал то же самое. В своем цикле смены одежд он опять добрался до этого длинного одеяния угольного цвета. Взгляд заострился, как только выяснилось, что Се Лянь был одет в бело-серое поверх черной внутренней рубахи, сочетание, которое Умин находил поразительным. После того как Се Лянь собрал все свои волосы в высокий хвост, он обернулся с огнем в глазах. — Побежали! В мастерской Умин позволил Се Ляню заняться процессом извлечения кольца из формы. На самом деле, он уделял постыдно мало внимания тому, что делал Се Лянь; он был слишком занят, наблюдая за лицом и руками Се Ляня. Только когда принц поймал его пристальный взгляд, Умин наконец пришел в себя. Его кольцо лежало в протянутой руке Се Ляня. Умин осторожно поднял его и повертел в руках. Кристалл был гладким и выглядел как запотевшее стекло. Форма была очень близка к правильной, а так как стенки формы выпирали наружу под давлением, это создавало витиеватый узор на внешней стороне кольца. — Это прекрасно, — сказал Умин немного слишком эмоционально. Се Лянь сжал его плечо и улыбнулся. — Это, — он указал на швы, которые выступали с каждой стороны кольца, — можно убрать. Они маленькие, это не сложно. Или можно оставить. Умин обдумал это и понял, чего хочет. Он хочет, чтобы кольцо было абсолютно идеальным. — Как можно их убрать? — Позволь мне. Се Лянь порылся в рядах инструментов и выбрал большой точильный камень. Он нес его без особых усилий, но, когда положил на стол, дерево заскрипело под его тяжестью. Затем Се Лянь взял кольцо и сосредоточился на камне. На этот раз Умин наблюдал за ним более внимательно. Се Лянь был действительно мастером в этом деле, его жесты были ровными и уверенными. Не было никакого риска, что кристалл треснет от слишком большой силы в этих осторожных руках. Умин задавался вопросом, не появилось ли его мастерство в результате многолетней практики ухода за оружием. Не в первый раз Умин был невероятно благодарен за то, что Се Лянь был так вовлечен в этот процесс. Если бы он был один, то наделал бы много ошибок, но с помощью Се Ляня все проходило гладко. Прошло всего несколько минут, прежде чем Се Лянь провел пальцем по поверхности кольца, улыбнулся и вернул его Умину. Он надел его на палец для сохранности и поднял руку перед окном, любуясь тем, как свет проходит через кристалл. Удовлетворенный, он повернулся, чтобы улыбнуться Се Ляню, и обнаружил, что тот смотрит на него с нежностью. Через несколько мгновений один или оба из них отвели взгляд. Неожиданное развитие событий в то утро сигнализировало о скором завершении их жизни в заброшенном городе. Умин и Се Лянь прошлись по чердаку, купальне и библиотеке, проверяя и перепроверяя, забрали ли они все вещи, что могли позволить себе оставить. Охваченный внезапной догадкой, Умин направился к руинам дворца и блуждал там, пока не нашел разграбленный ювелирный магазин. Он нашел тонкую серебряную цепочку, которую уронили и пнули под стол, и продел ее в свое кольцо. Завязав его вокруг шеи и засунув под одежду, Умин почувствовал, что все ощущалось теперь как-то надежнее, и позволил ослабнуть беспокойству, которое бессознательно нес в себе. Большинство украшений было давно украдено, но Умин смог найти несколько золотых деталей от них и один сверкающий голубой камень под обломками. Он спрятал их в маленький мешочек и вернулся на чердак. Там сидел Се Лянь, его бамбуковая шляпа свисала с плеч. Он упаковывал различные вещи в мешок, который когда-то был наполнен свитками. Большинство из них были аккуратно сложены на столе, но один знакомый свиток торчал из сумки. Умин улыбнулся, затем нырнул в спальню, пока Се Лянь был занят. Умин вытащил красную бусину из тайника под простынями, прикрепил ее к серебряной цепочке на шее, и засунул вместе с полупрозрачным кольцом обратно. Он вернулся вниз и сел за стол с Се Лянем. — Я нашел кое-что, что мы могли бы продать, — сказал он, протягивая мешочек. — Этого должно быть достаточно, чтобы какое-то время мы могли не ночевать на улицах. Се Лянь взял мешочек, осмотрел содержимое, затем засунул его в карман. — Хорошая идея. Мы можем зайти в ближайший город. Можем что-нибудь перекусить. Как только они полностью собрались, Умин внезапно почувствовал, что задумался. Он оглядел чердак, опустил взгляд на свои руки и, наконец, поднял глаза на Се Ляня. — Я буду скучать по этому месту, — признался он. Умин никогда раньше не привязывался ни к одному месту, где жил или ночевал. Это было не особенно приятное чувство. Се Лянь грустно улыбнулся. — Я тоже буду. Больше ничего не оставалось делать. Бросив последний, нежный взгляд, они покинули чердак.***
Потребовалось несколько часов ходьбы, чтобы добраться до следующего города. Они миновали небольшую деревню, но там было немногим больше нескольких домов и нескольких ферм. Здесь не было ни гостиницы, ни другого места, где они могли бы продать свои драгоценности, поэтому они продолжали идти. Когда дорога начала заполняться все большим и большим количеством людей, стало ясно, что они движутся к чему-то более многообещающему. Однако большее количество людей на дороге также привлекло внимание Умина к другой вещи: многие из этих людей открыто смотрели, а некоторые даже выглядели испуганными, как только заметили его. Ему потребовалось на удивление много времени, чтобы установить связь. Как только он это сделал, он наклонил голову и повернулся к Се Ляню. — Ваше высочество, я забыл прикрыть глаз. Я оставил маску там, в столице. У вас есть какая-нибудь ткань? Я мог бы замотаться ей и попытаться найти что-нибудь получше позже. Се Лянь издал резкий звук через ноздри. — Я бы хотел посмотреть, как кто-нибудь попытается доставить тебе какие-нибудь неприятности. Я позабочусь о том, чтобы они сожалели об этом до конца своей жалкой жизни. Умин моргнул, а затем почувствовал, как в его груди пробудились бабочки. Ухмылка появилась на его лице в ответ на смелую угрозу Се Ляня. Его голос звучал так свирепо. Того, что Се Лянь мог так защищать его, было достаточно, чтобы Умин поднял голову и уверенно расправил плечи. Следующий человек, уставившийся на него, получил в ответ зубастый оскал; они пронеслись мимо, даже не обернувшись на него. Когда они проходили через городские ворота, это было немного похоже на прохождение через дыру, которая соединяла их с прошлым. После стольких недель, проведенных в заброшенном городе, было действительно странно слышать, как уличные торговцы окликают проходящих мимо людей, даже видеть этих прохожих вообще. Во всех направлениях был шум, движение и суета, и Умин обнаружил, что его нервы постоянно напряжены, когда он рыскал в толпе в поисках — чего? Угрозы, опасности? Он знал, что обычный человек мало что может сделать, чтобы причинить Се Ляню или ему самому какой-либо вред, но все равно не мог удержаться и поглядывал по сторонам. Вдруг Се Лянь внезапно остановился с тихим «О». Умин проследил за его взглядом и увидел храм, явно недавно построенный. Это не был храм самого Се Ляня, поэтому Умин не узнал его. — Ты знаешь этого бога, ваше высочество? — спросил он. Се Лянь кивнул, но его брови были нахмурены. — Этот храм… предположительно, принадлежит Му Цину. О. Неудивительно, что Се Лянь был напряжен. Ненависть Умина к бывшему слуге Се Ляня сразу же возросла в десять раз. Значит, Му Цин бросил его, как только Се Лянь был изгнан, чтобы он мог сам стать богом в течение года? И Се Лянь все еще был брошен на произвол судьбы в царстве смертных? Да помогут небеса Му Цину в следующий раз, когда Умин пересечет его путь. Умин схватил Се Ляня за руку и оттащил его в сторону. — Пойдем, — коротко сказал он, мысленно выкрикивая невыразимые ругательства в адрес Му Цина. Оцепенев, Се Лянь последовал за ним, но вскоре после этого он потянул Умина за руку и остановился во второй раз. Еще один новый храм. На этот раз Умин знал, не спрашивая. — Это Фэн Синь? Се Лянь кивнул. На этот раз его реакция была совершенно иной. Он все еще выглядел напряженным, но на его лице была легкая улыбка, и он даже наклонился к зданию. По молчаливому согласию они вошли в храм. Внутри была прекрасная статуя человека в доспехах, накладывающего стрелу на натянутый лук. Алтарь был полон подношений, и в храме было довольно много людей. Все они стояли на коленях и бормотали молитвы, но как только Умин заметил, что для них были разложены подушки, Фэн Синь слегка поднялся в своем собственном рейтинге. Се Лянь зажег палочку благовоний у алтаря и сделал несколько шагов назад. Он улыбнулся статуе. — Наньян! Какое прекрасное название, Фэн Синь. Я надеюсь, что небеса относятся к тебе благосклонно. Пусть тебе и твоим последователям сопутствует удача. Он сделал паузу, затем добавил: — Поздравляю. Сказав это, Се Лянь, казалось, был удовлетворен, и они вернулись на улицу. Немного дальше Умин заметил магазин с несколькими тонкими отметинами, нанесенными, казалось бы, наугад в верхней части деревянной вывески. Он не мог прочитать саму вывеску, но в данном случае это вряд ли имело значение. — Ваше высочество, мы можем продать вещи здесь, — сказал он. Се Лянь вопросительно посмотрел на вывеску, затем снова на него. — Это магазин погребальных товаров, — сказал Се Лянь, приподняв бровь. — Это всего лишь прикрытие. Под этим скрывается настоящий бизнес. — Умин указал на надрезы. — Давай попытаем счастья. Просто скажи продавцу, что тебе нравится вывеска, и дальше разберемся. Се Лянь скептически посмотрел на него, но кивнул и пошел внутрь. Магазин действительно был полон погребальных товаров, и Умин не сомневался, что эта часть бизнеса была достаточно активна сама по себе. Но владелец лавки был одет слишком изысканно для простого торговца. Се Лянь подошел к прилавку, в то время как Умин слегка отступил назад, отведя правый глаз в сторону, чтобы казаться менее подозрительным. Владелец оглядел их с ног до головы, задержавшись на их мечах, затем улыбнулся и раскрыл объятия. — Чем я могу быть полезен вам сегодня, прекрасные молодые люди? Се Лянь жестом указал назад, в сторону передней части магазина. — Мы просто проходили мимо и не могли не восхититься вашей вывеской. Мужчина ухмыльнулся и кивнул в знак личного признания, но его голос совсем не изменился. — Великолепно, не правда ли? Мой отец вырезал ее сам, лучший мастер по дереву в королевстве, любил путешествовать и коллекционировать интересные вещи. Кстати говоря, вы выглядите как путешественники, со своими сумками и оружием. Вы, должно быть, сталкивались с некоторыми прекрасными вещами во время своих путешествий, а? Се Лянь оглянулся на Умина, затем ухмыльнулся владельцу магазина. — Действительно, у нас есть кое-что. Хотели бы увидеть? — Я настаиваю! Се Лянь вытащил мешочек и разложил его содержимое по столу. Там было несколько подвесок с отсутствующими драгоценными камнями, золотой браслет, одна нефритовая серьга и мерцающий голубой камень. Глаза мужчины расширились, и он поднял этот камень, поворачивая его на свету. — Прелестно, просто прелестно, — проворковал он, затем сделал жалобное выражение лица. — Ах, мой дорогой отец был бы рад увидеть такие сокровища! Увы, у него слабое здоровье, и он не может встать с постели. Какая жалость, он бесконечно очарован вещами, которые люди оставляют после себя на войне. — Тогда, возможно, мы могли бы прийти к соглашению, — спокойно сказал Се Лянь. — Как вы заметили, мы путешественники, и, хотя такие вещички действительно прекрасны, в дороге от них мало пользы. И кроме того, они довольно тяжелые, вы заметите вес этого золотого кулона, например… — Се Лянь положил его торговцу в руки, и мужчина оценивающе взвесил кулон. — Так что, как видите, я был бы очень рад, если бы у вашего отца было чем полюбоваться, пока он выздоравливает, и вы избавили бы нас от необходимости таскать их из города в город. — Ни слова больше, молодой человек! Я думал точно о том же самом. — Мужчина отбросил осколки драгоценностей в сторону и вытащил серебряную монету и несколько монет поменьше. — Я думаю, вы согласитесь, что это более чем справедливая сделка за товар, а? В конце концов, медицина стоит дорого… При этих словах брови Се Ляня нахмурились, и он ответил не сразу. Он слегка вздохнул и, казалось, собирался кивнуть в знак согласия, когда Умин внезапно стукнул кулаком по столу. Двое мужчин и все мелкие предметы на столе подскочили. Умин наклонился над столом и медленно поднял голову, чтобы посмотреть прямо на владельца магазина. Мужчина сделал бессознательный шаг назад, когда увидел его лицо. Умин позволил своему гневу выйти за пределы своего тела, создав слабую ауру тьмы, которая сделала лицо владельца магазина очень бледным. Затем Умин улыбнулся, и это забило последний гвоздь в гроб, который он построил вокруг испуганного человека. — Я не согласен, — вежливо сказал он, даже когда мужчина практически съежился перед ним. — На самом деле, я не могу не задаться вопросом, не хотите ли вы оскорбить моего друга. Он проделал долгий путь до вашего магазина. Твой отец был бы очень разочарован, если бы ты не заплатил сполна, тебе не кажется? Давайте не будем проявлять неуважение к нашим предкам? Несколько коротких минут спустя они вышли из магазина с небольшим, но тяжелым кошельком для денег. Умин ухмыльнулся Се Ляню. — Ты молодец! — похвалил он. — В будущем никогда соглашайся на первую цену. Они любят играть в игры. — Ах… — Щеки Се Ляня порозовели, и он занялся тем, что убрал мешочек. Они остановились в гостинице, заплатили за комнату и еду, и молодая девушка повела их наверх. Она поставила поднос с чаем на стол и, поклонившись, вышла из комнаты. Умин был в необъяснимо хорошем настроении. Положив саблю на подставку для мечей, он пересек просторную комнату, широко раскинув руки, и развернулся лицом к Се Ляню. — Это здорово! Я никогда раньше не останавливался в гостинице! Они всегда такие большие? Се Лянь выглядел очень удивленным, когда положил свои вещи и сел на толстую подушку. — Не всегда, — усмехнулся он. Пока Умин изучал многочисленные украшения и мелкие детали комнаты, он слышал шарканье и звон фарфора за столом. — Я думаю, что кузнец, в доме которого мы жили, очень любил свою работу, — сказал Умин, присоединяясь к Се Ляню за чаем. — Что навело тебя на эту мысль? — спросил Се Лянь, протягивая ему чашку. Умин слегка взболтал чай и сделал маленький глоток. — Когда мы только приехали, я подумал, что его дом — действительно хорошее место. Там было чисто, сухо и практично. Но совсем не похоже на это, — Умин обвел рукой вокруг, указывая на раскрашенную складную ширму, каркас кровати с извилистыми узорами, вырезанными на дереве, и плотные шторы, отодвинутые от окна. — Держу пари, он вообще почти не проводил времени на том чердаке. Все в мастерской выглядело так, как будто с этим часто обращались. Вот где он действительно жил. — Хм. Я думаю, ты прав, — Се Лянь улыбнулся. — Полагаю, мы пожили там за него. В этот момент раздался стук в дверь, избавивший Умина от необходимости отвечать. Та же самая молодая девушка принесла им ужин, и за ней появилась пожилая женщина с несколькими ведрами горячей воды для купальной бочки. Умин был рад дополнительному времени, чтобы собраться с мыслями. Как только еда оказалась перед ними, все остальное тут же было забыто. Они ели неприлично и с громкими вздохами одобрения. Это был первый раз, когда кто-либо из них ел мясо со времен маньтоу Лу Синьхуэй в городе-призраке, и они наслаждались курицей и яйцами, как будто они были ценнее всего на свете. Слишком скоро все было кончено. Умин лег на спину, скрестив руки под головой и вытянув ноги под столом, в то время как Се Лянь исчез за ширмой, чтобы принять ванну. — Жаль, что мы не можем носить горячих цыплят в наших сумках, — размышлял Умин. Се Лянь рассмеялся. — Мне тоже. — Послышался плеск воды, когда Се Лянь мылся. — Но мы можем носить с собой мечи. Я только что вспомнил, что мы сегодня пропустили тренировку. — Ты прав. Я просто буду тренироваться усерднее завтра, чтобы наверстать упущенное. — Мм, это сделка. Когда настала очередь Умина мыться, он был вдвойне рад ширме. Во-первых, его татуировку нельзя было скрыть, и тонкая цепочка, удерживающая его кольцо и красную бусину Се Ляня, также была выставлена на всеобщее обозрение. Это все было частью прошлого, которое Умину еще предстояло раскрыть Се Ляню; если быть честным с самим собой, он задавался вопросом, откроет ли он его вообще когда-нибудь. Он тихо рассмеялся, когда внезапно понял, что Се Лянь, вероятно, не смог бы прочитать его татуировку, даже если бы увидел ее, основываясь на том, как он был потрясен письмом Умина в библиотеке. Но другая причина, по которой Умин как можно быстрее метнулся за ширму, заключалась в том, что он был совершенно не готов к тому, что Се Лянь выйдет из-за нее только в свободно завязанной внутренней одежде, перекинув влажные волосы через плечо. У него даже хватило наглости улыбнуться Умину, как будто он еще недостаточно шокировал его! Из-за внезапного звона в ушах Умину показалось, что он услышал, как Се Лянь приглушил смех, но он был далеко не уверен, что его слух просто не сыграл с ним злую шутку. Когда Умин вышел, он последовал примеру принца и надел только свою нижнюю одежду. Однако, в отличие от Се Ляня, он завязал их должным образом, так как ему нужно было прикрыть свою цепочку. Это не помешало тщеславному голосу в его голове, теперь полностью утвердившемуся, намекнуть, что Се Лянь был разочарован, увидев его так тщательно одетым. Умин слегка покачал головой и напомнил себе, что, несмотря ни на что, он все еще был в отдельной комнате с Се Лянем, в одной нижней одежде с распущенными волосами. Это было уже достаточно интимно. Вздохнув, он последовал за Се Лянем к кровати. Конечно, ни от кого из них не ускользнуло, что на этот раз была только одна кровать, и она была немного меньше, чем их объединенные кровати на чердаке кузнеца, но никто из них этого не упомянул. Вместо этого Умин выпалил вопрос, как только одна мысль появилась у него в голове. — Ваше высочество, можно мне расчесать вас? О, это было слишком интимно. Почему он так сказал?! Умин несколько секунд пребывал в глубокой панике, пока Се Лянь смотрел на него, и напряжение не спадало, пока Се Лянь не улыбнулся и не сказал: — Мне было бы приятно. Он встал, чтобы покопаться в сумке, в то время как Умин сидел, скрестив ноги, на кровати, ожидая и пытаясь успокоиться. Слишком скоро Се Лянь вернулся и передал ему простую деревянную расческу, а затем свернулся калачиком на кровати рядом с ним, обхватив руками колени. Умин молча помолился о том, чтобы у него не дрожали руки, и наконец поднес их к волосам Се Ляня. Умин зацепил все еще влажные волосы, которые падали на плечи Се Ляня, и осторожно провел по ним, пока все они не упали ему на спину. Это было долго, достаточно долго, чтобы кончики пальцев коснулись кровати. Умин подвинулся вперед и положил волосы себе на колени, затем начал расчесывать их снизу и медленно продвигаться вверх. Дыхание Се Ляня стало глубже, как будто он расслаблялся, но напряженные плечи совсем не казались расслабленными. Умин был еще более осторожен после того, как заметил это; возможно, он неловко дергал Се Ляня за волосы, сам того не осознавая. Он был сильно отвлечен своими собственными мчащимися мыслями, это не было невозможно. Когда Умин добрался до корней, он провел кончиками пальцев по волосам вдоль головы Се Ляня чтобы откинуть их назад. Послышался безошибочный звук, с которым губы Се Ляня приоткрылись, чтобы издать тихий вздох. Умин почувствовал облегчение — в конце концов, ему не было больно! Он повторил жест с другой стороны, затем снова поверх головы. Когда он легонько провел расческой по голове, Се Лянь действительно вздрогнул, быстро и резко. — Прости, — выдохнул он, едва ли громче шепота. Не замедляя движения рук, Умин наклонился вперед к задней части левого уха Се Ляня. — Не извиняйся за то, что хорошо себя чувствуешь, ваше высочество, — прошептал Умин в ответ. Сразу же Се Лянь снова задрожал, и его дыхание стало прерывистым. На волнующий момент Умин представил, как прижимается губами к шее Се Ляня и опускает руки по бокам, просовывая их под свободную рубаху… Он был пьян от власти, которой обладал над Се Лянем. Но он остановил себя, прежде чем сделать что-либо из этого, выпрямил спину, и добросовестно отодвинулся подальше. После нескольких минут нежного, медленного расчесывания дыхание Се Ляня успокоилось, и в конце концов даже его напряженные плечи наконец расслабились. Только тогда Умин положил расческу на простыни. Се Лянь счастливо застонал, разжимая колени и плавно растягиваясь. Он немного покрутился, пока не оказался лицом к лицу с Умином с улыбкой на лице и полуприкрытыми глазами. — Спасибо, я давно не чувствовал себя так спокойно, — сказал он. — Я буду расчесывать твои волосы, когда захочешь, ваше высочество. — Умин взял расческу и собрался встать с кровати, когда Се Лянь поймал его за предплечье. — Подожди, — сказал он. — …Можно мне? Глаза Умина расширились. Ни за что… Ему каким-то образом удалось кивнуть, а затем добавить: — Мне было бы приятно. Се Лянь улыбнулся, взял расческу из рук Умина и повел его за плечи, пока он не отвернулся. Следующие несколько минут были одними из самых приятных, которые Умин когда-либо испытывал. Это было почти лучше момента, когда он заставил Се Ляня дрожать. Почти. Затем Умин внезапно потерял способность облекать свои мысли в слова. Как только Се Лянь полностью расчесал волосы, он положил расческу и сразу обеими руками провел по голове Умина и по всей длине. Полусухие завитки каскадом спустились между его пальцами и коснулись спины Умина. Это был поистине неописуемый опыт. Проделав это несколько раз, Се Лянь разделил волосы на части и начал заплетать их в свободную косу, спускающуюся по спине. Он завязал ее своей собственной лентой для волос, и тогда все было закончено. Се Лянь тронул его за плечо. — Умин? Умин попытался ответить, он действительно попытался, но звуки, которые вырвались, определенно не были словами. Се Лянь рассмеялся и легонько сжал его руку. — Я точно знаю, что ты имеешь в виду. Давай ложиться. Умин позволил опустить себя на подушку. Се Лянь ненадолго отошел, чтобы погасить все свечи, а затем скользнул обратно в постель рядом с ним. Они, как обычно, смотрели друг на друга. Хотя размер кровати означал, что они лежали гораздо ближе друг к другу, чем когда спали на чердаке, они были очень осторожны, чтобы не соприкасаться. Умину не нужно было прикасаться; он уже чувствовал, как кончики пальцев Се Ляня пробегают вверх и вниз по всему его телу. Он задавался вопросом, может ли Се Лянь тоже чувствовать его.***
Они были разбужены серией громких, сердитых звуков откуда-то из коридора гостиницы. Когда Умин протер глаза, прогоняя сон, напряг слух, и попытался понять, что происходит. Было слишком поздно для того, чтобы это была какая-то пьяная драка, но слишком рано для того, чтобы это был разумный дневной конфликт. Се Лянь застонал рядом с ним, когда Умин сел. Послышались два голоса, мужской и женский. Когда женщина заговорила, Умин мог слышать только отрывки из того, что она говорила; должно быть, она прилагала усилия, чтобы быть спокойной. — …не могу… гости… они спят! — Что, черт возьми, ты имеешь в виду, говоря «они»? Дай мне увидеть его! Мне нужно его увидеть! — Пожалуйста, сэр, вы не можете! На лестнице послышалось шарканье, и Умин сразу же насторожился. Он перепрыгнул через Се Ляня, фактически разбудив его, и бросился через комнату. Он схватил свою саблю с подставки для мечей и встал в оборонительную стойку перед дверью. Мгновение спустя дверь распахнулась, и в дверном проеме появился высокий мужчина. — Ваше высочество, вы здесь?! — Мужчина склонил голову набок, глядя на Умина. — Кто ты, черт возьми, такой? Умин моргнул. Это был… — Фэн Синь? — Голос Се Ляня был хриплым со сна. — Ваше высочество! О, слава богам, я нашел вас! Фэн Синь бросился туда, где на кровати сидел Се Лянь. Умин не пытался остановить его; вместо этого он встал как обычно и положил свою саблю на подставку. Затем в дверном проеме появилась молодая девушка, работавшая в гостинице, низко кланяясь и неоднократно извиняясь. — Все в порядке, с ним все в порядке, он…друг, — заверил Умин. — Прошу прощения за шум. Не могли бы мы, э-э, выпить чаю? — Конечно, конечно, прямо сейчас… Она появилась примерно в то же время, когда и Фэн Синь вернулся в комнату из коридора, где ожидал, пока Се Лянь одевался. Он подозрительно посмотрел на Умина, когда чай был поставлен на стол, затем с глубоким вздохом опустился на одну из подушек. Он снял со спины лук и колчан со стрелами и прислонил их к стене. Умин подошел к Се Ляню, когда тот закалывал волосы запасной лентой, и прошептал: — Ваше высочество, все нормально? — Да, все в порядке, просто удивительно, — ответил он с улыбкой. — Не волнуйся, он не так зол, как кажется. С «Хм» Умин быстро надел свою верхнюю одежду, пояс и наручи, а затем вернулся к столу и сел рядом с Се Лянем, напротив Фэн Синя. Се Лянь двинулся, чтобы налить чай, и Фэн Синь практически вскочил со своего места. — Ваше высочество, я сделаю это сам, просто сядьте! Он взял чайник у него из рук и быстро наполнил три чашки. — Фэн Синь, хотя я, конечно, очень рад тебя видеть… почему ты здесь? — спросил Се Лянь. — Я услышал твою молитву, вот почему! — Фэн Синь фыркнул через ноздри. — Мне потребовалась вся ночь, чтобы найти тебя. Я уже начал думать, что потерял тебя, когда случайно встретил человека, который узнал тебя по описанию и сказал, что у тебя был ужасный спутник. Он снова посмотрел на Умина. — Серьезно, кто ты такой? — Он мой друг, — твердо сказал Се Лянь, и Фэн Синь заткнулся. — В любом случае, я пытался найти тебя с тех пор, как я, э-э, вознесся… — Он неловко кашлянул, но Се Лянь только улыбнулся. — Я действительно рад за тебя. И за Му Цина тоже. Как это произошло? — Ничего особенного, просто одна драка, которая привлекла чье-то внимание на небесах, — сказал Фэн Синь, пренебрежительно махнув рукой. — Му Цин, однако, думает, что он чертов спаситель небес, напыщенный придурок. Просто потому, что он убрал несколько трупов — все они вознеслись за это, он совсем не особенный. А теперь он строит храмы прямо рядом со мной, как какая-то гребаная пиявка! — О, так это он очистил Имперский город? — спросил Се Лянь. Фэн Синь кивнул, и сердце Умина внезапно заледенело. — Это была целая делегация, не позволяй ему присваивать все заслуги себе! В любом случае, ваше высочество, как ты… — Кто послал делегацию? — Умин прервал его. Се Лянь и Фэн Синь удивленно посмотрели на него, затем Фэн Синь снова посмотрел на Се Ляня с замешательством на лице. — Серьезно, ваше высочество, кто этот парень? Вы уверены, что мы можем ему доверять? Прошлой ночью он спал на полу, верно? Я вижу только одну… — Просто ответь! — резко сказал Умин. — Кто послал делегацию? — Это был сам Небесный Император, — наконец сказал Фэн Синь. — И вообще, говоря о Цзюнь У. Ваше высочество, он специально попросил меня и Му Цина сообщить ему, если мы когда-нибудь свяжемся с вами. Я не знаю, чего он хочет, но он явно ищет вас, и я просто подумал — может быть, он хочет отменить ваше изгнание. Глаза Се Ляня заблестели, но Умин не поверил в это ни на секунду. Как только он услышал, что за этой операцией по очистке поля боя стоит Цзюнь У, его разум помчался, чтобы соединить все нити воедино. Безликий Бай сказал ему, что отдаст приказ. Тем, кто на самом деле дал его, был Цзюнь У. Безликий, казалось, всегда точно знал, где находится Се Лянь в любое время дня и ночи, и без труда нашел его в заброшенном храме с видом на залив Ланэр. Цзюнь У не мог выследить Се Ляня, поэтому полагался на его старых друзей. Тем не менее он таинственным образом появился в том же самом храме, несмотря на тот факт, что то, что предположительно привлекло его с небес, было деятельностью в городе. И было еще одно менее убедительное доказательство — Умин просто совсем не доверял Цзюнь У. Каждая секунда, проведенная в его присутствии, пока Се Лянь спал, заставляла каждый нерв в его теле напрягаться. Он был почти убежден, что Цзюнь У связан с Белым Бедствием, и если бы это было так, то его интерес к Се Ляню был совсем не таким великодушным, как полагал Фэн Синь. Умину нужно было придумать какой-нибудь способ убедить Се Ляня быть более осторожным. — …так что просто не уходи, я заплачу персоналу еще за одну ночь, оставайся на месте! — Фэн Синь встал из-за стола, схватил свои вещи и выбежал за дверь. — Ваше высочество, куда он направляется? — спросил Умин. — Ах, ты не слышал? Он собирается доложить Цзюнь У и привести его сюда. Он не может подключиться по каналу духовной связи, так что лучший способ — просто прийти лично. Умин был в полной панике, но он понятия не имел, как ее объяснить Се Ляню. Он схватил его за руку и посмотрел на него со всей серьезностью, на которую был способен. — Ваше высочество, вы должны быть осторожны. Пожалуйста, вы не должны так легко доверять ему, я думаю, он хочет причинить вам боль. Се Лянь рассмеялся. — Я знаю, что ты по какой-то причине не доверяешь Цзюнь У, но я уже говорил тебе, что доверяю ему свою жизнь. — Ваше высочество, я думаю, что Цзюнь У и Безликий Бай работают вместе. Цзюнь У не тот человек, за которого вы его принимаете. При этих словах весь смех слетел с Се Ляня. — Почему ты так говоришь? Умин вздохнул. — Я могу объяснить, но… — Он вздохнул и убрал руку с руки Се Ляня. — Я не хотел вам говорить, но у меня нет выбора. Ваше высочество, я был с вами в ту ночь в храме на склоне горы. Безликий Бай поймал меня в ловушку и заставил наблюдать… пока он пытал вас. Сложная череда эмоций окрасила лицо Се Ляня. Его глаза расширились, а дыхание сбилось. Умин взял его руку в обе свои. — Я подвел вас, ваше высочество. Я не мог материализоваться, пока не стало уже слишком поздно. Мне так, так жаль… Мне было так больно видеть, как ты так страдаешь… Мне так жаль! Умин наклонился так низко, что его лоб прижался к тыльной стороне ладони Се Ляня. Хотя он хотел скорбеть и раскаиваться, обстоятельства были слишком тяжелыми, чтобы позволить это, поэтому Умин овладел своей виной и печалью, и попытался сосредоточиться. Он поцеловал костяшки пальцев Се Ляня, быстро объяснил свои подозрения, затем поднял голову, чтобы снова посмотреть ему в лицо. — Я больше не допущу, чтобы с вами что-нибудь случилось, — поклялся он. — Сейчас я здесь, и мне кажется, я разгадал тайну Цзюнь У. Я не позволю ему или Безликому снова причинить вам боль. Ваше высочество, пожалуйста, поверьте мне! Глаза Се Ляня были стеклянными. Тихим голосом он сказал: — Я верю тебе. Умин удивленно моргнул. — Ты… веришь? — Я только что вспомнил, что именно Цзюнь У придумал эти проклятые канги. — Свободная рука Се Ляня бессознательно потянулась к повязкам на шее. — Канга была единственной причиной, по которой я не мог умереть… ни в храме, ни после того, как нашел тела своих родителей… и Безликий знал это. Как он мог это знать? Умин почувствовал, как на глаза навернулись слезы. В конце концов, было действительно слишком глупо надеяться, что Фэн Синь обнаружил их тела. Ему хотелось заключить Се Ляня в объятия, плакать вместе с ним и часами расчесывать ему волосы. Но времени не было. Цзюнь У приближался. Умин ограничился тем, что сжал руку принца, надеясь, что часть его безграничного сочувствия передастся через ладони. — Ваше высочество, мы должны уйти. У нас еще есть время, если мы уйдем сейчас, то сможем снова исчезнуть. Се Лянь покачал головой. — Нет, он просто продолжит следовать за нами. Мне нужно встретиться с ним, он должен поверить, что я под его контролем. Это было не идеальным вариантом, но, по крайней мере, Се Лянь воспринял угрозу всерьез. Умин опустил руку и направился к двери, чтобы забрать свою саблю. — Я спрячусь. Тебе будет легче убедить его, что все в порядке, если меня здесь не будет. Если что-нибудь случится, я выйду. Умин оглянулся на подставку для мечей. — Ваше высочество, может быть, вам стоит вооружиться? — Нет, это будет слишком подозрительно. Умин вздохнул, зная, что принц был прав. Не говоря больше ни слова, он заметался по комнате в поисках подходящего места, чтобы спрятаться. Под кроватью? Возможно, но слишком сложно быстро вылезти. За ширмой? Слишком открыто. Оставались только длинные плотные занавески или повиснуть с внешней стороны окна. Умин проскользнул за занавески и придержал их, чтобы они не дрожали. Это не сработало, поэтому он распахнул окно и впустил в комнату утренний ветерок. Он надеялся, что это объяснит шорох. Прошло совсем немного времени, прежде чем раздался стук в дверь. Она открылась, и Умин услышал шаги нескольких людей. — Сяньлэ. Какое это большое облегчение — найти тебя в добром здравии. — Это был тот незабываемый голос из храма близ залива Ланэр. Умин горел от ярости и леденел от страха. — Владыка, — признал Се Лянь. — Ваше высочество, куда делся тот парень? — Это был голос Фэн Синя. — Он вышел по поручению, не обращай внимания, — небрежно сказал Се Лянь. — У Сяньлэ есть компаньон? — спросил Цзюнь У. — Может быть, это тот грубый молодой демон? — Что? Призрак?! Се Лянь кинул взгляд на Цзюнь У, затем на Фэн Синя. — Ваше высочество, он демон? Подожди минутку, ты спал с демоном? — Фэн Синь, достаточно! Цзюнь У усмехнулся. Умин зажмурился и подавил желание закрыть лицо руками. Он был безмерно благодарен за занавески. — Пожалуйста, садитесь, давайте выпьем чаю. Послышалось шарканье и звуки вынимаемого оружия. Чай был налит. — Сяньлэ, это твой меч? — Ах, да. Боюсь, мне пришлось отказаться от прошлого меча. Мне действительно жаль. Фэн Синь неловко кашлянул, но Цзюнь У не казался расстроенным. — В извинениях нет необходимости. Сяньлэ, я должен спросить тебя, что произошло в заливе Ланэр. Ты был без сознания, когда я нашел тебя. — У меня были, — Се Лянь сделал паузу. — …некоторые проблемы с Безликим, и я чуть не совершил великий грех. Но потом он умер, и я потерял сознание от усталости. — Безликий? — В голосе Фен Синя звучал ужас. — Безликий Бай? Тот самый, из столицы? — Да, тот самый. — Итак, все это время… он действительно следил за тобой?.. — Голос Фэн Синя был очень тихим. — Фэн Синь, не волнуйся, ты не мог знать. Я бы тоже усомнился в себе, если бы был на твоем месте. — Как исчезло Белое Бедствие? — спросил Цзюнь У. — Ты убил его? — Нет, я не смог сравниться с ним. Я не видел нападавшего. Он ударил сзади, и я потерял сознание слишком быстро, чтобы увидеть лицо. — Хм. — Тем не менее, я очень благодарен этому человеку. Какое это было облегчение — знать, что такое чудовищное существо исчезло из этого мира. — Да, это облегчение, — эхом повторил Фэн Синь. — Эта штука меня знатно напугала. Скатертью дорога. — Действительно, облегчение, — согласился Цзюнь У. — Сяньлэ, если тебе понадобится новый меч, нужно только попросить, и я предоставлю его тебе. — Я бы никогда не стал навязываться Владыке из-за таких мелочей. Я изгнан, Небесный Император не должен оказывать мне милостей. Кроме того, этот просто прекрасен. На мгновение воцарилась тишина. Умин представил себе выражение лица Фэн Синя, когда тот рассматривал черный меч с его ледяной аурой. Он не мог удержаться от улыбки, когда подумал, что он был единственным в комнате, кто действительно понимал всю сущность Се Ляня и полностью поддерживал его. Фэн Синь, возможно, знал его дольше, но Умин никогда бы не удивился ни одному из решений Се Ляня, независимо от того, как другие могли бы судить о них. И Цзюнь У сбросил его с небес за то, что он пытался помочь жителям Сяньлэ. Независимо от того, окажется ли он сообщником Безликого Бая или нет, он никогда не восстановит свое положение в глазах Умина. Даже если это было непреднамеренно, его действия причинили страдания и боль Се Ляню. — Есть ли еще что-нибудь, о чем Владыка хотел спросить меня? — Пожалуй, нет. После недолгого молчания Фэн Синь заговорил, в его голосе звучала боль. — Ваше высочество, если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится, пожалуйста, обращайтесь в любое время. Мои храмы всегда открыты для вас. Если кто-нибудь попытается доставить вам неприятности… — Спасибо тебе, Фэн Синь. Я ценю это. — Не сомневайся, хорошо? — Не буду. По молчаливому согласию встреча была сочтена законченной. Все трое поднялись на ноги и направились к двери. — Сяньлэ. — Владыка. — Ваше высочество… — Фэн Синь. Береги себя. — Ты тоже… Дверь со щелчком закрылась. Се Лянь стоял на месте у двери, а Умин вообще не двигался. По прошествии нескольких минут Се Лянь снова тихо открыл дверь. Он закрыл ее во второй раз и только тогда подошел к окну. Умин вышел из-за занавески. — Ваше высочество, — сказал он хриплым от облегчения голосом. К его удивлению, Се Лянь выглядел невероятно серьезным. — Ты был прав. — Хм? — Умин нахмурился. — Что ты имеешь в виду? — Они работают вместе. — …Откуда ты знаешь? — Я не знал о пепле призраков, пока не встретил тебя, а Фэн Синь вознесся слишком недавно, вряд ли он узнал бы с тех пор. Но Цзюнь У? Он самый старый бог на небесах. Нет абсолютно никакой возможности, что он не знал. — Но он не поправил тебя, — понял Умин, и глаза его расширились. — Ты сказал это нарочно! Се Лянь кивнул. — Он должен был поправить меня. Нам очень повезло, что он не смог выследить нас, пока мы занимались твоим прахом, иначе он никогда бы не попал в такую очевидную ловушку. — Он, должно быть, думает, что я тебе не сказал. В конце концов, это именно Безликий рассказал мне об этом, так что скорее всего, Цзюнь У знал, что я знаю об останках. Может быть, поэтому он задавался вопросом, был ли я тем же самым демоном. — Умин напряженно вздохнул. — Это очень хорошо, что я прятался, ваше высочество. Се Лянь глубоко вздохнул, задержал дыхание на мгновение, затем выдохнул. Он выглядел измученным, как будто не спал неделями. — Есть кое-что еще. Умин пристально уставился на него. — Что именно? — Ты заметил, сколько внимания он уделял этому мечу? Внезапно грудь Умина скрутило от ужаса. Этого не могло быть. Этого не могло быть. — Ваше высочество… Безликий Бай дал вам этот меч? Се Лянь кивнул, и сердце Умина провалилось сквозь землю. Это был меч. Он выковал свой прах в этот меч! Это было слишком сложно переварить. Умин почувствовал головокружение и чуть не потерял равновесие, но Се Лянь поймал его за локоть и поддержал. Когда Умин посмотрел на него, его глаза выглядели такими же расстроенными, как и у самого Умина. — Как кто-то мог… то, что он сделал с вами… И это был тот меч… Ваше высочество… Се Лянь стиснул челюсти. — Умин. Давай уничтожим его. Наконец, Умин почувствовал, что у него снова есть твердая почва под ногами. — Да. Прямо сейчас, пока у Цзюнь У не появился шанс зацепиться или украсть его. — Умин покачал головой, чтобы прояснить ее, затем расправил плечи. — Ваше высочество, вы знаете, как уничтожить такое мощное оружие? При этих словах Се Лянь ухмыльнулся, его рот вытянулся в резкую линию на лишенном чувства юмора лице. — Я думаю, тот вулкан с «демоническими чувствами» может помочь нам в этом деле. Умин издал короткий смешок. — Значит, пьяный поэт все-таки смог нам помочь. Хотя основная проблема никуда не делась, наличие плана позволило опять почувствовать твердую почву под ногами. Возможно, дело было еще в том, что теперь они понимали друг друга гораздо лучше. Они заметались по комнате, собирая вещи так быстро, как только могли, затем побежали вниз. Се Лянь подошел к хозяевам гостиницы с нетерпеливой решимостью. — Мне нужна лошадь, — объявил он. — Надежная и быстрая. Я готов заплатить. Куда мне идти? Молодая девушка моргнула, глядя на него, а затем пожилая женщина мягко оттолкнула ее в сторону. — Тебе не нужно никуда идти. У нас есть одна. Но она не дешевая. Се Лянь бросил кошелек с монетами, который издал многозначительный стук, на прилавок. Бровь женщины приподнялась. Она пересчитала содержимое, большую часть отложила в сторону, а остальное вернула в мешочек. Передав его обратно Се Ляню, она кивнула на дверь. — Следуйте за мной. За гостиницей была спрятана конюшня, которую Умин не заметил с дороги. Их подвели к коричневой лошади с белыми носками и единственным белым пятном над одним глазом. Умин вообще не мог оценить лошадей, но Се Лянь немедленно подошел, успокоил животное, а затем начал водить руками по его шее и ногам. Через некоторое время он встал и кивнул хозяйке гостиницы. — Здесь есть седло? — Конечно. Она вышла из стойла и вернулась с охапкой одеял и кожи, передала большую часть этого Умину, затем они с Се Лянем одели лошадь для верховой езды. Когда они закончили, Се Лянь уложил свой мешок в седельную сумку, а женщина принесла табурет. — Ее зовут Байян, — сказала она, запихивая немного овса и яблок в другую седельную сумку. — Ее немного клонит влево, но она быстрая и сообразительная. Она доставит вас туда, куда нужно. Се Лянь взобрался на спину Байян и протянул руку Умину. Он взялся за нее, взобрался на табурет и перекинул ногу через лошадь, устраиваясь позади Се Ляня. Бамбуковая шляпа была наброшена ему на плечи. Се Лянь слегка поклонился хозяйке гостиницы. — Спасибо, что не тратили наше время впустую. Благословения Небес вам и вашему заведению. — Се Лянь говорил горячо, и Умин услышал в его словах обещание, которое, как он надеялся, хозяйка гостиницы поймет. Женщина поклонилась в ответ. — Пусть во время вашего путешествия с вами не случится ничего, кроме попутного ветра и ясного неба. Щелчком поводьев Се Лянь привел лошадь в движение. Умин немедленно схватил Се Ляня за талию и обхватил ногами тело Байян. К тому времени, как они проехали через городские ворота, он чувствовал себя немного более уверенно, но совсем не ослабил хватку вокруг Се Ляня. За пределами города Се Лянь разогнал их до гораздо большей скорости. Для Умина это было гораздо приятнее; медленная рысь, которую они поддерживали до этого момента, заставляла его чувствовать себя неловко. Единственная проблема заключалась в том, что волосы Се Ляня развевались на ветру и лезли в лицо, хотя, если быть честным с самим собой, Умин на самом деле совершенно не возражал. Они сделали перерыв где-то около полудня, остановившись под несколькими тенистыми деревьями, чтобы спрятаться от яркого солнца и поесть из седельных сумок. Се Лянь указал на вершину вдалеке, в то время как Умин откусывал яблоко. — Вот куда мы направляемся, — сказал он. Затем собрал все свои волосы в высокий пучок и надежно завязал его. Умин спрятал ухмылку в своем яблоке. Гора казалась далекой, и так оно и было на самом деле. Солнце садилось к тому времени, как они оказались в ее окрестностях. Без лишних слов они согласились двигаться дальше. Се Лянь выбрал место у ручья, чтобы спешиться, затем вытряхнул все из сумок, почесал Байян за ушами и оставил ее с открытым мешком овса. Восхождение на вулкан и затем спуск в него были медленными, но уверенными. Когда солнце полностью село, Умин приготовил и зажег факел точно так же, как он сделал на горе Тайцан. Пряди волос Се Ляня вылезли из пучка во время поездки и теперь елозили по его лицу и шее. Коса Умина тоже знавала лучшие времена. Поначалу казалось невозможным спуститься в вулкан. Обрыв был слишком высок, чтобы прыгать, и у них не было никакой веревки. Но затем Умин заметил ряд ступеней, вырубленных в скалистых стенах. Они были маленькими, неровными и искусно замаскированными, но, казалось, спускались по спирали вниз. Этот спуск был одним из самых ужасных вещей, которые когда-либо случались с Умином. Как только они достигли дна, именно Се Лянь заметил небольшой туннель на дальней стороне пещеры. Они вошли в глубины вулкана и постепенно спускались все ниже и ниже. Тропинка петляла и скрывала саму себя, так что Умин не был точно уверен, насколько глубоко они забрались. Однако он заметил, что воздух потеплел. — Я думаю, мы приближаемся, — сказал он. — Хорошо. — Глаза Се Ляня были свирепыми в горячей темноте. — Я хочу положить этому конец. — Я тоже, ваше высочество. Через полчаса они наткнулись на первую тонкую струйку лавы. С этого места было просто следовать по ручью, пока он не превратился в реку и, наконец, в большой бассейн у подножия скалы. Расплавленная река была такой горячей, что воздух поверх нее искривлялся. — Вот, — объявил Се Лянь. Умин вытер пот со лба, затем кивнул. Без фанфар Се Лянь подошел к краю обрыва и обнажил меч. Он долго смотрел на него, вертя в руке. Умин тоже не мог не задуматься об этом. Кроме странной ауры, в нем вообще не было ничего особенного, ничего, что указывало бы на то, что это была привязь, удерживающая такое могущественное существо в этом мире. Се Лянь поднял меч над обрывом. Гудел рев льющейся лавы. Затем Се Лянь разжал руку, и черное лезвие полетело вниз. Они постояли некоторое время, Се Лянь на краю обрыва, а Умин немного позади него. Затем Се Лянь повернулся и посмотрел на Умина. Ничего не случилось! Это был первый раз, когда Умин задумался над тем, чего же он ожидал. Он понял, что предполагал, что что-то произойдет, но что? Что какой-нибудь визжащий дух освободится от сломанного меча и рассеется у них на глазах? Это было, конечно, нереально, но Умин никогда не думал, что абсолютно ничего не произойдет. Как они вообще узнают, сработало ли это?! Казалось, Се Лянь думал более или менее о том же. Он со вздохом отошел от края. — Ну, по крайней мере, мы… а? Се Лянь поднес руки к шее, внезапно потеряв равновесие. Умин отбросил факел, схватил его за талию и локоть, и отвел подальше от текущей лавы. — Ваше высочество? Что случилось? Се Лянь беспорядочно вцепился в бинты, обмотанные вокруг его шеи. Наконец, они ослабли, и из распутывающейся ткани высыпался мелкий черный порошок. Если не считать еле заметного покрасневшего отпечатка, как от долгого сна в неудобной позе, шея Се Ляня была чиста. Глаза Умина расширились. — Канга исчезла! Недоверчиво прикоснувшись к своей коже, Се Лянь покачал головой. — Это… не имеет смысла. Я не вознесся снова, я все еще здесь. Так с чего бы ей исчезать? Мысли Умина лихорадочно метались. — Канга… ее дал тебе Цзюнь У, верно? Есть ли кто-нибудь еще, кто мог бы ее убрать? — Нет, только он. — Но почему он сделал это сейчас, а не тогда, когда был с тобой в гостинице? — Я не знаю… Я понятия не имею… — Он бы не смог внезапно выследить тебя, не так ли? Как только твои духовные силы вернутся? Лицо Се Ляня побледнело. — Я никогда не слышал ничего подобного… Но я был на небесах всего несколько лет и не знал никаких изгнанных богов. Нет ничего невозможного. Умин нахмурился, пытаясь соединить все кусочки воедино. — Должна быть какая-то связь с мечом. Время слишком странно совпало. Может быть, Цзюнь У каким-то образом понял, что что-то произошло… а потом решил разыскать тебя. Может быть, он знал, что ты имеешь к этому какое-то отношение. Он отчаянно хотел ошибиться, но со всеми пробелами в их знаниях исключать это было нельзя. Они должны были приготовиться к худшему. — Ваше высочество, если бы вы помолились здесь Фэн Синю, он бы услышал? — Хм. Если мы сможем сделать небольшое святилище, тогда, возможно. Умин начал подходить к ближайшей стене, прежде чем принц закончил говорить. Он вытащил саблю и начал долбить стену. В течение нескольких минут начало формироваться чрезвычайно грубое изображение человека в доспехах с луком. Прошли годы с тех пор, как Умин в последний раз что-либо вырезал, и это было в мягкой древесине с помощью гораздо более аккуратного инструмента. Это выглядело даже хуже, чем та самая первая попытка. Однако, он был совершенно невозмутим. Если идея сработает, этого достаточно. Они были первыми и последними людьми, которые когда-либо воспользуются этим «святилищем». Когда облик стал достаточно узнаваем, Умин отступил от стены. Се Лянь протянул ладонь, и Умин передал ему саблю, затем написал четыре иероглифа на камне над изображением. Умин вытащил последнее яблоко из их дорожной сумки и положил его на пол. На самом деле, это было унизительное зрелище. Даже Умин, который едва ли заботился о том, чтобы дважды взглянуть на любой храм, не принадлежащий Богу Войны в Короне из Цветов, чувствовал себя немного смущенным. Унизительно это или нет, но в таких отчаянных обстоятельствах они не могли поступить лучше. Неохотно Умин решил сжечь палочку благовоний для Фэн Синя в подходящем храме, чтобы извиниться позже. Если они переживут это. — Наньян. Фэн Синь. Это Се Лянь. — Его руки были сложены, а глаза опущены на грубое изображение. — Это очень важно. Не говори никому, что я связался с тобой и где я нахожусь. Особенно Цзюнь У. Если ты это сделаешь, моя жизнь может оказаться под угрозой. Случилось что-то серьезное, и мне нужна твоя помощь. Ты сможешь найти меня на дне спящего вулкана к западу от Имперского города Сяньлэ. Пожалуйста, приходи скорее. С этими словами Се Лянь опустил руки и вздохнул. — Ну, теперь мы ждем. Я хотел бы, чтобы у нас был более надежный метод, чем простые молитвы. Если их много, он может даже не услышать нашу… — Это лучшее, что мы можем сделать, ваше высочество. Если это действительно сделано, чтобы отследить тебя по духовной силе, то нельзя пользоваться духовной связью. — Умин нахмурился. — Для этого нужны духовные силы, верно? Се Лянь улыбнулся. — Я иногда забываю, насколько ты новичок во всем этом. Ты действительно невероятен, Умин. Умин поежился, не готовый к внезапной похвале. — Мы должны вернуться ко входу, ваше высочество, — неловко пробормотал он. Выглядя очень удивленным, Се Лянь поднял оброненный факел, и они направились обратно тем же путем, которым пришли. Когда они, наконец, вышли из лабиринта туннелей в просторную пещеру, Умин был удивлен, увидев ярко-голубое небо через отверстие высоко над их головами. Прошло гораздо больше времени, чем он предполагал. — О, это хорошо, уже день. Если Фэн Синь не спит, у него больше шансов быстро отреагировать. — Се Лянь тяжело сел, прислонившись к большому валуну, с глубоким вздохом откинул голову назад и закрыл глаза под нахмуренными бровями. Умин сел рядом с ним. — Ваше высочество, вы можете поспать, я буду дежурить. — Умин собирался предложить свои колени в качестве подушки, когда Се Лянь покачал головой, все еще с закрытыми глазами. — Нет, нет, со мной все в порядке. У меня только немного болят глаза, ничего серьезного. Они помолчали несколько минут, каждый погрузившись в свои собственные сумбурные мысли и заботы. Умин задумался о том, что ему довольно успешно удавалось выбросить из головы в течение последних нескольких недель, — о пытках Се Ляня в разрушенном храме на склоне горы. Он был так сосредоточен на том, чтобы Се Лянь чувствовал себя веселым и беззаботным, что Умин почти забыл, как сильно все это его травмировало. Помощь Се Ляню, конечно, тоже имела значение. Это заставляло Умина чувствовать, что он существует, как будто у него есть свобода действий, всякий раз, когда он мог заставить Се Ляня улыбнуться или рассмеяться. Даже нейтральные выражения лица казались ему победами. Но теперь Умин понял, что просто оттягивал неизбежное. Он построил карточный домик вокруг боли и беспомощности, но при первом дуновении ветерка все грозило рухнуть. В конце концов, Умин действительно был беспомощен, ничем не отличаясь от бесформенного огонька, которым он был, когда Безликий поймал его в ловушку и заставил смотреть… Итак, теперь у него было тело; ну и что? Все, что он смог с этим сделать, — это убежать на несколько недель в какую-нибудь фантазию, где они могли бы притвориться, что никаких проблем не существует. Умин на самом деле не устранил опасности, угрожавшие Се Ляню. Конечно, Безликий Бай исчез, но даже сейчас они не могли быть уверены, что он не вернется, и все их усилия, возможно, только что привели к тому, что на них обрушился еще один враг. Что хорошего было в этих неделях мира, если Цзюнь У приближался, и Умин ничего не мог сделать, чтобы остановить его? Чья-то рука внезапно сжала его кулак. Умин обернулся и увидел, что Се Лянь смотрит на него с беспокойством. — Умин? Ты выглядишь расстроенным, с тобой все в порядке? Он заставил себя сделать глубокий вдох и снять напряжение с плеч. Разжал кулак и повернул ладонь, чтобы сжать руку Се Ляня. — Я… — Умин сделал паузу, затем твердо продолжил. — Даже если это не то, на что мы надеялись, я все равно рад, что ты уничтожил этот меч. Се Лянь вздохнул. — Я тоже. — Ваше высочество, там, в гостинице, когда вы разговаривали с Фэн Синем. Я не знаю, что произошло за то время, пока я был призрачным огнем, я не всегда мог следовать за вами. Но ты сказал, что он не поверил вам насчет Безликого. Так вот, почему он ушел? — Ах, такое чувство, что это было целую вечность назад, — сказал Се Лянь, а затем сухо рассмеялся. — Ты правильно догадался. Безликий Бай всегда знал, где я нахожусь, и он преследовал меня. Никто в это не верил. Я не могу их винить. Умин молчал, обдумывая, что сказать. Затем он сжал руку Се Ляня. — Ваше высочество. Я лучше, чем кто-либо другой, знаю, насколько трудным было для вас то время. Если вы когда-нибудь захотите поговорить… о чем-нибудь… Я всегда выслушаю. Глаза Се Ляня смягчились. — Спасибо, — сказал он с глубокой искренностью. — Но прямо сейчас я хочу думать о чем-то счастливом. Умин кивнул в знак согласия. Се Лянь на мгновение задумался, затем перевел взгляд на их сцепленные руки. — Умин, ты не очень много рассказывал мне о том человеке, которого любишь, — мягко сказал он. — Ты, должно быть, действительно заботишься о нем, раз столько сделал. — Это ничто по сравнению с тем, что он пережил, — сразу же сказал Умин. — Он очень храбр. Я только заимствую эту силу. — Мм, — Се Лянь провел большим пальцем по руке Умина, как будто бессознательно; от этого по спине Умина пробежал холодок. — Как вы с ним познакомились? Умин улыбнулся. — Я был очень молод. Я был близок к тому, чтобы серьезно пострадать, а он появился из ниоткуда и спас меня. Я никогда не забуду, как красив он был в это мгновение до тех пор, пока мой дух не покинет этот мир. — Его большой палец задел большой палец Се Ляня, и они вошли в своего рода ритм — Умин проводил вверх и вниз по ладони Се Ляня, затем Се Лянь делал то же самое. Умин все еще не был уверен, действительно ли Се Лянь заметил это, или он просто намеренно игнорировал все вокруг. — Ты как-то сказал мне, что этот человек не знает, кто ты, — Се Лянь наконец встретился взглядом с Умином. В его глазах был намек на печаль. — Это ужасно, я думаю. Это так чудесно — знать тебя. Настала очередь Умина быстро отвести взгляд, отчаянно пытаясь сдержать поток эмоций, которые угрожали захлестнуть его лицо. — Спасибо, — сумел выдавить он. — Ваше высочество, а как насчет вас? У вас есть любимый человек? Умин не мог этого видеть, потому что он все еще решительно не смотрел на принца, но лицо Се Ляня стало вдруг нежным, когда он смотрел на профиль Умина. — Возможно, — сказал он с улыбкой. — Но боюсь, что его сердце устремлено к другому. — Что?! Как можно игнорировать… — Ваше высочество! Вы там, внизу?! Внезапный голос сверху прервал разговор между Умином и Се Лянем; и разговор, и их сцепленные руки оборвались. Се Лянь вскочил на ноги. — Фэн Синь! Я здесь! — О, слава богам. Мы спускаемся! Умин стоял и наблюдал, как не один, а два человека спрыгнули с вершины высоко над их головами и упали на пол. Камень треснул от удара, но двое мужчин поднялись невредимыми. Первым, с колчаном на спине и волосами, собранными в пучок, явно был Фэн Синь. У второго был высокий конский хвост и кислое выражение лица. К удивлению Умина, это был не кто иной, как Му Цин! Его рука легла на саблю прежде, чем он успел собраться с мыслями. Он угрожающе шагнул к Му Цину, привлекая внимание мужчины. Его глаза вспыхнули, затем Му Цин просто сказал: — Это ты. Умин застыл на месте, его клинок был обнажен всего на ширину пальца. Се Лянь положил свою руку поверх руки Умина и вложил саблю обратно в ножны. Это было предостережением и утешением. Прищуренные глаза Му Цина не отрывались от руки Се Ляня. — Ваше высочество, я ничего ему не говорил! — Фэн Синь умоляюще посмотрел на Се Ляня, затем впился взглядом в Му Цина. — Все было так быстро, я попытался тихо уйти, но он последовал за мной и потребовал, чтобы я взял его с собой. Но он ничего не знал, я не сказал ни слова! — Быстро? — Се Лянь склонил голову набок. — Что было быстро? — О, это гребаный беспорядок! Цзюнь У мертв. Се Лянь разинул рот, и Умин почувствовал, как хватка на его плече усилилась. Он сделал полшага ближе, чтобы Се Лянь мог опереться на него. –…Что?! Му Цин прочистил горло. — Высший суд открыл заседание, Небесный Император рухнул на свой трон, а затем рассыпался в прах. — Это произошло всего несколько часов назад, — добавил Фэн Синь. — Я получил твою молитву вскоре после этого, и я попытался ускользнуть, пока все отвлеклись, но этот ублюдок, очевидно, наблюдал за мной и загнал меня в угол снаружи… — Ты подозреваемый! — Му Цин зарычал. — Ты был последним человеком, с которым видели Цзюнь У, и нет абсолютно никаких причин, по которым такой высокопоставленный бог должен был оставаться наедине с… — О, ты гребаный лжец, ты просто ревнуешь и пытаешься скрыть это каким-то тупым расследованием. У меня полно алиби, мы как раз собирались… — ДОСТАТОЧНО! Все взгляды обратились к Се Ляню, который прижимал кончики пальцев между напряженными бровями. В этот момент Фэн Синь ахнул. — Ваше высочество, где ваша канга?! — Он нахмурился. — Подождите, вы сказали, что была чрезвычайная ситуация. Что вообще произошло? Почему вы здесь? Се Лянь вздохнул. — Произошла чрезвычайная ситуация, но, возможно, она разрешилась сама собой. — Он взглянул на Умина. В его глазах плескалось предупреждение: «Ничего не говори». — Что касается этого, — Се Лянь указал на свою шею, — я понятия не имею. Если Цзюнь У действительно умер, возможно, канга просто исчезла? Му Цин поднес два пальца к виску, послушал несколько секунд, затем сказал: — В системе связи два изгнанных бога. Они говорят, что их канги внезапно сломались, и их духовная сила начала возвращаться. Фэн Синь тоже поспешил послушать, и Се Лянь задумчиво опустил голову. — Как странно… Глаза Фэн Синя внезапно загорелись. — Ваше высочество, небожители со Средних Небес спускаются, чтобы вернуть этих богов на Небеса! Это значит, что вы можете вернуться! — Будет проведено расследование, — сухо сказал Му Цин. — Они хотят, чтобы присутствовали все официальные лица. — Это к лучшему, — сказал Се Лянь, кивнув в сторону Умина. — У нас тоже собственное расследование, и, похоже, наш следующий шаг ведет на Небеса. При этих словах выдержка Му Цина наконец лопнула. — Не доверяй ему, ваше высочество. Он обманывает тебя. Умин пристально посмотрел на него, но его сердце дрожало. Му Цин обладал всей властью в этой ситуации. Кроме Лу Синьхуэй, Му Цин был единственным человеком, который знал правду о чувствах Умина. Му Цин собрал все воедино, когда нашел Умина в пещере после того, как увидел цветы на холме Бэйцзы, и даже открыто ругал его за это, когда выгонял Умина из императорской армии. Се Лянь, возможно, уже знал, что Умин был тем самым солдатом, но только Му Цин по-настоящему понимал, что это значит. — Он уже знает, что это демон, — съязвил Фэн Синь. Несмотря на беспокойство, Умину пришлось подавить горький смех. Всего за день до этого Фэн Синь был потрясен, узнав об этом, но теперь он использовал эту информацию с полной беспечностью, просто чтобы разозлить Му Цина. Это косвенно сработало. Глаза Му Цина расширились. — Он демон? — Конечно, это так, что еще ты можешь иметь в виду, говоря «он обманывает тебя»? — Мы теряем время, — строго прервал Се Лянь. — Давайте просто вернемся, а с остальным разберемся позже. — Ваше высочество, подождите, вы не можете… — Он не может пойти с нами. — Му Цин бросил свой самый презрительный взгляд в сторону Умина. — Ты не можешь привести демона на небеса. Внезапно Умин почувствовал, что проваливается сквозь пол. Когда он выдержал пристальный взгляд, глаза Му Цина стали надменнее, а на его губах появилась маленькая торжествующая ухмылка. Умин отвел взгляд. — Ох… — Голос Се Ляня был очень мягким. Фэн Синь схватил Му Цина за локоть и начал тащить его прочь. — Мы позволим вам попрощаться. Нам действительно нужно идти. — Они отошли на небольшое расстояние, повернули плечи в сторону и почти сразу же начали тихо препираться. Се Лянь повернулся прямо к Умину. Тот взял его за плечи обеими руками. Его глаза были дикими. — Умин, я… — Ваше высочество, все в порядке. — Он заставил себя улыбнуться, хотя чувствовал, что находится в одном шаге от того, чтобы разлететься на куски. — Вы правы, расследование ведет прямо на небеса. Вы должны пойти туда, иначе вы никогда не узнаете правду обо всем этом. И… Я не могу пойти. Се Лянь долго молчал. — Умин, теперь ты будешь искать своего человека? Умин не ответил. Он не мог. — Я знаю, что ты хочешь защитить его, и тебе нужны ответы так же сильно, как и мне, — добавил Се Лянь, чтобы нарушить тишину. Затем он оживился. — Я найду тебя после того, как все уляжется! Я расскажу тебе, что я обнаружил, и тогда ты наконец сможешь спокойно присматривать за своим любимым человеком. Настроение Умина поднялось, а затем резко упало. Се Лянь обещал вернуться, но на самом деле он просто снова уходил. «Возвращайся и оставайся. Я буду скучать по тебе». Слова были наполовину сформированы у него во рту, но Умин не мог их произнести. Было слишком много вещей, которые он должен был сказать первым, слишком много раз он просто брал то, что хотел от Се Ляня, когда должен был говорить. А теперь было слишком поздно; под ногами Умина не было фундамента, и все потому, что он был слишком труслив, чтобы заложить его, когда у него был шанс. Поэтому вместо этого он сказал: «Это очень любезно с твоей стороны», соблюдая вежливую дистанцию в своей речи и готовясь к неизбежному. Услышав его тон, лицо Се Ляня начало вытягиваться, и он медленно опустил руки. — Его высочество будет очень занят, я уверен. Это замечательно, что вы можете вернуться. Их расследование наверняка ничего не даст, и тогда ты снова сможете нормально жить как бог. Вы, должно быть, счастливы. Се Лянь отвел взгляд. — … — Ваше высочество, — осторожно позвал Фэн Синь. — Мы должны уже быть в пути. Полный крах для Умина был неизбежен. Он сжался еще сильнее, внезапно отчаявшись попрощаться, прежде чем развалится на части перед Се Лянем. — Ты заслуживаешь этого, ваше высочество. Я счастлив, что люди снова узнают о тебе. — Только один…— Се Лянь зажмурился и оборвал себя. Затем он решительно открыл их, сжал руку Умина. — Будь здоров, Умин. Я вернусь, как только смогу. Я клянусь. Се Лянь в последний раз сжал его руку и отпустил. Он отвернулся и оглянулся только один раз, и выражение его лица было убито горем. Или, может быть, это было просто сердце Умина, которое разбилось так сильно, что это было все, что он мог видеть. Фэн Синь тоже оглянулся на него один раз, но к тому времени зрение Умина уже начало меркнуть. Прежде чем он успел хотя бы испуганно вздохнуть, он остался один.***
Умин не знал, сколько прошло времени. Он даже не помнил, как лег. Неужели он упал? Он посмотрел на чистое голубое небо и задался вопросом, прошли ли минуты или дни с тех пор, как ушел Се Лянь? Он перевернулся, затем поднялся на дрожащие ноги. Его сердце дрогнуло, когда он понял, что на плечах у него все еще бамбуковая шляпа Се Ляня. Умин поднял сумку, которую оставил Се Лянь, перекинул ее через плечо и направился к основанию шаткой лестницы, вырезанной в каменных стенах. По мере того как он поднимался, сердце Умина, казалось, опускалось все ниже и ниже в его груди, как будто оно было приковано ко дну вулкана и активно сопротивлялось его попыткам сдвинуться с места. К тому времени, как он достиг вершины, сердце Умина совершенно онемело. У подножия горы он потратил некоторое время на поиски Байян, но ее нигде не было рядом с тем местом, где они ее оставили. Умин уже почти сдался и решил идти обратно тем путем, которым они пришли, когда увидел ее, пасущуюся вдалеке. Он медленно приблизился к ней, но она, к счастью, не испугалась, и Умин наконец смог погладить ее по гриве и собрать седельные сумки. Однако он не пытался оседлать ее. Он сказал себе, что это потому, что он не был уверен в своих силах, так как он ездил только один раз в своей жизни и только в качестве пассажира, и упорно отказывался думать об этом дальше. Итак, взяв поводья в руки, Умин направился обратно в город, сосредоточив все свое внимание, насколько это было возможно, на ритме своих ног. На этот раз дорога заняла несколько дней, как из-за медленного темпа, так и из-за остановок, которые они делали, чтобы Байян отдохнула. Однако Умин никогда не спал. Эти ночи были самыми тяжелыми, так как у него не было ничего, что могло бы затуманить его беспокойные мысли. Когда наконец наступало утро, его нервы были так измотаны, что ему было трудно стоять, и с каждой ночью становилось только хуже. Добраться до города было огромным облегчением. Умин поспешил к гостинице, завел Байян обратно в конюшню и вытряхнул седельные сумки, затем вошел внутрь, чтобы найти хозяйку гостиницы. Она не раз оглядывалась через плечо, пока отсчитывала деньги, Умин практически видел вопрос на ее губах, но она, к счастью, не спросила ничего напрямую. Умин почти дошел до городских ворот, когда внезапно вспомнил, что обещал посетить храм Фэн Синя. Эта мысль ужалила. За что Умин должен благодарить его, за то, что забрал Се Ляня? Он почувствовал, как его губы скривились в оскале. Но затем он неохотно признал, что именно благодаря быстрому прибытию Фэн Синя Се Лянь смог расслабиться, узнав, что Цзюнь У не будет преследовать его, как они так боялись. Переполненный горечью, Умин развернулся на каблуках и пошел обратно к храму Наньяна. В это время дня здесь было гораздо оживленнее, чем тогда, когда он и… чем в прошлый раз. Умин зажег палочку благовоний, как и обещал, и отступил от алтаря. Он машинально сложил руки, но понятия не имел, что сказать. После долгого молчания он просто сказал: «Спасибо за помощь», и ушел так быстро, как только мог. Теперь, когда Умин вернул Байян и выполнил свое обещание, его передвижение стало намного проще. Ему не нужно было останавливаться, поэтому его мысли всегда подавлялись движением. Умин существовал в тусклом тумане, и все, что он решал и делал, казалось нереальным, даже похожим на сон. Он смутно осознавал, что обходил Имперский город стороной, поэтому был удивлен, когда ноги привели его к странно знакомой входной двери. Эта дверь открылась, и перед ним предстала очень знакомая женщина. Однако на ее лице не было никакого узнавания, когда ее глаза метнулись к лицу Умина. — Добро пожаловать, юный господин, — сердечно сказала она. — Вы пришли немного раньше, чем большинство клиентов, но я могу… — Лу Синьхуэй, — прервал ее Умин. Глаза женщины расширились, затем снова скользнули по его чертам. — Умин?! Это твое лицо? Ты не говорил мне, что ты тоже такой красивый! — Она схватила его за плечи и начала улыбаться, но затем выражение ее лица застыло, и она посмотрела поверх его плеч. — Где твое высочество? Внезапно зрение Умина затуманилось. Лу Синьхуэй издала тихий звук, а затем Умин обнаружил, что заключен в нежные объятия. — Ах, — просто сказала она, и Умин почувствовал, как рыдания начинают подступать к его горлу. — Тебе не нужно ничего говорить. Все в порядке. Теперь ты здесь, все будет хорошо. После этого Умин перестал осознавать все происходящее. Вся печаль, одиночество и чувство вины, которых он избегал, наконец-то овладели им, и он больше не мог держаться. Он знал, что плачет, и что в какой-то момент кто-то обнял его. Когда он, наконец, успокоился, и оцепенелая отрешенность начала отступать, Умин обнаружил, что лежит на кровати в маленькой комнате. Он был полностью одет и лежал поверх одеял, но его сапоги были сняты, а бамбуковая шляпа лежала на столе у дальней стены. В комнате было темно, если не считать единственной свечи. Он был один. Умин сел и снова влез в обувь. Он пересек комнату и распахнул дверь, от которой открывался вид на дворик в центре здания. Его комната находилась на первом этаже. Высокая женщина, стоявшая у входной двери, кивнула ему, когда он вышел. Из-за множества закрытых дверей доносились всевозможные звуки, но Умин не обращал на них внимания. Он подошел к чайной и легонько постучал в дверной косяк. — Войдите, — раздался голос изнутри. Когда он открыл дверь, то увидел Лу Синьхуэй, склонившуюся над столом. Свиток и несколько листков бумаги были разбросаны по поверхности, и когда она впервые подняла глаза, они были усталыми. Однако они значительно прояснились, как только она увидела Умина. — Ах, Умин, я надеялась, что ты придешь в себя. Входи, входи. Она подозвала его, затем собрала бумаги и положила их на пол рядом с собой. Умин закрыл за собой дверь, затем устроился напротив нее. Лу Синьхуэй откуда-то достала кувшин и две чашки, и поставила их на стол. Она вопросительно подняла бровь, и после минутного колебания Умин решительно взял кувшин. Они выпили первые чашки без церемоний. Алкоголь обжег горло Умина. Пока он слегка кашлял, Лу Синьхуэй немедленно наполнила их снова, а затем подняла свою чашку в приветствии. — За его высочество, — сказала она торжественно. — Пусть его вознесение будет благословенным. Умина снова кольнуло, когда он выпил, но на этот раз он не думал, что дело было только в алкоголе. На третьем кругу они потягивали алкоголь медленно, мелкими глотками. Лу Синьхуэй покрутила свою чашку, затем указала на Умина. — Итак, вы сделали то, что собирались? Умин кивнул и сделал глоток, допивая свою чашку. Лу Синьхуэй снова наполнила ее, прежде чем спросить: — …ты рассказал ему? Он не ответил, но тут же опустошил чашку. Лу Синьхуэй вздохнула. — Так я и думала. Когда кувшин опустел, Лу Синьхуэй принесла еще один. Где-то в начале третьего кувшина Умин обнаружил, что внезапно обрел дар речи. Тяжесть, которая душила его в течение нескольких дней, все еще была на месте, но он как будто преодолел какой-то барьер в своем сердце. Пока его разум обдумывал, что сказать с этой новообретенной свободой, его рот уже выпаливал: — Я люблю его. Лу Синьхуэй фыркнула нескромным смехом. — Да, дорогой, так и есть. — Я ему не нужен, — Умин навалился на стол. — Он бросил меня. У него есть эти его друзья… Я ему не нужен… — Я бы не была так… Умин резко выпрямился, чуть не перевернув стол и опасно встряхнув чашки. — Черт! Лу Синьхуэй отреагировала с большим опозданием, удивленно отпрянув назад. — Что?! Умин закрыл лицо руками. — Он знает! Этот кусок дерьма все знает! Он расскажет ему! — Умин застонал и снова откинулся назад, уронив руки. — Его высочество теперь никогда не вернется… — А? Он вернется? Умин, ты этого не говорил! — Лу Синьхуэй выглядела оскорбленной, но Умин просто пожал плечами. — Не имеет значения, он просто снова уйдет. И теперь он не собирается приходить. Не имеет значения. Лу Синьхуэй вздохнула и покачала головой, затем сделала страдальческое выражение лица и прижала кончики пальцев к виску, опираясь рукой о стол. Через мгновение ее глаза открылись, и она нахмурилась, глядя на Умина. — Ты дурак. — …А? Она указала на него. — Ты. Ты. А. Дурак. — Ее палец уперся ему в грудь. — Он любит тебя. Умин был на мгновение шокирован, а затем разразился неудержимым смехом. Он смеялся, плакал, и упал с колен, чуть не перевернувшись. Схватившись за бок, он поднял другую руку, чтобы вытереть глаза, а затем должным образом упал, так как забыл, что эта рука поддерживала большую часть его веса. С пола он хихикнул и покачал головой. — Хорошая шутка, — наконец выдавил он. — Если ты так уверен, что это шутка, то почему бы тебе не спросить его? — рявкнула Лу Синьхуэй. Умин пустым жестом обвел вокруг себя. — Его здесь нет. — Позови его! Он хихикнул. — Ты пьяна. Его здесь нет. — Ты пьян, — возразила она. — Он бог! Молись ему! Умин сделал паузу, и его смех утих. Хм. У него болела голова, мысли путались, но он не видел причин, по которым это не сработало бы. Однако была еще одна проблема… в чем была эта проблема?.. Ах. — Нет храма, — серьезно сказал он. Лу Синьхуэй махнула рукой. — Это не проблема. Повесь картину в заброшенном доме дальше по улице. Бам. Храм. Умин почувствовал легкую панику. Это было слишком легко, слишком быстро. Он отчаянно метался в своих неорганизованных мыслях. — Придется… отремонтировать, — настаивал он. — Требуется время. Начнем завтра. — Боги, ты упрям, — вздохнула Лу Синьхуэй, внезапно посерьезнев. Она попыталась пить, поняла, что чашка пуста, и пошла наполнить ее. Но кувшин тоже был пуст. Она перепробовала все кувшины на столе, затем с силой поставила чашку. — Прекрасно! — уступила она, вскидывая руки в знак поражения. — Задерживайся сколько хочешь! Построй всю эту чертову штуку с нуля! Заставь его подождать. Он просто будет скучать по тебе еще больше. Умин не ответил. На самом деле, он закрыл глаза и притворился, что заснул. Лу Синьхуэй фыркнула на него. — Упрямый! Я права, и ты это знаешь. Я права сегодня, я буду права завтра. Он любит тебя. — Она снова фыркнула. — Посмотри на себя, ты так прячешь лицо, но тебе совершенно нечего прятать. Забыв о своей уловке, Умин нахмурился, все еще не открывая глаз. — Я не прячусь. — Угу, конечно, как знаешь. Умин услышал, как Лу Синьхуэй плюхнулась на пол с глубоким вздохом. Воздух, казалось, согнулся над ними, а затем свет свечи погас. Давление на глаза Умина сразу же ослабло, и он тоже вздохнул. — Спокойной ночи, Умин, — сказала Лу Синьхуэй, внезапно почувствовав усталость. Умин понял, что его веки слишком тяжелые, чтобы поднять их. — Ммм… Спокойной ночи… — …упрямый…***
Он застонал. Свет собирался расколоть его голову надвое, Умин был в этом уверен. Он закрыл глаза рукой, а другую прижал к пульсирующему черепу. — А, ты проснулся. — Голос Лу Синьхуэй был ровным и трезвым. Это звучало так, как будто она снова сидела за столом. — Пойдем, выпей чаю, это поможет. Умин снова застонал и не пошевелился. — Поверь мне, так все пройдет быстрее. Для нас это просто головная боль, ты прекрасно можешь сидеть. Умин неохотно приподнялся, но, к его удивлению, голова у него совсем не кружилась. Раскалывающаяся головная боль продолжалась, но, в целом, все было лучше, чем он ожидал. Он заглянул сквозь веки, поморщился от света, затем медленно заставил себя открыть глаза. Лу Синьхуэй толкнула чайную чашку через стол и улыбнулась ему. — А теперь выпей. Чай был очень ароматным. Имбирь, лимон и другие неизвестные специи заполнили его рот и ноздри. Сделав большой глоток, Умин вынужден был признать, что почувствовал себя несколько лучше. Бумаги Лу Синьхуэй снова лежали перед ней, и она отмечала что-то в бухгалтерской книге до того, как Умин проснулся. Теперь она полностью игнорировала их. — Итак, я полагаю, ты хотел бы увидеть этот храм, — предложила она с ухмылкой. Умин опустошил свою чашку и кивнул. — Отлично. Пойдем. Они вышли на улицу, и Умин заслонил глаза от яркого солнца. Лу Синьхуэй повела его глубже в город, чем он когда-либо был. Они оказались на улице, еще большей, чем та, на которой располагался бордель, и, хотя в это время дня здесь было тихо, признаки ночной суеты проглядывали тут и там. Умину было бы любопытно увидеть город на пике своей активности. Вскоре после поворота на эту улицу они остановились перед старым храмом. Он был явно заброшен, даже перегорожен тележками торговцев, как будто это был глухой участок стены. Они обошли повозки, и Умин толкнул скрипучие двери, открывая их. Храм определенно был старым, но внутри здание находилось даже в лучшем состоянии, чем надеялся Умин. Теперь у него действительно не было повода снести его и начать все сначала. Он бродил по большой комнате, составляя подробный список всего, что он мог сделать — заменить дверные петли, подмести и вытереть пыль, перекрасить облупившиеся стены и колонны, залатать дыру в крыше, которая пропускала полосу этого ужасного солнечного света. Конечно, Умину также придется заменить облик бога в храме. Он не узнал то, что осталось от божественной статуи. Внезапно он задумался, не мог бы он продлить время ремонта, научившись самостоятельно резать по камню. Словно услышав его мысли, Лу Синьхуэй сказала: — Я думаю, что картины будет достаточно. Ты производишь на меня впечатление артистичного человека. Ты умеешь рисовать? Умин пожал плечами. Он не был великим художником, но у него определенно было больше опыта в этом, чем в резьбе по камню. Все его рисунки были простыми рельефами, выгравированными на деревьях. — Ну, хорошо, ты можешь попрактиковаться. В любом случае, тебе не следует проводить здесь все свое время. Умин почувствовал себя наказанным, хотя он даже не начал ремонт. Он нахмурился. — Тебе нужна помощь в этом, или ты собираешься упрямо настаивать на том, чтобы работать в одиночку? — Голос Лу Синьхуэй был ровным и приятным, но ее слова достаточно ясно выражали ее мнение. Умин не мог не одарить ее легкой улыбкой. — Небольшая помощь не помешает, — сказал он. Лу Синьхуэй одобрительно кивнула. — Хорошо. Хорошо, так как же ты хочешь это сделать? Час спустя они вышли из храма. Лу Синьхуэй взяла с собой обширный список заметок и отправилась навестить других людей в городе, оставив Умина на произвол судьбы. Он вернулся в свою маленькую комнату, но сразу почувствовал беспокойство, поэтому схватил саблю со стола и вышел за пределы города. Как только он нашел достаточно большое травянистое поле, спрятанное между несколькими деревьями и большим озером, Умин плавно включился в свой тренировочный режим. Через несколько часов, в процессе попытки разыскать Лу Синьхуэй, чтобы спросить, где находятся купальни, Умин обнаружил, что в борделе были свои собственные маленькие ванны, спрятанные в задней части. Он вернулся в свою комнату, чтобы достать из сумки запасной комплект одежды, но его сердце дрогнуло, когда он открыл ее в первый раз и увидел ханьфу Се Ляня, сложенное прямо сверху. После того, как он осторожно достал его, боль в груди усилилась, когда он увидел потрепанный свиток, торчащий со дна сумки. Это было уже слишком. Умин схватил свою одежду, засунул все, что было связано с Се Лянем обратно в сумку, задвинул ее в угол и ушел мыться. Он изо всех сил старался отвлечься от своих мыслей, когда расплетал волосы, и, как только они стали чистыми, Умин снова собрал их в строгий хвост высоко на голове и притворился, что его это устраивает. Лу Синьхуэй снова появилась во время обеда, как и большинство обитателей борделя, которые явно только что проснулись. Некоторые все еще были одеты в свободные спальные халаты, а волосы только беспорядочно заколоты, когда все они собрались в гостиной, даже большей, чем чайная, чтобы поесть. Он чувствовал, что они наблюдают за ним с интересом, но Умин держался особняком и почти не смотрел в глаза. Время от времени мимо проходила Лу Синьхуэй и что-то спрашивала или делала какое-нибудь незначительное замечание. Он знал, что это были приглашения, но, хотя и ценил ее усилия, не мог заставить себя принять их, поэтому просто кивнул и сказал несколько слов, пока она не ушла. Когда он убежал обратно в свою комнату и в бордель начали прибывать клиенты, Умин обнаружил стопку бумаги и набор письменных принадлежностей, ожидающих его на столе. Еще до того, как ночь вступила в полную силу, он погрузился в ритуал растирания чернил и тщательного рисования линий Бога Войны в Короне из Цветов. В самом низу стопки бумаг Умин признал, что ему немного стало лучше. Он расправил плечи, потом понял, что солнце взошло, и в борделе снова стало тихо. Обойдя кровать, Умин вместо этого отправился в храм. Там он нашел небольшую коллекцию инструментов и материалов. Эффективность Лу Синьхуэй была поистине невероятной. В то утро он проигнорировал почти все, кроме метлы, и по прошествии нескольких часов храм был очищен от пыли и грязи, а Умин вспотел. Во второй половине дня он вышел потренироваться на то же небольшое поле, а затем вернулся, чтобы искупаться. Когда у него появилось дополнительное время перед обедом, у Умина случился короткий приступ паники, когда он не мог придумать, чем заполнить это время. Он держался на ногах, просто чтобы почувствовать, что все еще находится в движении, и оказался в дверях кухни. Шеф-повар оглядел его с ног до головы, отвернулся и начал выкрикивать инструкции. Через несколько мгновений Умин был накрыт фартуком и поставлен перед разделочной доской. С огромным облегчением Умин нарезал лук и выслушал краткие объяснения других призраков. Они не пытались вести светскую беседу или общаться по-братски, выходя за рамки своей работы, поэтому Умину оказалось гораздо легче расслабиться, чем он ожидал. Он даже задал несколько вопросов, не чувствуя себя неловко. Умин помогал подавать еду на ужин, а затем съел свою порцию. Лу Синьхуэй посмотрела на него с беспокойством, но он просто кивнул ей через всю комнату и продолжил есть. Перед уходом он подошел к ней. — У тебя есть еще бумага? — спросил он. — Ты уже всю использовал? — Лу Синьхуэй нахмурила брови. — Умин, ты спал? — Немного, — солгал он. Она вздохнула. — Я принесу еще немного, просто подожди минутку. Когда она вернулась с другой стопкой бумаги, она добавила: — Тебе действительно нужно поспать. Твой разум устал. Пусть он отдохнет. Умин просто кивнул, чтобы ему не пришлось снова лгать, а затем удалился в свою комнату. Ночь и следующий день прошли почти так же. В храме он убрал остатки божественной статуи и перекрасил алтарь и часть одной из стен. Лу Синьхуэй появилась, когда он практиковал свои приемы владения саблей, но просто стояла в стороне и молча наблюдала, а затем вернулась с Умином в город, как только он закончил. Он принимал ванну, помогал готовить еду и избегал людей за ужином, пока снова не смог закрыться в своей комнате. На этот раз он нашел чайник с чаем рядом с новой стопкой бумаги. Умин налил чашку и отхлебнул из нее, пока растирал свежие чернила. Он заполнил несколько страниц изображениями бога, а затем обнаружил, что зевает. Может быть, он действительно устал. Он решил нарисовать еще одну страницу, а потом впервые за несколько дней прилечь. Внезапно его глаза распахнулись. Был день, и он развалился поперек своего стола. Кисть выскользнула у него из рук, оставив на бумаге брызги чернил. Умин сел и посмотрел на страницу. Сначала он не узнал нарисованное там изображение. Это было совсем не похоже на то, что он неоднократно практиковал. Умин был почти доволен собой за то, что так неаккуратно рисовал, пока засыпал, но потом краем глаза заметил что-то, и взглянул с новой точки зрения. Он ахнул. На странице перед ним было грязное, но безошибочно узнаваемое изображение лица Се Ляня, точно такое же, каким оно выглядело, когда он спал рядом с ним, освещенный туманным утренним солнцем, заглядывающим в окно чердака. Сначала он не знал, как реагировать. Он сел прямо и отвел взгляд, как будто это могло что-то изменить. Конечно, рисунок все еще был там, когда он оглянулся. На этот раз Умин, казалось, не мог отвести взгляд; он просто смотрел и смотрел, даже когда его хрупкий разум умолял его отвести взгляд. Только когда раздался стук в дверь, он вздрогнул и быстро засунул листок под некоторые другие рисунки. Это был один из призраков, которые жили и работали в борделе. Он передал сообщение о том, что Лу Синьхуэй договорилась с плотником, чтоб он встретился с Умином в храме через час. Как только он ушел, Умин вздохнул и снова достал этот рисунок. Как бы ни было больно ему смотреть на такое изображение или даже думать о том времени вообще, он не мог заставить себя кинуть его на растопку, как и остальные его выброшенные наброски. Впервые Умин вернулся к той сумке, которую засунул в угол, и вытащил изрядно потрепанный свиток. Он расстелил его на столе, засунул внутрь свой рисунок и свернул обратно, аккуратно вернув на место. Встреча с плотником была захватывающим событием для Умина. Они обсудили, как устранить повреждения крыши, и плотник также нашел структурные повреждения в одной из колонн, которые Умин полностью упустил из виду. Он был рад, что еще не начал их перекрашивать. Мужчина пообещал вернуться на следующее утро с материалами и помощником, а затем ушел. Закончив нанесение первого слоя краски на заднюю стену, Умин отправился на тренировку позже обычного. Казалось, он довольно много проспал. Когда он пришел на поле, Лу Синьхуэй уже была там — только на этот раз у нее был свой собственный меч в руке, и она тренировала связку, которую Умин никогда раньше не видел. Он стоял и наблюдал, как отражение ее самой накануне, пока она не закончила. Затем Лу Синьхуэй крикнула через плечо: — Ну, я не собираюсь ждать весь день, у меня много дел, кроме того, чтобы тренировать тебя. Поторопись. Ухмыльнувшись, он подошел к ней и начал свое обучение у второго в жизни настоящего учителя. Дни перетекали друг в друга. Умин быстро сообразил, что в его вечерний чай подсыпали сахар, но все равно пил его и заставлял себя спать по крайней мере несколько часов каждую ночь. Постепенно его наброски улучшились настолько, что некоторые не были убраны вместе с остальными его обрывками. Постепенно храм начал обретать очертания в видении Умина, особенно после того, как в его восстановлении приняли участие плотник и его помощник. Постепенно его тело привыкло к странному, плавному стилю Лу Синьхуэй, и она начала чаще кивать, чем хмуриться во время их дневных тренировок. Постепенно он стал считаться достаточно компетентным на кухне, чтобы выполнять мелкие поручения, и, к огромному удовольствию всего дома, шеф-повар даже лично научил его готовить душ бао. После этой особенно праздничной ночи Умин начал находить маленькие подарки на своем столе в дополнение к свежей бумаге. Иногда это было угощение, иногда маленькая безделушка с рынка. Несмотря на все его прежнее волнение от знакомства с ночной жизнью города, Умин никогда по-настоящему никуда не выходил, поэтому эти безделушки были для него загадочными и интересными. Тем не менее, его любимым подарком был, безусловно, всякий раз, когда кто-то пытался скопировать его рисунки. Обычно он находил их на алтаре по утрам и прикреплял вдоль задней стены, независимо от их качества. К тому времени, когда ремонт приближался к завершению, композиция с рисунками была довольно обширной. В те последние несколько дней перед завершением строительства храма Умин пережил еще одно серьезное потрясение. У него заканчивалось время, и у него больше не оставалось оправданий, чтобы рисовать, поэтому однажды ночью он пропустил свои наброски и чай, лег в постель, и прислушался к своим мыслям впервые с тех пор, как он и Се Лянь расстались в спящем вулкане. Умин не знал точно, сколько прошло времени. Судя по тому, что он помнил о положении луны и наступлении лета, прошел примерно месяц. Это было достаточно долго, чтобы, хотя и было больно, обращение к этим воспоминаниям больше не ранило его так глубоко. Итак, он подумал о Се Ляне, об их совместном пребывании в разрушенном и заброшенном Имперском городе, и об их расставании. Он столкнулся с огромной волной вины лицом к лицу, когда понял, что втайне надеялся, что Се Лянь никогда больше не сможет вознестись. Если бы он застрял на земле, Умин мог бы остаться рядом с ним, и, что еще важнее, Се Лянь нуждался бы в нем. Наблюдая, как он уходит с Фэн Синем и Му Цином, нельзя было отрицать, что пропасти, которую счастливо заполнил Умин, больше не существовало. Умин всегда говорил себе, что он был бы доволен тем, что был инструментом Се Ляня, которым тот пользовался и отбрасывал на досуге, что, если бы он мог сделать хотя бы одну маленькую вещь правильно для него, этого было бы достаточно, но он предал сам себя, влюбившись и поверив, что Се Лянь мог полюбить его в ответ. Он заслужил все последствия, с которыми сейчас столкнулся. Умин также подумал о прощальном обещании Се Ляня вернуться и сообщить свои новости. Он заставил себя выразить словами то, что его сердце знало с тех пор, как он попытался уклониться от пьяного вызова Лу Синьхуэй: чем скорее Се Лянь придет к нему, тем скорее он снова уйдет, и тогда Умин останется даже без обещания новой встречи. Еще больше ему было стыдно за то, что великолепие обновленного храма было создано не столько ради него самого, сколько в честь божества, которым он когда-то был. Умин встал после долгой бессонной ночи и с мрачной решимостью прожил свой день. Он собирался довести дело до конца и перестать откладывать неизбежное.***
Два дня спустя Умин повесил свою собственную картину по центру всей стены из рисунков, и завершил ремонт. Он пошел на тренировку, как обычно. Хотя он ничего не сказал, пока они возвращались в бордель, Лу Синьхуэй небрежно спросила: — Итак, ты закончил? Умин кивнул. Лу Синьхуэй на мгновение сжала его плечо, но ничего не добавила. После приготовления пищи и еды, где он принял поздравления от удивительного количества людей, Умин прошел мимо своей комнаты и вышел из борделя. Улицы были практически неузнаваемы. Повсюду были торговцы и продавцы продуктов питания, и витрины магазинов, которые он привык видеть темными и пустынными днем, теперь были полны света и жизни. Он также заметил, что веревки, которые были натянуты между крышами над улицами, теперь были увешаны фонарями и разноцветными лентами. Они не были освещены, и позже во время прогулки он заметил несколько призраков, которые все еще закрепляли украшения, поэтому Умин предположил, что они готовились к какому-то событию. Он задался вопросом, был ли это фестиваль, посвященный призракам, и сделал пометку спросить об этом Лу Синьхуэй. Добравшись до храма, Умин обошел зал и зажег все многочисленные свечи, которые он приготовил. Как только комната озарилась мерцающим светом, он подошел к алтарю и зажег палочку благовоний. Он не отступил назад, а просто сложил руки прямо у алтаря и уставился на свое изображение Бога Войны в Короне из Цветов. Он глубоко вздохнул. — Ваше высочество, — тихо сказал Умин. — Мне жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы связаться с вами. Я просто испугался. На самом деле это не оправдание. Умин сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Я, э-э, построил вам храм. То есть, я восстановил его. С некоторой помощью. Лу Синьхуэй мне помогла, и другие призраки тоже. В любом случае, я надеюсь, вам понравится. Умин помолчал немного и продолжил. — Вы уже закончили свое расследование? Я на это надеюсь. Я был бы рад, если бы вы смогли провести это время с легким сердцем. Я не хочу, чтобы прошлое вас беспокоило. Я просто хочу, чтобы вы всегда были в безопасности и счастливы. Еще я надеюсь, что ваше положение на небесах быстро восстановится. Но, что бы ни говорили, вы всегда будете моим единственным богом. Пожалуйста, поверьте в это. Вы ничего не можете сделать, что могло бы меня прогнать. Вам нечего доказывать; я последую за вами куда угодно. Умин опустил голову. — Но… Я должен сказать кое-что еще. Вы мне ничего не должны. Все, что я делал для вас, я делал от чистого сердца. Я всегда буду с улыбкой вспоминать время, что мы провели вместе, и всегда буду вас поддерживать. Я знаю, вы сказали, что вернетесь, но… вы не обязаны. Вы, наверное, уже поговорили с Му Цином. — Умин прерывисто вздохнул. — Конечно, вы поговорили. И это просто… Я бы предпочел не знать, как вы отреагировали. Я хочу надеяться, что вы не жалеете о времени, что мы провели вместе. Я знаю, это глупо, но я хочу притвориться, что мы все еще друзья. Мне действительно жаль, что я сам вам не сказал. Свет от свечей немного дрожал, и тени ложились неровно, но уютно, на все поверхности храма. — Однако я не отказываюсь от своих слов. Даже если вы ненавидите меня, я все равно буду любить вас. Если бы вы сказали мне исчезнуть, я бы исчез в мгновение ока. Если я никогда больше вас не увижу, я все равно буду каждый день зажигать для вас благовония и строить вам все новые и новые храмы. Какой бы длинной или короткой ни была моя жизнь, я буду жить с нашим украденным временем в своем сердце. Умин, наконец, поднял голову и посмотрел прямо в лицо богу. — Ваше высочество, спасибо. За все. Это значит для меня больше, чем я могу выразить словами, что вы относились ко мне с добротой, снова и снова, когда никто другой не сделал бы этого. Я в порядке. Со мной все будет в порядке. Я не жду вас, у меня нет никаких ожиданий. Просто делайте все, что хотите, и я поддержу вас несмотря ни на что. И, пожалуйста, ваше высочество, будьте счастливы. Некоторое время он стоял молча, все еще сложив руки на груди. Когда благовония догорели, он зажег еще одно и просто наблюдал, как оно рассыпается в пепел. Только тогда он повернулся и ушел. Улицы были еще оживленнее, чем раньше, но Умин едва слышал шум. Как будто густое облако окутало его голову, заставляя все остальное казаться тусклым и плоским. Он сразу вернулся в свою комнату, снял крышку с чайника, и выпил все сразу. Через несколько минут после того, как он рухнул на кровать, он крепко заснул.***
— Умин? Умин, проснись. Его глаза медленно открылись. Рядом с его кроватью кто-то был. — Ты все это выпил? Знаешь, не этим тебе надо заниматься, — вздохнула Лу Синьхуэй. — Неужели все действительно прошло так плохо? Вы с ним уже встретились? Умин сделал несколько глубоких вдохов и изо всех сил попытался остановить дикое вращение комнаты вокруг него. — Не встретились. Лу Синьхуэй удивленно приподняла бровь. — Значит, ты сказал ему не приходить? Знаешь, так я не смогу доказать, что была права, если ты сам будешь отталкивать его. Комната больше не кружилась так сильно. Умин одарил ее мрачной улыбкой. — В любом случае, мы не давали обещаний. Ни о чем таком не говорили. — Хм. Верно. — Лу Синьхуэй помогла Умину сесть и отпустила его плечо только тогда, когда он открыл глаза. — Ты проспал почти весь день. По крайней мере, приходи поужинать перед началом фестиваля. — Фестиваля? — Разве ты не видел украшения? Сегодня Цисицзе. И небо весь день было кристально чистым, весь город ликует. О, это действительно объясняло фонари. За последние несколько лет, проведенных в Имперском городе, Умин всегда знал об этом фестивале, особенно потому, что это была единственная летняя ночь, когда он не мог уснуть в маленьком святилище Се Ляня. Несмотря на то, что Се Лянь был воинственным богом, каждый год приходило так много женщин и девушек, чтобы помолиться о счастье в браке, что Умина выгоняли на всю ночь, а часто и до самого утра. Впрочем, он никогда не расстраивался из-за этого. Он просто сидел на крыше неподалеку и наблюдал за бесконечной очередью последователей, входивших и выходивших из храма в своих самых красивых одеждах. Однако он не помнил прошлогодний фестиваль Цисицзе. Война была в самом разгаре, и Умин предположил, что никому в городе не хотелось что-либо праздновать. Он испытывал странные опасения по поводу сегодняшнего торжества, но не мог понять, почему. Может быть, это была просто ностальгия. Умин выбросил это из головы и последовал за Лу Синьхуэй на ужин, где поднялась большая суета из-за того, что на центральном столе были разложены клецки, резные дыни и цяого. Когда он смог подойти немного ближе, Умин понял причину переполоха. Он был особенно очарован большим арбузом, который был вырезан так, чтобы выглядеть как розы в чаше, и сделал пометку, чтобы выразить свой благоговейный трепет шеф-повару, когда увидит его в следующий раз. Даже за ужином некоторые из призраков уже были одеты в прекрасные платья и традиционные наряды. Атмосфера была невероятно оживленной, когда демоны ели и помогали друг другу прикреплять сложные заколки и украшения к волосам. Умин улыбнулся, но остался в стороне и наблюдал за происходящим перед ним волнением, точно так же, как он делал это в Имперском городе много лет назад. К его удивлению, на этот раз растворение в тени не сработало. Умин оторвал взгляд от своего цяого и увидел трех женщин, стоящих перед ним. — Умин, можно мы сделаем тебе прическу для фестиваля? — Да, позвольте нам помочь вам! — Ты ведь захочешь чего-нибудь получше, чем этот хвост, верно? Быстро моргая, Умин открыл рот, закрыл его и, наконец, сказал: — …Хорошо. Женщины набросились на него с большим энтузиазмом, и через несколько секунд его волосы были распущены. Начала собираться небольшая толпа, и когда несколько человек ахнули, подошло еще больше любопытных призраков. — Ух ты, ему надо было просто распустить волосы! — А-Фани, ты это видишь? Женщины позади него были заняты тем, что пропускали его длинные волосы через свои руки. — Невероятно! Они выглядят такими реальными и даже на ощупь мягкие! — Ух ты, Умин, ты, должно быть, действительно могущественный! — Хотела бы я, чтобы мои волосы были хотя бы вполовину такими мягкими, как эти! Что бы я отдала… — А что с его ладонями? Правая рука Умина была поднята и внимательно осмотрена женщинами и несколькими зрителями. Они тоже подняли ладони вверх и по очереди сравнили их. Умин с любопытством посмотрел на свою левую руку. К его удивлению, если не считать больших линий ладони, образованных сгибом руки, его кожа была более или менее гладкой. Мелкие отпечатки, которые он ожидал найти, полностью отсутствовали. Ему потребовалось так много времени, чтобы заметить это, что он почти поддался искушению посмеяться над собой. — Это что, какая-то демоническая штука? — спросил он. Многие демоны сразу кивнули, и мужчина из толпы зрителей протянул руку, чтобы Умин увидел. — Да, это так. Видишь, как у меня нет линий вообще? Большинство из нас такие. Действительно трудно создать реалистичное человеческое тело. До того, как ты появился, у А-Сун были лучшие волосы, а у Лу-цзе — лучшие линии ладоней. Но теперь ты победитель и там, и там. Послышалось много одобрительных шепотков, и Умин почувствовал себя странно смущенным. — Оу, — сказал он неловко. К счастью, внимание быстро вернулось к его волосам. После оживленного спора о том, что с ними делать, женщины остановились на свободной косе, которая сужалась к концу. Они объяснили, что это создавало иллюзию распущенных волос вокруг его лица, в то же время будучи достаточно завязанными для фестиваля. Он не был уверен, поверил ли он их утверждению, что это было совершенно «уместно», но Умин был слишком удивлен, чтобы спорить. На самом деле, коса была подходящей ностальгической вещью для ностальгической ночи, и его мысли были полны рук Се Ляня в его волосах, в то время как женщины суетились вокруг него. Воспоминание не причиняло такой боли, как днем раньше; Умин смирился с тем, что воспоминания — это все, что у него сейчас есть, так что он мог бы попытаться насладиться ими между приступами боли. Когда коса была закончена, призраки потащили его наверх к ближайшему зеркалу, которое оказалось в комнате А-Сун. Умина поставили перед зеркалом, пока призраки выглядывали из-за дверного проема, пытаясь разглядеть получше. Коса действительно очень хорошо обрамляла его лицо. Умин перекинул ее через плечо, чтобы полюбоваться работой женщин, и его лицо озарилось, когда он увидел, что кто-то заправил маленький белый цветок между прядей волос за ухом. Он оглядел призраков, которые ввалились в комнату, и лучезарно улыбнулся им. — Выглядит великолепно. Спасибо вам. Прежде чем кто-либо успел ответить, тихий голос где-то сзади сказал: «Ты отлично выглядишь…», и комната взорвалась смехом. — Да, Умин, ты действительно загляденье! — Если тебе понадобится помощь, чтобы расплести косу позже, ты просто позови меня в любое время, а? — Ай-я, оставь его в покое, он начнет краснеть, если вы все будете продолжать в том же духе! — Если бы какой-нибудь демон так мог, это был бы он… — Тише, ты! Умин отчаянно боролся с желанием спрятать лицо в ладонях, но его сердце переполнено чувствами. Несмотря на его отчужденность в течение последнего месяца, эти демоны были добры к нему, включили его в свою жизнь и обращались к нему снова и снова. Это было приятно, и Умин был глубоко тронут. Он задавался вопросом, был ли внезапный приток доброты, который он получал с тех пор, как умер, на самом деле доказательством того, что он жил в какой-то придуманной фантазии, но Умин отверг это, когда понял, что никогда бы не представил ситуацию, где кто-то добр к нему, не говоря уже о стольких людях. Как бы это ни было странно, это правда. Вскоре взволнованная толпа разошлась, снова предоставив Умина самому себе. Он был в гораздо лучшем настроении, чем раньше, и решил отправиться в город в поздние сумерки. Фонари только что зажглись, и Умин обходил множество призраков, некоторые из них передвигались по стенам или на длинных шестах. Уличные торговцы готовились к началу фестиваля, и звуки и запахи шипящей еды и сладостей щекотали обоняние Умина. В нескольких улицах отсюда барабан и флейта исполняли веселую песню, в звуках которой даже на таком расстоянии танцевали несколько демонов. Умин решил посетить храм, чтобы скоротать время до начала фестиваля. Подойдя к нему, он впервые понял, что на нем нет таблички с названием! Умин поднес руку к щеке и вздохнул. Как он мог упустить такую вещь из виду? Он прокручивал в голове возможные имена, пока входил, и бездумно зажег ароматическую палочку. Его мысли блуждали, пока он наблюдал, как оранжевое кольцо медленно опускается вниз по палочке, и совсем отвлекся, ожидая, когда упадет пепел. На периферии его зрения одна из картин затрепетала. Глаза Умина вспыхнули, и его тело внезапно наполнилось адреналином. Это был его собственный рисунок, который двигался! — Ваше высочество? Одно мгновение он был один. В следующий момент Се Лянь встал сбоку от алтаря. Он улыбался. — Привет, Умин. Он был совершенно потрясен. Его тело перестало реагировать. Все, что он мог делать, это пялиться, разинув рот, и быть поглощенным хаосом в своей голове. Почему Се Лянь улыбался? Это не имело смысла. Он вообще не должен был быть здесь, Умин сказал ему не приходить. Даже если бы Умин мог смириться с тем, что Се Лянь все равно был здесь, на его лице все равно должны быть написаны гнев и отвращение. Что это за улыбка? — Вы пришли, — наконец сумел сказать Умин. Улыбка Се Ляня стала шире. — Конечно, — легко сказал он. — Я же обещал, что приду. Я не даю обещаний просто так. Наконец-то хоть что-то понятно! Се Лянь был здесь из чувства долга. Улыбку это не объясняло, но, может, он просто проявляет вежливость. — И кроме того, я скучал по тебе, — добавил Се Лянь, полностью разрушив мысли Умина. — Я так долго ждал от тебя весточки. Мы расстались так внезапно, что я не сказал ничего из того, что хотел тебе сказать. Так приятно снова тебя видеть. Ты в порядке, Умин? Он понятия не имел, что сказать. Он кивнул. — Хорошо. Се Лянь прислонился к алтарю, там, где Умин прирос к земле. Только тогда он заметил, что одежда Се Ляня была очень изысканной, вся из белого шелка с золотой вышивкой и красным поясом. Конечно, Умин считал его красивым в любом виде, но он испытал облегчение, увидев это подтверждение высокого статуса. — Нам многое нужно обсудить, — серьезно сказал Се Лянь. — Для того, чтобы с чего-то начать, я расскажу тебе о расследовании. Или, лучше сказать, о расследованиях. Умин лихорадочно разделил свои три или около того отдельных эмоциональных кризиса, и попытался сосредоточиться. С небольшой задержкой он вопросительно наклонил голову. — Они связаны? Се Лянь кивнул. — Гораздо больше, чем мы думали. Возможно, сейчас, когда они оба мертвы, нет способа полностью подтвердить это, но мы считаем, что Цзюнь У и Безликий Бай были по сути одним и тем же человеком, а Цзюнь У, умерший месяц назад, на самом деле был созданным двойником. — …Что?! — Какие бы эмоциональные волнения Умин ни пытался до этого подавить, они сразу же утихли сами по себе. — Я чувствовал то же самое. Но доказательства очень веские. Некоторые из богов литературы попытались сопоставить историю Цзюнь У в библиотеках и обнаружили необъяснимые противоречия. Дальнейшее расследование показало, что человек, за которого он себя выдавал до вознесения, возможно, никогда и не существовал. Затем мы нашли руины. Они были прямо вокруг этого вулкана. Мы с тобой так спешили, что я почти не обращал на них внимания. Оказывается, там было очень древнее государство, и изображения его наследного принца выглядят точно так же, как Цзюнь У. Но самая большая помощь в этом деле исходила от моего старого учителя, Советника из Сяньлэ. Он из того же самого падшего королевства, Уюн, и он знал этого наследного принца. Се Лянь остановился, слегка покачал головой и рассмеялся. — Мне так много нужно сказать, что, боюсь, я никогда не дойду до сути. Я расскажу тебе все об этой истории в другой раз. Просто знай, что Цзюнь У был абсолютно тем же самым принцем. Однажды он упал с небес, стал монстром, которого мы знали как Белое Бедствие, уничтожил всех на Небесах, и никто ничего не вспомнил ни о нем, ни о Королевстве Уюн. Разум Умина кружился от всей этой информации. Он никак не ожидал раскрыть такой глубоко укоренившийся заговор. — Откуда вы знаете, кто из них был двойником, а кто настоящим человеком? — спросил Умин. — Это невозможно сказать точно, — признался Се Лянь. — Однако… Я сильно сомневаюсь, что он послал бы двойника встретить меня в заливе Ланэр. Не тогда, когда он думал, что почти выиграл. Умин кивнул. Для него это имело смысл. Безликий Бай полностью перевернул жизнь Се Ляня, чтобы манипулировать им до какого-то извращенного конца. Он не пропустил бы что-то столь важное, как то, что Се Лянь планировал сделать с Юнань. — И мы знаем, что Цзюнь У — двойник, а не просто подчиненный, из-за меча и канг? — Да. Время идеально совпадает. Двойник Безликого не смог выжить, как только его прах был уничтожен, как и проклятые канги, которые он мне дал. — Се Лянь поморщился, и его глаза затуманились. — Я, наверное, даже никогда не встречал его двойника. Я подозреваю, что все это время он постоянно появлялся как бог и демон, когда ему заблагорассудится, и мотал меня по кругу. — Ваше высочество, он никогда больше не тронет вас, — сказал Умин. — Вы позаботились об этом. — М-м, все не так уж плохо. Он действительно похоронил моих родителей. И хотя то, что он сделал с тобой, было так же жестоко, как и то, что он сделал со мной, именно благодаря ему ты сейчас стоишь здесь. Глаза Се Ляня все еще были слегка не в фокусе, и он говорил небрежно, но сердце Умина сжалось в груди. — Все, что мы можем сделать, это двигаться вперед, ваше высочество. При этих словах туман в его глазах рассеялся, и Се Лянь посмотрел прямо на Умина. — Ты прав, — сказал он. — Я хочу знать о тебе, Умин. Как ты провел это время? Храм действительно прекрасен, спасибо. Яркая улыбка вернулась на его лицо, и Умин схватился за алтарь для поддержки, когда его ноги ослабли. — Я… я рад, что вам нравится, — сказал он. — Эм, я был в этом городе почти все время, помогал Лу Синьхуэй. И тренировался. И научился готовить. Назойливая мысль наконец прорвалась на поверхность его сознания, и Умин нахмурился. — Ваше высочество, могу я спросить вас кое о чем? — Конечно. — Почему вы здесь? Се Лянь выглядел смущенным. — Разве я уже не говорил? Я скучал по тебе. Умин проигнорировал свое предательское сердце и продолжил. — Да, но… разве вы не говорили с Му Цином? — А, — Се Лянь снова улыбнулся. — Нет. Однажды он пытался мне что-то сказать, но я убедил его не делать этого. Если было что-то, о чем ты не хотел, чтобы я знал, то он не имел права говорить мне. Облегчение затопило все тело Умина, и он тяжело прислонился к алтарю. — Ах, — сказал он. По крайней мере, Се Лянь еще не презирал его. Ему дали немного больше времени. Ровно столько, чтобы расстаться в хороших отношениях. Он надеялся. — Умин, могу я спросить тебя кое о чем? Он кивнул. Се Лянь глубоко вздохнул и расправил плечи. — Ты искал своего любимого человека? Умин моргнул и отвел взгляд. — …Нет. — А ты этого хочешь? Внутри сердца Умина царила неразбериха эмоций. Облегчение было самым ярким, но все еще оставались следы одиночества и печали. Умин вздохнул и грустно улыбнулся поверхности алтаря. — Я думаю, что не имеет значения, чего я хочу, — тихо сказал Умин. — Все так, как вы сказали, ваше высочество. Если бы он знал, что я все еще здесь, он был бы обеспокоен и встревожен. Я не хочу его ранить. Все остальное — просто сон. Мы никогда не должны были встретиться, и даже смерть не может этого изменить. Се Лянь пошевелился, затем обошел угол алтаря, чтобы встать рядом с Умином. Робкая рука легла ему на плечо, и Умин снова посмотрел на его красивое, заботливое лицо. — Ах, Умин, — сказал он со вздохом. — Боюсь, я ввел тебя в заблуждение. Когда я говорил тебе все это, мне было нехорошо. Я больше не уверен, что согласен сам с собой. — Он улыбнулся, на этот раз застенчиво. — С тех пор как я встретил тебя, раны, которые я считал незаживающими, начали заживать, тяжесть, которую, как я думал, я буду нести вечно, уменьшилась. Ты сказал, что мы притворялись, что друзья; Умин, это не было притворством. Ты мой драгоценный друг, и ты был рядом со мной, когда больше никого не было. Хватка на его плече ослабла, затем исчезла, и Се Лянь, казалось, взял себя в руки. — Я говорю это, потому что хочу, чтобы ты знал, как ты важен для меня, и я был рядом с тобой совсем недолго. Твоя преданность невероятно значима, Умин. Когда я думаю о твоем любимом человеке и о том, как много ты для него сделал, о чем он даже не подозревает… Я просто думаю, что если бы я был на его месте, то, возможно, для меня было бы честью быть таким любимым. Я думаю, я хотел бы знать, что ты чувствовал. Стены вокруг Умина вращались, но земля под ногами у него и Се Ляня почему-то никогда не была такой стабильной. Нервные бабочки заполнили его грудь и угрожали поднять его своей силой. — Ваше высочество, — Умин говорил с настойчивостью в голосе и глазах. — Вы действительно уверены в этом? Се Лянь кивнул, но так и не разорвал их зрительный контакт. — Я абсолютно уверен. Умин схватился за цепочку, спрятанную под одеждой, чувствуя грубые очертания кольца и бусины. — Что, если… он также узнает что-то, о чем забыл? Что-то из давнего прошлого. Как ты думаешь, его это встревожит? Се Лянь одарил его своей самой мягкой улыбкой. — Все будет в порядке, Умин. Это был самый сюрреалистичный момент, который он когда-либо проживал. Он не мог в это поверить. Каждая мысль в его голове вопила о том, чтобы он остановился, вспомнил о своих убеждениях, не упускал свой второй шанс на дружбу с Се Лянем. И все же его сердце действовало без колебаний. Умин потянулся к шее и снял цепочку, перекинув косу через плечо. Затем он поднял ее между ними. Полупрозрачный кристалл и яркая бусина выглядели потрясающе в свете свечей. Он посмотрел мимо них на лицо Се Ляня. Глаза Се Ляня были широко раскрыты и полны эмоций и узнавания, когда он смотрел на эту красную бусину. Он поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с Умином. Его рот приоткрылся, и он судорожно вздохнул. Умин слегка поднял руки, одновременно приглашая и прося. Губы Се Ляня дрогнули в крошечной, шокированной улыбке, и он склонил голову. Удивительно уверенными руками Умин надел цепочку на шею Се Ляня, затем просунул руки под завесу волос, чтобы освободить их. Пока он вытаскивал длинные волосы Се Ляня, тот внезапно бросился вперед, столкнулся с грудью Умина и крепко обхватил его руками за спину. После потрясенной паузы, длившейся всего долю мгновения, Умин обнял его и притянул Се Ляня в еще более крепкие объятия. Плечи Се Ляня сотрясались от тихих рыданий, но его тело было расслабленным. Умин положил руку ему на затылок, только чтобы заметить, что он тоже плачет, когда почувствовал, как его собственные слезы капают Се Ляню в волосы. Умин улыбнулся, потом рассмеялся. Сначала это был мягкий смешок, просто выдох нервного напряжения, но потом неверие и радость смешались воедино. Вскоре он, задыхаясь, смеялся и прижимался к Се Ляню в поисках поддержки, когда его тело пыталось согнуться пополам. Се Лянь тоже смеялся, плакал и шмыгал носом. Они отчаянно обнимали друг друга, испытывая облегчение оттого, что не было причин отпускать.***
Несколько часов спустя слезы более или менее перестали течь, и остались только улыбки и тихие голоса. Се Лянь и Умин сидели спиной к алтарю, крепко сцепив руки, и разговаривали до глубокой ночи. Се Лянь рассказал остальную часть истории Советника, Умин задал сотню вопросов о разбирательстве на Небесах, и они слушали биение сердца Се Ляня, такое сильное, что, казалось, оно билось за них обоих. Собственная грудь Умина тоже была в беспорядке; бабочки уже давно вырвались из заточения в его сердце и теперь заполнили все тело. Время от времени его губа или кончик пальца подергивались, и он просто улыбался и крепче сжимал руку Се Ляня. Все это время шум фестиваля был далеким и совершенно незначимым для Умина. Только когда то, что должно было быть огромной процессией призраков, прошло прямо мимо храма, он наконец заметил их. — Ах, ваше высочество, сегодня Цисицзе, — сказал он сквозь громкую музыку и смех. Се Лянь улыбнулся. — М-м, так оно и есть. Не хочешь пойти посмотреть? О, это было слишком невероятно. Сердце Умина учащенно забилось. Это было бы почти болезненно, если бы не то, что любовь к Се Ляню никогда не могла быть для него болезненной. Се Лянь слегка рассмеялся, словно прочитав мысли по лицу, и прислонился к его плечу. — Я бы хотел, — наконец сумел сказать Умин. Они вышли из храма рука об руку, и вскоре Умин был ошеломлен сценой, разыгравшейся перед ними на улице. Это был большой парад, полный музыкантов, танцоров и кукольников. В начале процессии актер в маске и темно-синих одеждах танцевал под ровный ритм барабанов и флейт. Он нес посох, а за спиной у него была бамбуковая шляпа. Умин понял, что он играет роль Нюлана, пастуха. Куклы, поднятые над парадом на бамбуковых шестах, были в основном крупным рогатым скотом, и в толпе было несколько гордых духов крупного рогатого скота. Фонари высоко над головой сверкали и создавали ощущение, что парад на самом деле проходит под рекой звезд. Се Лянь и Умин шли рядом с процессией, пока она петляла по улицам города. Они находились в той части города, которую Умин никогда не исследовал. Затем улица внезапно превратилась в широкую площадь. В центре был сооружен мост, увитый цветами и лентами. Под мостом и в обоих направлениях вдоль каменной дороги были расставлены сотни и сотни маленьких свечей. Умин передумал: это была настоящая река звезд! Площадь была заполнена зрителями, которые аплодировали по мере приближения парада. — О, смотри! — Се Лянь указал на противоположный конец площади. Там была вторая процессия! Они поспешили на окраину площади, чтобы рассмотреть поближе, огибая людей и смеясь, не выпуская руки друг друга. Когда они добрались до дальней улицы, Умин увидел, что этим парадом руководила ткачиха Чжинюй. Она была одета в платье более светлого оттенка синего и танцевала с веером, раскрашенным в виде звездного неба. Ее шествие было удивительно красивым, и над парадом развевались длинные шелковые знамена, окрашенные в яркие цвета. Шелк был таким тонким, что, казалось, струился в воздухе, как будто находился под водой. Это напомнило ему плавные движения Жое, но в гораздо большем масштабе. — Ух ты, — тихо сказал он. Каким-то образом Се Лянь услышал его, и сжал его руку. Когда обе процессии достигли площади, только Чжинюй и Нюлан продолжили движение к мосту. Они танцевали синхронно, пока музыка набирала темп. Когда они достигли основания моста, они опустились на колени и положили веер и посох, и музыка внезапно прекратилась. Они поднялись, и барабан ударил один раз. Они поставили ноги по обе стороны моста. Еще один удар, еще один шаг, и снова, и снова, все быстрее и быстрее. Наконец, Чжинюй и Нюлан бросились в объятия друг друга на самой высокой точке, прямо над этой рекой свечей. Радостная музыка разразилась с обеих сторон площади, и толпа зааплодировала. Умин обнаружил, что тоже радуется. Через короткое время после начала их объятий с крыши какого-то близлежащего здания взлетело несколько фейерверков, и небо озарилось разноцветными искрами. Остальная часть толпы хлынула вперед, чтобы забрать небесных влюбленных и снова провести их по улицам. Умин радостно закричал и рассмеялся. Никогда еще на сердце у него не было так легко. Он повернулся, чтобы посмотреть на Се Ляня, какое-то замечание о фестивале наполовину сформировалось у него во рту. Но эти слова были быстро забыты. Се Лянь смотрел только на него, и его лицо было таким нежным от любви, что Умин на мгновение забыл, как дышать, а затем ему пришлось дышать очень быстро. Се Лянь шагнул к нему и впервые за несколько часов расцепил их руки. Он поднес ладони к лицу Умина, нежно положил их ему на щеки и запустил пальцы в волосы за ушами. С трепещущим сердцем Умин положил свои руки на талию Се Ляня. Он почувствовал, как Се Лянь приподнялся на носочках. Их губы соприкоснулись, затем прижались друг к другу. Внезапно Умину показалось, что радостные возгласы и ликование толпы на самом деле были только для них.***
Они вернулись в бордель на рассвете. Умин надеялся незаметно прокрасться обратно в свою комнату, чтобы свернуться калачиком в постели с Се Лянем и забыть обо всем остальном мире, но, похоже, удача отвернулась от него. Не то чтобы он когда-нибудь жаловался на это. Ему могло бы не везти до конца его жизни, и это определенно стоило бы этой невообразимо идеальной ночи. Но в этот момент он не мог не вздрогнуть, когда услышал «Ого!» Лу Синьхуэй с другой стороны двора. Он неохотно повернулся к ней лицом. — …Доброе утро, — неуклюже сказал он. Даже Се Лянь рассмеялся над этим. — Действительно, — многозначительно сказала Лу Синьхуэй, подходя к ним. Она заметила их сцепленные руки и мягкий румянец Се Ляня. Подняла бровь сначала на Се Ляня, затем на Умина. — Значит, ты все-таки божество. Ах, Умин, ты действительно стремился к звездам, — Лу Синьхуэй похлопала его по плечу и злобно ухмыльнулась. — Разве я тебе не говорила? Я всегда права. В то время как тело Умина пыталось вызвать невозможный румянец на его лице, Се Лянь вмешался и отвлек внимание. Он почтительно поклонился. — Лу Синьхуэй, для меня большая честь снова встретиться с вами. Мне есть за что вас поблагодарить. Кроме того, я наконец-то могу дать вам объяснение, которое задолжал с момента нашей последней встречи. Она махнула рукой. — И я бы с удовольствием это послушала. Позже. — Она усмехнулась им. — Это может подождать еще немного. Отдохните, хорошо проведите время. Я буду держать остальных подальше. Умин хотел бы исчезнуть на месте, а Се Лянь, похоже, чувствовал себя ненамного лучше. Смеясь, Лу Синьхуэй отступила. — Ай, юная любовь — это действительно нечто! Уходите, иначе ваше сияние убьет мои растения! Умину не нужно было повторять дважды. Он практически вбежал в свою комнату и закрыл дверь, как только Се Лянь прошмыгнул внутрь. Только тогда он выпустил напряженный вдох, который сделал в какой-то момент. Се Лянь застенчиво улыбнулся ему. — Ты устал? — …Я не знаю, — признался Умин. Все его чувства были в смятении, и он не мог сказать ничего наверняка. — Ах, я думаю, я знаю, что ты имеешь в виду. — Се Лянь рассмеялся, и нервозность, казалось, отступила. — Как насчет того, чтобы я тебе почитал? Это было так давно… Я скучал по этому. — Да! — выпалил Умин. — Я имею в виду, это звучит здорово. Я… тоже по этому скучал. Он почувствовал непреодолимое желание обнять Се Ляня и уже собирался одернуть себя, как вдруг понял — в этом не было необходимости. С радостной улыбкой он заключил Се Ляня в объятия. Это было быстро, и Се Лянь едва успел среагировать, прежде чем Умин отпустил его. Ему казалось, что он светится. Как будто ничего не изменилось. Хотя прошел месяц, и они находились в совершенно другом месте, и было солнце, которое светило через затененное бумагой окно вместо лунного света, Умин и Се Лянь сразу же вернулись к своей рутине. Они разделись до нижних одежд и сели бок о бок на кровать. Но произошли неуловимые изменения. На этот раз Се Ляню нужно было снять больше слоев, и внутренняя одежда была ярко-красной, такой же яркой, как бусина, которая покоилась на ней. Вид кольца и бусины на теле Се Ляня заставил Умина снова задуматься, не спит ли он. Когда Се Лянь подошел, чтобы положить свою сложенную одежду на стол, он резко вздохнул при виде своей шляпы у стены и уставился на нее со слабой улыбкой. Прежде чем Умин успел потянуться за своей косой, Се Лянь остановил его и попросил расплести ее сам. Он положил белый цветок на стол и осторожно расплел прядки, пока волосы Умина не упали свободными волнами на плечи. Когда Се Лянь потянулся за свитком, который он достал из сумки в углу, его широкий рукав отодвинулся, обнажив знакомую белую полосу, обернутую вокруг предплечья. Умин провел по ней пальцами, и Жое пошевелилась, а затем взволнованно бросилась к нему. Она коснулась его лица, обвила спину и, наконец, обернулась вокруг его запястья. Умин рассмеялся. — Я рад, что ты так нравишься Жое, — сказал Се Лянь с широкой улыбкой. — Я думаю, что она скучала по тебе почти так же сильно, как и я. Умин снова соединил их руки вместе вместо того, чтобы говорить, и свободными руками они развернули свиток. Когда свободный листок бумаги распахнулся, было слишком поздно, чтобы выхватить его или прикрыть. На полном обозрении, лежа между их коленями, был его рисунок спящего Се Ляня. Хотя его грудь сжалась от беспокойства, прежде чем Умин успел должным образом запаниковать, Се Лянь уже взял рисунок и начал хвалить его. — У меня не было возможности сказать это раньше, но ты очень талантлив. Я сразу понял, какой из рисунков в храме твой. И это тоже. — Се Лянь улыбнулся рисунку в своих руках, затем поднял на него глаза. — У тебя невероятная внимательность к деталям. Если ты продолжишь практиковаться, я думаю, ты мог бы стать великим мастером. Он внимательно вслушивался в каждое слово, но нервозность Умина не унялась. — Ты не думаешь, что это?.. — Он напрягся, когда его уши наполнились эхом возмущенных голосов, голосом его отца, Му Цина и даже его собственным, критикующими его одержимость, называющих ее отклонением, называющих его больным. Свободная рука Се Ляня потянулась к его подбородку и повернула Умина лицом к себе. — Умин, послушай меня внимательно. — Глаза Се Ляня были серьезными. — Ты сказал мне, что я ничего не могу сделать, чтобы прогнать тебя. Я обещаю тебе, я чувствую то же самое. Какой бы реакции ты не боялся, ее не будет. Взгляд Се Ляня стал мягче. — Для меня большая честь быть любимым тобой, — многозначительно закончил он. Вот так напряжение исчезло так же быстро, как и появилось. Умин закрыл глаза и наклонился навстречу прикосновениям Се Ляня, позволяя своему телу оправиться от эмоционального удара. У него было безумное искушение закатать рукав и объяснить свою татуировку на месте, просто чтобы покончить с этим как можно скорее, но, в конце концов, он решил отложить этот разговор на другой день. — Я верю вам, ваше высочество, — сказал Умин, сделав несколько вдохов. Он открыл глаза и выпрямил шею, но Се Лянь еще не опустил руку. — Все хорошо? Умин кивнул, и это было искренне. Только тогда рука Се Ляня исчезла с его лица. Он положил голову на плечо Умина и повернул свиток под углом. Как только Умин тоже прислонился к нему, Се Лянь начал читать. Как и многое другое, слушать эту историю таким образом было одновременно и знакомо, и непривычно. К тому времени, когда все закончилось, Умин был явно измотан; за прошедший день его сердце испытало больше радости, чем он думал, что оно способно испытывать за всю жизнь, и ему не терпелось отдохнуть. Се Лянь свернул набросок обратно в свиток и положил его на стол. Затем, по молчаливому согласию, они легли на маленькую кровать. Они смотрели друг на друга, лежа очень близко и держа друг друга за руки. Это сразу же перенесло Умина в их последнюю ночь на чердаке, и он почувствовал тень той энергии, которая существовала между ними в то время. Умин подозревал, что разум Се Ляня был поглощен чем-то подобным. На этот раз он не чувствовал себя вором, и это заставило его улыбнуться. Но что чувствовал Се Лянь? Все признаки указывали на то, что он хотел этого так же сильно, как и Умин, но ему было очень трудно смириться с тем, что Се Лянь полюбил его сам. — Ваше высочество, — прошептал он на коротком расстоянии. — М-м-м? — На губах Се Ляня играла слабая довольная улыбка. — Ты знал? — Умину не нужно было больше ничего говорить; глаза Се Ляня были полны понимания. — Я хотел бы, — задумчиво сказал он. Умин улыбнулся, затем закрыл глаза. У него было как раз достаточно времени, чтобы поразиться тому, как хорошо было дать им время отдохнуть, прежде чем он плавно погрузился в сон. Он постепенно приходил в себя, когда Се Лянь пошевелился рядом с ним. Солнечный свет все еще проникал в окно, но оттенок был гораздо теплее и глубже. — Ты проснулся! Умин медленно сфокусировал взгляд и посмотрел на взволнованное лицо Се Ляня. — М-м. — Умин, я получил молитву! При этом большая часть его затянувшейся усталости отошла на второй план. — О, это замечательно! Се Лянь просиял. — На самом деле она рядом, я думаю, она пришла из твоего храма. Я собираюсь пойти и найти ее. Умин приподнялся и сел, прислонившись к спинке. — Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? — Не нужно, это что-то маленькое. Я вернусь в мгновение ока. Умин схватил его за руку и сжал ее. — Я так рад за тебя. Если это действительно был тот храм, то я построю их повсюду. Во всем мире не найдется города, в котором его не будет! Се Лянь рассмеялся, и Умин почувствовал, что он практически светится от счастья. — Ах, Умин, я думаю, ты действительно сделал бы это. — Конечно, я бы сделал! Се Лянь наклонился вперед и легонько поцеловал его в лоб. — Подожди меня, — сказал он в волосы Умина. — Конечно, — просто ответил Умин.***
Следующие несколько дней пролетели на удивление быстро. Се Лянь был занят — с каждым днем все больше и больше демонов посещало его храм. Иногда Умин сопровождал его и помогал поливать растения или чинить сломанные вещи, но обычно Се Лянь ходил один. Внешность Умина была слишком легко узнаваема для разрешения споров или убеждения людей, и даже то небольшое разнообразие, которое у него когда-то было в прическе, исчезло после того, как он позволил Се Ляню заплетать его волосы каждое утро. Несмотря на то, что Се Лянь стал носить свою бамбуковую шляпу во время прогулок, его изменчивой внешности было достаточно, чтобы скрыться. В те периоды времени, когда Се Лянь был один, Умин был занят. Он встретился с тем же плотником, который помогал ему раньше, и вместе они нацелились на небольшой дом недалеко от храма. Хотя в городе-призраке было много заброшенных домов, он выбрал этот, потому что планировка второго уровня была очень похожа на чердак кузнеца в Имперском городе. Умин пытался сохранить свою работу в секрете, но Се Лянь обнаружил все через несколько дней, а затем охотно присоединился к ремонту в перерывах между ответами на молитвы. Однако это было не единственное, что он обнаружил в тот день. Когда Се Лянь застал Умина за тяжелой работой по поднятию кусков дерева и мебели, верхняя одежда Умина свисала с его пояса, а рукава были закатаны от жары, и Се Лянь впервые как следует рассмотрел татуировку на его левом предплечье. С заметной нервозностью Умин рассказал историю о том, как он сделал себе татуировку, но все его смущение исчезло после того, как Се Лянь страстно поцеловал его и похвалил за смелость и решительность. Се Лянь также начал сопровождать Умина на тренировках, после того как раздобыл ветку дерева, которая была более или менее похожа на меч. Присутствие двух учителей было немного слишком напрягающим, но то, как Се Лянь и Лу Синьхуэй вдвоем подбадривали его и друг друга, само по себе было отличным видом обучения. После особенно изнурительной тренировки они плюхнулись на траву, закатали штаны, опустили босые ноги в озеро и болтали несколько часов. Се Лянь рассказал Лу Синьхуэй о Безликом Бае, а Умин вставил красочную ненормативную лексику, чтобы все не стало слишком сентиментальным. Несмотря на то, что Лу Синьхуэй не знала, что Безликий сделал с Се Лянем этим черным мечом, она пришла в ужас, просто узнав, что он тайно отдал свой прах Се Ляню после таких манипуляций. Лу Синьхуэй не нужно было рассказывать о падении Сяньлэ — она жила достаточно близко, чтобы услышать все о Бедствии с Белым лицом. Лу Синьхуэй настаивала на том, что она поможет Се Ляню найти замену мечу, и отказывалась принять отказ в качестве ответа. В первый раз, когда Се Лянь последовал за ним на кухню, чтобы помочь приготовить ужин, Умин наконец начал признавать, что он действительно здесь, чтобы остаться. Затянувшийся узел нервозности, о котором он даже не подозревал, ослабил хватку вокруг его сердца. Се Лянь тоже был настоящей сенсацией во время ужина. Это заняло пару дней, но постепенно любопытные люди начали подходить к ним в большой гостиной, чтобы задавать вопросы и завязывать разговоры. Возможно, именно так возник слух о том, что в городе-призраке поселился бог, который Умин начал подслушивать на улицах в последующие дни. Количество молитв во все еще безымянном храме Се Ляня вскоре удвоилось, затем снова удвоилось, и Се Лянь с удивлением сказал, что некоторые люди даже начали называть его «ваше высочество». Однажды ночью Умин делал наброски, в то время как Се Лянь читал из сборника стихов, который ему одолжила Лу Синьхуэй, когда Се Лянь внезапно поднялся с кровати. — Мне нужно ненадолго выйти, — сказал он. Умин удивленно поднял глаза. — Они молятся тебе даже так поздно? — он спросил. — Это не может подождать до утра? — Это что-то быстрое, не проблема, — сказал Се Лянь с улыбкой. Умин нахмурился, но кивнул. — Тогда скоро увидимся. Как только Се Лянь ушел, Умин еще несколько минут рисовал, но пустая комната странно отвлекала, и вскоре он бросил это занятие. Он решил прогуляться и проверить, как там храм. Еще одним побочным моментом растущей популярности Се Ляня в городе было множество новых эскизов, которые он каждый день находил на алтаре. Некоторые из людей, оставивших новые изображения в храме, также начали рисовать знакомую шляпу на голове бога. В первый раз, когда Се Лянь заметил один из этих рисунков на стене, он так лучезарно улыбнулся, что Умин не удержался и поцеловал его на месте. Пока он шел, Умин подумал, что это только вопрос времени, когда эти эскизы полностью заполнят заднюю стену, и задался вопросом, где он начнет размещать их дальше. К его удивлению, когда он прибыл, из храма донеслись голоса. Умин уже собирался убрать руку с двери и уйти, когда внезапно узнал их. Он ворвался внутрь, и Се Лянь и Фэн Синь повернулись к нему лицом. — А, Умин, ты пришел, — поприветствовал его Се Лянь. Глаза Фэн Синя расширились, затем он снова повернулся к Се Ляню. — Вы не сказали мне, что он здесь! — Хмурый взгляд Фэн Синя был еще суровее, чем обычно. — Это и есть настоящая причина, по которой вы сказали «нет»? — Я не солгал, — холодно сказал Се Лянь, и Фэн Синь быстро отступил. — Конечно, нет, я не имел в виду… — Сказал «нет» чему? — спросил Умин, подходя к ним. — Это просто кое-какие дела на Небесах, вот и все, — сказал Се Лянь гораздо более теплым голосом. — Кое-какие дела?! — Фэн Синь недоверчиво фыркнул. — Ваше высочество, у вас есть шанс стать следующим Небесным Императором, и для тебя это просто «какое-то дело»? — Что? — Глаза Умина расширились, и его грудь начала сжиматься. — Ваше высочество, это правда? — Да, так и есть, — сказал Се Лянь. — И я отказался, так что вопрос решен, но Фэн Синь начинает повторяться. Фэн Синь сделал оживленный жест руками. — Ваше высочество, я просто… — Фэн Синь, ты забываешься, — Се Лянь говорил с извинением, но его глаза были жесткими. — Пожалуйста, помни, что ты больше не мой телохранитель. Ты сам по себе бог. Он вздохнул, и большая часть резкости отступила. — Не жертвуй своей репутацией только для того, чтобы рекомендовать меня на должность, которая мне не нужна. Фэн Синь поморщился при напоминании о том, что он тоже когда-то бросил Се Ляня. Умин втайне наслаждался выражением его лица. Независимо от того, как сильно Фэн Синь пытался помочь Се Ляню сейчас, или даже насколько сильно Се Лянь мог бы проникнуться к нему теплотой в будущем, Умин никогда не сможет полностью простить его. Затем, в конце речи Се Ляня, выражение лица Фэн Синя изменилось. — Я понимаю, о чем ты говоришь, — сказал он. — Но это не я рекомендовал тебя. Се Лянь моргнул, удивление стерло морщины с его лица. Умин пришел к ответу как раз в тот момент, когда Фэн Синь добавил: — Знаешь, этот ублюдок так и не сказал мне, что он сделал с тобой тогда, но я сказал ему, что, если он хочет извиниться перед тобой, он должен просто сделать это напрямую. Я не думаю, что ты ему должен… любому из нас, свое прощение. Если это его способ признать, что он был полным мудаком, я все еще не думаю, что этого достаточно, но, по крайней мере, я рад, что он чувствует себя виноватым. После паузы Се Лянь тяжело вздохнул. — Что ж, как бы то ни было, моя точка зрения остается в силе. Теперь у тебя есть свои дела, о которых нужно позаботиться. У вас обоих. Я уверен, что ваша звезда может взойти на небесах, так что, пожалуйста, не разрушайте это все, присоединяясь к посмешищу Сяньлэ. Глаза Фэн Синя снова стали свирепыми. — Не говори так. Ты волен принимать свои собственные решения, даже отказаться от самого высокого положения на небесах, если захочешь, — и я также волен делать то, что хочу. Я не думаю, что мой уход был полностью неправильным выбором, но я все еще сожалею. Теперь, когда я снова нашел тебя, это мой чертов выбор, держаться мне подальше или нет. Если я и поднимусь еще выше на Небесах, то не потому, что я перелез через твою спину, чтобы попасть туда. Впервые с тех пор, как Умин вошел в храм, выражение лица Се Ляня по-настоящему смягчилось. Он схватил Фэн Синя за плечо, а Фэн Синь поднял другую руку, чтобы схватить Се Ляня за руку. Мгновение они просто смотрели друг на друга, затем оба отпустили руки. — Спасибо тебе, Фэн Синь, — тихо сказал Се Лянь. — Мне не нужен больше сопровождающий, но я думаю, что был бы рад компании старого друга. Фен Синь улыбнулся, затем кивнул. — Значит, я скажу им, что ты сказал «нет»? — Се Лянь кивнул в ответ, и Фэн Синь вздохнул в знак согласия. — Хорошо. Ты вернешься на церемонию? — Конечно, — улыбнулся Се Лянь. — Особенно если новый Небесный Император готов позволить демонам посещать небесный двор. Умин замер очень, очень неподвижно, но Фэн Синь все равно взглянул на него. Его глаза были одновременно подозрительными и удивленными. — Я займусь этим, ваше высочество, — сказал он. Затем расправил плечи и отвесил Се Ляню официальный поклон. — Ваше высочество наследный принц. Умин. Се Лянь ответил на его поклон. — Наньян. Умину оказалось на удивление легко поклониться ему. — Наньян, — автоматически повторил он, обдумывая свои новые чувства к этому человеку. После того, как Фэн Синь ушел, Се Лянь указал на алтарь. — Смотри, сегодня появились новые рисунки. И действительно, рядом с пыльным подносом для благовоний лежала стопка бумаги. Умин и Се Лянь взяли по половине и добавили их на заднюю стену. Умин поднял свой вопрос о том, куда их приколоть дальше, и они обсудили его, пока шли обратно в бордель. К счастью, в их комнате было довольно тихо — настолько тихо, что Умин часто задавался вопросом, установила ли Лу Синьхуэй какую-то защиту, хотя он никогда не мог ее почувствовать, но в этот час во дворе борделя было совсем не тихо. За то короткое время, что потребовалось, чтобы закрыть за ними дверь, Умин и Се Лянь оба неловко заерзали. Раздеваясь перед сном, Умин пытался подсчитать, сколько времени пройдет, прежде чем их дом будет восстановлен настолько, чтобы в него можно было въехать. Он решил, несколько неохотно, встать с постели немного раньше, чем хотел, чтобы ускорить процесс. Они, как обычно, прочитали историю про сына торговца и ремесленника, и Умин значительно успокоился к тому времени, как Се Лянь убрал свиток. Когда они укладывались в постель, его мысли вернулись к их встрече с Фэн Синем. — Ваше высочество? Се Лянь посмотрел на него. Они сидели под одеялом, еще не совсем улегшись. — Да? — Почему вы отказались от предложения Фэн Синя? — Этот маленький комочек беспокойства скрутился в его животе, но Се Лянь просто улыбнулся. — Потому что я этого не хочу, — просто сказал он. Умин ничего не сказал, но, должно быть, выглядел встревоженным. Се Лянь продолжил: — Есть много причин. Теперь у меня другая точка зрения, и для меня важны другие вещи. — Он нахмурился. — Ну, может быть, важны одни и те же вещи, и изменился только я. Я хотел защитить простых людей. Я пытался помочь им, но потерпел неудачу. Позже я попытался причинить им боль, но тоже потерпел неудачу. Знаешь, я чувствовал себя более полезным на прошлой неделе, просто ухаживая за садом Ци Ю, чем за всю войну. Я никогда раньше не пытался помочь таким образом, просто находясь здесь, среди моих верующих. Это запрещено. Но я думаю, что небеса могли ошибаться и в этом тоже. Он взял Умина за руку. — Конечно, я тоже хочу остаться с тобой. Я просто не хочу, чтобы ты думал, что это единственная причина. Если бы это было так, я думаю, ты бы этого не принял. Это… вероятно, было правдой. Умин слегка улыбнулся. — Я бы попробовал, — честно сказал он. — Но даже если ты не станешь Небесным Императором, ты все равно можешь время от времени возвращаться на небеса, это было бы хорошо. Тебе необязательно оставаться здесь все время. Я бы понял, и я бы всегда ждал тебя, и люди здесь тоже поняли бы. — Я знаю это, — сказал Се Лянь. — Но теперь, когда расследование завершено, мне там действительно нечего делать. Просто недружелюбные лица и плохие воспоминания. Все мои верующие здесь, и это для меня важнее, чем небесная политика. Умин внезапно понял. — Ваше высочество, эти боги с горы… они все еще?.. — Выражение лица Се Ляня было подтверждением, в котором он нуждался. Умин сжал челюсть. — Эти ублюдки не имеют права называть себя богами. Я сожгу дотла все их гребаные храмы и распугаю их верующих. То, как они обращались с тобой, непростительно. Се Лянь моргнул, а затем удивленно рассмеялся. — Умин, в этом нет необходимости. Я ценю твои чувства и твою силу, но обещаю, я был бы намного счастливее, если бы ты просто провел это время рядом со мной. Пламя погасло, и сердце Умина смягчилось. — Ваше высочество…– Он наклонился вперед и уткнулся головой в изгиб шеи Се Ляня, а Се Лянь обнял его за поясницу. — Хорошо, я не буду сходить со своего пути. Но если мы вместе пройдем мимо одного из их храмов, и моя рука случайно дрогнет, я заранее приношу извинения. Они оба рассмеялись, а затем Умин поднял голову и посмотрел прямо в сияющие глаза Се Ляня. Его рука все еще лежала на талии Умина. — Что бы ни ждало нас в будущем, давайте встретим его вместе. Лицо Се Ляня засияло как солнце. — Это было бы замечательно.