“Убил паука, И так одиноко стало В холоде ночи”.
— Не хотите выпить вина? — доброжелательный женский голос доносится как бы отовсюду, но режет слух явной фальшью. — Вы присаживайтесь, не стесняйтесь. Вашингтон оборачивается на голос, оступается, едва не теряя равновесие, и сам не понимает, как оказывается за белоснежным круглым столом, заставленным изысканными блюдами. Но есть совершенно не хочется. От белого мрамора, напоминающего могильную плиту, веет мертвецким холодом, что пронзает тело, стоит коснуться его поверхности, а еда манит пестрыми изысками лишь на первый взгляд. Стоит присмотреться чуть внимательней, как в глаза бросается вездесущая плесень, тучи каких-то насекомых и ползучих опарышей, что разъедали деликатесы и беспомощно дергались, выпадая из тарелок на стол. Вашингтон вжался в спинку стула и в ужасе замер, с отвращением наблюдая эту картину. — Что же вы так скромничаете? Выпейте со мной! — голос послышался совсем близко и стал угрожающим. Тенью рядом с ним мелькнул тонкий силуэт и перед Ди-Си появился наполненный до краёв бокал вина. — За победу американского оружия! Столица ощутил за спиной присутствие в тот момент, когда чьи-то руки тяжёлым грузом грубо опустились на плечи. Вздрогнув, парень рефлекторно дёрнулся и попытался подняться, но его с силой сжали и вернули обратно. Жёсткие, закостенелые пальцы намертво впивались в кожу сквозь плотную ткань пиджака, пронзая словно сотнями игл. Его охватила паника, хотелось вырваться из сетей и истошно вопить от жуткой боли, но парализованное оцепенением тело не слушалось, а Ди-Си начал задыхаться. — Выпейте вина, Вам полегчает, — с надрывным, будто бы предсмертным хрипом прошептали ему на ухо. Закостенелые, местами с обгоревшей и гниющей плотью ладони намертво сомкнулись на шее в момент, когда Вашингтон дрожащей, побледневшей от ужаса рукой поднял бокал кроваво-красного вина, с сомнением сделал один глоток и поперхнулся, ощутив странный, ни на что не похожий вкус. — Кровь… Давясь содержимым он почувствовал, как чужие пальцы сильнее сдавили шею. — Это лишь сорт вина, Вашингтон. И ты выпьешь этот бокал до дна. Он ощутил жар, от которого в глазах все расплывалось, а леденящие душу слова снова и снова мучительной мантрой все громче звучали в голове, вынуждая его подчиниться. — Вы ведь никогда не оспариваете приказы, верно? Тело пробила дрожь от злобы и собственного бессилия. С нарастающим отвращением, захлёбываясь от слез и удушья, политик зажмурился и с трудом опустошил бокал, ощутив как цепкие пальцы на шее в секунды разомкнулись, отчего он резко обернулся, замерев в ещё большем потрясении. На него был устремлен холодный, пронизывающий взгляд миниатюрной японской девушки, в которой едва узнавались человеческие черты. Все ее тело было в тяжёлых ожогах и открытых гноящихся ранах. Местами отмершая, гниющая плоть отслаивалась и просто свисала с костей. Один её глаз вытек, а часть лица была обожжена и обуглена настолько, что казалось безвозвратно изуродована. — Ответь мне сейчас, действительно ли цель оправдывает средства..? — Исчезни! Крик разрывает ночную тишину и Вашингтон просыпается в своей постели в холодном поту.2016 год
«За что мне это? — разглядывая в иллюминаторе безоблачное небо, задавался вопросом Ди-Си, раздраженно сминая в руках лист с планами, которые теперь было не суждено реализовать. — Всего один день… Деловая поездка, чтобы заручиться поддержкой японского правительства». Он отдавал себе отчёт в том, что эта встреча станет самым обсуждаемыми событием последних недель, а после ни одно уважающее себя издание не оставит его в покое и не упустит возможности оторвать от работы и задать очередной каверзный вопрос. Даже любимая и широко обсуждаемая в СМИ встреча G7 едва ли могла сравниться по масштабности с этим историческим событием — первый раз за всю историю политическая элита Соединённых Штатов посетит некогда уничтоженную ими Хиросиму. Вашингтон прищурился от слепящего солнца и потянулся к очкам, смотря на открывшуюся в безоблачном небе панораму города, где можно было разглядеть множество маленьких зданий, навеявших ему не совсем уместные параллели с прошлым. Неожиданно самолёт чуть накренился, готовясь к посадке. — Волнуетесь? — со стороны послышался непринуждённый вопрос президента Обамы. — Нет, что вы! — дежурно улыбнувшись, выпалил политик и спешно натянул очки, скрывая за зеркальными линзами беспокойство во взгляде. — Одна из сотен, а то и тысяч встреч, ничего особенного… «Совершенно ничего особенного, обычное дело! Но часто ли приходится встречаться лицом к лицу с теми, кого стёрли с лица земли?» — столицу заметно перетряхнуло, и он впился пальцами в подлокотник в момент, когда самолёт плавно опустился и коснулся земли. Впервые за последние десятилетия Вашингтон всей душой желал спрятаться от объективов вездесущих камер, избежать неловких интервью, будучи совершенно не готовым отвечать на вопросы заносчивых репортёров, готовых залезть под кожу и вытрясти всю душу ради очередного «сенсационного разоблачения». Президент, будто бы читая его мысли, задумчиво взглянул на какую-то бумажку на столе и незатейливо произнёс: — Сначала мы посетим мемориальный музей. Прессы не будет, поэтому сможем спокойно обсудить все вопросы с нашими коллегами. Вашингтон после этих слов облегченно вздохнул и последний раз тревожно проверил время на стареньком смартфоне, желая, чтобы эта встреча закончилась как можно быстрее. «Если на свете существует кара, то меня она, кажется, настигла». Медленно спускаясь по трапу на ватных ногах, политик ощутил, как с каждым шагом его всё больше охватывала паника. Но он не выдавал своих истинных эмоций, не оступился и ни на секунду не замешкался, спокойным и уверенным шагом следуя за президентом. Едва ступив на землю, Ди-Си ощутил как сердце пропустило удар, а руки сильно вспотели. «Двадцать пять, двадцать двадцать четыре… двадцать один», — тревожно отсчитывая каждый свой шаг начал он, заметив как им навстречу последовала делегация из Японии. «…Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать…» От ярких вспышек и синхронного щёлканья десятков фотоаппаратов начинала болеть голова, навеивая ещё больший страх и раздражение, но Ди-Си уже научился отвлекать свое внимание фокусируясь на одной точке, бешеном сердцебиении и мысленном отсчёте. «…Десять. Восемь… Шесть…Четыре…» Вашингтон затаил дыхание, заметив перед собой делового Токио, который на ходу перекинулся парой слов с премьер-министром, а после учтиво протянул американскому коллеге руку. Вашингтон без робости и промедления ответил некрепким рукопожатием, обменявшись с ним парой дежурных любезностей. На снимках не будет видно как у него дрогнула рука, а скрытый за зеркальными линзами взгляд панически бегал в поисках кого-то. «Неужели..?» — едва Ди-Си вздохнул с облечением, как Токио оторопело отошёл в сторону, торжественно представляя американскому политику её. Хочется провалиться сквозь землю. Отступиться назад, уйти, сесть в самолёт и улететь домой. Проще получить санкции от конгресса, выговор от Сената и вынести волну общественного порицания, чем находится здесь. Но, пересилив себя, Вашингтон обречено делает ещё пару тяжёлых шагов вперёд. «Три, два, один...» Он на секунды замирает, теряя дар речи, а тело пробивает нервная дрожь при мимолётном взгляде на Хиросиму. «Мы уже знакомы… Верно?» Она скромно стояла в стороне от своей делегации, но при этом держалась очень гордо. Ее волосы странно спадали на лицо, закрывая большую его часть, взгляд был холоден и совершенно безучастен, а приветствие прозвучало сухим и почти неслышным. Ди-Си, стараясь не выдавать своей растерянности, на автомате отчеканил заученные слова благодарности за тёплый приём и как можно быстрее поспешил завести беседу с коллегами. Но тревожное чувство не отпустило, в голове была путаница, отчего он не мог размышлять о поднятых премьером вопросах, отвечая невпопад, чем вызвал всеобщее замешательство. Сложно сосредоточиться и собраться с мыслями, обсуждая важные вопросы, когда где-то рядом молчаливой тенью следовал твой худший ночной кошмар. Вашингтон снова постарался влиться в разгоревшуюся дискуссию, не смотреть по сторонам и вести себя наиболее естественным образом. «Какого черта это происходит? Одиннадцать президентов как-то избегали этой темы, и что сейчас? Ох, видел бы эту встречу чертов Трумэн!»***
Погода в это тёплое майское утро была необычайно солнечной, и даже из окна стремительно несущегося по улицам автомобиля можно было мельком разглядеть красивые виды озеленённых улиц и горожан, спешащих на работу. Обычная жизнь и совершенно безынтересная рутина, которую можно увидеть везде… Даже не скажешь, что когда-то тут все лежало в руинах. В живых обсуждениях вопросов безъядерного мира, нового вооружения и совместных проектов поездка прошла практически незаметно. Вашингтон даже позабыл на время о пугающей его особе, что скучающе уставилась в окно, явно не питая особого интереса и не намереваясь вмешиваться в дискуссию.***
Стоило ступить в «Музей мира», как бурные обсуждения в секунды утихли, а Токио и Вашингтон, едва завязавшие дружескую беседу, невольно отстранились друг от друга, чувствуя в воздухе нарастающее напряжение. Начало экскурсии было довольно безобидным. Экскурсовод начал показывать экспонаты и неспешно рассказывать какие-то любопытные факты об истории города. Пастельные тона стен, тихий голос и приглушённый свет первое время даже успокаивали. Но когда проходишь чуть дальше и начинаешь вслушиваться - становится по-настоящему страшно. Все присутствующие погрузились в скорбное молчание, неспешно разглядывая экспонаты и слушая леденящие душу истории, и лишь Ди-Си не мог найти себе места. Он едва не шарахался от каждого стеллажа, при этом стараясь внешне сохранить абсолютное хладнокровие. Только от этой части прошлого было невозможно убежать. Ему стало не по себе при одном только взгляде на игрушки и предметы быта, чьи владельцы в лучшем случае стали пылью, мгновенно сгорев в ядерном огне. Взгляду делегации предстали реалистичные реконструкции и жуткие фотографии обуглившихся трупов и теней, что отпечатались на стенах улиц. «Но ведь они первые перешли черту гуманности. Были так слишком уверены в своей победе. За то и поплатились, да?» — взгляд политика невольно задержался на маленьком детском платье с запекшимися пятнами крови, отчего он на секунды замер, а после спешно прошёл вперёд. Мерный стук шагов эхом разносился по зданию, напоминая обратный отсчёт, от жутких рассказов душу выворачивало наизнанку. Но больше всего столицу пугал внимательный и пробирающий до дрожи взгляд со стороны, от которого было невозможно скрыться. «Манхэттенский проект…» — отвлекшись от рассказов экскурсовода, Ди-Си остановился, заметив внушительных размеров макет ядерной бомбы в реальную величину. Воспоминания о войне вновь захватили сознание, и политик ненадолго задержался, со всех сторон разглядывая увлекший его экспонат. А когда группа значительно прошла вперёд, он нерешительно приблизился и протянул руку к разрушительному «детищу», завороженно коснувшись кончиками пальцев холодной стали. Почти сразу ему вспомнилось, с каким энтузиазмом и секретностью велась работа над этим «Малышом», что оставляло в душе смешанные чувства. С одной стороны, он, как и все причастные к этому проекту, до ужаса боялся той неведомой и сокрушительной силы, но вместе с тем тайно восхищался внушительной действенностью, что полностью оправдала себя и уже не одно десятилетие стояла на страже хрупкого равновесия в мире. — Я понимаю, что у вас к оружию массового уничтожения особые чувства, но я думаю не стоит так долго задерживаться тут, — Хиросима бесшумной тенью подошла со спины и легонько коснулась плеча американца, отчего того перетряхнуло и он, словно ошпаренный, резко отошёл от макета. — Я не… Простите, — не глядя ей в глаза, скомкано пробурчал Ди-Си и, развернувшись, спешно направился по коридору, ощутив на себе её тяжёлый взгляд. Чем глубже они пробирались вглубь музея, тем страшнее становились экспонаты, а интерактивные доски воссоздавали все до мелочей, погружая в самые страшные моменты той истории. Перед глазами мелькали черно-белые записи и реалистичные симуляции, где можно было разглядеть руины зданий, сгорающих в небе птиц, а также обожженных и изуродованных до неузнаваемости людей, что, словно зомби, бесцельно бродили по пустоши в поисках крова, воды и первой помощи. В горле встал удушающий ком, увиденное вызывало лишь инстинктивный ужас и отвращение, отчего политик отступился и лишь на секунды зажмурился. Грудную клетку болезненно сдавило, отчего пришлось невольно ослабить галстук. Идти дальше вслед за экскурсоводом не хотелось. Стараясь отвлечься, парень временами поглядывал на президента, что впал в глубокую задумчивость, не отрывая взгляда от экскурсовода и полностью погрузившись в очередной животрепещущий рассказ. Вашингтон тихо вздохнул, а мыслях невольно возникла мысль: «Как же просто быть тем, кто не имеет к этой истории ни малейшего отношения».***
«Эти ясные дни так обманчивы, — прогуливаясь уже по парковой зоне, размышлял Вашингтон, с опаской вглядываясь в безоблачное небо, невольно вспоминая далёкие сентябрьские события. — Вечно происходит что-то… Кровавое». Некогда братская могила для тысяч японцев теперь стала приятным, ухоженным и полным зелени мемориальным комплексом, прогулка по которому не заняла много времени. После мрачных рассказов уцелевшие после ядерного взрыва здания вызывали ещё более гнетущие чувства, оставаясь живыми символами и вечным напоминанием о той трагедии. Вашингтон не проронил ни слова, очень долго и внимательно смотря на почерневший каркас «Купола Гэмбаку»; после делегация быстро миновала небольшие памятники обложенные цветами и яркими оригами. Если бы не вездесущие папарацци и нормы этикета, он бы с радостью выкурил не одну сигарету после увиденного за сегодняшний день... Ди-Си возложил цветы и молча стоял у подножья главного монумента, рядом с которым горел вечный огонь. Ветер шумел в ушах, стараясь втеснить из головы неприятные воспоминания. Парень глубоко вдохнул полной грудью свежий воздух, погружаясь в глубокие раздумья. «Никогда не испытывать чувства вины… Ни-ко-гда. Гарри, черт возьми, ты видел, что мы тут натворили?! — он взглянул в небо. — Как же просто быть смертным в этом мире… Умрешь и никакой ответственности, никто ничего не предъявит, ещё и восславлять будут! А какого мне сейчас отдуваться за "общее дело государственного престижа", кто-нибудь об этом подумал?» Пока Обама произносил проникновенную и так тщательно заготовленную для этого визита речь о скорби, памяти и стремлении США создать безъядерный мир, Ди-Си не сводил тревожного взгляда с хибакуся, с ужасом осознавая, что следующая часть регламента подразумевала общение с ними. «Я не смогу посмотреть в глаза этим людям...» И даже когда президент направился к этим болезненным старикам и мельком взглянул на столицу, тот едва заметно качнул головой и не сдвинулся с места. Всё его нутро было против, тело парализовало и политик остолбенел, со стороны опасливо наблюдая за тем, как первое лицо страны улыбчиво жмёт руки и о чём-то говорит с этими людьми. К его искреннему удивлению встреча выглядело совершенно беззлобно. Каждый хибакуся хотел что-то сказать главе государства, они не отпускали его ладоней, о чем-то тихо, но очень увлечённо беседовали через переводчика, а напоследок один из стариков даже прослезился и приобнял президента. Фотоаппараты быстро щёлкали, стараясь уловить каждое мгновение этой эпохальной встречи. Японская сторона была под впечатлением, а Вашингтон, не веря своим глазам, не сводил с них взгляда, осознавая, что что-то в этом мире изменилось за десятилетия. «Может и хорошо, что Трумэн не дожил до этого времени… Стоит признать, что не зря Вам вручали Нобелевскую премию мира, господин президент!»***
Историю пишут победители и им не предстало извиняться перед проигравшими. Японские города загубила самоуверенность и принципиальность императорской верхушки, а разрозненный войной мир узнал об ужасающих последствиях применения ядерного оружия. «Только оно может уберечь нас от самой большой войны и все присутствующие должны это понимать», — размышлял Вашингтон. Переговоры шли полным ходом, подписывалось бумаги, и даже Хиросима стала активным участником обсуждений во время «обмена мнениями». Вашингтон не без удивления наблюдал за тем, как умело она аргументирует свою точку зрения, призывая пример-министра отказаться от плана постепенной интеграции Японии в ядерное сообщество. «В 1945-м вы бы посмеялись всей президентской администрацией, если бы узнали куда меня занесло!» И вот, когда встреча подошла к концу, Хиросима неожиданно окликнула его. — Вашингтон, не могли бы вы задержаться? Ди-Си с непониманием покосился на Токио, но тот лишь одобрительно кивнул ему и, выходя, прикрыл дверь в переговорную. И вот они остались наедине. Победитель и побеждённый. Мученик и Мучитель. Вашингтон замер у закрывшихся дверей и прислушивался к треску ламп, тихому ходу часов и шагам девушки где-то позади. — Нам с Вами есть что обсудить. — Мне казалось, что мы решили все вопросы… — деловито произнёс Вашингтон и нехотя обернулся, намеренно избегая зрительного контакта. — Что Вам нужно от меня? Хиросима в упор посмотрела на него, лишь спросив: — Как Вам экскурсия? Слишком простой и очевидный вопрос. Она и не пыталась скрыть к чему была эта подводка. — Впечатляюще, — сухо ответил Округ Колумбия и спешно схватился за ручку двери, явно не намереваясь задерживаться. — Что-то ещё? — И как долго вы будете избегать этой истории и бояться взглянуть мне в глаза? — Хиросима сделала к нему шаг. — О чём Вы?! Вовсе нет… — он до боли сжал дверную ручку, а голос предательски дрогнул. — Вы знаете как рождаются города? Странный вопрос, заставивший политика ещё больше напрячься. Ответ никогда не был доподлинно неизвестен, а изучать эту тему начали слишком поздно, когда подобные практики запретили для научного сообщества. Но во всех письменных источниках это описывалось как «пробивающийся крик который нельзя услышать, но можно почувствовать» в шуме толпы на центральных улицах и в иных местах, где кипит социальная или политическая жизнь общества. — Да… — ответ был робкий и неуверенный, он все ещё боялся смотреть ей в глаза, предрекая, какой вопрос дальше будет задан дальше. — Но знаете ли вы как они умирают? — эти слова были произнесены очень тихо и спокойно, но прозвучали угрожающе. В ответ лишь молчание. Ди-Си никогда не хотел знать ответ на этот вопрос, желая заткнуть себе уши или вовсе выйти. Но вместо этого он лишь едва заметно вздохнул, опустив взгляд в пол. — В крике последнего ребёнка, сгоревшего в этой агонии, — медленно отчеканила Хиросима, заставив политика заметно съёжиться и невольно вообразить себе эту картину. — Никогда не представляйте себе такого! — резко отрезала японка, в сдержанной манере продолжив. — Иначе накликаете беду на свой народ… Пора бы Вам, Вашингтон, научиться смотреть правде в глаза. Округ Колумбия, набравшись смелости спустя минуты молчания, дрожащими руками медленно стянул с себя очки, встретившись взглядом с той, что видела истинную смерть в тот эпохальный день, изменивший всю историю. Девушка убрала волосы, так странно скрывавшие половину ее лица, и американцу предстала изуродованная шрамами часть, которая уже никогда не восстановится после убийственного и выжигающего всё огня. Хиросима с любопытством наблюдала как лицо политика исказилось в ужасе, горько усмехнувшись. — Вот видишь до чего доводят Ваши игры в Бога. Она никогда в жизни не простит, но не попросит от него извинений за это. Вашингтон давал Трумэну клятву не мучиться от угрызений совести, всегда стоять на позиции вынужденного применения и даже в мыслях не допускать мысль о раскаянии. Это должно было быть безусловно правильным решением. «Кровь с рук легко смывается водой… Вы ведь так им сказали в тот день?» И все прекрасно понимали, что таковы законы военного времени. Прошлого не изменить, а простых извинений за подобные деяния было бы слишком мало. Да и политики, бессмертные они или нет, имели гордость и никогда не опускались до публичного признания своих ошибок. — Жизнь Вас уже наказала, одарив хорошей памятью и проклятьем бессмертия, — совершенно беззлобно констатировала Хиросима, сделав к американцу ещё один шаг. Твёрдый, решительный и вместе с тем столь пугающий. Но на этот раз Вашингтон не дрогнул, не отступился и не отвел взгляда. — Мне даром не нужны пустые извинения от кого-то вроде Вас. Мне нужны гарантии, что такого в мире больше никогда не повторится. В горле у столицы пересохло, в переговорной повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. Собравшись с мыслями Вашингтон, не разрывая зрительного контакта, со всей серьёзностью твёрдо заявил: — Хорошие политики никогда не обещают неисполнимого. Неожиданно послышался настойчивый стук в дверь и Хиросима ничего не успела ответить, но напоследок протянула американцу необычно сложённый лист яркого красного цвета. — Прощайте.***
Была глубокая ночь. В салоне самолёта горел приглушенный свет, а на столе стояла недопитая бутылка спиртного и два стакана, оставшиеся после небольшой посиделки в честь успешно пройденных переговоров. Вашингтон уже который час не мог уснуть, наблюдая за тем, как в темном небе сияют звезды. Его мысли вернулись к последнему подарку Хиросимы и он аккуратно развернул сложенного из бумаги журавля и заметил небольшую подпись: «Don’t forget 6. Aug.45. Remember the consequences».