Белая дверь

Роберт понуро опускает голову, переступая порог в веренице бледных мертвецов, скорбно хранящих молчание. Они разбредаются кто куда, неживые снаружи и внутри, потерянные и растерянные, и так веет могильным холодом, что поёжится уже нет сил. Роберт не чувствует себя никак, переставляя переставшие казаться реальными ноги, теряясь на несуществующих дорогах абсолютно настоящего, но нереального места. Это так похоже на алкогольное забвение — получилось ли у него забыть то, что он пытался? Исчезло ли то воспоминание о ней? Скорее пропало его имя, как и все слова. Бесполезно приоткрыв рот, он сразу закрыл его вновь, признавая, что ему не о чем говорить. То, что не с кем — не беда, в конце концов мельтешение вокруг всё ещё походило на рябь телевизора, теряющего то и дело сигнал и смысл жизни, как его владелец. Он и сам не понимает, как оказался в шатре из голубого шёлка, что в его потерявшем краски сознании всё равно выглядел кипенно-белым. Женщина улыбалась самыми уголками губ, не снимая тёмных очков, и выглядела смутно знакомой — может, они встречались раньше, но это ускользнуло из головы? Нет, они определённо встречались раньше, просто… И всё-таки слов, чтобы спросить её об этом, не находится, но она это знает и без него. Роберт, тебе нужна помощь, и она здесь. Знакомая незнакомка рассказывает ему сентиментальную историю о собственной любви и том, что терять себя в ней всё-таки не стоит, потому как это доводит отнюдь не до добра, а до страшнейших преступлений. Но была ли она такой? Воспоминания ворочаются в голове, высыпаются как птичий корм из мешка, но некому их склевать. С трудом вспоминается жизнь, которая была до. То, что после, не вспоминается вовсе. От белого цвета и холода ужасно болит голова. Женщина кивает понимающе, поправляя на переносице тёмные очки, которые ей, очевидно, не нужны. Всё ещё будет, это — не приговор. Мертвецы, всё ещё занятые своими делами вокруг, кажутся чёрными и совсем пропащими — мельтешение всей человеческой грязи с невозможными глазами, которых нет. Их взгляд заставляет болезненно зажмуриться, и мир сжимается до чего-то маленького и тёмного. Вновь открывая глаза Роберт видит кипенно-белый потолок своей палаты и медсестру, что зашла его навестить. Она улыбается уголками губ, и несуществующие воспоминания сразу рисуют на ней тёмные очки. В них есть что-то похожее. Она говорит, что он не Голубь, чтобы всё помнить, но ему это ни к чему. Обесцвеченный мир обретает краски бледнейшей картины, и полученная монетка не вызывает ничего, кроме необъяснимой волны ностальгии, что смывает собою всё, включая её. Она тонет и медленно растворяется в белизне, над которой сияет раненное, но всё-таки Солнце. Роберт готов переступать порог вновь и вновь, пока он не разберётся, какое из решений — лучше. Женщина всё ещё понимающе улыбается самыми уголками губ, протягивая новую визитку, на которой ничего нет, и пустой планшет. Где-то далеко в памяти звенит колокольчик, оглушительно замолкая. Вновь открывается Белая дверь. Воспоминания проходят на вылет прямо через его голову, оставляя её пустой. Кажется, всё на месте, включая голос, но Роберт просто кивает. Мёртвые действительно не разговаривают, но удивительным образом продолжают жить. Сердце всё ещё бьётся, не задетое больной и пустой головой.