***
— Мам, а ты можешь меня сделать ещё красивее? — спрашивает Дина, держа в руках палетку с тенями, а мать смеётся медово светлым насыщенным смехом. — Глупенькая, —ласково забирает она у Дины палетку и шутливо грозит дочери пальцем. — Больше ничего не бери без разрешения, хорошо? Девочки так не делают. Дина медленно кивает, выпрямляясь, а затем удручённо надувает щёки и со вздохом опускает глаза в пол. — Но я ведь должна быть красивой, — говорит она, заправляя за ухо непослушную прядь. — Милая, ты и так красивая, — отвечает ей мать с мягкой усмешкой. — К тому же, красота — это далеко не самое важное. Дина непонятливо хмурится. — А что же тогда важно? Мать улыбается ей, и её улыбка, непохожая ни на отстранённую отцовскую, ни на зловещие оскалы Нины, честна, добра и нежна — как и всегда. — Любовь мужчины.***
Когда его жена умирает, отец Дины и Нины воспевает её золотое сердце, выдающийся ум и бескрайнюю доброту. О ней он говорит то, чего никогда не говорил о ком-либо другом, но по-настоящему внимание Дины привлекает тот факт, что красота была лишь частью перечня тех вещей, которые её отец считал достойными уважения. Звучало это так, словно по сравнению с остальными её качествами красота была второстепенна. После смерти матери, крошечный проблеск той теплоты, что отец хранил в своём сердце исключительно для неё, затух и никогда больше не зажёгся. Впрочем, Дина не уверена, осталась ли вообще в нём способность испытывать тёплые чувства.***
Дина добирается до материнской косметики раньше, чем у Нины бы появилась сама возможность запустить в её вещи свои наманикюренные руки, ведь если она будет красивее сестры, то и отец будет сильнее её любить. Разве может что-то быть важнее?***
Однажды Майкл Холостякки провожает Дину домой из школы. Он старше — намного старше неё — но он заверяет, что хочет всего лишь поговорить и ничего больше. Всё. Ничего другого. Поэтому они болтают, смеются над шутками друг друга, а дойдя до дома, Дина машет ему на прощание рукой. Вызывается её проводить он и на следующий день, и Дина ему позволяет — они ведь всего лишь прогуливаются и беседуют, нет ничего плохого в том, чтобы обзавестись новым другом. Отныне он провожает её каждый день. Дина приходит к выводу, что это хорошо. Все подруги ей точно завидуют, ведь на неё обратил внимание взрослый мужчина, а это значит, что Дина и сама уже взрослая. Он всегда с ней добр и обходителен, и улыбается так же искренне, как её покойная мать. Он не говорит Дине о том, какая она хорошенькая и какие у неё красивые волосы. Он говорит, что она добрая, умная и совсем не такая, как другие её ровесницы. Отец Дины всегда говорил это только жене — Дина ни разу не удостоилась услышать нечто подобное в свой адрес. То тепло, которого лишил Дину родной отец, ей подарил Майкл Холостякки, поэтому когда они впервые целуются, Дина думает, что наконец-то поняла весь смысл давних слов матери.***
Дина знает, что отец ни за что не одобрит их отношения — он попросту ничего не поймёт. Поэтому когда он умирает, для Дины это более чем выгодно (пусть на задворках её сознания и сидит мысль о том, что если бы он и узнал, ему было бы абсолютно наплевать).***
На их свадьбу Майкл заставляет её надеть платье, едва прикрывающее ягодицы и так туго обхватывающее грудь, что Дине тяжело дышать.***
— Выглядишь уставшей, — говорит вернувшийся с работы Майкл, негромко прикрыв за собой дверь и бросив пальто на ближайшее к нему кресло. Усевшись на диван рядом с Диной, он кладёт ладонь ей на щёку, ласково ведёт подушечкой по коже, и слегка прищуривается, когда его большой палец оказывается прямо у неё под глазом. Склонив голову ближе к ней, Майкл сжимает губы в единую линию. — Знаешь, — мягко произносит он, целуя Дину в лоб и одаривая её блёклой полуулыбкой, — даже лёгкий макияж может настоящее чудо сотворить.***
Впервые Дон Лотарио пытается с ней заигрывать, когда они вместе стоят на мосту в Тенистом парке и любуются переливающейся под солнцем гладью пруда. Он тут же словно ненароком прижимается своим плечом к плечу Дины, начинает нести какую-то околесицу о том, как красиво играют лучи на её лице и о чём-то ещё. Безучастно откинув назад волосы, Дина поворачивается к нему и, сощурившись, спрашивает: — А ты разве не встречаешься с моей сестрой? — Нет, конечно, — насмешливо фыркает Дон, склоняясь к ней ещё ближе. — Уж точно не когда есть такая горячая штучка, как ты. От столь наглой лжи Дина закатывает глаза, но когда Дон пытается с ней сблизиться, отвечает она взаимностью. Отчасти — из-за того, что он куда моложе и красивее Майкла, отчасти — из-за того, насколько приятно пользоваться мужчиной исключительно ради его тела — так же, как пользовались ею. Она улыбается ему в губы, когда они разрывают поцелуй, наблюдает, как похотливо-хищный взгляд Дона скользит по ней сверху вниз — с его точки зрения Дина не человек, не личность, а вершина, которую нужно покорить; приз, который нужно выиграть. — Своди меня как-нибудь в ресторан, — говорит Дина, подтягивая Дона за воротник для нового поцелуя. — За свой счёт. Вздохнув, Дон усердно кивает. — Детка, для тебя что угодно. Дина ухмыляется. Мужчины. Все они одинаковые. Её мать ошибалась. Ломаного гроша не стоит их любовь. (А вот их деньги, напротив, хоть чего-то да стоят).***
Пусть и Майкл и запрещает Дине даже прикасаться к счетам, пусть он утверждает, что один распоряжается в их доме деньгами, пока он пропадает на работе, Дина решает перебрать содержимое почтового ящика. Каждую бумажку возвращает на место, а конверты открывает и закрывает она настолько ювелирно, что они выглядят совершенно нетронутыми. Когда Дина разворачивает письмо от страховой компании, зажигаются в её глазах вовсе не звёзды, а то, что давно их вытеснило. Доллары.***
На похороны Майкла Дина надевает своё перекрашенное в чёрный свадебное платье, а неделю спустя покупает на доставшиеся ей в наследство деньги трёхэтажный домик в Плезантвью.***
Въехав в свой новый дом, первым делом Дина надевает чёрный купальник и солнечные очки и отправляется на крышу загорать. Попивая клубничную «Маргариту», она перечитывает некролог покойного мужа.***
Когда Нина переезжает к ней, Дина надеется, что от сестры будет пусть и небольшая, но польза, однако Нина приносит с собой лишь некоторые сентиментально-жалкие вещи из их проданного семейного дома, свою невыносимую безвкусицу и идиотские понятия об отношениях, от чего Дину невольно тошнит. Она сама, может, нигде сейчас постоянно не занята, но у неё есть хоть какие-то деньги, а у Нины нет даже работы. Дина прекрасно понимает, что вечно жить на её наследство они не смогут — глупо на это рассчитывать. Поэтому, когда она узнает, что Мортимер Гот — богатейший человек в Плезантвью, план действий сам собой созревает у неё в голове. Дина с ухмылкой рассматривает фотографию Мортимера: не слишком-то он и красив. Обмануть и соблазнить его будет легко. Она может выйти за него замуж и обеспечить себе безбедное существование, оставив дом и долги Нине, этой жалкой дармоедке. Препятствие остаётся только одно. Мортимер женат.***
Поначалу Дина считает, что пожитки из семейного дома, привезённые Ниной — бесполезный мусор, занимающий лишнее место в её доме, но в итоге всё равно садится читать старые записи дедушки Нестора. Возможно, глубоко внутри ей просто интересно, осталось ли на этих выцветающих страницах хоть что-то об отце. Пролетают часы, прежде чем взгляд Дины цепляется за что-то необычное, и ей приходится остановиться, перечитать предложения несколько раз, дабы убедиться, что её не подводит зрение. Дина моргает. «Я и не знала, что мы частично инопланетяне». Однако это новое знание подаёт ей блестящую идею, и она не может сдержать улыбки.***
— Мне нужна твоя помощь. Дина редко просит о помощи — особенно Нину. Однако, воплощение столь рискованной, столь тонкой задумки потребует безупречной подготовки. Нина ожидаемо встречает эту просьбу сердитым взглядом и долгим раздражённым вздохом. — Помощь с чем? — неприязнь в своём голосе она даже не пытается скрыть. Дина ненадолго замолкает, тщательно подбирая слова. — Помоги мне связаться с Доном Лотарио. У неё уже есть номер его телефона, но Нина об этом не знает. А ещё Нина — один из ключевых элементов паззла, без которого успеха Дине не добиться, поэтому она обязана действовать осторожно и не давать даже малейшего повода в себе усомниться. Услышав имя своего любовника, Нина сразу же напрягается. — Даже не думай, сука. Он мой, — чуть отодвинувшись на стуле, выпаливает она с яростью, на что Дина лишь коротко посмеивается — поверхностные привязанности сестры её забавляют. — Расслабься, — пренебрежительно отмахивается она. — На него самого мне глубоко наплевать. — Ага, конечно, — фыркает Нина. — Уж поверь мне, мужчин я не люблю, — говорит Дина. С ухмылкой продолжает: — А вот деньги — очень даже. Повисает напряжённая тишина. — Ладно. Что тебе тогда нужно? — спрашивает Нина — в её голосе и пристальном взгляде всё ещё прослеживаются остатки недоверия. Дина запрыгивает на барный стул рядом с сестрой, заглядывает ей прямо в глаза, и уголки её рта вздёргиваются, формируя улыбку — не такую равнодушную, как у отца, не такую тёплую, как у матери, и даже не такую пугающе хищную, как у её покойного мужа. Это коварная, пропитанная ядом улыбка, принадлежащая только им — близняшкам Кальенте. — Избавиться от Беллы Гот.***
Пока Дина ищет в интернете информацию о Белле Гот, Нина раздражающе громко расхаживает по комнате, периодически заглядывая ей через плечо. — Может, хватит уже? — цедит Дина сквозь стиснутые зубы. — Если на месте не сидится, есть ещё два этажа. Впрочем, нет. Не хочет она это слышать в своём доме. — Или выйди наружу. Нина глубоко выдыхает и неохотно присаживается рядом с Диной, нервно теребя что-то в руках. — А вдруг она… хороший человек? Дина вдруг широко раскрывает глаза. Девичья фамилия Беллы Гот — Холостякки. Дина пренебрежительно фыркает. Разве могла сестра Майкла быть хорошим человеком? — Не, — цокает она языком. — Та ещё сволочь, наверное.***
Накануне воплощения грандиозного плана Дины они с сестрой приходят к Дону, и очень вовремя — он приветствует Нину масленой улыбкой, а на его диване сидит Белла Гот, скучающе глядя куда-то в сторону. И Дина, и Дон делают вид, что впервые друг друга видят — они оба умны достаточно, чтобы лишний раз не встревать в неприятности с Ниной. Тем не менее, Дина замечает, как Дон бегло оценивает её фигуру взглядом, пока этого не видит Нина. Но первой нарушает тишину Белла. — Вы были женой Майкла, — произносит она, и мягкие черты её лица ужесточаются. Дине не нравится, как Белла на неё смотрит. Печально. С жалостью. — А вам он был братом, — сухо отвечает она и прочищает горло, немного отходя. Нельзя позволить эмоциям взять верх сейчас, когда на кону столь многое. Когда она так близка к своей цели. — Я пойду, пожалуй, — поднимается на ноги Белла, разглаживая складки платья. — Не знаю, зачем вообще сюда пришла. — Вам нравится смотреть на звёзды? — ни с того ни с сего спрашивает Дина, и голос её почти срывается из-за отчаянного стремления во что бы то ни стало воплотить план в жизнь. Она знает, что больше такой возможности у неё не будет — или сейчас, или никогда. Белла улыбается — снисходительно, почти покровительственно. — Моему мужу нравится. Дина с трудом перебарывает желание закатить глаза. — Дон вам когда-нибудь показывал свой телескоп? Закатывает глаза с коротким смешком уже Белла. — К сожалению, — озорно приподнимает она бровь, — флиртует он отвратительно. Только красивое личико и спасает. Теперь Дина смех не сдерживает. — Вот уж точно клюнуть на него может только законченная тупица. Белла склоняет голову. — Но ваша сестра… — …конченная тупица. Белла мягко усмехается, и на её лице снова мелькает улыбка — искренне добродушная. В голове Дины пробуждаются смутные воспоминания о том, как так же улыбалась её мать. Сходство столь сильно, что Дина почти чувствует себя виноватой за то, на что собирается обречь Беллу. Но затем Дина вспоминает, что её давно умершая мать была такой же идиоткой, цеплявшейся за недостойного её бесконечной любви мужчину. Достаточно сказать и просто — цеплявшейся за мужчину. — Пойдёмте со мной на площадку, — подзывает Дина взмахом раскрытой ладони, очаровательно улыбаясь самыми уголками рта. — Ночь прекрасная, небо чистое. На мгновение она уверяется в том, что это не сработает, что Белла откажется и уйдёт, унеся вместе с собой все стремления Дины к лучшему будущему. Дина нервно сглатывает слюну, наблюдая, как взгляд Беллы то и дело смещается то на неё, то на дверь, видя, как на долю секунды её охватывает сомнение. Дина думает, что это провал, и заставляет себя смириться с тем, чтобы всю оставшуюся жизнь влачить второсортное существование. Но затем Белла согласно кивает. — Ночь действительно замечательная, не правда ли? Ведя Беллу за собой по лестнице наверх, к звёздам, Дина почти её жалеет.***
Полгода Мортимер Гот оплакивает свою пропавшую жену. Спустя ещё полгода зияющая рана, нанесённая исчезновением Беллы, затягивается, и Мортимер наконец-то может жить дальше. Нина однажды сказала Дине, что та, должно быть, совсем рехнулась, надеясь дождаться возможности подобраться к какому-то богатому старому затворнику, который скорее помрёт от горя, нежели решит снова вступить в отношения — в его-то возрасте он вообще вряд ли захочет этим заморачиваться. Однако Дина мужчин очень хорошо знает, поэтому когда Мортимер начинает за ней ухаживать, давний вывод остаётся неизменно правдивым. Все они одинаковые.***
Мортимер разрешает Дине подобрать свадебный наряд на её вкус, и в знаменательный день она облачается в длинное шифоновое платье, подол которого легко развевается на ветру, и в котором она может свободно дышать.***
Улицы уже покрыты тонким слоем первого зимнего снега. — А ты правда любишь папу? — спрашивает у растянувшейся на диване перед камином Дины Александр Гот — маленький сопливый гадёныш, за невинностью слов которого и в чьих лучистых глазах неохотно приподнявшейся женщине видится отражение глубинной неприязни. Сначала Дина щурится, а затем печально — почти тоскливо — улыбается. — Я не уверена даже, любит ли он меня, — признаётся она с тихим вздохом. Подавленный её словами Александр опускает глаза в пол. — Ничего страшного, — говорит ему Дина, сдерживая усмешку. — Меня это не волнует.***
После смерти Мортимера Дина первым делом смотрит на звёзды, попивая клубничную «Маргариту».