Перфоманс

­– Только не Феликс… … – Я пойду вместо него. … – Это неправильно. Это просто неправильно. … – Хочу! Но… не думал, что так… … – Да… может быть, я думаю, что он – да… … – Понял… Бан Чан грохнул кулаком по столу, а потом провел ладонью по лицу. Руки были грязные и пахли пылью истоптанного паркета танцзала. Надо бы помыть… Но как отмыться от того, что он только что услышал. И как пережить то, на что он подписался. Он согнулся над столом и ударился лбом о столешницу пару раз, радуясь, что не пустил слезу. Еще пару лет назад он бы размазывал сопли по рукавам, а теперь чувствовал только стыд и предательство. «Отнесись к этому, как к очередному перфомансу. Только и всего. В жизни бывают вещи и похуже» Да уж! Наверное, бывают… Наверное, это еще одна проверка. Еще один тест, только как смотреть в глаза Хёнджину. После. Да и до тоже. Прямо сейчас. Бан Чан с удовольствием бы телепортировался прямиком под одеяло, укутался с головой, накрыл лицо подушкой и старался бы не дышать. Тогда не нужно будет смотреть в глаза… и делать все эти вещи… Не потому, что хотелось, а кому-то на потеху… Он выругался, хлопнул себя по щекам, дернул губами, пытаясь натянуть улыбку и понимая, что выглядит сейчас как самый настоящий зомби. Но надо еще поработать. С репетиции никто не отпускал. Хвана в зале не было, так что у Бан Чана появилась отсрочка. Остальные дурковали по углам в своем репертуаре. А он чувствовал только старческую усталость, которая навалилась на плечи неподъемной ношей. Потому не увернулся от кроссовка, который прилетел без предупреждения прямо в ухо. А потом к нему подскочил Феликс. – Прости, прости, хён! Прости, – и улыбнулся от уха до уха. – Это не я! Да-да, Феликс, это не ты… слава богу, это будешь не ты… – Подурковали? Поднимайтесь, – сказал Бан Чан, ероша Феликсу волосы. Все шестеро застонали и закряхтели, каждый на свой манер, но встали на ноги. Феликс кинул кроссовок в Хана, и тот, стеная под нос, начал завязывать шнурки. – А где Джини? Будет беситься, если без него начнем, – протянул Минхо. – Ему кто-то позвонил… Чан выругался про себя. Могли бы и подождать до вечера. Еще и репетицию запорют. Хёнджин скользнул тенью в зал в середине прогона. Стал сзади – Бан Чан видел его в зеркало – и с остервенением начал работать. Ни одного бита не пропустил, мокрые пряди волос целиком закрывали лицо, не разглядеть, что с ним там происходит. После того, как все закончили репетицию и галдя начали собираться, Хёнджин подошел и, не поднимая глаз, тихо сказал: – Надо Red Lights прогнать, не хочу завтра косячить… – Хорошо, давай, – ответил Бан Чан, сам себе удивляясь – голос не дрогнул, наоборот, звучал донельзя профессионально. Даже холодно почти. – Я подожду, – пробасил Феликс. Хван вскинул голову, расплылся в улыбке: – Не, поезжай со всеми. Вдруг Чан все забыл, придется учить заново. Полночи тут проторчим. Тебе спину беречь надо. – Да мне не сложно, – начал было Ли. Но тут в дверь голову сунул Хан. – Ёнбок – слоупок! Поехали! Кто опаздывает на ужин, давится печеньками, – это уже предназначалось Бан Чану, и он не сдержал улыбки. Хотя настроение никак не улучшилось, а в груди давило. – Оставить старшего без еды – к раннему подъему, – пошутил он, вроде как угрожая. Хан заржал и скрылся за дверью. Феликс закинул рюкзак на плечо, и Чан успел увидеть, как он осторожно погладил Хёнджина по предплечью на прощание. – Не ушатывайтесь тут. Кстати, а зачем вам? – Ну… надо, – ответил Хван и принялся деловито собирать взмокшие волосы в пучок. – Потом расскажу. – Ну, ок. Аривидерчи тогда, – Феликс закрыл за собой дверь осторожно, но щелчок замка прозвучал как-то окончательно. Как жирная точка. – Найдешь? – спросил Хёнджин, отходя к дивану. К удивлению Чана, он стянул с себя спортивки, оставшись в черных трусах, присел над сумкой нервно там шаря. Извлек оттуда наколенники и впервые повернулся лицом к Чану: – Как думаешь, а наколенники завтра можно будет надеть? Бан Чан еле задавил порыв обнять его. Плюхнулся рядом и неопределенно пожал плечами. – Надеюсь… – Просто, их же видно будет, – продолжил Хван, просовывая ногу внутрь. Бан Чан увидел, уже пожелтевший синяк у него на голени, а на бедре – еще свежий, лиловый. Он никогда раньше не обращал внимания, что у Хёнджина были такие бледные и такие нежные ноги. Хотя и присматривал в группе за каждой парой ног. Он видел и ушибы, и вывихи, и синяки, и порезы. Но никогда не задумывался, насколько тонкая там кожа и как долго на ней держатся следы ошибок и промахов. Закончив возиться с наколенниками, Хван поднялся и спросил, озлобленно и устало: – Почему нельзя нас просто выебать и дать поспать? – Джин-и… Что на это ответить? Бан Чан думал, что придется успокаивать или уговаривать, пытаться объяснить, выдумывая удобоваримые и оправдывающие компанию причины. Хёнджин всегда и на все реагировал непредсказуемо: мог разныться из-за того, что кто-то доел его пирожок, разозлиться на кривой комплимент или даже пнуть в ответ на дружескую подъебку, мог не разговаривать часами, дуясь на безобидное замечание. Но Бан Чан никогда не замечал, что он может быть циничным и холодным. А сейчас тот именно таким и выглядел. Даже в трусах, даже со своими голыми и бесконечно беззащитными ногами. – Начнем? – спросил Хёнджин. Они не забыли ни одного движения. Не сбились ни разу, не сказали друг другу ни слова. Бан Чан сделал только одно открытие: у Хёнджина оказалась невероятно горячая кожа и сильные пальцы, которые нервно и иногда слишком крепко сжимали его шею в танце. Закончив, они стали собираться. Стояли рядом и сосредоточенно сопели. – Что они тебе сказали? – не выдержал Бан Чан. Хёнджин долго молчал, видимо, слова подбирал, а потом поднял голову и в первый раз после звонка посмотрел Чану в глаза. – Пытались культурно объяснить, что продали нас как проституток, – горячо прошептал он. Брови нахмурились, а губы напряглись. – Ну и еще всякое… инструкции, короче… Кончики ушей у него порозовели, и Бан Чан положил ладонь ему на плечо, легонько сжал. Он хотел обнять Хвана, погладить по волосам, сказать, что все будет хорошо. Но какое уж тут хорошо. Ему самому было до чертиков страшно. – А ты?.. – Нет, Чан, – перебил его Хёнджин. – Нет. Никогда. – Я тоже, – выдохнул Бан Чан в ответ. – Но мы справимся? Хёнджин глянул совсем уж потеряно, обиженно. Бан Чан положил ладонь ему на затылок, ободряюще сжимая напряженные мышцы, чуть поглаживая большим пальцем. Он только на один вдох закрыл глаза, но этого хватило чтобы пропустить крошечное движение Хёнджина, и на выдохе Бан Чан уже отвечал на робкий поцелуй. Наверное, он должен был, как старший, остановиться первым, но вместо этого тронул кончиком языка нижнюю губу Хёнджина – раз, другой, и тот раскрылся, как цветок. Распахнулся даже, впустил, такой горячий, влажный внутри. Чан сжал пальцы на шее сильнее, и Хван тронул его зубы своим языком. И когда Бан Чан поманил его язык своим, то получил ответ, от которого чуть не рухнул – если бы не тонкие ладони с длинными пальцами, которые жадно вцепились в его скулы, сжимая. Хёнджин целовался как ураган, прикусывал, посасывал нижнюю губу, скреб волосы за ушами. И Бан Чан поймал себя на мысли, что не хочет его останавливать. Не хочет, чтобы это прекращалось. Они бы так и стояли тут до самого утра, покачиваясь, держась друг за друга, если бы к поцелую не примешалась острая соль слез Хвана. Чан отстранился резко, чувствуя, как тонкая ниточка слюны на миллисекунду замерла, все еще соединяя их, и порвалась с беззвучным звоном. По щекам Хёнджина все еще ползли слезы, но он быстро утерся тыльной стороной ладони, отвернулся и сказал: – Хотя бы это я себе оставлю. Жду в машине. Мне завтра с утра к медикам – вставать рано. Бан Чан посмотрел, как за ним закрылась дверь, тронул губы пальцами, и не переодеваясь покидал свои вещи в сумку и пошел следом. *** Пацаны галдели, разнося в очередной раз нейтральную территорию, которой была объявлена большая гостиная, отделенная от кухни огромным диваном. Не спалось же им! Бан Чан посмотрел на часы – почти девять. Для человека, который был уверен, что ему нипочем не заснуть, он неплохо справился с задачей выспаться. Возвращались они в машине вдвоем с Хёнджином, но тот не сел рядом, устроился на своем привычном месте сзади. Чан оглядывался пару раз, но тот – в огромных наушниках – отгородился сумкой, сжал ее между коленей, спал или делал вид, что спит. Из-под шапки торчали высветленные волосы, а подбородок вместе со ртом прятался в воротник спортивной куртки. Бан Чан тяжело вздохнул, прислонился лбом к стеклу и до самого дома считал встречные фонари. Он накрылся одеялом и перевернулся на другой бок, слыша стук в дверь, приветствия от ребят. Вставать не хотелось. Пусть в компании думают, что хотят – он всегда был хорошим лидером, и что за это получил? Дверь тихо скрипнула, и кто-то вошел, чем-то тихо шелестя. Бан Чан отогнул уголок одеяла и выглянул. Феликс. Осторожно пристраивал на дверцу шкафа портплед с костюмом. – Доброе утро, – сказал Чан. – Привет. Костюмы привезли, – констатировал очевидное Феликс и улыбнулся. – Хённи с утра нет, я его у него повесил. Новые? В глазах у него горело любопытство, но он осторожничал. Боже храни Феликса за его редкую тактичность. – Нет, ничего нового, – ответил Бан Чан. – Просто в порядок привели. – Все потому, что кто-то много ест? – съязвил Ли. – Ага, или потому, что кто-то до сих пор растет, – отмахнулся Бан Чан, в очередной раз убеждая себя, что верно поступил, вызвавшись заменить Феликса в сегодняшнем «перформансе». Куда ему, этому цыпленку? Феликс без приглашения плюхнулся на край кровати. – Вы вчера поссорились? – спросил он. – С кем? – С Хёнджином, – подкатил нетерпеливо глаза. – Он вчера полночи торчал на кухне, рисовал и, кажется, пил. Минхо опять своих бутылок драгоценных не досчитался. Бан Чан сел на кровати и потер ладонями лицо. – Нет, мы не ругались. – Значит, кто-то еще его довел. Он меня послал. – Ты его прости. Знаешь же, у всех бывает. – Угу. А чего вы сегодня делать будете? Хоть ты скажи. Всем интересно. Что-то придумали? Чан улыбнулся и мотнул головой. – Дай-ка я встану, надо собираться. Феликс надул губы. – Секретики-секретики… – Как-нибудь потом, ладно? Может, и расскажу, – Чан потянулся, хрустнул позвонками и потащился в душ. – Если что, твои печеньки ждут тебя на кухне, – хихикнул Феликс. Когда Чан вышел из душа, Феликса уже не было, зато у стола тенью стоял Хёнджин. – Мэйк в одиннадцать, – сообщил он и собрался на выход. Волосы у него тоже были влажными, пальцы нервно теребили бумажки, которыми у Чана был завален весь стол. – Сказали позвонить, водитель будет ждать. Костюм видел уже? – Да, если честно, даже не смотрел. Не хочется что-то… Хёнджин глянул и улыбнулся, криво, но все же улыбнулся. – Брюки на шорты поменяли, – сказал он. – Выглядит тупо. – А наколенники? – Да черт с ними! Зажжем? – А разве бывает по-другому? Это просто работа. Да? – Типа того, – Джин дернул плечом. – Мы же вместе. – Вместе. Кивнув, Хёнджин двинул к двери. А Бан Чан вспомнил: – А что доктор? Тот в ответ закатил глаза. – Привел в порядок. – В смысле? – Отстань, ок? Потом… *** Подставляя лицо под кисточки и спонжи, Бан Чан гадал – все ли в курсе? Визажисты работали быстро, щебетали как птички, шутили размахивая кисточками. Джаин сражалась с его волосами, щелкала утюжком и пыталась сложить кудри хоть в какой-то видимости порядка. Хёнджин нервно дергал ногой, развалившись в кресле рядом. Его губы шевелились – то ли подпевал, то ли опять со своим английским. Будто успокоиться пытался, а вот Чан начинал нервничать. Он настроил себя, что просто воспримет все как обычную работу. Пусть придется отдаться самым унизительным образом, но это работа. Только и всего. Но почему-то стало страшно. Свой сексуальный опыт он мог пересчитать на пальцах, еще бы и свободные остались. Но то в порыве, и ему хотелось, и были настоящие свидания. А это… Никаких протоколов, никаких инструкций, ничего. Просто прийти и потерпеть? Он зажмурился, извинился, дернул головой, и Джаин обожгла ему ухо. Не сильно, но боль вернула в реальность. Бан Чан посмотрел в зеркало на Хёнджина. Он никогда ни на кого из своих ребят не смотрел как на сексуальный объект. То есть он прекрасно понимал, как это работает: они красивые по всем гласным и негласным канонам, так и должно быть. Как лидер группы, он видел, где и кому нужно что-то поправить или заправить, мог в два движения карандашом нарисовать любому новый глаз. Мог треснуть по спине, чтобы не сутулились. Они все казались ему славными, даже мятые, спросонья, больные и с похмелья, раздраженные и усталые. Он видел каждого парня из команды и в рваных штанах, и в майках, заправленных в трусы, и без одежды совсем. Но никогда не думал ни об одном из них так. А теперь посмотрел на Хёнджина будто другими глазами. И снова захотелось раскидать все и всех вокруг, забрать того, хлопнуть дверью и уйти. Но, во-первых, они слишком много работали, чтобы оказаться там, где они сейчас. А во-вторых, он не мог решать за Хвана. Никто не мог решать. Будто услышав мысли, Хёнджин покосился на него и подмигнул. Красивый, как фарфоровая кукла, надменный, как сказочный злой принц. Бан Чан посмотрел на его губы, и где-то за грудиной потянуло: даже думать не хотелось, что кто-то будет его целовать. Причем, против воли… *** В лифте, который нес их в пентхаус одного из самых дорогих отелей, были зеркальные двери. Бан Чан старался игнорировать двух охранников позади и миниатюрную девушку в маске, которая их сопровождала. А они с Хёнджином выглядели смешно и горячо одновременно. Белые пиджаки со съемок клипа остались прежние, хотя Чан не без тихой мальчишеской радости заметил, что проймы рукавов стали тесноваты. А вот белоснежные брюки заменили на микрошорты. Хёнджин был прав – ерунда какая-то получилась, пропорции нарушены, бред какой-то. Хван стоял рядом, ровный, как палка, на лице ленивое презрение и нарочито легкая ухмылочка. Бан Чан бы даже решил, что он на удивление спокоен для ситуации, если бы тот не дергал беспокойно пальцами, будто бы снова и снова их пересчитывал. Он неловко нащупал тонкую ладонь и крепко сжал в своей. Хёнджин скосил глаза, не опуская гордого подбородка, и одними губами сказал только ему: «Пиздец». И только когда лифт мелодично тренькнул, распахивая двери, Бан Чан вдруг подумал, что совсем забыл испугаться за себя – его тоже никто никогда не трахал. *** Бан Чан всегда по-другому представлял, как работают проститутки. Он был уверен, что тех с порога валят на кровать и рвут одежду. Они проститутками, конечно, не были, но все равно сценарий не должен был так сильно отличаться от штампов из книг и дорам. Однако на деле все оказалось несколько иначе. – Надеюсь, что нас хоть продали максимально подороже, – нарушил молчание Хёнджин, шепча так тихо, как только мог. – Ты эту люстру видел? «Какая люстра!», хотел гаркнуть на него Чан. Люстру он увидел. Ну, да, люстра была впечатляющая, метра два в диаметре, и она парила в воздухе, занимая собой все пространство, но при этом как будто делая его еще больше, отражая миллионом граней на кристаллах окружающую роскошь. Окна задернуты темными шторами, тяжелые складки которых напоминали занавес какого-нибудь старомодного театра. Вся мебель отодвинута к стенам, а посередине освободившейся гостиной размером примерно с маленький аэродром стояла огромная низкая кровать без спинок. И квадратная к тому же, а вокруг еще куча свободного места. Слева в кресле сидел мужчина, лицо которого было скрыто маской. И Бан Чану он сразу не понравился. Он не видел его глаз, он вообще ничего толком не видел, но уже стало неприятно. Этикет требовал, чтобы они поприветствовали временного хозяина номера, и они с Хваном почтительно поклонились. – Доброго вечера, молодые люди. Приятно, что вы и воспитаны хорошо. Подойдите, пожалуйста. Еще двух мужчин Чан не заметил сразу, и теперь стало не по себе еще больше. Как хорошо воспитанные молодые люди, они не могли пялиться по сторонам или смотреть прямо в лицо старшему, поэтому подошли, опустив головы. О том, что мужчина не просто старше их, а старше на пару поколений, красноречиво сообщала седина в редковатых, но очень хорошо постриженных и тщательно уложенных волосах. Фу… – Присядьте, – незнакомец сделал приглашающий жест. Руки у него тоже оказались ухоженными, на узловатых пальцах дорогие кольца. Бан Чан отодвинул стул и пропустил Хёнджина вперед себя. Очень хотелось держать того подальше от чужого мужика. Двое других не шевельнулись и не проронили ни слова. – Значит, ты – старший, – спросили его. – Бан Чан? – Да, сабоним. За маской послышался странный звук. Но исправлять его не торопились. Мужчина снова сделал знак рукой, и один из замерших людей тут же подошел. Тоже в маске – на пол-лица, глаз не разглядеть. Голой спине Чана в сценическом костюме почему-то стало холодно. Главный что-то еле слышно сказал, и почти из воздуха на столе образовалась бутылка вина и три тонких бокала. Чан посмотрел на Хёнджина: у того в глазах тоже застыл немой вопрос. Они оба прекрасно знали, что пить или есть что-то предложенное незнакомцами для айдолов ну очень плохая идея. – А это, должно быть, Хёнджин? – спросил светским тоном мужчина. – Да. – Очень жаль, что Феликсу настолько нездоровится, – произнес хозяин апартаментов. Краем глаза Чан заметил, как нахмурился Хван. Только бы смолчал! – Спасибо, – выдавил из себя Чан и попытался улыбнуться. – Можете обращаться ко мне Сон, без церемоний. Думаю, что это допустимо в данной ситуации. И стало так тихо, что Чан услышал, как скользнул по губам язык Хёнджина. – Хорошо, – выдохнул Чан. Ожидание напрягало невероятно. А он то был уверен, что предыдущих два дня были невыносимы! Сон тем временем потянулся к бутылке, сам налил в бокалы. – Нам нельзя, – тихо пробормотал Хёнджин и опустил голову, две прядки волос скрывали его лицо. – Простите. – Если вы думаете, что я хочу причинить вам вред, то зря. «Серьезно?» Бан Чан чуть не завопил вслух, едва не подскочил. – Я очень ценю вашу работу, уважаю трудолюбие и упорство. Поэтому лишь купил немного вашего времени. Хван сделал лицом странное, но Чану очень хорошо знакомое: так его губы поджимались и ноздри раздувались, когда он пытался сдержать смех. Чан в ответ на это, чувствуя, как от ярости щеки заливает краской, кротко склонил голову. Ему не только за Хёнджином нужно было следить, но и за собой. Подчеркнутое отсутствие опасности, кажется, было тут самым опасным. – Выпейте со мной, прошу. Пить со старшими было тоже тем еще нарушением всех традиций. Но они переглянулись, синхронно подняли бокалы, а Сон осторожно прикоснулся к каждому своим, приветствуя гостей. После этого они, отвернувшись, поднесли тонкое стекло к губам. Бан Чан только намочил губы, а вот Хёнджин вернул на стол совершенно пустой бокал. Нервничал. Но как же хорошо он держался! Даже в такой ситуации им стоило гордиться. – Потанцуете для старика? Думаю, вам стоит немного разогреться. – Конечно, Сон. Бан Чан не видел, но ощущал улыбку за бархатной белой маской. – А петь не нужно? – спросил Хёнджин. – Ты споешь позже, мой мальчик, – ответил Сон. Хёнджина это смутило, но заметил все только Чан. Хёнджин встал из-за стола, выпрямился во весь рост и вскинул подбородок так резко, что сережки звякнули. А после этого они танцевали. Бан Чан в очередной раз удивился, сколько же было потрачено денег, и как много профи из их рабочего окружения в этом участвовали. Потому что с ними привезли реквизит, им помогали светом, а фонограмма звучала максимально чисто. Все было четко. Кроме Хёнджина. Хван пел, захлебываясь собственным сбитым дыханием, хотя здесь, просто в танце, такого и не нужно было. Не было перед кем доказывать собственное превосходство. Он прижимался, скользил, движения его казались еще более грязными, если такое вообще возможно. – Успокойся, – успел только шепнуть Чан, больно ущипнув за бок. – Прекращай! Но это было бесполезно. А в конце Хван припечатал поцелуем. Неужели что-то все-таки было в этом чертовом вине?.. Бан Чан был несколько оглушен: резко наступившей тишиной, сухой кожей на своих губах, влажными глазами напротив, которые смотрели в упор и отчаянно косили. Господин Сон сдержанно им хлопал, и, видимо, уже давно. – Держись, – выдохнул Чан, и они, развернувшись к немногочисленной публике, одновременно поклонились. Сон сделал знак подойти, указывая на Хёнджина. И тот храбро шагнул. Чан мог поклясться, что на лице у него блуждала косая, придурковато-пренебрежительная улыбочка. Кого-то она раздражала, кто-то был от нее в восторге, но мало кто знал, что для Хвана это аналог полной закрытости, как в скафандре. Чтобы никто не понимал, что он думает на самом деле. Чан остался стоять на месте и просто наблюдать, как стариковские ладони легли на бедра Хёнджина чуть ниже талии. Сон что-то говорил, но так тихо, что Чан разобрать не мог. Видел только, как Хван кивнул в ответ и отвернулся в сторону. А потом поднял руку и дернул длинный хвост банта, на который был завязан жакет. Сон медленно, очень медленно и осторожно разматывал ленты, раскрывая Хёнджина, словно подарок. Чану было стыдно на это смотреть, и он на какое-то мгновение опустил голову, вглядываясь в узор ковра под ногами. Но потом почувствовал, как кто-то приподнял его подбородок – один из молчаливых парней в масках. – Не отвлекайся, пожалуйста, – глухо предупредил тот. – Но я… – Не отвлекайся. Бан Чану пришлось смотреть, как Сон, чуть потянувшись вверх, столкнул жакет с плеч Хёнджина, и Хван позволил одежде упасть на пол. Он все также стоял, отвернув лицо от происходящего. Чан заметил, как поблескивает его кожа, на ключицах и груди выступила испарина, и Сон, притянув его ближе, лизнул Хёнджина. Прямо над ремнем шорт. Хван дернулся, втянул живот и вскинул руки – хотел, наверное, оттолкнуть, но вовремя одумался. Сон как будто не заметил этого, погладил большими пальцами теперь совершенно открытые тазовые косточки. Хёнджин снова вздрогнул. А потом напрягся и стоял, не шевелясь, пока на нем расстегивали шорты. – Кристофер, подойдите, пожалуйста, – попросил вдруг Сон. Бан Чан встрепенулся, с трудом оторвал взгляд от практически полностью голого друга. – Откуда вы… – Глупый вопрос, – отмахнулся Сон. – Расшнуруйте на нем ботинки и помогите снять. Бан Чан опустился на корточки и как будто впервые увидел, что у ботинок есть молния сбоку. – Господин Сон, но здесь молния, зачем расшнуровывать? – Господин Бан Чан, вас не затруднит просто сделать то, о чем я попросил? – вежливость Сона как будто дала трещину, но лишь на мгновение. Чан даже удивился, что заметил. – Хорошо. Чан перестал понимать, что происходит. Пока он возился с тройными узлами, которые удерживали шнурки, гарантируя хозяину безопасность при любой активности, выше его головы тоже явно что-то происходило. Хёнджин дернулся, икры напряглись так, что каждую венку и сухожилие можно было бы при желании рассмотреть. Когда Бан Чан наконец справился, расслабил шнуровку, то можно было снять ботинок просто вынув ногу из него. И все это время Хёнджин не шевельнулся, его ступни так и стояли в третьей позиции. Чан тронул за икру, давая понять, что можно разуться. И только потом поднял голову, упираясь взглядом… шорты и трусы Хёнджина переместились к коленям, и не падали с худых ног только потому, что тот крепко сжал бедра, как того требовала позиция. Но, видимо, чтобы не шокировать Чана, Сон прикрыл половые органы Хёнджина своей ладонью. Чану вдруг захотелось врезать Сону и его охране, а потом собраться и пойти набить морды всем, кто их сюда послал. Но из всего этого он смог только взять руку Хёнджина – холодную и безвольную – в свою. – Я разве разрешал прикасаться? – сурово спросил Сон. – Где-то было написано или кто-то сказал тебе, что можно без разрешения его трогать? – П-простите, – выдохнул Хёнджин, отмирая. Он вытащил руку, глянул на Чана, дернул уголком губ. – Простите его. – Помоги ему раздеться, – смягчился голос. – Да, господин Сон, – Хёнджин покорно опустил голову и повернулся к Чану. Его пальцы будто стали длиннее и подвижнее, он ловко развязал ленты жакета Бан Чана – смотреть вниз Чан не хотел. Не потому, что было противно, а оттого, что было стыдно. К тому же ему казалось, что по отношению к Хвану это очень неуважительно. – С тобой вообще говорили? – спросил Хёнджин быстро и горячо. – Делай все, как он прикажет, Чан-и. Все, что захочет. Пожалуйста. Холодные пальцы Хёнджина скользнули по коже. Чан вздрогнул, почувствовал, как подобрался живот, а соски разом напряглись так, что хоть стекло режь. Лицо Хёнджина было близко-близко, Чан мог разглядеть каждую ресничку, каждую крошечную родинку. Хёнджин раздраженно сдул тонкую прядку волос и взялся за ремень Чана – Бан Чан в это время сосредоточенно пялился в стену напротив. Когда Хван потянул шорты вместе с трусами вниз, он сразу зажмурился – от стыда и от яркого света, которым вспыхнула вдруг люстра, освещая кровать. Он не открывал глаз даже тогда, когда другие, более толстые и теплые пальцы огладили его спину, как будто толкая Хёнджину в руки. Чужие ладони провели по лопаткам, скользнули до самого низа, тронули ягодицы, а потом вдруг сжали плечи. – Как же прекрасна молодость, – раздалось над самым ухом. – Я могу себе позволить многое. Но, к сожалению, снова быть молодым не смогу при всем желании. Поэтому и пригласил вас. Бан Чан сглотнул. – Вы не находите Хёнджина очень красивым? – вкрадчиво поинтересовался старик. Дурак что ли? Кто его красивым не находит? Безглазые кроты? Чан кивнул в ответ, не находя внутри достаточно воздуха, чтобы ответить. – И мне он кажется просто неприлично красивым, – Сон потянулся из-за Бан Чана и тронул щеку Хвана пальцами. – Но сам я, увы, уже не могу дать ему то, чего он заслуживает. Именно для этого вы, дорогой Кристофер, нужны нам здесь и сейчас… – Что? – квакнул Чан. Хёнджин резко втянул воздух и опять отвел глаза, отгородившись длинной челкой. – Я дам вам пару уроков… Сон вышел из-за его спины, взял за руку Хёнджина и повел к кровати. Бан Чан не мог сдвинуться с места. Хенджин казался таким тонким и полупрозрачным в этом ярком хрустальном свете. И тихим. Каким же он был тихим и непривычно покорным. Он молча позволил Сону изломать себя, согнуть над кроватью, поставить на четвереньки. Бан Чан почувствовал, как грудь затапливает огнем стыда и ярости, но глаз не мог отвести: Хван прогнулся в спине, спрятав лицо между сложенных на постели локтей, нервные пальцы вцепились в простыни, зад совершенно бесстыже отставлен, но при этом… Слов не находилось, нельзя так, хотя игнорировать тоже было сложно. Сон оказался прав: Чан был молод, и иногда это становилось самой досадной и постыдной слабостью. Чан пытался прикрыть внезапно накатившее возбуждение, надеясь, что в тени ничего не заметно. Что Хёнджин не увидит его сейчас, что бы там ни ждало их впереди. Господин Сон деловито натягивал черные латексные перчатки. – Подойдите, Кристофер, – черт, его так сто лет никто не называл, а этот прям вгрызся в старое имя. Бан Чан не мог и шагу ступить, замер. Помог один из громил, мягко подтолкнув в поясницу раз, другой. Пока Чан не приблизился настолько, что вся непристойная картина открылась ему целиком и полностью. – Ты когда-нибудь был с мужчиной? – спросил Сон. Так спокойно, будто осведомлялся, как дела. – Нет, – ответил Чан с трудом поднимая глаза, чтобы не смотреть на маленькую крепкую задницу Хёнджина. Сон поцокал языком. – А с женщиной? – Да… К чему это?.. Господин Сон опустил большие ладони в черных перчатках на поясницу Хёнджина и тот вздрогнул, поджимаясь. Сон осторожно погладил кожу: по бокам, к острым лопаткам, с нажимом, так, что латекс чуть скрипнул. – Ох, ты же не глупый малый, хотя, я понимаю, ты смущен. Разницы почти никакой, но есть нюансы, – он ребром ладони провел по позвоночнику и скользнул между напряженных ягодиц. – Я бы с огромным удовольствием сделал за тебя всю работу, мой дорогой мальчик, но мне осталось только эстетическое наслаждение процессом… – Вы, что, хотите, чтобы… Но я же… Бан Чан поднял на старика взгляд, но за маской ничего не рассмотрел – ни эмоций, ни мыслей. – Я не могу… Пожалуйста, может быть, мы с ним поменяемся? – выдавил он, холодея внутри. – Не глупый, но соображаешь довольно туго, – хмыкнул старикан. – Если бы я хотел так, как ты предлагаешь, я бы это получил. У меня нет намерения причинить вам вред. «А это не вред?» хотелось заорать Бан Чану. Разве это все – не вред? Как потом… Да что же… – Я же его… просто разорву, – прошептал Чан. Сон бархатно и мягко засмеялся под своей маской. – Я здесь именно для того, чтобы этого не случилось. Мы оба не желаем, чтобы Хёнджин страдал. Посмотри на него! Разве можно хотеть причинить ему боль? Чан с силой ущипнул себя за бедро. – Нет… – Поэтому мы сделаем так, чтобы ему было хорошо, – вкрадчиво прошептал Сон, любовно оглаживая ягодицу Хёнджина. Они оба говорили о нем так, будто его рядом не было, и это вызывало отвращение. – Твоя задача – поддержать его. Сейчас ему будет немного неприятно, а может и не будет. Хёнджин, ты когда-нибудь был с мужчиной? Тот еле слышно отозвался: – Нет. – А когда-нибудь вводил что-нибудь в себя? Я имею в виду, до сегодняшнего утра? – Нет, господин Сон, – Бан Чан видел, как покраснели у Хвана кончики ушей. – Постарайся расслабиться, как тебе рекомендовали сегодня утром, хорошо? В ответ тот только дернул плечами. Сон наконец убрал от него руки, взял с небольшого столика красивый флакон – Бан Чан раньше и не видел, что на столике стоит поднос с двумя изящно украшенными флаконами, презервативами, стопкой белоснежных полотенец и коробкой с перчатками. Коробка была обыкновенной, как в аптеке продаются или у парикмахеров на полочке стоят. Она как-то нарушала все, делала ситуацию еще более неправильной. Жидкость во флаконе была вязкой, прозрачной, и еле уловимо пахла ванилью. Сон плеснул ее на руки в перчатках, и латекс заблестел, будто лакированный. – Я приготовлю его для тебя, – заверил Сон, скользнув мокрыми пальцами между ягодиц Хёнджина. Тот тихо и как-то отчаянно всхлипнул, однако не дернулся. – А пока разрешаю тебе к нему прикасаться. Даже целовать, если захочешь. Невозможно не хотеть его целовать… Чану не нужно было повторять дважды. Он сразу же сел на кровать рядом с Хваном и сгреб одну из его ладоней, пытаясь отцепить тонкие пальцы от простыни. Хёнджин поднял голову, глянул на него и улыбнулся. И как только мог?.. Они переплелись пальцами. Бан Чан изо всех сил старался смотреть с уважением, не разглядывать Хёнджина, не замечать под кожей тонких витых мышц, не засматриваться на гладкую кожу, не пялиться, как краснеют искусанные губы, не смотреть ниже… Он не знал, как прикрыть собственную наготу, как сдержать собственные реакции. Когда Хёнджин зажмурился и сжал его руку с такой силой, что суставы хрустнули, Чан понял, что Сон наверняка сунул в него пальцы. – Норм, если буду тебя касаться? – прошептал Бан Чан над самым ухом Хёнджина. Тот вскинулся и посмотрел на него большими темными глазами, кивнул едва заметно, и тогда Чан стал гладить его – по лицу, заправляя длинные обесцвеченные волосы за горящие уши. Бан Чан мог без препятствий смотреть, как медленно и осторожно даже двигается рука Сона. Тот поднимал взгляд, чтобы встретиться с растерянными глазами Чана. Было слышно, как влажно хлюпает смазка и как шелестят о кожу перчатки. Кровь прилила к лицу. – Я подскажу, когда поцелуй станет особенно приятным, – за маской пряталась улыбка. И Чану снова захотелось его ударить. Хёнджин тихонько хмыкнул и зажмурился, потираясь щекой о ладонь Чана. Да что же это такое? Почему он такой горячий и такой… такой сексуальный и такой пассивный. Сон снова и снова добавлял смазку, придерживал одной рукой тонкую талию, вынуждая Хёнджина выгибаться еще сильнее. А он мог по-разному. Он был такой гибкий! Иногда Чан думал, глядя на него, ну вот же она, точка, где можно сломаться! Но Хван не ломался, изгибался еще сильнее, изящно двигал плечом или бедром и держался на ногах. Так и сейчас… он стойко терпел. – Моя умница, – тихо прошептал Сон, дыхание его сбилось. Свободной рукой он не останавливаясь гладил спину парня перед ним. Может, трахаться старик и не мог, но возбуждаться… видимо с этим проблем не было. – Не зажимайся… Хёнджин вдруг прикусил запястье Бан Чана. Больно так прикусил, мокро, вонзил свои острые белые зубы в кожу, а потом застонал. Чан смутился – на стон боли это было похоже меньше всего. Хван вывернулся из его руки, уперся лбом в кровать, потерся об нее, пряча лицо, и застонал снова, а потом резко дернулся вверх, выгибая спину, как кот, сбросил руку Сона и застонал в матрас так, что у Чана мурашки посыпались по всему телу. – Теперь самое время, – сказал Сон. Чан пытался заглянуть Хёнджину в лицо, но тот прятался, по шее и плечам расползались алые пятна, каких Чан никогда прежде не видел на репетициях, вены на шее напряглись. – Хочешь, чтобы я тебя поцеловал? – спросил Чан у зажмуренных глаз, у мокрых раскрытых губ. – Да… И Бан Чан взял его лицо в ладони, впился в горячий рот. Хёнджин стонал в поцелуй, не отвечая толком, его язык метался. Рукой он вцепился в бедро Чана, и Чану это понравилось, так его еще никто не касался: жадно, как будто он был остро нужен. Хёнджин кусался, потом раскрывал рот и снова надсадно стонал, и каждый звук вибрировал у Бан Чана внутри, стекая по позвоночнику вниз, пробуждая его член, хотел он того или нет. От него ничего уже не зависело. – Такой отзывчивый, – тихо сказал Сон и снова сделал что-то, от чего Хван вскрикнул, дернулся, куснул Чана за плечо. – Не делайте ему больно, – попросил Чан, зарываясь пальцами в мигом взмокшие волосы Хвана. – Ему же больно… Сон бархатно рассмеялся: – Хёнджин-а, тебе больно? Если больно, скажи, я перестану… – Нет, – выдохнул Хёнджин и снова сорвался в стон, растерянно ища губами губы Бан Чана. Они вчера целовались не так, совсем не так, вспомнил Бан Чан. Сейчас Хёнджин целовал его, будто действительно хотел. Так, как целовали девчонки, когда стискивали его стоящий подрагивающий член своими маленькими ладошками, а пальцы Чана уже погружались между мокрых горячих складок. Звезды взрывались под веками, искры сыпались из глаз. Чан одной рукой сжимал затылок Хёнджина, а за вторую кто-то настойчиво тянул. Поддаться сейчас значило перестать целовать, а он не хотел, не желал переставать, не хотел отпускать Хвана, стонущего и вздрагивающего. Но уступить все же пришлось. Когда они разлепились наконец, Хёнджин всхлипнул, облизал свои роскошные, зацелованные губы и глянул на Бан Чана, вынуждая ухнуть в черноту расширенных зрачков. А потом его глаза закатились. Это было безумие, полное, отчаянное безумие, но Чан уступил, поднялся на негнущихся ногах, с удивлением заметил собственный стояк. Стало стыдно, но что он мог противопоставить своему телу? Рукам, которым нравилось гладить бархатистую кожу, губам, которым так нравились горячие прикосновения губ Хёнджина, груди, в которой вдруг стало тесно от звуков, что продолжал издавать Хван. Бан Чан слышал похожие, когда массажисты разминали Хёнджину натруженные мышцы после концертов, но это все равно другое. Сон перехватил за руку, вынуждая стать рядом, стать на свое место. Бан Чан будто в полусне видел, как уже три пальца в перчатке исчезали внутри Хёнджина. Проникали так глубоко, делали там что-то, от чего друга распластывало перед ними, гнуло аркой. Сон наклонился, подхватил Хёнджина свободной рукой под горло, вынуждая подняться, еще сильнее насадиться на пальцы. – Вложи свои пальцы ему в рот, – тихо сказал он Чану. – Что? – переспросил Бан Чан, фокусируясь на крохотной родинке на боку у Хвана. Ее он тоже раньше не видел никогда. – Пальцы в рот. – Зачем? Но он сделал, как велели. Пальцы не встретили ни малейшего сопротивления, язык Хёнджина встретил их, намочил тут же. А Чан еле сдержал стон: там было почти так, как в девчонках. И ему хотелось трахаться, невыносимо. Ныло внизу живота, яйца отяжелели. Он чувствовал себя предателем и уродом, но ничего не мог поделать. – О, Чан-и, – не столько услышали его уши, сколько почувствовали пальцы. – Очень хорошо, – выдохнул Сон. – Очень хорошо, теперь вместо моих. И Бан Чан даже не успел возразить, как два его пальца сменили три пальца господина Сона. Как же в Хёнджине было тесно, горячие мышцы сжимались, дрожали. А Сон нашептывал в ухо, придерживая за запястье: – До упора, вверх и чуть вправо, – Хёнджин захныкал, хватаясь неловко за бедро Чана, щиплясь, царапая короткими ногтями. – Это самый потрясающий любовник, какого я встречал за всю свою жизнь, – поделился откровением Сон. – Он вам не любовник! – шикнул Чан, продолжая, однако, нажимать на что-то, что в Хване располагалось до упора, чуть-чуть вверх и на миллиметр вправо. Чувствуя, как тот содрогается всем своим существом. – Мне, к сожалению, нет. Перчатки щелкнули, а упаковка презерватива зашелестела оглушительно громко. Бан Чан только сейчас понял, что в номере играет музыка, тихая, не их, но в ней было достаточно ритма, чтобы представить, что Хван медленно и неосознанно танцует, выгибаясь на кровати перед ним. Сон сам раскатал на Чане презерватив, щедро залил смазкой, провел пару разу, размазывая. И уже без подсказки Бан Чан убрал пальцы и с удивлением увидел аккуратную раскрасневшуюся дырку Хёнджина, она будто подрагивала вместе с ним. – Возьми его за бедра, – скомандовал Сон. – Я знаю, как надо трахаться… – Заткнись и делай, что говорят! – грубо оборвал старик. Он направил руки Чана, заставляя обхватить тазовые косточки. Подтолкнул и нажал на поясницу. – Сразу целиком. Деваться было некуда. Чан был зажат между распаленным Хваном и бархатным пиджаком Сона. И потому скользнул внутрь, как в холодную воду прыгал. До упора. Ощутив яйцами горячую промежность Хёнджина, он едва не рухнул вниз, накрывая грудью мокрую дрожащую спину. И стал двигаться как обезумевший, втирался в Хвана, пока Сон тащил его обратно, цеплялся за плечи. И снова наклонял, пока Чан извинялся шепотом, зарывался в залаченнную копну соломенных волос. Вспышками он видел размазанный по белоснежной простыне мейк, чувствовал острые шлепки по заднице, вынуждающие входить глубже. Он был оглушен стонами Хёнджина, почти не слышал за шумом крови и собственными глухими стонами, как тот с надрывом звал его. Это было не так, как с девчонками. Это было до головокружения туго, горячо, даже как будто больно, но нет. Бан Чан кончил вечность или мгновение спустя, он не мог остановиться, пока его не остановил Сон. Старик приподнял маску и коротко, сдержано поцеловал его, все еще не понимающего, где находится. – Поблагодари его, Кристофер, – снова этот приказной тон и снова его развернули к кровати. Уже без презерватива, с опадающим стояком, и Бан Чан едва не взвыл. Хёнджин теперь лежал на спине, волосы спутанным облаком в разлет, закрытые глаза как два полумесяца, вокруг потекший мейк, размазанный карандаш почти до висков, на одном из которых истерично билась жилка, губы красные и будто еще больше, чем обычно. Грудь ходила ходуном, пока тот пытался вздохнуть. – Как? – тупо спросил Чан. – А как тебе хочется? Бан Чан понимал, что слов на благодарность и на мольбы о прощении за всю жизнь не скопить, поэтому он просто опустился сверху между раздвинутыми ногами и снова поцеловал Хвана. Задерживаться не стал, скользнул губами по шее, исцеловал ключицы, погладил большими пальцами маленькие темно-розовые соски, потом лизнул каждый. Хёнджин сладко застонал и зарылся пальцами в его волосы, мягко перебирая, и то ли оттолкнуть хотел, то ли наоборот прижать сильнее. Чан вылизывал его, медленно спускаясь вниз, к аккуратному длинному члену, окруженному коротко подстриженными темными волосами. Он никогда не задумывался, но почему-то был уверен, что у Хёнджина, как и у него, волосы на теле были сведены в ноль. А теперь… ему нравилось, было в этом что-то… особенное и слишком интимное. Бан Чан старался быть осторожным, выцеловывая вокруг пупка, гладил коленки по обе стороны от своей головы. А потом просто взял горячую гладкую головку в рот. Он точно знал, что ему самому бы это понравилось. Слизывая солоноватую влагу, Чан поднял глаза, чтобы как раз в эту секунду встретиться с почти черными глазами Хвана. Они не верили и одновременно просили, и когда он, спрятав за губами зубы, с силой пососал, Хван будто подавился стоном и, откинув голову назад, спрятался за запястьем. Поразить техникой Бан Чан не надеялся, но у него было старание и желание сделать так, чтобы Хёнджин понял – они здесь вместе, и они справились с заданием. Он нащупал другую руку Хёнджина и положил себе на голову, давая понять, что он в полном его распоряжении. Чувствовать чужой член на языке было на удивление приятно: кожа тонкая, внутри так твердо. Чан ощущал пульсацию, на губах словно бился чужой пульс, и когда Хван чуть надавил, заставляя взять глубже – он сделал это с радостью. Когда Бан Чан снова поднял глаза, Сон что-то шептал на ухо Хёнджину, гладил его острый подбородок, и в ответ Хван кивнул, хватая воздух открытым ртом. А потом положил на голову Чану другую руку и чуть дернул бедрами вверх. Он был так осторожен… может, и правда хороший любовник? – Еще… чуть-чуть.. – прошелестел откуда-то сверху почти бесплотный голос. Бан Чан сжал губы крепче и взял в ладонь его яички, сжал осторожно, но так, как ему нравилось ласкать себя самого. Хёнджину тоже понравилось, он снова хрипло застонал, толкнулся в рот неожиданно грубо, достав до горла, но Чан выдержал, сглотнул вокруг душащей головки раз, а на второй его рот был полон солоноватой тягучей влаги. На третий он не задумываясь проглотил все. А на четвертый вздох Хван дернув его на себя, целуя в рот, дыша шумно, со свистом, пристанывая и всхлипывая. Чан не открывал глаз долго-долго, лежал в объятиях, пытаясь прийти в себя и заново начать думать. Как им теперь жить дальше… В послеоргазменную негу вторгся Сон. Он вытер их влажными теплыми полотенцами, касаясь в самых интимных местах, но сил реагировать уже ни у кого не было. – Благодарю вас обоих за компанию, – сказал старик и поцеловал по очереди обоих в лоб. Так по-отечески, и должно бы стать от этого тошно, но Бан Чан думал только о теплой ладони Хёнджина, которая прижималась к его ладони, а пальцы переплелись в замок. – Вы можете отдохнуть, сколько бы вам ни потребовалось времени. Ужин подадут в восемь, к тому времени лучше вам переместиться в спальню. Больше я вас не побеспокою. – Совсем? – пролепетал Бан Чан. – И Феликса не тронете? Бесстрастная маска качнулась несколько раз из стороны в сторону, и Чан выдохнул с облегчением. Вставать не хотелось, но им помогли немые помощники Сона. Бан Чан подумал: интересно, как им перфоманс зашел?.. Но эта мысль покинула довольно быстро. Хван, не отпуская руки, глянул на него и улыбнулся обычной улыбкой, той, что предназначалась только для своих. В спальне были чистые простыни, прохладные и пахнущие свежестью, а не их потом и семенем. Хёнджин натянул на себя одеяло, как только за ними закрылась дверь. А Бан Чан долго не решался спросить, но все-таки рискнул: – Можно тебя обнять? Хёнджин кивнул и приподнял край одеяла, все так же блаженно улыбаясь. fin