Ночное (при)видение

В феврале 1853 года около полуночи на кладбище Даниловского монастыря появился мужчина. Молочный свет полной луны разливался по старым могильным плитам, но не доходил до тонких тропинок. Снег растаял пару дней назад, и теперь кругом было мокро и грязно. Мужчина ступал между могилами, бродя туда-сюда. Сторож подозрительно на него посмотрел, но ничего не сказал. Мужчина был одет по последней моде: черный сюртук, яркий жилет, брюки и сапоги. Из-под серой шляпы и темных коротких волос не было видно лица. Он бродил по тропинкам. Здесь пахло сгнившей листвой, сыростью. Мужчине было некомфортно, но уходить он почему-то не спешил. Сторож не понимал, почему мужчина пришел сюда в столь поздний час, поэтому спрятался в своей небольшой комнатке в монастыре неподалеку. Он стал читать свежие новости в газете, чтобы скоротать время. Ночной посетитель рассеянно опустился на скамейку около одинокой могилы, над которой лишь темнел медный крест, чуть накренившись на восток. Мужчина провел рукой по густым усам и печально воскликнул: — Ничего не могу придумать! Он снял шляпу-котелок и положил на маленький столик рядом, не замечая небольшой лужи. — Мне нужен хоть какой-то материал. Запахи, впечатления, атмосфера, в конце концов! Разве можно писать повесть о мертвых, не зная о них ничего? Вопрос писателя повис в ночной тишине. Казалось, души умерших слышат беднягу, но не могут или не хотят ему отвечать. Он оглянулся по сторонам. Никакая птица не издавала звуков, никакой ветерок не тревожил голые ветки деревьев. Те стояли, по два у каждой могилы, как стены бесконечного лабиринта. В основном встречались березки, но были и тополя, и клены. Темные и тонкие ветки, словно чьи-то руки, наклонялись от вдруг появившегося ветра, прикрывая свет луны. Смущение и тревога породили в писателе сомнения: зачем же он сюда пришел, в самом деле? Он только мешает мертвым, пробуждая их ото сна. — Простите, простите… — неловко забормотал он. Писатель чувствовал на себе осуждающие взгляды. Ему внезапно стало жарко, хотя руки были ледяными. — Не стоило мне сюда приходить, — покачал он головой. — Я тревожу вас. Но что мне оставалось делать? Поймите, я чувствую, что скоро окажусь здесь, но мне хочется написать еще что-то достойное. — Вас уже давно никто не слышит, прекратите шуметь, — проворчал трескучий голос, раздавшийся позади писателя. Тот инстинктивно слегка повернулся и увидел чей-то бледный силуэт. Незнакомец стоял в глубине кладбища, среди тьмы могил и деревьев. “Наверное, сторож,” — подумал писатель и с облегчением выдохнул. Он захотел помощи в поисках вдохновения. Если сторож живет с мертвыми по соседству, то должен знать о них больше всех. — Скажите, а вы верите в жизнь после смерти? — полюбопытствовал писатель. Ответ не приходил около минуты. Писатель съежился. Холодное, липкое чувство начало пробираться ему в душу. — Конечно, верю. — Тогда какая она, жизнь в том мире? — Темная, — сторож разразился мокрым кашлем. Внезапно подул ветер, нагоняя темные тучи. Писатель терпеливо ждал окончания речи, закутавшись получше в сюртук. Краем глаза он наблюдал за дрожащим силуэтом сторожа. — Такая, что и дышать нечем – от одного вдоха легкие сжимаются до размера ореха. Писатель неприятно скривился: ему и правда становилось труднее дышать. Из любопытства он развернулся целиком, чтобы получше разглядеть сторожа, так поэтично выражающего свои мысли. Луна незаметно ускользнула за синюю тучу, и стало сложнее видеть. — Вы, наверное, тоже писатель? — Я? Вы мне льстите. — Но почему же вы тогда работаете здесь? Вопрос застал собеседника врасплох. Нарастающая паника писателя пробиралась в душу все больше, внутри словно дул пронизывающий ветер, выметающий из головы все мысли. — Я здесь не работаю. От слов незнакомца писатель содрогнулся. С кем же он тогда говорит? — Правда? Простите, я думал, что вы смотритель этого кладбища. Иначе я не понимаю, зачем вы здесь в столь позднее время, — писатель улыбнулся, — но, похоже, что вы, как и я, не можете уснуть, или ищете вдохновение. Спустя пять минут обладатель трескучего голоса так ничего и не сказал. Писатель разочарованно привстал со скамейки, собираясь уходить, но поскользнулся и упал прямо в лужу грязного, мокрого снега. — Вот черт… — прошептал он. Тишину кладбища нарушили чьи-то тяжелые шаги. Писатель огляделся по сторонам, не в силах найти источник звука. Его организм напрягся, ноги и руки дрожали. Словно ему требовалось или драться, или бежать. — Я всегда хотел, чтобы моя жизнь не кончалась, — тихо прозвучал тот же трескучий голос, наполненный горем. — У меня была семья, дети, богатство, но у меня все отобрали. Сама Смерть забрала это у меня! Предчувствие подсказывало писателю, что пора встать и уйти. Но одежда от воды стала такой неподъемной, словно весила тонну. Писатель лишь молча смотрел, как из темноты выплывает бледно-синяя полупрозрачная фигура. Запахло гнилью. Перед ним показалось высокое и худое тело, которое уже разлагалось. Сначала писатель подумал, что это призрачные лохмотья одежды, но затем в ужасе осознал, что это слезающая кожа! Лицо призрака было обезображено: глаза отсутствовали, череп был практически голым, за исключением некоторых мышц, а улыбка – беззубой. Писатель понял, что говорил с призраком человека, умершего насильственной смертью. Тот двигался к нему, протягивая одну руку. Писатель захотел сделать хоть что-то, но ноги скользили по снежной жиже. Мысли внутри него кричали и обжигали: его жизнь не может закончиться здесь и вот так! Слезы лились неконтролируемым потоком, когда призрак оказался совсем близко и ледяными пальцами коснулся головы человека. — Я отомщу. По позвоночнику пробежал электрический ток. Писатель вскочил и побежал, спотыкаясь и поскальзываясь на мокрой земле. От его быстрых шагов брызги летели в стороны, попадая на одежду, руки и даже лицо. Деревья наклонились, загораживая путь. Острые ветки били и царапали. Но писатель не чувствовал боли: он бежал к выходу из кладбища. Дыхание его сбилось, он захлебывался ночным воздухом. Призрак быстро его догонял: писатель слышал чавканье и чувствовал гнилой запах. Когда спасительные ворота показались совсем рядом, он побежал еще быстрее. Писатель обернулся у выхода, но не заметил никого ни позади, ни рядом. — Оторвался, — с облегчением выдохнул он, и тут же почувствовал скользкое прикосновение. Его тело словно пронзило огненной стрелой, оно разбилось на тысячи осколков. На следующее утро сторож нашел серую шляпу-котелок недалеко от одной из могил. Она вся промокла. Внутри был пришит кусочек ткани, на котором читалось имя владельца: “Николай Гоголь”.