***
Со дня переезда прошло уже немного-немало 10 лет. Намджун уже окончил вуз, защитил диплом и теперь работает в желанной сфере неустанно. — Слушаю. Да, привет… Нет, я еду один. Ключи у меня. Нет… Пока только еду осматривать участок. Да… В перспективе продажа участка. Да. Я не перестану переводить вещи в денежный эквивалент, везде нужно искать плюсы, Хосок, и желательно в карман… Да-да-да… Чон Хосок — старый добрый приятель Кима, с которым они реально прошли огонь — они спалили амбар тётушки Чона с сеном, воду — утопили мобильник дяди, что пришлось обходить озеро, вернее территорию, где они держали его в руках в последний раз, а на дворе стоял ноябрь! И, как же без этого, вечного компонента в таком трио — медных труб — металлолом они собирали вместе и тащили его на тачке в школу, чтобы после за какую-никакую, но вырученную сумму денег, съесть по стаканчику мороженого. Чон знает семью Кима с малых лет и продолжает поддерживать контакты даже тогда, когда четыре года не появлялся в стране. — Грёбанный трус. — Зато с деньгами, — весело отвечал Хосок на подколки от друга.***
Чёрный kia, набрав скорость под 90 км/ч, движется по шоссе в сторону «потенциально малой выручки от продажи», так обозначил этот объект Джун. Расстояние приличное, пришлось поднапрячь зад и всеми правдами и неправдами урвать выходной среди последней рабочей недели, когда дэдлайн горит по месячному отчёту. Конечно, пришлось придержать пыл начальника трудовым кодексом, но это того стоило? Ким не знает. На данный момент он жалеет, что отец ушёл именно сейчас, что именно в этот час нужно разобраться с наследством, что именно ему это всё навалилось на пару с отчётом, будь он проклят! Его спасает лишь сигарета и рок, старый добрый рок-н-ролл, что звучит из динамиков автомобиля. Навигатор оповещает об окончании поездки тогда, когда машина подъезжает к высокому, металлопрофильному забору. Калитка, спасибо и на этом, не на замке или сигнализации, что даёт шанс спокойно войти во двор. Ноги мужчины ступают на неровно уложенную асфальтную плитку, по бокам, вдоль забора виднеются непроходимые джунгли из несимметрично выращенных туй в перемешку со стелющимся можжевельником, которому тоже не мешало бы придать форму. Он закатывает глаза, когда видит стеклянный стол, замотанный скотчем на пороге мансарды: «Эта привычка когда-нибудь из ума выживет человека. Старшему поколению проще залотать изолентой проблемную вещь, чем купить новую, когда возможности и средства есть на это…» Плетёные стулья рядом были ещё упакованы в заводскую плёнку и, о боги, это значит, что можно их продать за хорошую сумму. «Что за удача? Они и куплены-то совсем недавно. Можно спокойно сделать возврат в магазин…» Без особых усилий дверь поддалась вперёд, когда мужчина повернул ключ в замочной скважине. В нос врезался неприятный запах медикаментов, когда он прошёл в коридор, соединяющий все комнаты. — Что за чёрт! — он мигом открыл, как ему показалось, самое проветриваемое окно, чтобы поскорее избавиться от мерзкого запаха, напоминающего операционную. — От этого амбре можно не только откинуться, но и воскресить мертвеца. Теперь пробиваться внутрь помещения ему помогал влажный платок, плотно приставленный к носу. Свет от фонарика на мобильном помогал фиксировать глазам интерьер холостяцкого жилья. Он знал, что отец так никого и не нашёл, да и были ли попытки? Конечно, нет. Он привык получать всё готовое, поэтому, когда телефон отдали родственникам, ни для кого не было удивлением, что телефонная книжка была забита контактами проституток, которым от силы поступало два вызова. Намджун помнил, как приходя со школы, он часто видел использованные контрацептивы в гостиной на диване или в углу под столом в кухне, так же, как и слышал отговорки, мол, вырастешь — поймёшь, какого это быть одиноким. «Наверно, ещё не вырос, — смеется про себя Ким». Кухню он проходит мимо, так как заранее знает, что в раковине находится до сих пор невымытая посуда, и звук бегающей живности тому подтверждение. Но луч света всё же направляет: — Да, здесь определённо жил отец, — Намджун закатывает глаза, когда видит торчащие со стен розетки. О светильнике на потолке и говорить не нужно — один плафон из трёх. Возможно, когда будут вывозить вещи, в какой-нибудь коробке найдут пакет с осколками, ведь, отец был бы не отцом, если бы не попытался склеить его заново. Ким проходит дальше. Следующая комната — спальня, совмещенная с импровизированным кабинетом. По существу, это помещение три на четыре, где в одном углу стояла кровать с прикроватным столиком и шкафом, а во втором углу — стол с компьютером-коробкой, куча бумаги, наспех сложенная в небрежную стопку, и коробка со стикером «22 ЛЗ СД биология»; остальное свободное пространоство было пустым. Возможно, он пытался сделать перестановку немногочисленной мебели из-за ремонта — в углу возле окна были поклеены две полосы обоев, и то в нахлест! «Как я счастлив, что ген эстетики был хоть у мамы, и что мы с ней, а не с тобой, папа, выбирали мебель для дома, — он берёт коробку с подписью и, больше ничего примечательного не заметив, идёт ко входной двери. — Удивительно, что эту ветхую лачугу ещё не признали пожароопасным объектом и не сравняли с землей, к чертям собачьим». Провернув ключ два раза и выйдя за ограду, он наконец выдыхает. Поставив коробку подле себя, не забыв пристегнуть её, как ребёнка в детском кресле, он заводит машину и трогается. Дорога назад кажется длиннее и мучительнее, чем час ранее. В голову лезут разные мысли наперекор расслабляющим композициям радиоволн. «Стерильный запах и лампы для кварцевания в каждой комнате никак не могут сочетаться с натурой хаоса и беспорядка. Да даже в голове это не укладывается! — Ким пытается вспомнить, были ли в его время эти вещи? Определенно нет». Мысли заполняют голову в геометрической прогрессии, и, чтобы справится с ними, он достает на ходу из бардачка белую blth-гарнитуру, что дарили всем работникам компании, где он числится. Набирая на смартфоне знакомую комбинацию цифр, он откидывается на кресло и сворачивает на заправку. Пока абонент не ответил, он идёт в кафе за стаканом американо и круассаном с шоколадной начинкой. — Привет… Что-то случилось? — в трубке послышался вкрадчивый бархатный голос. — Привет. Да, хотел услышать тебя. У тебя ночная смена? — произносит он, закрывая дверь салона. — Ты же знаешь. Сейчас обстановка не очень, поэтому поднимают весь состав на ноги, а надбавки к зарплате никакой. Чувствую себя лошадью, на которой катались маленькие дети, а в конце поездки каждый подошёл и сказал «спасибо»! Так вот «спасибо» на хлеб не намажешь и из него шубу не сошьёшь! — он устало стонет в динамик, и Намджун представляет, как белые пряди падают ему на щёку, потому что он любит разговаривать полулёжа, оперевшись на стол рукой. — Мой отпуск оттянулся ещё на месяц, так как персонал болеет, а на защите здоровья должны стоять постоянно и полные ряды. Я просто не выдерживаю! Думаю, как только мой контракт закончится, я пойду на курсы языка. — Ты ведь так хотел помогать людям. Тем более у тебя это хорошо получается, — Ким начинает успокаивать молодого специалиста. — Я ради тебя готов пожертвовать всей своей кровью, только для того, что мне нравится, как ты бережно ищешь вены, после вводишь иглу… — Это была всего лишь практика, — отмахнулся парень. — Сейчас я врач, а тогда… Это было тогда. — А банки? — Современная медицина отнесла эту процедуру к народным методам лечения. И сейчас, каким-то чудным образом, не рекомендуют практиковать это! Хотя для меня это действенное средство скорейшего выздоровления и, по секрету, ничего более действенного против мужланов и стареньких врачей я не нашёл пока что. А всего лишь нужно поставить банку нужного диаметра в нужное место, чтобы ты стал более менее свободным. — Так и пристают к тебе, Чимин? — улыбнулся Ким. — Хоть я и врач, но более взрослые специалисты в больнице видят во мне того самого фембоя из порно и не упускают возможность зажать в лифте или в коридоре. Ладно врачи, но пациенты… Просто представь, что мне сказал сегодня на утреннем обходе парень из 3456 палаты: «Ваша задница идеально бы подошла для роли подушки после ночного секса»! Милый мой, с таким букетом болезней я бы не советовал тебе и говорить о сексе! Ещё молчу о том, что благодря моей жопе может пойти искревление позвоничника, — Чимин слышит смех по ту сторону. — Думаю, больница спасибо тебе скажет, за привод новых пациентов, — подмечает Ким. — Юнги ещё не жалуется на здоровье? — Мы ещё на кофетно-букетном периоде находимся. Вчера он остался у меня и мы с ним читали про размножение кроликов. — Я никогда не пойму ваши романтические наклонности. — Нет. На самом деле интересно, но как-то затруднительно. Получилось так, что он меня успокаивал, прижав к своей шее, потому что я рассчитал, что не все крольчата выживают… — Пак переходит на шёпот и продолжает: — Его ладони гладили мою спину, пока он говорил мне слова-утешения. Да даже, если бы он мне говорил рецепт шарлотки или маринования овощей, я слушал бы его не переставая! — Я верю в вас. Кстати, — он ставит пустой стакан на панель, — звоню по делу. В каких случаях обрабатывают помещения как в операционных? Нет, не так. Для чего нужна стерильная чистота, когда все вещи, стоящие в помещении говорят об обратном? На том конце происходит заминка. Намджун слышит сопение, после стук пальцев по твердой поверхности, прежде чем к нему снова обратятся: — Стерильность в операционной нужна, понятно всем, для снижения или вовсе устранения риска заражения оперируемого, а для… А простой человек может просто желать чистоту в доме. Я бы даже сказал — чистейшую чистоту. Чтобы скрыть какой-то факт, например. В кино, например, люди стирают пятна крови, маскируя это под полную стерильность помещения. А старые вещи могут служить прикрытием… Больше не нахожу логического объяснения твоему вопросу. — Хах… Эркюль Пуаро аплодирует стоя, Чимин, — мужчина закрывает глаза и улыбается сам себе. «Больница и пациенты точно в безопасности, ведь, на страже покоя стоит прекрасный сыщик, Пак Чимин». — Джун, хочу заметить, что по чистоте можно определить замысел человека. — В каком плане? — Если комната, простите за жаргон, вылизана до блеска, стоит задать себе следующие вопросы: почему именно она и для чего? — голос парня серьезный, когда она доводит до конца свою речь. — Порой, мы пытаемся скрыть произошедшее и переусердствуем, потому что то место, что раньше было незаметным, становится видным, оно выделяется на фоне других закутков из-за тщательного устранения причины уборки. По приезду домой, Намджун оставил коробку при входе, принимаясь за бытовые заботы. Переодевшись в спортивки, он налил себе бутилированной воды, пока закипает чайник. Он постучал по столешнице тонкими пальцами, после посмотрелв окно — звёздное небо. Он не заметил, как день пролетел. Матери звонить особого желания не было. Она ничего не ждала от этого наследства. С отцом они перестали общаться ещё 17 лет назад, когда произошёл первый глобальный разлад в отношениях. Возможно, думал мужчина, натура матери взяла верх, или, как сейчас принято говорить, не сошлись характерами: она — овен, он — водолей. На удивление всех, Намджуну дали право выбрать фамилию по случаю расторжения брака. Хоть и возраст не достиг отметки, когда человек может принимать решения, он смог так сделать. И его выбор поразил ещё больше: он отрекся от отцовской фамилии Кан и взял девичью матери — Ким. По его мнению, она звучала солиднее. После плотного ужина Джун перестроил свои планы и решил всё же разобрать хлам с отцовской берлоги. «Одной коробкой меньше будет разбирать, — размышлял он». Сняв крышку, перед этим постелив пеленку, чтобы грязь не распространялась по квартире, Ким аккуратно, в резиновых перчатках стал извлекать вещи. Было ли удивление, когда он нашёл откровенные фотографии Саманты Фокс или пустую липкую бутылку из-под Фанты? Конечно, нет. Наклейки со спорткарами и анекдотами тоже не были таковыми, поэтому этот хлам сразу отправился в утиль. Следующим уровнем стали многочисленные спичечные коробки с сухими насекомыми, приклеенными ко дну широким скотчем. Они тоже отправились в мусор. На этом вещи закончились, коробка освободилась от скопившегося годами барахла. «Быть такого не может… — Намджун осматривает коробку то с внутренней, то с внешней стороны и, не веря глазам, вторит: — Коробка… Мала? — он решает встряхнуть и, о, чудо! Левый уголок дсп-дна приподнимается, что вселяет надежду на продолжение разбора и, возможно, выведывания тайн отца?» Ким вынимает ещё не развалившийся лист, откладывает в сторону и вновь обращает взор в глубь коробки. Кассеты. Около 20 кассетных коробочек были сцеплены атласной лентой ровно в ряд. Вверху за ленту был заложен обрывок газетной бумаги с пометкой чёрным маркером «22 days». Аккуратно выудив клочок с пометкой, он начинает осмотр. «Насколько глупо я выгляжу со стороны сейчас. Живу в детских грезах, мечтаю о том, что мой любимый папочка оставил тайное послание! Глупец! — мужчина смеется над собой в тот час, когда пытается разглядеть стертые символы статьи на обороте. — Конечно, бумагу мочили или она намокла сама, но чтобы не переводить продукт, он её использовал вторично. Умно». То ли подсказка, то ли злая шутка дьявола, но неровный квадрат 12×10 содержал анекдот, рассказывающий о непутевом муже, от которого ушла жена; всё по закону этого жанра. — И даже жизнь над тобой смеется, пока лежишь ты смирно, под землей… — Ким откладывает прочь все вещи, останавливая взгляд в окне. — Что же ты оставил после смерти? Чем мог бы ты похвалиться перед увековеченными мёртвыми? — мужчина всматривается в окна напротив, словно пытаясь найти ответ в этих безжизненных огнях города. — Твой мозг на вес стекла… Не золота, как ты любил утверждать мне в детстве.***
Утро началось у Намджуна слишком, он даже не мог предположить, бурно. Во-первых, он проспал. Во-вторых, он должен был быть на работе уже как один час сорок девять минут и нести готовый отчёт на сдачу. — Чтоб тебя… — раздраженно произносит он, когда из душа плеснула ледяная вода. — Доброе утро, блять, — с левой стороны послышались стуки об стену и женские постанывания. — И сыграем последний аккорд перфоратором! — он выплевывает зубную пасту в раковину и пулей бежит в гардероб за вещами. «Надеюсь меня не поимеют в офисе за эту вольность».***
На удивление мозг никто не вынес с порога, как и в самом центре офиса. С ним как-то мило поздоровались и пожелали хорошего дня, когда опоздание затянулось с утренними проблемами на два часа. — С тебя конфеты, — со спины потянулись тонкие запястья, что пытались окольцевать тело Кима. — Учти, я люблю с дробленным миндалём. — Спасибо, Бёль. Ты и не представляешь, как моя задница благодарит тебя за несостоявшееся проникновение, — мужчина оборачивается и обнимает в ответ брюнетку. — Почему же? Я очень-очень представляю, так как директор и правда хотел тебя посадить на кол утром. Но я, как ангел-хранитель задницы, для меня честь, великого балбеса Ким Намджуна, не могла смотреть на быстрое планирование твоей смерти, — она показательно вздохнула. — Хотя порой я не прочь сама посадить тебя на сук и поиздеваться над тобой вдоволь! — она торжественно подняла палец, словно уже сейчас готовясь исполнить сказанное. — А в универе никто бы не сказал, что ты имеешь такие грязные мысли, — он повторял её манеру говорения, — Бёль — извращенка и не такой уж божий одуванчик! В остальном день прошёл спокойно. Намджун опрелелял это «спокойно», когда не лишился работы, но не стал генеральным директором фирмы Google; проще говоря, остался в том же положении в социальной пирамиде, не став беднее и богаче на 1%. Хотя насчёт последнего он был уверен, что беднее он всё же становится: регулярные траты в гипермаркете возле дома ощутимо опустошали банковскую карту если бы на 1%, но на 10%? А когда день выдается «лучше бы остался дома сегодня» — ещё одно определение мужчины — бутылка хорошего эля и пачка рифленных чипсов отправляются в корзину для покупок сразу, хотя стоят больше, чем обыденные молоко, хлеб, яйца и вода. В такие минуты он не готовил себе ужин нормального человека, а сразу принимался за травлю своего организма. Чимин его постоянно ругал из-за этой слабости, так как исследования и мединские показатели буквально кричали о том, что смерть близко — гастрит на начальной стадии лучше лечить, чем язву на последнем этапе. Только усиливавшийся дождь за окном омрачнял состояние Кима. Вечером он и так приходил без сил, а в такую погоду готов был упасть и уснуть на коврике в прихожей. — Мне нужен домашний питомец, — он посмотрел на часы на стене, — иначе моё тело найдут бездыханным совсем скоро. Воспоминание само заслонило разум: в детстве, когда родители ещё жили вместе и всё было радужно и благополучно, у них дома жил померанский шпиц кофейного окраса по кличке Ву или Вуди, каждый называл его по-разному. Намджун помнил, как он любил с ним играть в парке, как умывал его после вечерних прогулок, как покупал лакомые косточки на сэкономленные деньги с обеда. Прожил он недолго — болезнь почек вытянула из него последние силы. Мужчина вспомнил, как однажды родители приехали без Вуди, сказали, что он побежал за зайчиком в лес. Этот приём помог пережить смерть близкого друга без слёз, но надежда на то, что он вернется, жила в сердце ещё два года. — Хотя нет… Меня дома и так не бывает, а здесь ещё и поселить собаку, что преданно будет ждать на задних лапах на коврике весь день? Каким образом он оказался на диване и настраивавшим кассетоприемник, который урвал в комиссионном магазине, он не помнил. «Головные боли скоро устроят мою жизнь так, что я буду удивляться каждому моменту, который лишь на мгновение всплывет в моей памяти, а после всё снова будет погружаться в тьму…» Намджун любил читать научную литературу, но слушать её — нет. Его разум сразу отключался, лёгкая сонливость брала вверх, тяжёлые веки стремились друг к другу словно магниты. Сейчас этот эффект просто необходим, поэтому быстро вставив кассету, он облокачивается на диван, принимаясь слушать. «Биология. Лекция 14. Занятие 3. Тема — Плоские черви,— сообщил размеренный голос отца. — Плоские черви — это сравнительно просто организованные животные, имеющие вытянутое плоское тело. Размеры плоских червей колеблются от 1 мм до 10 м. Их представители обитают в пресных и морских водоемах, телах других организмов. К основным классам данного типа относятся ресничные черви, сосальщики и ленточные черви…» «Выбирая лекции, я наткнулся на тот экземпляр, что мне интересен в прослушивании, — его пальцы тянутся к приемнику, чтобы вставить другую кассету, но резкое шипение заставляет насторожиться. — Какого дьявола…?» — эта мысль проскальзывает в сознании после услышанного третьего голоса. «Выпустите меня… Я не понимаю, что происходит… Перестаньте, — из динамика послышался хриплый голос. — Господин Кан, я… Выпустите меня» Небольшая заминка в записи и слышится знакомый голос: «Зайка, ты же меня любишь? Открой рот и прими таблетку, — возможно, третий дал отпор, так как послышалось болезненное мычание и фраза: — Не стоит перечить. Ты сам согласился помочь мне»***
С того вечера прошло ровно три дня. В ту ночь Намджун так и не смог сомкнуть глаз от услышанного. Интерес брал вверх над сном, и незамедлительное оформление заказа видеодорожки для кассет в магазине не смогли утихомирить пыл. Он никому не сказал о находке, но никто не мог не заметить угрюмое лицо, незаинтересованный взгляд во внешних событиях и постоянные отключения от рабочего процесса. Вечером того же дня он настроил новое оборудование и пустил уже прослушанную кассету на видеоряд. Новые подробности и картинка услышанного перед глазами заставили зрачки увеличится. Перед ним на экране предстало тёмное помещение, где находилась только кровать с привязанным телом к спинке. «Выпустите меня… Я не понимаю, что происходит, — скованное тело пыталось развять руки хаотичными брыкания конечностей, — Перестаньте. Господин Кан, я… — лицо напротив мужчины сменилось на маску ужаса, когда тёмная фигура вышла из угла комнаты, — Выпустите меня…» Дальнейшие кадры заставили кровь бурлить и пальцы ног сжаться. Он насиловал его. Его отец, когда-то бывший идолом, спустил штаны и, подойдя к привязанному телу, принудил открыть челюсть и принять орган в полость. Он заставлял его подчиняться, пока его пальцы не взяли ножницы, Джун видел как что-то блеснуло в темноте помещения, и, сумбурно состригая пряди волос, он смеялся. Смеялся над беспомощностью и тотальным подчинением жертвы, пока тот, давясь членом и волосами на лобке, старался вдохнуть и не делать лишних движений в сторону, напрягая тело и сжимаясь. «Джини… У тебя отвратительные волосы, — он пустил кулак в копну и оттянул голову назад, заставив испуганные глаза смотреть на себя. — Ты — шлюха. У тебя волосы бляди и рот просто отвратительный. Нужно прописать тебе коктейль с белизной, чтобы очистить тебя от этого». Ким видел смену эмоций, когда этот изверг собрав в ладонь как можно больше прядей, поднёс ножницы и буквально выдернул их с головы. «Прошу… Прошу… Прошу, простите, простите, простите меня! Очистите меня, я не… Я не шлюха, вы знаете… Волосы… я их никогда не любил, стригите!» Запись оборвалась, вернее пленка кассеты закончилась. Ким это не сразу понял; ещё около минуты он сидел и смотрел в тёмный экран, пытаясь разглядеть то испуганное лицо юноши. Он не мог описать своё состояние, не мог описать эмоций. 14 day. «Первая. Первая запись должна быть», — Намджун был из тех, кто не привык оставлять недоделанные вещи на потом, он дал себе установку ещё в средней школе, что нужно всё доводить до конца, чтобы получить желанный результат. Но не в этом случае, нет. Он боялся, впервые боялся по-настоящему конца этого исследования. Коробочка от начальной плёнки была пуста, но вторая — на месте. Заменив в проигрывателе материал, он тотчас перематывает на, как ему показалось, нужный момент и не прогадывает. «Где я? — Что происходит? — голос ещё не измученного и приятной внешности парня звучит бодро, но с ощутимой нотой страха. — Почему… — Ким видит, как он сидит на той же злочастной кровати, поджав ноги под себя и смотря в потолок. — Стены… Почему они удлиняются, учитель? Я взлетаю? Мы отправляемся в космос? — юноша продолжает нести несуразный вздор, пока рассматривает свои ноги в цепях. — Ой… А что это за жуки? Они как мотыльки, маленькие. Их много. Ой! Они ползут к моим ногам, учитель, — он зачерпает воздух рукой, а после подносит ладонь к лицу. — А они не кусаются, учитель?» Просмотрев полностью видеоряд, он не обнаружил отца в записи. Зато в в коробочке от неё нашёл маленький лист с блокнота, формата А5, где были на скорую руку выведенны, возможно, замечания: 1. ЛСД; эффект — 16 часов. 2. Галлюцинации — есть. 3. Сильнодействующий.***
«Разве ты не видишь, что ты нехороший мальчик, братец Луи, — прослушивая следующую кассету, Намджун знал, что этот парень находится под веществом более сильным, чем предыдущее. — Мама… Почему ты даешь мне брокколи,— он видел, как непослушные руки парня возились с цепью, как он, словно маленький ребёнок, поднимал и опускал её по железному пруту спинки кровати. — Почему Тэхён ест торт, а я — брокколи, мама? Мама… — прослушивая записи, Ким отметил, что голос парня вполне мог быть музыкальным, — Мама, а бабушка придёт? А она возьмёт Лолу?» — псилоцибин.***
Теперь жизнь Намджуна превратилась в сущий кошмар: его мысли заполнял лишь тот парень, что с каждым разом казался ему бледнее и худее, а его тело будто отрывной календарь — с каждой просмотренной секундой тоньше и скомканее. Он по-прежнему ходил на работу, однако это явление можно назвать отсидкой — Ким считал минуты до конца рабочей смены, чтобы снова провести вечер за просмотром той стороны жизни отца, о которой и подумать было невозможно. Он не отвечал на звонки, отвергал предложения друзей собраться вместе и выпить, стал замкнутым; далеко в сознании он понимал, что происходит с ним, понимал, что он вместе с этой пленкой хочет прожить жизнь этого парня, хочет прочувствовать всю ту боль, моральную и физическую, которую он испытывает под воздействием его отца. И со временем он перестал узнавать себя в отражении. Когда-то смеющиеся глаза утратили свой блеск, впали глазные яблоки и появились характерные мешки под глазами, которые ничем уже не скроешь, всегда яркая улыбка опустила уголки губ, и лицо надело маску Пьеро. К концу месяца он просмотрел весь кассетный ряд, и было ли удивление, когда он нашёл запись телесного насилия? Когда его взору предстала картина, где в освещенной комнате к операционному столику был привязан юноша, а над ним склонялась знакомая фигура, теперь уже в облике дьявола, когда безумный врач хирургическим ножом наносил увечия молочной коже и, будто насмехаясь, лил на свежую рану спирт — Ким был уверен — отцу доставляло это мучение превеликое удовольствие; он знал, это действие тешило его натуру, возвышало его эго над другими, поскольку парень, лежащий на столе, не мог дать отпор, не мог оттолкнуть, поскольку, Намджун понял это чувство лишь под конец, тот был влюблен в него. Он буквально считал его Богом! Именно на этой записи мужчина смог полноценно разглядеть при свете операционной лампы лицо незнакомца, уже знакомого незнакомца. Он имел кругловатое лицо, аккуратный нос с множеством кровоточащих ран, черные, как ночь, глаза и пухлые бледные губы. Шея тонкая, и при каждом притрагивании до тела он напрягал её, отводя изящный подбородок в сторону.***
Ответ на запрос пришёл быстро, поиск по фотографии, хоть и с изувеченным лицом, дал положительный результат. Ким Сокджин, 24 года. Студент биохимического факультета. Электронные адреса страниц в соц сетях Благо доступ на данные был неограничен, и Намджуну предстали фото- и видеоматериалы, где счастливый парень стоит с семьей, с аттестатом особого образца напротив дверей школы; в парке, держа рожок фисташкового мороженого и на различных аттракционах. Просматривая эти запечатленные моменты из маленькой жизни, мужчина понял, что смог узнать его настолько, как это делают друзья детства, он привязался к нему, уступил ему место в сердце. И вместе с этим прекрасным чувством осознание того, что он должен вернуться в тот дом и найти его, заполняло его разум всецело.***
В дороге ему постоянно мерещилось, что вот Сокджин стоит на обочине и голосует или прячется в деревьях, как только видит свет фар машин; он не отпускал крайнюю надежду о счастливом исходе, о встрече и успокоении души, но вместе с тем, понимал и давно уже смирился, что конец этой истории — один, неизменный. И подъезжая к воротам тотчас, Ким ощущает давление этой лачуги, которая сейчас таковой не является; теперь этот дом полон тайн, которые мужчина не хочет раскрывать. Его цель — место, где всё вылизано, где доски не имеют ни одной торчащей щепки и отпалированны, как слиток драгоценного металла. Он без промедления зажимает лом в руках и начинает выдирать паркет из мозаичной конструкции, не видя ничего перед собой, кроме силуэта того парня. Он замахивается инструментом и просто ударяет об пол и продолжает эту махинацию, пока не замечает ступени вниз. Под бетонной плитой, отделяющей этажи, слышится копошение, и в сердце вновь загорается лучик веры, но разум отрезвляет мгновенно: «Полгода. Полгода он здесь был без еды и воды, буквально замурованный под землей». Огромные крысы, что встретили его у последней ступени, от яркого света попрятались по углам, запах падали врезался в нос и заполонил лёгкие до тошноты. Обстановка помещения, которую он заучил наизусть, его не удивила так же, как и обглоданное тело с тысячами личинками опарышей, которые сыпались со всех щелей туши и скреблись по бетонному полу. Он нашёл его, но опоздал. Обхватив мешковиной останки, Ким не спеша поднимается по лестнице, идёт по скрипящему полу и выходит на улицу. Единственное решение, которое он считает праведным, отскакивает от стенок черепной коробки, создавая при этом гулкий звон. Миг, и от зажженной спички загорается давно заросший газон, замыкая в круг злосчастное место, где в центре веранды, на том самом новой кресле восседает Ким Сокджин, студент биохимического факультета, двадцати четырехлетнего возраста, который обожает своего брата и белые пионы. Огонь переходит на деревянные ступени, заставляя их издать потрескивающийся звук, и с каждым поглощенным объектом языки пламени стремятся в верх, словно ликуя. Многочисленные слизни и улитки, что успели поселиться на перилах, издают свой последний писк, остатки разбитых стекол из рам выпадают и разбиваются об неровно уложнную асфальтную плитку. Когда пламя доходит до навеса, Намджун спешит удалиться, так как не хочет видеть, как то, что не давало сомкнуть глаза ночью, уничтожит огонь навеки. Его отец не любил людей, постоянно отстранялся от них и уходил в тень, и именно поэтому построил свою берлогу в далеке от жилых домов, на тихой улочке, окруженной деревьями. Возможно, на следующий день какие-никакие, но соседи увидят обгорелые доски и пепелище на месте заросшего участка. И каждый подумает о том, что не стоит сообщать в пожарную часть, а если и найдутся такие люди, то все остальные ответят монотонно: «Хозяин недавно ушёл из жизни, а здесь никто не жил. Возможно, проводку замкнуло». И завал разбирать не станут — пущенный бульдозер сравняет всё с землей.***
«О мёртвых говорят либо хорошо, либо ничего. Но отец… Я буду говорить с тобой как с живым человеком, указывая тебе на недостатки, ругая и проклиная тебя вновь и вновь. Я сдерживаться не буду, и за это ты судить меня не сможешь…»