***
Алина думала, что должна проснуться на потёртых простынях в доме простого сапожника — друга Караморы — у которого их группу приютил Петя, решив, что на некоторое время стоит залечь на дно. Среди товарищей стали пробуждаться распри и недомолвки. Кажется, так было вчера… Но как только Алина открыла глаза, а сознание вернулось к ней, то огненными буквами по коже разрослось слово «ненавижу». И Алина знала, что так она думала именно про Петю. Но почему она так думала? Вчера — если день успел смениться на другой — Алина должна была умереть. В неё попала пуля, предназначенная совсем не для неё, но жгучая боль запомнилась именно ей. Были разборки, случилась перестрелка. Да, это было, всё случилось. ненавижуненавижуненавижу Почему внутри было настолько невыносимо больно? Настолько, что хотелось завыть или удариться головой об стену, чтобы отвлечься. — Уже очнулись, наш боец? Быстро же, — комнату заполнил ужасно раздражающий звук пододвигающегося стула, и рядом с кроватью, где лежала Алина, кто-то сел. — Только не рвись сразу в бой. Раны ещё не успели затянуться до конца. Серебро… Алина всё-так дёрнулась, но тут же одумалась, не справляясь с подавлением боли в животе и боку. Она зарычала и открыла глаза, опасливо поглядев на незнакомую женщину, начавшую с ней весьма странный диалог. — Вот так, — женщина ласково улыбнулась ей. — Всё должно быть постепенно сейчас, нельзя торопиться. Иначе все наши усилия обесценятся! — Кто вы? — Алина не узнала свой голос. Даже после того, как она однажды в детстве напилась вымокла под дождём и простудилась, он не был таким севшим. — Меня зовут Анна Николаевна Шабанова, вы у меня дома, отдыхаете. — После чего? — Алина огляделась. «Отдых» её протекал в небольшой и светлой комнате с кроватью, тумбой, столом, стулом, на котором сидела Анна Николаевна, и огромного приоткрытого окна, из которого потягивало приятным свежим воздухом. Алина вздохнула поглубже, и ароматы стали раскрываться всё быстрее и глубиннее: чернила, бумага, проспиртованные ткани, цветы… — Ох, милая, милая и бедная барышня, — Анна Николаевна погрустнела, а вместе с ней будто и солнце зашло за тучи, поскольку в комнате заметно потемнело. — Вы, как и многие наши верные сёстры, стали жертвой мужской всеуничтожающей и абсолютно бессмысленной жестокости. Алина натянула одеяло повыше. Глаза защипало от слёз. — Петя? — сразу подумала она. — Он всё-таки… всё-таки были правы… — Алина вспомнила, как шептались мужчины в игре в карты. Он лёг под полицию… Приведёт нас всех к петле, а сам фуражку натянет и пойдет дубинками дальше бить… Нет. В мыслях что-то не складывалось, словно отсутствовал нужный элемент: какая-то тёмная фигура постоянно стояла в углу и наблюдала за всем, что происходило с Алиной, но она не могла разглядеть лица. Кто ты? — Я умерла? — Почти. Вас ранили трижды. Материал пуль — серебро. Поэтому таков ущерб, но мы вместе с сёстрами смогли помочь тебе. Цена этой помощи была велика как для нас, так и для вас, — Анна Николаевна провела пальцами по седой пряди, которая теперь так выделялась среди её угольно-чёрных волос. — Не понимаю… — растерянно произнесла Алина. Чем же тогда заплатила она? — Мы все вложили в вас частичку своей жизни нужной молитвой. Милая, я должна была рассказать немного больше о нас. Мы — Сёстры, а это, — она обвела рукой комнату, — наше пристанище. Тут мы лечим израненных девушек, которым нужна помощь. А вы как раз были и есть такая. Но чем больше нужна помощь, тем больше нужно отдать за неё. У меня забрали пару лет, а у вас — одно из трёх, что обычно забирается: зрение, голос или память. Память. Алина всё забыла. Не всё, но ту часть жизни, в которой её сердце наполнилось искрящей ненавистью к Пете и чем-то совершенно неизведанным ранее — определённо. — А как мне вспомнить? Кажется, там было что-то важное… я не могу просто оставить это, — Алина металась по кровати. Что, кого она забыла? На другом конце кто-то был, кто-то тянул её к себе, но она не могла ответить тем же. — Боюсь, что никак. С вашим телом обновилось и сознание, поэтому, — Анна Николаевна наклонилась к Алине, — мы и будем рядом, чтобы помочь вам начать новую жизнь. Согласны? Алина уже думала, что эта женщина больна умом. Или вовсе его лишена. Но внутренняя Алина, спрятанная глубоко внутри, которая прошла явно больше, заставила её верить. — Не могу ничего сказать про вашего Петю, но мы можем вам помочь оправиться и начать новую жизнь. Вместе. Как и положено таким, как нам. — Каким? — Алина всё равно не понимала. — Вампирам, конечно. Теперь Алина смеялась, пока боль в боку не стала нетерпимой. А потом заплакала. Ведь знала, что это правда, потому что ей очень хотелось крови.***
— Саша, — Свечников вновь дотронулся до плеча Руневского. — Саша, надо очнуться. Борись, Сашенька. — Где она? Где он? — Руневский хотел скинуть одеяло и руку Свечникова, но не мог и шевельнуться. — Тише, — пытался усмирить его Владимир Михайлович. — Копи сил, набирайся. Столько пройти ещё надо. Свечников угрюмо оглядел квартирку, в которой их оставил Нобель. Вместе с его новообращённым вампиром они примчались в поместье Руневского, превратившееся в основном в руины, и отыскали одно еле живое тело. — Алина… Алина где? — бурчал Руневский в бреду. Ему нужно было больше времени и крови, чтобы восстановиться от извлечённых пуль и перевязанных ожогов. — Найдём, милый друг. Найдём. И Карамору тоже. Свечников ожидал найти два трупа. Но вместо этого нашёл полуживого Руневского. Алины не было нигде. Только множественные следы и еле заметный запах Караморы. Страшила лишь одна мысль: вместе с запахом этого сукиного сына случайно обнаружить знакомый аромат Алины Сергеевны. «Не могла, ну не могла», — убеждал себя Свечников. Бредивший до сих пор Руневский явно не оставит поисков Алины. Только что-то подсказывало, что теперь жизни вампиров изменятся. После случившегося раскрытия всё только усугубится, и контроль за бессмертием возрастёт. Оставалось только гадать, кто теперь станет новой невидимой руководящей рукой.