Язык любви

      Лютик узнал, что есть язык любви. Ну, что-то вроде того, что у каждого свой язык любви и каждый выражает его так, как может. Как умеет. Так, какая в его понимании есть любовь. Лютик в упор не понимал свой язык любви. Да и вообще, странно это как-то считать, что у любви есть свой язык. Ты любишь либо весь и полностью, либо тебе просто нравится быть.       Язык любви Лютика — весь Ламберт. Целиком.       До каждой родинки, шрама и морщинки. Даже то, как он хмурится — тоже язык любви Лютика.       Лютик любит говорить с Ламбертом. Любит узнавать его, как книгу. Ему нравилось во время разговора узнавать Ламберта все больше и больше. Это как экскурсия по самому желанному музею. Снова и снова. Он начинает с его головы, а заканчивает его сердцем. Изучает в Ламберте все. Где его можно коснуться так, чтобы дать ему чувство нужности, а какие места лучше обойти, чтобы вернуться к ним позже — чтобы не ранить, но помочь.       Ламберт думает, что мало о себе говорит, но язык любви Лютика — голос. То, как меняется его интонации, как он смотрит или в каком положении его руки — Лютик слушает даже это.       И все понимает. Изучает Ламберта, как книгу. Книгу, в которой он влюблен в каждого героя, в каждую строку.       Он любит изучать Ламберта, чтобы знать, как правильно его трогать и быть рядом.       Изучает его взгляды, его улыбки, даже то, о чем он говорит. Все эти незначительные, по мнению Ламберта, вещи, они все такие важные! Лютик все только благодаря им и понимает.       Он слушает его, положив голову на его плечо, вслушивается в интонации, чувствует, как в самом Ламберте, глубоко в нем вибрирует любовь. Лютик гладит его по спине, греет своим телом, и чувствует, как весь Ламберт отзывается.       Когда они наедине, когда Ламберт говорит о том, о чем хочет говорить — его голос становится совсем другим.       Когда они только познакомились у Ламберта постоянно менялась даже громкость голоса, не говоря о тональности. Он то говорил тихо и раздражённо, то едва не кричал, когда делился своими эмоциями — будто боялся, что по-другому его не услышат. То говорил низко и грубо, то во время смеха на высокие ноты срывался.       Лютик уже тогда понял — в нем полный беспорядок. Ламберт запутался.       Он же это выражает даже своей речью, а все как будто не замечают!       Лютик тогда так обеспокоился: это ж сколько ему нужно этому беспорядку придавать порядок? А главное — как? Ламберт казался неправильно собранным пазлом. Когда в целом картина вроде как и видна, но всем очевидно, что она собрана неправильно.       Лютик был готов к тому, что ему придется все переделывать. Все чужие ошибки, которые они совершали в нем — все надо переделывать.       Но все оказалась легче.       Рядом с Лютиком Ламберт просто сам по себе обретал целостность.       Говорить он начинал спокойно, и интонация была ровной, голос — уверенный. Слушать его то же самое, что слышать колыбельную матери. Его голос успокаивал, убаюкивал, шептал меж слов — ты в безопасности.       И Лютик прижимается к нему ближе, гладя по расслабленной впервые за долгое время спине, и слушает. Выучивает Ламберта как целую ещё неизученную планету.       Лютик любит его голос.       И он просит говорить его. О погоде, о настроении, о делах с друзьями и в работе. Говорить о счастье и о боли. О переживаниях, тоске и старых страхах. О нежности, любви и искренности.       Язык любви Лютика — выслушивать и узнавать.       Лютик любит говорить с ним.       Говорить сам. Когда Ламберт лежит на его коленях, расслабленный и спокойный, даже веки не подрагивают, и говорить ему о том, какой он красивый. Как он его любит. Что он — лучшее, что было в жизни Лютика.       Лютик говорит это с благоговением, восторгом и нежностью — потому что как молчать можно, когда тебя все эти мысли рвут на части? И он все-все ему рассказывает.       А Лютику есть что ему рассказать о нем самом.       «Ты когда хмуришься такой серьёзный! Тебе идёт хмуриться».       «А когда улыбаешься? Знаешь, когда ты впервые начал со мной улыбаться искренне — у меня каждый раз сердце замирало. Это же так красиво!»       «Смех у тебя такой заразительный! Мне кажется, если ты просто ни с чего смеяться начнёшь, то я сразу за тобой. Но главное даже не это. Ты просто не знаешь, что во мне творится, когда я вижу, что ты смеёшься. Веришь или нет, но я чувствую счастье».       «Тебе даже печаль идёт! Я не люблю, когда тебе больно, не люблю знать, что тебе плохо, мне самому плохо становится, но ты даже в таких чувствах, которые я ненавижу, умудряешься выглядеть хорошо! Прямо как с картин сбежал, таким же только и любоваться».       «Тебе ведь даже слезы идут… Вот не надо пыхтеть мне тут. Слезы — это не стыдно. Стыдно, когда тебе за тридцать, а ты все ещё отрицаешь, что ты человек и чувствуешь. Я бы даже испугался, если бы ты ни разу не заплакал. Подумал бы, что ты психопат вот какой. А ты совсем не психопат. Ты живой человек, и твоё сердце чувствует. Это, конечно, ранило меня. Так же, как мои слезы ранят тебя, но я и тут же находил повод радоваться. Значит, ты нашёл способ выпустить часть боли. Значит, тебе станет легче. Я могу тебя утешить и помочь. И все-таки какой красивый ты был даже тогда! Глаза такие светлые-светлые, и эмоции чистые… Наверное, странно, что я нахожу красоту даже в боли, а тем более в твоей, но такова моя природа. Или твоя? Ты просто такой красивый, что странно было бы, если в чем-то не было бы даже части твоей красоты».       «А ещё ты просто красивый. Твоё тело, твоя осанка, твои руки… Все в тебе удивительно хорошо. Ты же просто не знаешь, что каждая часть тебя стоит того, чтобы ей восхищаться. Я так и делаю. Когда я только тебя встретил сразу столько деталей в глаза бросились! Твои руки, длинные пальцы, твоя осанка и то, как рассправлены твои плечи. Твоя походка и уверенность в себе. То, как ты смотрел и как улыбался. Все в тебе — искусство. Жаль, что ты не можешь понять это так, как понимаю я».       Лютик все это ему говорит, гладя его по волосам, перебирая их, целуя его лоб и щеки, и Ламберт хмурится так забавно от щекотки. Лютик тихо хихикает.       Ламберт сначала его слушать не мог. Отворачивался, перебивал, переводил в шутку и просто просил не говорить. Лютик не мог его насиловать — даже если насиловал своей любовью — но медленно подкрадывался к нему, давая Ламберту привыкнуть к своему отражению в глазах Лютика. Давая себе самому рассматривать себя так, как не показывало ему ни одно зеркало. Смущался, даже злился, но привыкал.       А теперь вот, слушает и улыбается довольно, и плечи его расслабленны. Лютик смотрит на его лицо, как зачарованный. Он качает головой и говорит:       — Нет, подожди… Я не понимаю.       Ламберт лениво открывает глаза. Над головой голубое небо. Тихо шелестит рядом трава. Когда они сюда пришли Ламберт бубнил: «ну да, сейчас всех муравьёв соберу собой». А теперь вот, лежит, собирает и очень даже доволен.       — Что?       — Ты правда мой?       Ламберт вскидывает в удивление брови, а потом тихо смеётся, качает головой.       — До сих пор не могу привыкнуть к тому, что ты такой чудаковатый.       — Все люди чудаковатые.       — Но ты — особенно, — он аккуратно берет его руку и целует в место, где бьётся пульс. — Конечно твой, — и целует его в обручальное кольцо.       Лютик забавно хмурится, задумчиво хмыкает.       — Это как так вышло, что из всех Ламбертов мне достался самый лучший?       Ламберт ерзает и садится рядом с ним, держа его руку в своей:       — Ты сделал из меня лучшую версию меня, а не наоборот.       — Но если бы ты не был сам по себе хорошим, то ничего бы и не поменялось!       Ламберт тяжело выдыхает:       — Ага, разумеется.       И целует его в кончик носа. Лютик забавно морщится.       — Я люблю тебя, Лютик.       — И я, мой лучший Ламберт.       — Это звучит глупо.       — Мне все равно, — и широко улыбается.       Язык любви Лютика — слова.       У Ламберта тёплая кожа. Очень тёплая. Даже горячая! Он же даже зимой бегает в какой-то не совсем зимней одежде, и ему тепло, а Лютик кутается, как ни в себя.       Но дело не в этом. Ламберт теплый, и Лютик любит трогать и целовать его и обнимать. Его кожа тёплая, тронутая немного солнцем, у неё даже вкус есть свой — особенный, родной.       Лютик любит обнимать его ещё совсем сонного — слушать его медленное дыхание, ритм сердца и как тот хрипло желает ему доброго утра. Ему нравится, проходя мимо, касаться его плеч или рук.       Лютик любит держать его за руку в любой удобный момент. Он может часами гладить его руки, выводить костяшки и вены. И держать крепко-крепко, сжимая в своих руках, будто они какое-то ценное сокровище.       Лютик любит его обнимать часами. Прижаться к нему и так и застыть. И стоят они так, обнявшись. Ламберт его в руках укачивает, волосы его целует, и Лютик сильнее к нему жмётся, запах его кожи вдыхает, гладит и улыбается.       Лютик любит прижиматься к нему, когда они занимаются любовью, чувствовать его всем телом. Чувствовать, как горит его тело, как он дышит сбито в макушку. Чувствовать, как его руки ласкают спину, плечи, бедра и ягодицы. И Лютик ласкает в ответ: жадно, голодно, вылизывает его всего, трогает, гладит, прижимает к себе так, будто хочет жить под его кожей.       Он не может оторваться от Ламберта в такие моменты, прижимается к нему так тесно, как это возможно, гладит его и даже царапает — и слушает, как на это Ламберт довольно рычит. Лютик знает: Ламберту нравится, когда он царапается.       Лютик ласкает его, уделяет ему столько внимания, сколько возможно, и даже после отлипнуть от него не может. Сначала, не отошедший от страсти, с дрожащими бёдрами, он аккуратно гладит его грудь, вырисовывает что-то, потом лезет с поцелуями — целует подставленную для ласк шею, его лицо и плечи, гладит и обнимает. Сверху на него залезает, чтобы снова прижаться, почувствовать полный контакт их тел, и целоваться. Жарко, долго, продолжая гладить его.       Заучивать языком и пальцами его тело. Каждую мышцу и изгиб. Заучивать, лаская. Проводить аккуратно пальцами, целовать или вылизывать, слизывать пот, запомнить всего его так, чтобы он мог с закрытыми глазами его тело потом вылепить с идеальной точностью.       Обнимать его, целовать, обожать.       Язык любви Лютика — поцелуи и касания.       Лютику нравится быть рядом с Ламбертом. Он тоскует в вынужденные дни расставания и с ужасом думает о том, что когда-то он жил без него. Лютик не понимает, что значит отдохнуть от Ламберта. Что значит добровольно провести вдали от него сутки.       Лютик отдаёт ему все свое время. Он всегда рядом, чтобы помочь, поддержать, обнять, успокоить и поцеловать.       И чувствует, как его сжирает тоска, когда они разделены. Все начинает казаться таким глупым. И песни не пишутся, и солнце уже не яркое, и трава не зелёная. Без Ламберта даже живётся как-то не так.       Хотя нет, не совсем так.       Ему без Ламберта живётся абсолютно так же, как и раньше.       Жить в общем можно, но теперь, когда он узнал, как может быть на самом деле, это кажется глупым.       Когда в его жизни появился Ламберт она стала ярче, громче и важнее. Всё обрело смысл и цвет. Теперь, рядом с Ламбертом, даже солнечный утренний свет для Лютика искренний повод для радости. Мир будто бы расцвел после того, как в него пришёл Ламберт.       Поэтому возвращаться к своей старой жизни Лютику кажется безумием.       Можно, конечно, но зачем?       Поэтому он рядом с Ламбертом.       И они разделяют разные моменты.       Моменты любви, нежности, а ещё горя, боли, несчастий и тоски.       Они рядом, чтобы разделить между собой всю ту любовь, что переполняет их, и они рядом, чтобы помочь друг другу справиться с ужасами мира или старыми страхами. Рядом, чтобы выживать, становиться лучше, стерпеть любые трудности. Так странно, но любая боль затухала, когда Ламберт держал его за руку. Она становилась такой неважной, Лютик просто смотрел на него и думал: «неважно, что со мной случится, главное, чтобы ничего не случилось с ним».       Время, которое они проводили рядом друг с другом было бесценным.       Это были моменты тишины, спокойствия, расцвета и веры в лучшее. Ламберт утешал его своим присутствием. Утешало даже то, как поднималась его грудь при вдохах. Лютику нравилось засыпать рядом с ним и просыпаться рядом. Гулять, держась за руки, и путешествовать бок о бок. Завтракать, обедать и ужинать.       Дарить друг другу яркую любовь, всю свою страсть и желание.       Отдавать свое время. Время, данное для развития, для любви, для будущего.       Язык любви Лютика — его время.       Ламберт подарил ему кулончик в первый месяц их отношений. Лютик был рад, но тогда не смог расценить подарок, как нечто стоящее. Ему так часто дарили подарки, что это уже почти потеряло смысл.       А потом он потерял его по собственной глупости.       Этот поступок причинил боль и ему самому, и Ламберту. Но он, конечно, об этом так и не сказал.              Ламберт подарил ему новый кулон. Лютик часто теребил его меж пальцев, гладил его или осматривал в зеркало. Внезапно подарок, который был раньше для него просто знаком внимания, стал чем-то многим больше.       Стал символом.       Лютик купил Ламберту кольцо.       Ламберт не носил украшений по понятным причинам, и Лютик думал о том, какая же это глупая покупка. Ламберт даже носить его не будет! Но он все равно купил. Выбрал довольно простое, боясь, что что-то броское Ламберта вообще оттолкнет. Зато оно было серебряным.       Лютик подарил ему его на День рождения. И Ламберт был в восторге. Он был счастлив! Он рассматривал его, тут же надев на палец, и поблескивая им в свете свечей. Ему так понравилось это кольцо! Кольцо, которое совсем не практичное — Ламберт был от него без ума!       А Лютик был без ума от факта того, что он смог его осчастливить.       Теперь он понимал. Ламберт не носил украшений просто потому, что никто ему их не покупал. А сам он на себя тратиться пока не умел.       И Лютик купил ещё одно. И ещё одно. Более толстые и яркие, с камнями и гравировками, более широкие и массивные, с вычурными украшениями и без них. Поводов было много. Их годовщина. Дата их первого поцелуя. Их первого секса. Просто то, что Ламберт прекрасен.       И каждый раз Ламберт был счастлив. Он не всегда их носил, чаще всего он мог оставить одно или два самых простых. Во время заданий порой и вовсе снимал — на всякий случай. Но в дни, когда не было работы, он надевал одни из самых ярких и бросающихся в глаза. Ему шли кольца, а особенно такие. Лютик вообще считал, что ему бы очень подошли и другие украшение. Но цепочки покупать смысла не было — у него и без того кулон висел. Серьги тоже — Ламберт не прокалывал уши, хотя Лютик глаза готов был закатывать от удовольствия, представляя его с несколькими проколами.       Поэтому Лютик покупал ему браслеты. Их было меньше, чем колец — тонкий, средний и толстый. Тут Лютик был уверен, что что-то более вычурное Ламберт точно не наденет. В конце концов, у него был свой стиль, Лютик его видел и чувствовал, поэтому и подбирал то, что ему определённо подойдёт и понравится.       Ему нравилось смотреть, как Ламберт выбирал, что надеть сегодня. Потому что до этого ему совсем не нравилось, какие ведьмаки аскетичные не только в образе жизни, но и в стиле, в одежде, во всем. Ведь это не было похоже на выбор. Это им и не было.       Смотря на его пальцы с массивными кольцами, Лютик думал с улыбкой о том, что его руки были созданы для украшений.       Язык любви Лютика — подарки.       Самое неожиданное было понять, что Ламберт имеет слабые места, свои боль и страхи. Когда ты смотришь на такого высокого мужчину, на его широкие плечи, сильную грудь как-то даже и в голове не укладывается, что за этими широкими плечами могут стоять вполне себе человеческие страхи, с которыми Ламберту приходится бороться.       Лютик хоть и быстро догадался об этом, но все никак не мог поверить.       Но Лютик любит даже это.       Ему важно помочь ему справиться с каждым его страхом.       Аккуратно его нащупывать, успокоить Ламберта, все с ним проговарить и найти решение. Лютику нравится быть для него опорой в настолько сложные времена. Нравится осознавать, что он помогает своему всем сердцем любимому человеку жить и наслаждаться.       Он любит помогать ему. Любит сам факт того, что Ламберт позволяет ему это. Открывает свои настолько беззащитные уголки, не боится, не стесняется. Раскрывает все свои самые страшные секреты, позволяет Лютику их увидеть, изучить, понять и помочь.       Лютик любит его беззащитность, зная, что это тоже своего рода признание в любви.       Он любит превращать эту беззащитность в силу. Находить эти грани и показывать их Ламберту. Доказывать, что сила так же может быть в слабости. Это делает его не просто сильнее. Это делает его собой.       Лютику нравится его поддерживать даже тогда, когда Ламберт делает вид, что все в порядке. Тогда Лютику надо действовать ещё более тонко, чтобы не ранить, но он и с этим справляется. Успокаивает его, возвращает к реальности, помогает заземлиться.       Вся эта его боль, все эти его страхи — Лютик любит их ровно так же, как и все его лучшие стороны. Это такая же часть Ламберта, как и его сила.       Лютик любит возвращать Ламберта к реальности в дни, когда тьма затягивает его обратно. К сожалению, жизнь Ламберта была достаточно тяжёлой, чтобы в ней было огромное количество вещей, способных всплыть в сознании Ламберта и убеждать его, что нормальной жизни он не заслужил. Чтобы кошмары не давали спать ему по ночам. Чтобы он вздрагивал от любого шума.       К счастью, в Лютике достаточно любви чтобы вернуть его к реальности, дать успокоиться, убедить, что все в порядке. Он находится в свете, любви и понимании. Какие бы беды не были за его спиной — он справится.       Сжимать его руку в своей, целовать в напряжённо лицо, шею или плечи, и шептать о том, что главное дышать и помнить о том, что его окружает на самом деле. Что он тут, в любви и достатке, что у него есть человек, который поймёт его и поддержит.       Гладить его по волосам, целовать и обнимать. Говорить о том, как он прекрасен, выслушивать ужасы прошлой жизни и успокаивать тем, что все позади, он со всем справился.       Он сильный.       Он достаточно сильный, чтобы продолжать жить.       Язык любви Лютика — помощь.       Лютик обнимает Ламберта, и сам прячется в его объятьях от всего мира. Тут хорошо и защищенно, даже дыхание Ламберта его успокаивает. Он тут как дома.       — Я вчера узнал, что есть языки любви, — шепчет Лютик, целуя Ламберта в щеки. Тот довольно щурится и целует его в лоб, гладит по затылку.       — Какие ещё языки любви?       — Ну, разные. Что у каждого человека свой язык любви. Вот я и думаю: а какой у тебя язык любви? Как, по твоему, тебе кажется, что я люблю тебя больше всего?       Ламберт удивлённо на него смотрит.       — Я не знаю. Я всегда чувствую себя любимым. А ты?       — Я тоже, — он пожимает плечами. — Наверное, мой язык любви — это просто ты.       — Придумают всякие глупости.       — Почему глупости?       — Потому что когда есть любовь, то она есть. И не нужны никакие языки. Просто любишь. Только показывать это надо не забывать. А если забываешь, то и не любовь это.       — Ты говоришь, как ребёнок, — Лютик тихо хихикает.       — Ну, знаешь ли, устами младенца глаголит истина, — и целует его. — Не думай о всех этих глупостях. Я тебя люблю. Ты это знаешь?       — Вижу, — довольно улыбается Лютик.       И прижимается к нему ещё крепче.       Язык любви Лютика — сам Ламберт.       И, в общем, с этим нет никаких проблем.