***
— Я никогда особо не рассказывал вам о своем детстве, — медленно начал Избранный. Обе девушки сели в нескольких шагах от него, почувствовав, что ему нужно немного пространства, чтобы собраться с мыслями. Особенно внимательно слушала Гермиона. Несмотря на то, что знакомы они были с Гарри больше трех лет, она догадывалась о том, что его житьё у Дурслей никогда не было « по счастливому семейным», но на самом деле не знала, насколько всё было плохо. Даже с ней он всегда был слишком закрытым в этом вопросе. — Десять лет я жил с Дурслями: с моей тетей Петунией, её мужем Верноном и их китоподобным сыном Дадли, прежде чем получил письмо из Хогвартса. Насколько мне известно, они — мои единственные кровные родственники, и, предположительно, это почему-то настолько важно, что директор проигнорировал желание моих родителей позволить мне жить с кем-то другим, с кем-то, кого мои родители выбрали, например, с мамой или Августой. Полагаю, теперь вы понимаете, что мое детство было не очень приятным. — он не говорил, лишь шептал, но полная тишина вокруг всё же позволяла девочкам его слышать. — Конечно , есть и другие дети, которые живут в худших условиях, но.. — он сделал слабый взмах рукой. — Если это случится с тобой, ты всегда думаешь, что это особенно тяжело. — гриффиндорец выдавил из себя улыбку, на которую Дафна не ответила взаимностью. — В большинстве случаев это было лишь — если вы действительно можете использовать слово «лишь» в этом контексте — словесные оскорбления. Петунья никогда не проявляла никакой привязанности, ничего, что обычно делала бы мать, ничего, что я испытывал, став членом вашей семьи. Ни приятных слов, ни поддержки — ничего, что сделало бы место обитания чем-то, что я мог бы назвать «домом» . Тогда у меня не было друзей. Даже в школе никто не хотел проводить со мной время. Те немногие дети, что осмеливались предложить мне поиграть с ними, подвергались угрозам со стороны Дадли и после этого старательно меня избегали. А о своих родителях я почти ничего не знал. Не было ни фотографий, ни писем, ни рассказов о том, какой была моя мама в детстве. Вместо этого они использовали имена моих родителей, как ругательства. Рассказали мне, что они погибли, сев пьяными за руль. Дафна не смогла оставаться спокойной в этот момент, её глаза злобно блеснули. Все в волшебном мире знали, как погибли Поттеры: пытаясь защитить своего сына. Они умерли, чтобы он выжил. Рассказать ему такое, сказать, что они были пьяницами, что они сами навлекли на себя смерть. Это было ужасно и жестоко. — Охота на Гарри, — в свою очередь продолжил брюнет, — это то, как Дадли и его друзья называли одно из своих любимых развлечений. Она послужила причиной большинства моих детских синяков, результатом их ударов и пинков по моим рукам и ногам. А когда я пытался сбежать от них... Эти слова дались Поттеру с немалым трудом, и заметившая это Дафна поспешно села рядом с ним. Она заботливо обняла парня. Гермионе тоже хотела быть рядом, помочь ему, но она вовремя одернула себя и осталась сидеть на месте. Гриффиндорская умница поняла, что теперь это — работа Дафны, а её задачей теперь является оказание поддержки Невиллу, если ему она когда-нибудь понадобиться. И как показала практика, она ему понадобилась, и он продемонстрировал это всего неделю назад. — В моей жизни были и моменты физического насилия, не слишком часто, но были. Если дядя Вернон возращался домой в очень плохом настроении, если что-то случилось на работе или я случайно использовал магию — как в тот день, когда я аппарировал на крышу, чтобы убежать от Дадли и его банды — криков и оскорблений, видимо, было уже недостаточно, и он начинал бить меня. Иногда Петунья останавливала его, конечно, не из сочувствия, а потому, что боялась реакции соседей. — Дафна заботливо провела ладонью по его спине. Поттер сглотнул. — У меня были синяки, ушибы, один раз даже сломаной рукой обзавёлся. Я пытался скрыть их. Когда ходил в школу, придумывал отговорки, чтобы объяснить их, всегда вел себя «нормально». — И? — спросила Дафна тихим голосом, — полагаешь, что с той француженкой то же самое? Разве она не слишком взрослая для подобного? Гарри решительно покачал головой. — Ты никогда не будешь слишком взрослым для страха и боли. — Были статьи, — вмешалась Гермиона. — Я читала их в журналах на родительской практике : рассказы о детях, избитых родителями; о женах, живущих в страхе перед мужьями. — Не понимаю, — нахмурилась Дафна. — Понятно, что ребенок может побаиваться гнева своего отца, но почти взрослая девочка — и особенно женщина — должна быть в состоянии защитить себя. Женщина, не способная бороться за свои права, вряд ли вызовет у меня сочувствие. Дафна, на миг обернувшись, заметив разочарование в глазах Гарри, почувствовала себя плохо из-за того, что сказала. Но затем выражения лица её собеседника снова смягчилось, и он нежно обхватил её щеку рукой. — Это потому, что ты очень особенная девушка, Дафна, сильная девушка. Я помню историю о том, как ты отклонила «щедрое предложение» Малфоя стать его невестой. Легкая ухмылка играла на его губах. А когда стала ещё отчетливей, Дафна тихо зарычала, подумав об одном придурке. — Ты вспыльчивая и волевая, и я боюсь тебя даже больше, чем Гермиону. — Эй, — насмешливо возмутилась Мио. Гарри в ответ лишь усмехнулся. — У нас будут потрясающие ссоры , я уверен. Но на самом деле... — он снова стал серьезным, — не все такие, как ты. И тебе достаточно часто говорить кому-то, как он никчёмен, прежде чем этот человек начнет верить. Даже Гермионе будет больно, если ты будешь насмехаться над ней из-за её жажды знаний, а она уж точно не слабая девочка. Но слишком часто над ней издевались из-за её любви к книгам. — — В этом он прав, Дафна, — согласилась Гермиона, выражение её лица и тон голоса заставили Гарри чувствовать себя виноватым. Рон был из тех, кто издевался над подругой, и он слишком часто отстаивал нейтральную позицию в такие моменты. — Жестокое обращение встречается довольно часто, и особенно трудно переносить его от собственной семьи. Ты сказала, что эта Клэр должна быть в состоянии защитить себя. Но КАК? Что, если она будет бороться, но её семья не позволит ей продолжить учиться? Как много ты готова вынести, чтобы продолжать обучение в школе? Что готова вытерпить от отца, чтобы тебя допускали к общению с матерью и сестрой. — Всё. — прошептала Дафна. — Моя мама, Астория… они значат для меня всё. Теперь она поняла. Бороться с собственной семьей было нелегко. К счастью, на её стороне мама с бабушкой. Что бы она делала с помолвкой, реши они иначе? Она знала о случаях Сириуса и Андромеды Блэк, о том, как они восстали против своих родителей и потеряли свои семьи. Могла ли она сделать тоже самое? Смогла бы пойти против отца, зная, что в процессе потеряет Асторию? После минутного молчания мисс Гринграсс добавила: — Я сожалею о том, что сказала. Мне не стоило говорить подобное, ведь нам не известно, в какой ситуации оказалась Клер. Возможно, у неё нет выбора. — Вы помните ответ мадам Помфри? — спросил Гарри. — Мама спрашивала её обо мне, о том, было ли ей известно о моей... о моей ситуации. Дафна вспомнила. Того ответа было достаточно, чтобы заставить её кровь закипать в жилах. — Она сказала, что ей было известно об этом. Она сказала, что сообщала директору о твоём состоянии и что ей было велено ничего не предпринимать. — Именно, — согласился Гарри. — А помнишь, что мама рассказывала о профессоре Снейпе, о его юности и о том, что она читала в его медицинской карте? Уверен, он пережил нечто подобное. И наверняка есть другие студенты, сталкивающиеся с этим каждый день. Виктор сказал мне, что телесные наказания в Дурмстранге - обычное дело, и хотя я не ожидаю того же от Шармбатона... — Внешность, — вздохнула Дафна. — Внешний вид чрезвычайно важен в старых французских семьях. Никто не станет вмешиваться, если ребенок подвергается жестокому обращению со стороны своей семьи, пока внешний вид будет более менее презентабелен. — Этого я и опасаюсь. Возможно, я замечаю подобное раньше остальных из-за собственной истории. Но, конечно, учитель бы знал, понял бы, если бы прецедентов было более одного с одним из его студентов. — Профессор Снейп отреагировал,— прошептала Дафна, заставив Гарри и Гермиону широко раскрыть глаза. — Никому не говорите, но... он осматривает своих учеников, особенно тех, которые странно реагируют, ведут себя подавленно, неестественно двигаются; тех, у кого есть история, тех, чьи родители известны своим темпераментом. Он не раз вмешивался и помог не одному ребёнку. Он не может решить все проблемы, но он делает всё, что в его силах, чтобы помочь. Пожалуйста, поймите: профессора Снейпа боятся даже среди студентов Слизерина, но и уважают. У него острый язык. Он едкий насмешливый мерзавец даже со своими «змейками». Но он был готов помочь каждый раз, когда кто-то из нас действительно нуждался в этом. — Это ... неожиданно. Гарри уставился на Дафну. Ему трудно было было представить Снейпа заботливым учителем. Но, возможно, это была просто ещё одна его неизвестная сторона; сторона, которую он никому не показывал вне своего Дома. Возможно, на него так повлияла его собственная история. — Но всё же, — продолжила их дискус Гермиона, — этого недостаточно. Слишком часто ничего не происходит; слишком часто мы игнорируем то, что ученики испытывают дома. В волшебном мире не знают о присмотре за детьми. Социальный работник Министерства не посещает семью. И если даже Поппи не позволено реагировать.. — Это очень тонкая грань, Гермиона. — пыталась объяснить Дафна. — В волшебном мире родителям по - прежнему разрешено наказывать своих детей. Законы, изобретенные магглами в последние десятилетия для защиты, в особенности, для защиты женщин от домашнего насилия, так и не попали в мир Волшебников. В Косом переулке нет ничего похожего на женское пристанище. — Это всё невероятно познавательно, но что нам теперь делать с Клэр? — вздохнула Гермиона. — Как я уже сказал, — ответил Гарри, — у меня есть план. Но мне понадобится ваша помощь, дамы. *** «Большой Зал, 10-е Января. Обеденое Время.»*** — Привет, Клэр. Девушка, к которой обратились, обернулась, только для того, чтобы увидеть девушку с густыми волосами, которую часто можно было заметить рядом с самым юным Чемпионом. По слухам, она была одной из лучших подруг Поттера и очень умной ведьмой. Слова Флер являлись для Клэр авторитетом, несмотря на постоянную конкуренцию между девушками. На самом деле иностранная студентка не хотела сейчас ни с кем разговаривать, сегодня она даже избегала своих новых друзей с Пуффендуя. Француженка чувствовала усталость, некоторые синяки не заживали должным образом. Но, возможно, разговор мог бы отвлечь её от боли. Бок сегодня ужасно ныл, и её Исцеляющие Чары не имели должного эффекта. Если бы только она была лучше в них. Но среди сопровождающих не было ни одного целителя, а она никогда не пошла бы к английской медсестре. — Слышала, ты приехала из Орлеана. Клэр медленно кивнула, не понимая, о чём именно идет речь. С улыбкой Гермиона села напротив неё. Спросить у Флер о Клэр оказалось хорошей идеей. А учитывая то, что Гермиона достаточно хорошо знала некоторые районы Франции, задача — вывести разговор о стране девушки— казалось не слишком сложной. Этот разговор должен был быть достаточно интересным, чтобы отвлечь внимание Клэр от окружения. — Моя семья пару раз была во Франции. Мы хотим посетить твой родной город следующим летом. Я надеялась, что ты могла бы немного рассказать мне о стране. Следующие тридцать минут перед началом дневных занятий прошли очень приятно. Клэр должна была признать, что эта англичанка была остроумна и хорошо говорила. Она не заметила группу слизеринцев за своей спиной, не заметила, что только Блейз и Трейси участвовали в небольшой беседе, ограждая Дафну от любого наблюдателя, скрывая звуки тихих произнесенных заклинаний и царапанье магического пера, записывающего результаты на пергамент. Клэр и представить себе не могла, насколько эта маленькая беседа изменит её жизнь.***
*** «Кабинет Мастера Зелий, 10-е Января. Вечер» — Что за ерунда... — прорычал Северус Снейп, сидящий в одиночестве в своем кабинете. На столе — развернутая книга - подарок на день рождения от Роксаны Гринграсс, в руках — её письмо, полное несусветной чепухи. День Рождения у него был накануне, и, к счастью, никто кроме директора не осмелился поздравить декана Слизерина. Чего и следовало ожидать от старого козла. Да, заходила Минерва с приветствием, чаем и пирожными, но то были единственные подарки, которые он выносил без особых жалоб и даже немного полюбил. Картина? Он продолжал рычать. Что за дурацкая идея : подарить мальчишке свои «образы» его родителей. Будто бы кто-то захотел бы постоянно вспоминать о чертовом Джеймсе Поттере. На мгновение он остановил поток бессвязного бреда, его мысли обратились к Лили Поттер, его единственной подруге детства. Она тоже являлась одним из родителей Поттера. Он не раз поражался тому, что будто смотрит в её зеленые глаза, когда смотрел на невыносимого мальчишку. «Я не хочу, чтобы ты обнимал его, Северус», — писала Роксана Гринграсс. — « Я не хочу, чтобы ты хорошо отзывался о его отце» . Как будто я собирался, — мысленно выругался Северус Снейп. «Но ты знал Лили лучше, чем кто-либо. Ты знал ту сторону Джеймса, которую никто никогда не видел, кроме тебя». Никто не хотел видеть эту другую сторону. Все видели лишь Золотого Мальчика, неспособного сделать что-то плохое. «Я хочу, чтобы Гарри узнал своих настоящих родителей, по крайней мере, насколько это возможно с помощью картины. Я хочу, чтобы он знал обе стороны: хорошие и плохие, их достоинства и недостатки». — Какие достоинства? — спросил в пустоту Северус Снейп, нахмурившись. «Пожалуйста, помоги мне с этим, Северус». Прочитав это письмо, мужчине захотелось рвать на себе волосы. Он действительно не хотел этого делать. Ему не хотелось думать о Джеймсе Поттере, и ещё меньше хотелось думать о Лили, о своем Долге. Но даже если он не любил мальчика — о, Мерлин, как сильно он его не любил — он был в Долгу перед ним. Из-за его действий Гарри потерял своих родителей, и эта картина должна была хоть немного вернуть его Долг. И он был в долгу перед Роксаной. Она была одной из тех, кто перед летними каникулами контрабандой пронёс в его чемодане целебные зелья. Он знал, но никогда не говорил об этом. И чем он отплатил ей за доброту? Из-за желания Люциуса он хранил молчание о Сайрусе и его гадких планах. Теперь, когда Гарри стал её членом семьи, появилась слабая надежда на то, что эти планы окажутся бесполезными. И всё же - ему следовало бы рассказать ей. Северус Снейп, Мастер Зелий и бывший Пожиратель Смерти, не был уверен в том, что он должен сделать.***
— Пожалуйста, повторите мне причину, по которой, по вашему мнению, я должен быть готов вам помочь, мисс Гринграсс. Черноволосая девушка сидела перед ним. Прошло всего несколько минут после того, как он закончил размышлять о письме её матери. Несколько листов пергамента теперь лежали на столе вместе с палочкой девушки. Новая палочка, заметил мужчина. — Палочка мадам Гил, понял профессор. У него самого была одна из её палочек, он пользовался ей лишь в Лаборатории, где точная настройка магии была важнее грубой силы. Для создании палочки мисс Гринграсс использовался другой драгоценный камень; для изучения Чар, если он правильно помнил. Очевидно, Роксана совершила небольшой шоппинг на зимних каникулах, поскольку палочка Дафны была не единственной новой палочкой. Мадам Спраут не смогла промолчать за ужином и высоко оценила новую палочку Лонгботтома для Гербологии. Как будто новая палочка могла бы чем-то помочь, — мрачно размышлял двойной агент. — Мне нужна ваша помощь, профессор, по поводу здоровья одной из студенток Шармбатона. — Скажите, а почему именно её здоровье должно меня волновать? Не сомневаюсь, — друг Люциуса тихо фыркнул, — мадам Максим вполне в состоянии позаботиться о ней... о своих «милых душечках». Ему не нравились французские студентки, и уж тем более - их директриса. И дело было даже не в её наполовину великанской сути. Просто наблюдение за её флиртом с Хагридом вызывало у Снейпа сильную тошноту. Мастер Темных Зелий сердито посмотрел на девушку, но, к его возмущению, она не выглядела впечатленной. Она настолько храбра или все таки глупа? Скорее всего и то, и другое— внутренне простонал профессор. Он должен был признать, что её небольшая истерика месяц назад произвела на него впечатление. Её поведение показалось ему немного гриффиндорским, но заботу о своих друзьях, особенно о более слабых, он смог принять. — Пожалуйста, прочитайте это, — взмолила девушка вместо ответа, сдвинув перед ним бумаги. Бросив последний грозный взгляд, он начал читать, сосредоточенно и быстро, как обычно. Это был составленный магическим образом — поскольку он не узнал почерка — отчет о магическом медицинском осмотре. Он должен был признаться, по крайней мере, самому себе, что качество проделанной работы произвело на него хорошее впечатление. Поппи высоко отзывалась о девочке, её талантах и о том, как она справилась с исцелением того глупого кота. Ему бы очень хотелось посмотреть, как она избила за это Уизеллету. Каждый, кто поднимал руку на Уизли — по его мнению, совершал невероятно правильное дело. Осмотр был проведен очень тщательно. Практически всеобъемлющий и очень структурированный, какой не раз он видел в её заданиях. Хотя Дафна не была одной из его самых талантливых учениц, она хорошо справлялась, упорно работала и вполне могла производить большое количество приемлимых зелий. Некоторые из её выводов казались немного поспешными, но общий результат мог быть только один: он должен действовать. — И чего вы ожидаете от меня? Дафна улыбнулась, и её следующая фраза заставила Северуса Снейпа снова застонать. — У мистера Поттера план... *** «В то же время возле Гриффиндорской Башни» *** — Мисс Грейнджер? Гермиона обернулась и увидела суровое лицо своего любимого профессора. Минерва МакГонагалл всегда была для неё образцом для подражания, женщиной интеллектуального типа, в отношении поведения и морали. Той, кем она стремилась стать. В этот вечер на её лице легко считалось беспокойство. Она не хочет этого разговора. — размышляла Гермиона. Гарри отправился за Дафной, чтобы подождать её у кабинета Снейпа. Если он не захочет помочь, я немедленно отправлюсь к мадам Помфри. Гермиона, с другой стороны, ждала Невилла, и теперь они шли в общежитие Гриффиндора, держась за руки, и Невилл взволнованно рассказывал о своем разговоре с мадам Спраут. У него всегда горят глаза, когда речь заходит за растениях — внутренне улыбнулась отличница. Она надеялась, что Ритуал сможет помочь. Ан приказала ему некоторое время быть осторожным, и Гермиона каждый день повторяла с ним занятия по медитации. С новой палочкой ему стало лучше. Как и предполагалось, это был небольшой скачок сил, но Гермиона это заметила. Она помнила, как он использовал магию в прошлом. Они будут продолжать тренироваться. И кто-то обязательно за всё заплатит. На короткое мгновение вспышка гнева пронзила её тело, в глазах потемнело. — Директор хочет видеть вас, мисс Грейнджер. Гермиона кивнула. Когда Невилл пошел за ней, профессор МакГонагалл остановила его: — Одну. Гермионе пришлось сделать несколько тяжелых вдохов, гнев снова охватил девушку, лицо потемнело. — Я не могу допустить подобное, — ответ Невилла прозвучал тихо, но его лицо демонтировало решимость. Это шокировало Минерву даже больше, чем Гермиону. — Гермиона находится под защитой дома Лонгботтомов, и в отсутствие бабушки я обязан сопровождать её. Он поднял подбородок, побуждая Минерву вступить с ним в спор. Несколько долгих мгновений профессор Макгонагалл напряженно наблюдала за ним. Она знала о магической опеке, знала, что Августа уже выполнила все формальности. Бабушка Невилла написала ей об этом, и она не сообщила директору. Он узнал по другим каналам. Августа долгое время была её хорошим другом. Более сорока лет Минерва была учителем в Хогвартсе, и дольше этого времени миссис Лонгботтом работала в Попечительском Совете. После войны они немного отдалились, но схватка с трусливыми Пожирателями Смерти на Финале по Квиддичу возродила их дружбу. Она разозлилась, когда Дамблдор сказал ей, что хочет поговорить с Гермионой об удочерении. Иметь Августу в качестве магического опекуна было, безусловно, одним из лучших возможных решений для чрезвычайно талантливой молодой ведьмы. Не раз Декан Гриффиндора боялась думать о том, как она будет жить после школы, о том, что статус магглорожденной может лишить её заслуженной карьеры. И теперь она боялась — Дамблдор снова хотел отобрать её шансы на хорошую жизнь. Внимательно наблюдая за юным Лонгботтомом, Мастер Трансфигурации думала о замеченной ею в нём перемене. Всего два дня назад мальчик вернулся, но произошедшие изменения бросались в глаза. Филиус предположил, что результатом послужили его новая палочка — его собственная палочка, настроенная на него, а не на отца, и новая самооценка, проистекающая из отношений с Гермионой Грейнджер. Но Минерва не была уверена. Да, это были две очень веские причины, и они, безусловно, сыграли свою роль, но должно было быть что-то ещё. В предыдущие годы Невилл, который всегда хорошо разбирался в теории, был просто ужасен в колдостве. Если честно: до сих пор он принадлежал к той же категории, что и Крэбб с Гойлом, когда дело доходило до практического применения знаний. Но внук Августы стал лучше, теперь он был в середине списка её класса, и она надеялась на большее. Если Гермиона оказала на него такое влияние, то её отношение со Августой играли далеко не второстепенную роль. Интерпретируя её продолжающееся молчание как одобрение, Невилл продолжил: — И я прошу вас присутвовать в кабинете директора в качестве Главы факультета Гриффиндора. — Я принимаю вашу просьбу, мистер Лонгботтом, — ответила Минерва Макгонагалл с лёгким кивком, одарив собеседника одной из своих полуулыбок.***
— Мисс Грейнджер, — вздохнул директор Дамблдор. Он злился и расстраивался, Минерва это видела. Альбусу не понравилось, что она и Невилл сопровождали Гермиону. На несколько мгновений он постарался взять себя в руки и даже смог снова показать свое обычное дружелюбное лицо. Его глаза блестели как у сумашедшего. — Лимонных долек? — как обычно, спросил старый волшебник. Гермиона наклонилась, чтобы принять предложение, но остановилась, когда Невилл рявкнул: — Нет, спасибо. Минерва подавила ухмылку. Ни для кого, по крайней мере из учителей, не было секретом, что директор предлагал особый вид лимонных долек, покрытых слабым Успокаивающим Зельем. Альбус начал медленно. В попытках расслабить подростков, он спрашивал о Рождестве, их поездке домой и о том, как поживают их семьи. Но чем больше времени проходило, тем больше волновались дети. Особенно Невилл. И его сердитое ворчание — когда Альбус наконец заговорил об истинной причине разговора — едва не заставило Минерву захихикать. Не то чтобы она когда-либо хихикала; она была уже не юной девушкой, а здравомыслящей женщиной. — Некоторые из решений, которые вы и ваши друзья приняли в прошлом году, вызвали беспокойство у ваших учителей. Ведьма, чьей Анимагической формой являлась кошка, не могла и не желала удержаться от того, чтобы не прокомментировать это заявление тихим фырканием. Дамблдор грозно посмотрел в её сторону, но больше его удивил решительный тон Гермионы. — Как вы и сказали директор, эти решения, в первую очередь, являются «нашими». Они касаются нашей личной и нашей семейной жизни, и я не вижу никаких причин, по которым они должны представлять какой-либо интерес для школьной администрации. — Минерва позволила себе предаться эмоциям. Просто это было слишком хорошо. Очевидно, Невилл и Гермиона оба выигрывали от своих отношений. Они, как и Дафна с Гарри, хорошо относились друг к другу. Это факт признал даже Северус, разумеется, наедине. Теперь не только улыбка скользнула по губам Минервы. Женщина так же ободряюще положила руку на плечо Гермионы и коротко сжала его. — Я согласна с вами, мисс Грейнджер. Гермиона всё ещё не расслабилась до конца, но благодарная улыбка на лице Невилла доказывала, что она отреагировала правильно. Дамблдора на секунду поразился. Никогда прежде Минерва не занимала такую позицию перед учениками. Если она и критиковала его действия, то всегда делала это наедине. Он кашлянул два раза и попытался переключиться на роль «доброго заботливого дедушки», но у него не очень хорошо получилось. — Мы лишь заботимся о вас. Нам хочется, чтобы вы были уверены, что не ошибетесь, принимая важные решения о своем будущем, решения, которые довольно трудны для человека, выросшего в маггловском мире. Конечно, вы согласны с тем, что я или профессор МакГонагалл стали бы более подходящими для вас магическими опекунами, чем кто-либо другой. Мы бы действовали бы исключительно в ваших интересах. Что хуже? — размышляла Минерва, То, что Невилл ответил хихиканьем на эту глупую речь или реакция Гермионы? — У меня определенно нет проблем с доверием по отношению к профессору Макгонагалл особенно после изменения её поведения в последние месяцы. — Она обернулась и благодарно улыбнулась, пока Дамблдор пытался вернуть себе самообладание. — Я так и не поблагодарила вас за то, что вы сделали, профессор. Даже несмотря на то, что профессор Снейп отказался от этой затеи, было приятно осознавать, что другие Главы Факультетов заметили, насколько серьезным оскорблением для нас, магглорожденных, всегда было определение «грязнокровка». Большое спасибо. Минерва улыбнулась в ответ, не обращая внимания на взгляд Дамблдора, брошенный в её сторону. Он не был доволен самоуправством своей бывшей соратницы. Директор деликатно кашлянул: — Ну, хорошо. Я лишь опасаюсь, что ваше решение о магической опеке, возможно, было несколько поспешным. — Я никогда не тороплюсь. Минерва не смогла подавить улыбку в ответ на решительный и сердитый ответ. Правильный ответ ( добавила она про себя), поскольку Гермиона Грейнджер всегда очень тщательно все обдумывала, обдумывала все «взад-вперед, влево-вправо». И декан об этом знала. Дамблдор начал терять терпение. Эта дерзкая девчонка, — проклинал он ученицу. — Почему она не замечает того, что ему лучше знать? На мгновение он подумал о том, чтобы угрожать ей её дальнейшим обучением, но с молодым Лонгботтомом и беспокойной Минервой в одной комнате, это могло обернуться катастрофой. Ему нужна была точка опоры для обсуждения, какой-то аргумент, который позволил бы ему повлиять на принятое девушкой решение. И нужно ему это было позарез, немедленно. К счастью, он мог использовать Легилименцию без палочки и вербальных Заклинаний. Дамблдор был намного сильнее, используя и то, и другое, но мог обойтись и без них. Этот способ был менее заметен. Надеюсь, мисс Грейнджер не тренировалась в ней. Он перевел разговор на что-то более безобидное, спросил её о планах Гарри на следующий семестр. Минерва сообщила ему, что Золотой Мальчик хочет отказаться от Прорицания и вместо него взять Древние Руны. То, что ему не пришлось бы сдавать экзамен в конце года из-за его статуса Чемпиона, дало бы ему более чем достаточно времени, чтобы наверстать упущенное до СОВ. И Дафна с Гермионой наверняка будут более чем счастливы ему помочь. На самом деле его не интересовало, как Гарри Поттер успевал усваивать учебный материал, пока он продолжал учиться в школе. Но это позволило ему продолжить разговор и отвлечь внимание Гермионы, чтобы без проблем проникнуть в её разум. Он с легкостью смог пробить её внешнюю защиту, но признал, что это было довольно сильно для девушки её возраста. У некоторых его учителей не было столь же сильной защиты. Разум Грейнджер пытался сбить его с курса, пытался спрятать мысли за мусором. Но победитель Гриндевальда не позволит ей.... — Что во имя Мерлина... На секунду его слова затеряли в горле. Дамблдор оказался в странном месте. Он знал Окклюменцию достаточно хорошо, чтобы сразу понять, это был мысленный пейзаж мисс Грейнджер. Директор нахмурился: её уровень был не настолько высоким, чтобы создать свой собственный пейзаж. Он пересекал комнату за комнатой, каждая из них была ослепительно белой; яркие лампы освещали каждый уголок. В каждом помещении стояло стоматологическое кресло, в каждой комнате он видел ассортимент современных и средневековых стоматологических инструментов. Некоторые из них больше напоминали орудия пыток. Шум сверления звучал отовсюду; крики боли наполняли воздух. Вокруг ходили врачи в белых халатах. Их лица скрывали хирургические маски. Жесткие глаза словно следили за старым мужчиной. Он должен был найти выход из этого Лабиринта Ужаса. Дамблдор знал… чувствовал, что сможет преодолеть эту Защиту, несмотря на раздражение, которое он испытал по поводу удивительных способностей мисс Грейнджер. Но как только он вознамерился идти в перёд, использовать свой гораздо больший опыт, что-то ударило его по голове, нарушило концентрацию. Он упустил свой шанс. Вновь сосредоточившись на окружающих его людях, директор Хогвартса почувствовал кровь, стекающую по лицу. Что-то ударило его по лбу и порезало кожу. Изумленный, он заметил на полу окровавленный инструмент, который обычно лежал на столе. Маг использовать его как пресс-папье, но сегодня Невилл использовал его в качестве снаряда. Мальчик достаточно хорошо знал Гермиону, прошел не один урок Окклюменции и Легилименции, а потому с легкостью обнаружил признаки. Этот чертов придурок пытался читать мысли Гермионы. Несмотря на свое обучение, она не сможет долго оказывать сильное сопротивление директору. Он должен был помочь ей. Предположение о том, что Дамблдор без его присутствия и профессора МакГонагалл применил бы Легилименцию в полную силу и, конечно же, уничтожил бы все улики, стерев ей память, заставило его кровь закипать. Схватив ближайший предмет, он швырнул его в директора, явно не менее ошеломленный своим поступком, чем профессор МакГонагалл. Лишь под влиянием гнева он позволил себе прошипеть: — Прекратите использовать Легилименцию на моей девушке сию же минуту, директор! Я сообщу моей бабушке об этом инциденте, и будьте уверены, в восторг она вряд ли пройдёт. Минерва, улыбнулись. Как часто Драко Малфой угрожал кому-то своим отцом? Но, она не сомневалась, что в отличие от слизеринского ублюдка, Августа и Невилл встанут плечом к плечу, чтобы защитить Гермиону от всех — даже от директора. — Мистер Лонгботтом, мисс Грейнджер, вы немедленно покинете кабинет. Этот разговор окончен. У нас с директором есть важные и срочные вопросы для обсуждения.