Александр постепенно приходил в себя. Сначала, он уловил звуки птиц и текущей воды. Следом за слухом, он нашёл в себе силы приоткрыть глаза. В них ударил резкий, слепящий свет, он даже не сразу смог разобрать, что это, и уже поверил, что умер. Но, нет, он был жив. Об этом свидетельствовала ужасная боль в спине и коленях. Мёртвым так больно не бывает.
— Очнулся, наконец? — Слева послышался хриплый, низкий голос. Сильвер.
Ответить, однако, моряк ему не смог, на этом его силы закончились. Он лишь простонал, и снова опустил веки, погружаясь в бездонную тьму.
Когда он проснулся, была уже ночь, теперь, в глаза светила луна. Он понял, что лежит, к слову, не на самом мягком месте. Над собой, он увидел разлом в скале, через который проникали лучи ночного светила. Как он здесь оказался? Он помнит только стычку в лесу. Помнит, как одноногий пытался скрыться, как он последовал за ним. Дальше — всё обрывалось. Капитан чувствовал, что энергии прибавилось, и кое-как повернул голову, осматриваясь. И был прав в своих расчётах — они были в какой-то пещере, трещине среди скал. А ещё, он заметил
его. Долговязый уже проснулся, должно быть, от стонов Смоллетта.
— И снова здравствуй, морячок, — притворно ласково улыбнулся он.
—
Ты... — Только и смог выдавить Александр, но даже в это короткое слово, он вложил всю свою ненависть.
Он собрал волю в кулак и сел, что тут же отдало стрельбой в ногах, но он не обратил внимания. Лихорадочно искал пути отхода, пытаясь встать.
— Ну-ну, и далеко ты убежишь? — Покачал головой Окорок. — Твои колени ни к чёрту. К тому же, выхода отсюда нет. — Он сделал глоток из фляги, нужно надеяться с водой. — Иначе, меня бы здесь не было.
Александр опустил взгляд на свои ноги. Кюлоты все в грязи и пыли. Места сгиба были перевязаны обрывками красной тряпки, очевидно, носимой пиратом на поясе, и зафиксированы ветками, держа конечности расправленными.
— Что ты сделал с моими ногами, отродье?! — Заорал Смоллетт, в миг обретя голос.
— Что я сделал? Спас их. Они — если ты ещё не догадался — сломаны.
Моряк панически не верил в это. Перспектива оставаться с кровожадным разбойником один на один, без возможности полноценно двигаться, не внушала надежд. Он ещё раз попытался встать на ноги, или, хотя бы, как следует пошевелиться.
— Плохая попытка. — Насмешливый голос уже ближе.
Александр с громким стоном упал на спину, под тихий хохот Долговязого.
— Ты не истери. Лучше, расслабься. Вода у нас есть. — Он указал на хилый ручеёк, бьющий из трещины в скале. — Сухарей хватит на пару дней, может три, если не объедаться.
Он сел совсем рядом, под свет луны, оставив свой костыль рядом. Смоллетт бросил взгляд на деревяшку. Не дотянуться. А Джон подпёр подбородок рукой, и задумчиво уставился в белесый камень скалы.
— Ты спи, завтра нам придётся весь день дожидаться помощи. Не хотелось бы её упустить.
Как бы Александру боязно не было закрывать глаза рядом с этим головорезом, усталость и бессилие взяли над ним верх. Сон был беспокойным, он часто просыпался, и плавал в болезненной дрёме. Где-то после рассвета, он, наконец, было нормально засыпал, когда почувствовал, что по его груди шарит чья-то рука. Он резко открыл глаза, и узрел, как одноногий усердно что-то ищет во внутреннем кармане его жилета. Будучи пойманным с поличным, пират и бровью не повёл. Лишь увлечённый своим поиском, поинтересовался:
— У тебя нет табака? Мой почти закончился. Жить без него не могу.
Задохнувшись бешенством от такой наглости, Смоллетт мигом сбросил пирата с себя, и взывая, ровно раненый зверь, даже подумал дотянуться до своего сапога... Сильвер не глуп, наверняка забрал нож.
— Не смей меня касаться, крыса, — прошипел он.
— Какой ты всё таки грубый, — "обижено" буркнул Окорок. — И это — благодарность за помощь?
— Помощь? — Прыснул капитан. — Я тебе для чего-то нужен, или же... Ты просто боишься убить меня, жалкий трус.
Доселе миролюбивое и неприступное для таких оскорблений лицо пирата помрачнело, выдавая холодный, но убийственный гнев. Он будто чёрт, подполз к нему со своей единственной ногой, и схватив за волосы на макушке с силой прижал голову к холодному камню, второй рукой, легко здерживая ослабшую, но наиболее юркую из двух конечность Александра.
— Запомни, Солнышко, — особо ласково протянул он прозвище, больно сжав светлые, почти рыжие патлы капитана, — я мог бы разбить твою пустую головушку, а твоим друзьям напеть, что ты сдох после падения. Так что, на твоём месте, я был бы вежливее.
Напоследок грубо вдавив затылок оцепеневшего моряка в камень, он отстранился и поудобнее устроился рядом. Смоллетт присел как смог, и попятился назад, облокотившись спиной о скалу. Джон достал мешочек, и выудив из него чёрствый сухарь, постучал им по камню, да принялся грызть. Затем, достал из мешочка ещё один, и протянул капитану. Александр, бросив на пирата хмурый взгляд, всё же взял угощение.
— Как думаешь, твои друзья будут искать тебя? — Спросил через некоторое время Сильвер, предлагая капитану флягу с водой. Тот, не спешил отвечать, задумался, постукивая пальцем по фляжке.
— Не знаю, но, предпочёл бы, чтобы они не возвращались, — сказал он и жадно отпил.
— И почему же? — Поинтересовался Окорок, удивившись.
— Хочу, чтобы ты сдох, — непринуждённо ответил Смоллетт. — Наш доблестный доктор и сквайр на вряд-ли убьют тебя на месте, а это уже повод для беспокойства.
— Ты так уверен, что даже в одиночку я смогу что-нибудь выкинуть?
— Убеждён.
Джон усмехнулся, это определённо был комплимент, пусть светловолосый и не подразумевал такого.
— Ну, а твои псы? Станут тебя разыскивать? — Смоллетт качнул флягой, ровно бокалом с дорогим вином. Это было забавно.
— Они? Куда им, без меня. Знают, что пропадут. Хотя... Есть одна особа, которая упрямо считает, что справится со всем сама.
Весь остальной день не разговаривали. Долговязый всё время сновал в разные углы пещеры, пытаясь найти выход, а Александр упрямо не шёл на беседы, считая это ниже своего достоинства: болтать с пиратом. Но, к вечеру, обратиться пришлось. Смоллетт не имел возможность двигать ничем ниже пояса, по меньшей мере из-за чудовищной боли. И всё же, естественные потребности организма это не отменяло, и очень скоро, капитану потребовалось справить нужду. Сильвер на это только усмехнулся:
— Ну, уж справляйся как нибудь.
Но, такие слова не устроили ни моряка, ни даже самого пирата. Не хотелось бы ощущать вонь рядом с собой, а пещера не так уж и хорошо проветривалась. Делать было нечего. Джон, со своей одной ногой (будь проклят тот головорез), кое как дотащил капитана до угла, куда уходил ручеёк, а соответственно, и всю дрянь бы за собой унёс. К счастью, помочился капитан самостоятельно, густо краснея и ругаясь. Одноногий глухо хихикал в кулак. Смущённый Смоллетт — это ли было не забавно?
Устраиваясь на прежнем месте, подстилкой которого служил лишь мундир, моряк мучительно вздохнул и проворчал:
— Оказаться на дне пещеры с разбитыми коленями и гадким пиратом рядом... За что такое наказание?
— Наказание? А по моему, небывалая везучесть, не разбиться в одиночку, — буркнул под нос Окорок.
— Что?
— Ничего, спи. Кто знает, может и ночью тут окажутся люди, так что, я первый несу вахту. Ты выглядишь не очень бодро.
Смоллетт успел только фыркнуть, прежде чем действительно крепко уснуть. К удивлению, до утра его никто не будил. Точнее, не будили вообще, Александр сам проснулся. Долговязый пытался карабкаться вверх, цепляясь на узкие выступы и углы. Получалось плохо, и как ожидалось — закончилось поражением.
— Ты так быстро отчаялся, Сильвер? — Слегка насмешливо спросил Смоллетт.
Джон встал, потирая ушибленное место, снова подсел к нему.
— Знаешь, бессонная ночь не шутки. Желания сдохнуть такой бесславной смертью, рядом с морячком как ты, у меня мало. — Он вынул трубку, и натолкав в неё табака, закурил.
— Чего же такого страшного в моей особе, что тебе противно рядом со мной погибать? — Хмуро поинтересовался Александр.
Джон только усмехнулся, да протянул трубку капитану. Тот, взял, и затянувшись, закашлялся.
— Не привыкаю курить, — пояснил он.
— А вот, жуешь табак, как козлёнок.
Джон коротко рассмеялся, только капитан пришёл в ярость.
— Заткнись! Я не позволю тебе так о себе отзываться.
В ответ, Сильвер захохотал только пуще, будто ему угрожал годовалый ребёнок. Человека с драконьим характером, как Смоллетт, это добрее не сделало.
— Радуйся, что я не могу встать, — прошипел он.
— О, одноногому как я, ничего не мешает держать в страхе целую свору. Ты не так страшен, оказывается.
— Крыса помойная, ты мне ещё заплатишь за свои насмешки. Будешь висеть у меня на реях, как рыба на крючке! Жалкое отродье.
Улыбка снова покинула лицо Сильвера, на нём не осталось даже привычной жалостливой гримасы. Он схватил Смоллетта за шиворот и отвесил ему звонкую пощёчину. Из носа капитана пошла кровь, он застыл с ошарашенным выражением. Как бы не хотел, он был напуган. Перед дьявольски потемневшим лицом Долговязого, трепетать заставляли уже просто инстинкты.
— Я не люблю выслушивать о себе такие речи, а от беспомощного морячка, тем более. Твоя жизнь в моих руках, Солнышко. Но, кажется, ты не хочешь понять этого, или так сильно желаешь сдохнуть. Ну что ж, это легко устроить, мне достанется больше еды, больше возможностей выжить.
Его крепкая рука снова зарылась в светлые волосы и приложила капитана головой о камень, к счастью, не так сильно, чтобы нанести видимые повреждения. Было больно, Александр поверил, что разбойник его сейчас убьёт. Но, нет, Окорок ещё пару раз ударил его кулаком, разбив ещё и губу, но потом отпустил. Моряк лёг, тяжело дыша и бессовестно стирая кровь рукавом. А Джон всё так же уселся неподалёку, а через пару минут и вовсе спросил, как ни в чём не бывало:
— Как звать тебя, по имени?
— Александр, — неохотно ответил Смоллетт, злить пирата пока не очень хотелось.
— М, защитник, значит.
— А ты начитанный, — хмыкнул Смоллетт, пытаясь остановить кровотечение из носа платком.
— Джон, — отозвался он. — Моё имя.
— Мило, — буркнул Смоллетт.
День проходил быстро, Сильвер суетился там и тут, медленно, но верно отчаиваясь. Это на него не похоже. А капитан... Что, капитан? Ему ничего не оставалось, кроме как лежать, временами меняя позу на сидячую, да усложнять жизнь Джону походами по нужде. К ночи, Сильвер стал каким-то хмурым, он сидел спиной и не разу не повернулся. Вскоре, Александр понял причину несчастья — закончился табак. К сожалению, с собой у моряка не было ни листика, иначе отдал бы, лишь бы не смотреть на эту рожу. Очень скоро, наскучило и капитану. Он сел и принялся считать звёзды, однако, занятие быстро исчерпало себя. Уж больно узкой была щель. Звёзды посчитались уже через пол часа. Стояла чуть ли не гробовая тишина. А человеку как Александр Смоллетт, привыкшему к постоянной занятости, стало невыносимо скучно. И он, как не удивительно, спел, старую корабельную песенку моряков, что не могли сказать своему капитану, что пора домой, и спели об этом:
О корабле споём чуток:
Он назывался Котелок;
И волны били в дощатый бок,
Эх пой, ребята, пой.
Чаю и сахара нам
Доставит скоро Веллерман.
Только б разделать кита,
И мы пойдём домой.
Он две недели был в пути,
Когда нашёлся могучий кит,
И взять горбатого на буксир
Поклялся китобой.
Чаю и сахара нам
Доставит скоро Веллерман.
Только б разделать кита,
И мы пойдём домой.
Послышался смешок.
— А ты красиво поёшь, — улыбнулся Сильвер.
— Что ж, польщён, — отозвался моряк.
Вскоре, Окорок решил, что пора спать. Ждать бесполезно, никакой дурак не будет лазать по этим опасным местам в темноте. Он подошёл к капитану. Тот, лежал, часто дыша, нервно сжимая кулак откинутой в сторону руки, мина была не самая расслабленная. Смоллетта что-то до чертей не устраивало. Он часто так делал на корабле, когда что-то выводило его из себя, в частности в одиночестве. Это напоминало истерику, только тише и злее. Мириться ни с чем он не привык, из-за чего и происходило такое.
— Что случилось? — Осведомился Сильвер.
— Осточертело лежать в таком положении, я уже тела не чувствую, — устало отозвался тот, не открывая глаз.
Джон хмыкнул:
— Что-нибудь придумаем.
Он повернул моряка на бок, и оставив нижнюю ногу спокойно лежать, вторую поставил чуть выше, чтобы она не беспокоила другую. Сам же, лёг за спиной. Придвинувшись вплотную, подложил собственное бедро меж чужых, чтобы не напрягать верхнюю конечность. Возмущений не последовало, Александр был слишком уставшим и сонным, и удовлетворённо вздохнув, заснул.
Очнулся ото сна Смоллетт уже на спине, в привычном положении. Господи, какой день они уже тут? Третий? Четвертый? А может, и вовсе второй? Не было видно даже какое сейчас время дня, небо было плотно затянуто завесой тёмных облаков. Александр повернул голову в сторону Сильвера. Тот, сидел на привычном месте, у ручейка. Он лениво водил ножом по песку, вырисовывая одному себе ясные узоры. Сегодня он не обратил внимания на пробуждение "сокамерника". Это было странно, ведь обычно, утро начиналось с колких шуток. Да, кажется они оба постепенно сходят с ума. Смоллетт сегодня первым нарушил тишину.
— Джон, снова.
Да, нужно было слить накопившуюся за ночь жидкость. Но Окорок как будто не услышал, не шелохнулся. Моряк ещё пару раз обратился — ничего.
— Я, что, сам тащиться должен? — Рассердился капитан.
— Тащись, — безэмоционально ответил Сильвер.
Александр смачно выругался себе под нос, справляться на месте не хотелось.
— Очевидно, потащусь, — буркнул он.
И действительно, пополз к углу пещеры. Добрался. Но, на обратном пути сдался, боль отобрала все силы. Под стоны и рваные вдохи, Сильвер таки встал, но всё с таким же хмурым лицом, дотащил его до импровизированной постели. Как из интереса, ощупал колено, не взирая на вскрики. Что-то ему не понравилось. Он развязал лоскут, снял сапог, и засучил штанину. Ещё немного повозился с уверенностью чёртового доктора, и подытожил:
— У тебя кость смещена, придётся вправлять.
Александр зарычал. Ещё боли...
— Чёрт бы тебя побрал...
В ответ пират фыркнул. Снял ремень и сложив вдвое, сунул в рот капитану, чтобы закусить его, а не свой язык. Велел не двигаться и расслабиться, и принялся за дело. Было больно, Александр в процессе выронил ремень и просто закричал, чтобы и в правду не откусить себе язык или щёку.
Когда Сильвер закончил, он уже просто скулил, хрипло дыша. Однако, Долговязый не остановился, он сжал пальцами коленную чашечку заставив капитана снова вскрикнуть.
— Что ты делаешь? — Просипел моряк, но пират сильнее сжал колено, вырвав из его уст вопль. — Хватит!
Он не мог встать, чтобы оттолкнуть мучителя, тело совершенно не слушалось. А тот, лишь дьявольски ухмылялся, во всю забавляясь с его ногами. Ему понравились крики Смоллетта. Но, какого же было его удивление, когда в один момент, вместо воплей, из горла Александра вырвался громкий смех. Вороний гогот. Бешеный, человека, которого лишили ума. Александр лежал, запрокидывая голову и каркал, как птица, а его руки охватил сильный тремор. Кого угодно этот грай мог бы отпугнуть, но Джону он пришёлся по душе. Он ещё немного насладился этой мелодией, и наконец, прекратил. И Смоллетт успокоился. Полуприкрытый, затуманенный болью взгляд смотрел куда-то в небо. Его взор пульсировал, то и дело затягиваясь мглой. Потемнело даже для глаз Джона. Облака будто превратились в самые тёмные тучи и затянули весь горизонт, не пропуская ни лучика. Сильвер, внезапно для обоих, подсел ближе, у плеча капитана. Его пальцы очертили линию раскрасневшихся из-за перенапряжения, потрескавшихся губ, сжали подбородок, заставив приоткрыть рот. Вторая рука оттянула верхнюю губу, оголив зубы.
— Какие белоснежные клыки, — промурчал пират.
«Под стать такому морскому волку» — окончил мысль в голове Долговязый. Его глаза заблестели дьявольским огнём, это заметил даже сам капитан. Он стал нетерпеливо расстёгивать ремень. Александр видел это, но, забытьё, в котором он пребывал, не позволяло ему полностью оценить действия пирата. До тех пор, пока что-то мягкое и горячее не коснулось уголка его рта. Он широко распахнул глаза, и различил ясные очертания полового органа Сильвера, уткнувшегося ему в губы.
— Давай же, не упрямся! — Шипел от нетерпения Джон.
Он сильнее стиснул в пальцах его челюсть, вынуждая разомкнуть уста и пропустить противную плоть до самой глотки. Александр хотел оттолкнуть его, улизнуть, правда. У него не было сил. Тело было совершенно истощено недоеданием и отсутствием активности, а последние соки выжаты пыткой, причиненной ему. Он мог лишь хныкать и задыхаться рвотными позывами, да хвататься дрожащими пальцами за пиратские бриджи. А Джон только сильнее толкался ему в рот, постанывая от удовольствия. Несмотря на мутность всех чувств, язык капитана прекрасно ощущал контур члена Окорока. Толстый, твёрдый. И от этого становилось только противней. Из уголков губ текла слюна, а на глазах блестели слёзы. Странно, но стыд и унижение давили только в первые минуты. Потом, то ли, их прогнал вихрь в голове, то ли, ломота растянутого до предела рта пересиливала оные. И вот, Сильвер толкнулся особо озверело и излился. Но, не отстранился, вынуждая капитана проглотить своё семя. Тот, не горел желанием, и несколько вязких струек покатились по подбородку и вылились на щёки. Блаженно выдохнув, разбойник вышел из этой жаркой тесноты, лениво заправил достоинство в панталоны и застегнул бриджи. С расслабленным от удовольствия взглядом, он достал рваный платок и принялся стирать своё семя с капитанского лица. Он с неожиданной нежностью заглядывал в красные, и от того, только ярче и синее полуденного мелководья, влажные глаза, смотрящие сквозь него. Усерднее вытирал светлые усы, открывшуюся ранку на верхней губе. Небо было всё таким же тёмным, возможно, даже начало вечереть. Выражение лица капитана было таким, словно предел всевозможных страданий был уже достигнут. Джон наклонился к нему, сорвал шейный платок, уткнулся носом в не такую загорелую кожу, которую тот скрывал. Смоллетт был удивлён такому жесту, и среагировал, насколько позволяло его состояние. Его ладони уткнулись в плечи пирата, сжали синий потёртый камзол. Тем временем, пират, просунул свои руки под спину и макушку капитана, слегка приподняв его, совсем чуть-чуть. Его уста коснулись его кожи, один раз, второй. Джон жадно целовал шею моряка, от воротника рубашки, до самого уха, иногда называя Солнышком. От этого Смоллетт мгновенно обильно вспотел, или же, он и до этого был мокрым, словно на него вылили ведро воды. Он не ощущал отвращения, не думал о стыде и абсурдности действий Сильвера. Единственное, что выдал помутневший разум, рассеянную мысль: «Ему приятно целовать мою потную шею?»
Страстные, но нежные поцелуи расслабляли, и скоро, он погрузился в сон. И почти сразу же после этого, полил мелкий дождик. Благо, уступ над ними позволял частично спрятаться от льющейся воды, однако, прикрыть себя и капитана камзолом Джону пришлось.
***
Сильвер стоял посередине пещеры, бездумно позволяя солнечным лучам купать себя. "Солнышко" всё не просыпался, хотя обычно в это время уже бодрствовал, и чаще всего ворчал. Джон вынул трубку изо рта, которую держал чисто по привычке (хоть что-то успокаивающее в этой адской западне). Капитан завозился, однако, глаз открывать не спешил. Окорок подошёл, и тяжело опустился рядом. Грудь капитана порывисто вздымалась и грузно опускалась, он сильно дрожал. Джон коснулся тыльной стороной ладони его лба — он был горяч как раскалённое железо. Сильвер приподнял его голову, ощущая ладонью вспотевшую шею, чем привлёк к себе внимание.
— Эй, ты чего лихорадишь? — Обратился он к нему привычным голосом, но, очевидно, с меньшей долей насмешки.
Александр смог лишь простонать, и снова прикрыть глаза. Джон отпустил его и задумчиво коснулся указательным и большим пальцем своего подбородка. Неужели из-за вчерашнего дождя? Вряд-ли, с такой-то жарой.
***
Александр сонно приоткрыл глаза, но сразу же распахнул их полностью, ошарашено приподнимаясь и оглядываясь вокруг. Это же... его каюта. Их нашли? Он пропустил это? Или же, это просто сон? Однако, судя по головной боли и сбитому дыханию, на сон это было не так уж похоже. По крайней мере, во сне не бывает больно, наверное... Господи, что за мысли? Он верно с ума сошел. Тут, его плеча коснулась осторожная рука. Доктор.
— Капитан, успокойтесь, всё в порядке. У вас была лихорадка, не напрягайтесь.
Александр попытался встать, необъяснимая тревога никуда не делась.
— Нет-нет, — остановил его доктор, — вставать вам пока нельзя. У вас сломаны колени.
Смоллетт уставился на него чуть ли не в страхе.
— Так, это... был не сон, — вымолвил он.
— Нет, вы действительно пробыли несколько дней в западне. К сожалению, с последствиями, — сказал грустнее Ливси, глядя на плачевный вид капитана: усталые глаза пленённые черными кругами, ощутимая худоба. Он продолжил со свойственным себе оптимизмом: — Ну, ничего, откормим вас, поставим на ноги.
Он уложил моряка обратно, поправил одеяло, ещё что-то говорил, но Александр не слушал. Вскоре, и Дэвид оставил его в одиночестве.
Три дня Смоллетт не видел Сильвера, но ежеминутно боялся, что тот придёт. Однако, единственным, кто навещал его, был доктор. Ни Трелони, ни Джим, ни кто-либо другой.
Но, на ночь четвёртого дня, у дьявола очевидно были другие планы. В каюту подобно лисице на охоте пробрался одноногий. Смоллетт проснулся только тогда, когда его руки были связаны над головой. Он дёрнулся несколько раз — бесполезно. Он бросил взгляд на Сильвера, устроившегося у него между ног. Глаза пирата блестели в свете свечи. Грубые ладони забрались под капитанскую рубашку, обжигая. Пальцы сильно сжали худые бока, заставляя непроизвольно выгнуться.
Ночь. Заглушённый кляпом вскрик. Синие глаза, отражающие чувство, когда хочется провалиться и спрятаться, лет сто не вылезая к страданиям и безысходности. Рваные вздохи и толчки. До слёз дотошное «Солнышко». А затем, покуривание трубки, дрожащие под одеялом посиневшие колени. Александр чувствует жгучую боль между ног. Доктор не заметит, Сильвер позаботился о том, чтобы не было крови. Развязанные руки потирают больные запястья, кажется, в ближайшее время они станут только тоще. Джон перехватывает одну из них, целует кисть. И сразу же, капитан с кошачьим шипением отдёргивает её, конвульсивно дёргаясь и прожигая глазами полными животной враждебности. Джон удивлённо вскидывает брови. С каких пор капитан так истерит? Это не привычный гнев, это страх. Может, он действительно сошёл с ума в той дыре? Что ж, тогда и пират. Джон наклоняется, и не терпя возражений впивается в его шею, целуя, как и в первый раз. Кажется, Александру такое действительно нравится. Руки его перестают тянуть Долговязого за волосы и бить всюду где можно. Он засыпает.
Сильвер ещё не раз бывал в каюте капитана «Испаньолы», но больше не брал её хозяина. Только наслаждался простой близостью, иногда завязывая разговоры, угощая пирожками. Порой, Александр сам тянулся за осторожным поцелуем, но, Сильвер, усмехаясь срывал к чертям нежность и кусал его оставляя раны на губах, за которые, приходилось краснея оправдываться перед Ливси. И тогда, Смоллетт хотел прогнать его,
ненавидел его. Но, когда Окорока не было рядом, он мучился сильнее. Лучше уж видеть змею перед собой, чем ждать её в высокой траве со всех сторон. Джон порой обожал быть жёстким и грубым. Кусался, оттягивал волосы, сжимал до стонов бока, жевал клыками мочки ушей. Смоллетт терпеть не мог такие моменты, с ужасом ожидал их. Он одобрял только когда его целовали в шею. О, да, Джон заметил: моряк с ума сходил, когда он так делал, ужасно
любил. И гладить плечи дозволялось — любимое занятие. Какой всё-таки их чёрствый капитан падкий на нежности.
Проходили дни, капитан набирал вес, кожа снова цвела лёгкой бронзой, вернув свой былой цвет. Может, не душевно, но физически он приходил в себя. Ему казалось, что он тонет в какой-то бездне
сладкого безумия. Идёт ко дну — ему не нравится, но стоит отвернуться, и он чувствует пустоту, которую нужно срочно заполнить.
Первый порт, и исчезновение одноногого. И не знаешь, радоваться ли? Или скрипеть зубами от чувства предательства?
Все поделили сокровища, разошлись к своим семьям, друзьям и праздникам. Только он вернулся к прежнему одиночеству. Хоть, доктор и был рядом с ним в первое время, занявшись его поправкой. Но, капитанскому дому было суждено опустеть и потонуть в темноте, оскверняемой лишь парочкой горящих канделябров.
Одну ночь, что-то разбудило бывшего моряка. Впрочем, то же, что не давало спать и в прошлые ночи. Капитан встал с постели, и тяжело опираясь о трость, поплёлся к непонятно почему горящей свече на полке у двери. Внезапно, он услышал деревянный стук, ощутил позади себя чьё-то присутствие, и обжигающее дыхание в затылок.
— Уже встал на ноги? — Низкий, томный голос над ухом.
Александр замер. Трость вырвалась из ослабших пальцев и со звонким ударом упала на пол.
