3…
Некоторые вещи в мире просто необъяснимы. Например, детская непосредственность. Можно быть среди других людей, вести точно такой же образ жизни, но при этом стать тем, кем решишь именно ты, а не тем, кем все тебя считают. Выбор только за человеком. За человеком. Пятилетний Эмильен сидел на полу рядом с дедом и завороженно наблюдал за действом вовсю разворачивающемся на экране телевизора – кубики малышом были абсолютно позабыты. Там, американец Лэнс Армстронг* легко и свободно переподтверждал свое очередное чемпионство в "Большой петле"*. – Дедушка, а я так смогу? Смогу стать первым? – Не знаю. Путь лишь твой, мой дорогой мальчик. А вот, мимо пробегавший и яро пнувший башню, Августин с колоссальной уверенностью заключил, что слабаку и нытику никогда не сделаться победителем. С громким хохотом того поддержал Грег. Крохотная ладошка “сама хватила, сама замахнулась и сама метнула кубик”. Даже сквозь пелену обидных слез – попадание без промаха. Клемен, стоящий в дверях, одобрительно хмыкнул… Эмильену семнадцать лет. Ему ужасно плохо. Ведь относительно недавняя перенесенная болезнь** ослабила организм – ныне велосипедная тренировка вновь далась с громадным трудом. А может всему виной статья в газете – ее герой был пожизненно дисквалифицирован за применение допинга и лишен всех наград. Или оттого, что в этом году лыжи в лицее стали обязательной дисциплиной, а те для него всегда являлись второстепенным персонажем. Правда, пессимистический настрой лихо сменился на движение к новой цели, с недавних пор увлекающий инженерным делом Клемен, попросив помочь, вложил в руки младшего винтовку…2…
Жизнь похожа на дорогу. Как бы человек не старался верховодить на ней, рано или поздно она вынесет в кювет. В настолько глубокий, что существует вероятность оттуда никогда не выбраться. Лето. Двадцатишестилетний Эмильен растерянно восседал на горячем асфальте возле велосипеда и аккуратно прижимал к груди травмированную кисть. Боли особо не чувствовал, но и без нее было довольно-таки паршиво. Ибо в висках монотонно стучало: «Олимпиада! Победа! Олимпиада!». Осень. Теперь он сидел в тени деревьев на фестивале Мартена и до сумасшествия завидовал Легрейду, Халили, Доллю и остальным здоровым двуруким. – Держи… Вдруг солнца стало еще меньше. – …Когда Эмме грустно, дочурка радует себя каким-нибудь десертом. На днях, шоколадным мороженым. Эмильен говорил обо всем. И в то же время совсем ни о чем. Верно. Зачем открыто раскладывать свою жизнь по полочкам перед совершенно посторонним человеком? Пускай и звездой французского биатлона. По сей причине он-то согласился сделать фото для инстаграма – болельщикам должно понравиться. – Поздновато уже, мне пора идти, – Эмильен торопливо посмотрел на левое запястье. – Не та рука, – заметили необорачиваясь. «Вот же гад глазастый!». – В любом случае. Пока. Было приятно познакомиться с тобой. Честно, – он развернулся и быстро зашагал прочь. Ему крайне желалось убежать от волны тепла в груди, которая страшила. Выходило некрасиво, но его не очень это и волновало. Скорее всего, они видятся в первый и последний раз. – Постой! Эмильен обернулся. «На фига…». – Хочешь ко мне? «Прошу прощения, можешь повторить снова?». – Чай? Кофе? Меня? Этакая компенсация за навязанный да испорченный вечер. Он ответил «нет» и головой кивнул. Ночь. Сладость и острота безумной любви в гостинице Анси. Утро. Трусы. Носки. Джинсы. Кроссовки. Футболка. Кепка. На очередной его побег в спину с кровати мягко произнесли: – Я буду ждать тебя. Эмильен опять промолчал, но двоим и так все понятно: сие не просто связь на один раз. Им даже мысли не приходило сомневаться в том, кто они друг для друга…1…
Жизнь подобна биатлону. Ты упрямо учишься руководить ей независимо от того сколько раз она не позволит тебе закрыть мишени и как много кругов с минутами подкинет. Ведь если вовремя не научиться попадать по цели, то к финишу первым попросту никогда не приедешь. Зима. Хлоя начала разговор первой. Шевалье весьма мудрая и зоркая. – У тебя появилась другая? Он любил Хло, увы, только как подругу, и поэтому прекрасно осознавал, что придется обо всем ей доверительно поведать. Нельзя более морочить голову себе и ей. – У меня появился другой. Она шумно выдохнула. – Ясно. Месье Фуркад. Шутки месье Гигонна вовсе не шутки. По его лицу потекли слезы. Стремительные и горячие. Эмильен попытался стереть те и протяжно вздохнул. – Рафаэль. Хлоя моргнула. Непонимающе. Затем – удивленно. – О-о-ого… С его плеч как будто свалился тяжкий груз. Почти. Посему он тихо молвил: – Прости. – За что? – За то, что всех обманул. – Себя нет. Ты ведь любишь его, да? Она в упор посмотрела на него. Чисто. Без огромного неодобрения, которое увидел во взгляде родителей, братьев «старше тебя», «в отцы годится». Эмильен хрупко улыбнулся: – Серьезно, Хло? – Серьезно, Эм! – Я люблю его полностью и безоговорочно, – твердо заявил он. – И месье Пуаре не принуждал тебя, так? – Конечно, нет. Рафаэль самый настоящий джентльмен. – Тогда я не держу зла. Правда. Будь с ним. Вы оба заслуживаете счастья. Эмильен с благодарностью поцеловал ее в щеку. Если бы не этот мужчина, то они с этой женщиной стали бы парой, папой и мамой, воспитали б своих детей. Но он стал ПЭм – папа Эмильен – для трех очаровательных девочек. – Я люблю тебя, Хло. – Я тоже люблю тебя, Эм.0.
Рафаэль стоял посреди кухни, намазывая на багет утиный паштет. Эдакий ночной дожор – ибо с завидным постоянством возвращался с ужинов Лив не солоно хлебавши. Диеты и женщины – страшная сила. В какой-то миг тишину комнаты нарушил слабый звук мобильного телефона, поставленного на виброрежим. Наспех откинув нож в раковину и облизнув перепачканные пальцы, мужчина потянулся к аппарату и прижал тот ухом к плечу. Голос, раздавшийся в трубке, заставил сердце учащенно забиться о ребра, грозя те переломать. – Еще не спишь? – Не-а. Рафаэль сглотнул, предпринимая попытку говорить ровно, как обычно. Но сделать это было слишком проблематично, ведь дыхание уже сбилось, а волнение подступило к горлу, перекрывая доступ словам. – Дочек забрал? – Угу… Невольно мужчина принялся водить рукой по гладкой поверхности стола, заодно перебирая ингредиенты для будущего малинового пирога – Эмма горела желанием утешить Эмильена его любимым десертом. – …Как прошла церемония закрытия Олимпиады? – Норм. – Вещи собрал? Мы тебя здесь все ждем. – Холодно. – Вновь удумал помотать нервы ребятам своим разгильдяйством? – Холодно. Рафаэль враз встревожился. – Миль… – Да-а. Едва не выронив мобильник из рук, мужчина резко повернулся, оттого что томный тон раздался прямиком за спиной. Эмильен смеялся. Расположившись напротив Рафаэля в своей привычной одежде и с рюкзаком через плечо, он держал телефон и взирал взором-фейерверком. – Как? – Месье Мазе согласился на то, чтобы я летел с норвежской командой. – А дальше как? – Стурла подбросил. – Мне не нравится этот парень. – Мне тоже не нравится этот парень. Легрейд хороший друг. – Да ну? – Ну да! – Боже… Ты, наверное, устал? И голодный? – спохватился мужчина. Эмильен повесил ключи от дома на крючочек под своим именем. – Вообще-то, нет, – виновато признался он. А затем добавил игриво: – Но я бы с удовольствием утомился от наслаждения… Всего на долю секунды они встретились глазами. Для Эмильена первое место всегда было главной целью – не важно, каким путем, – и оно, несомненно, является важной частью его жизни. Однако появилось то, что дороже всего остального. – …Я люблю тебя, Раф. Ты лучшее, что было в моей жизни. Наконец-то он по-настоящему победил. И наградой стала любовь. Любовь к супругу, пока что они таили сей секрет, любовь к детям, любовь к каждому шагу, который привел его к этому моменту. * – шоссейный велогонщик / Тур де Франс. ** – мононуклеоз.