Последний поцелуй

Чонгук не хотел уезжать сюда. Привыкший жить в городе, он никак не горел желанием покидать его пределы ради деревушки, в которую так спешили его родители. Осень не пугала холодом, но погоду нельзя было назвать теплой. Чонгук в это время нужно уже в школу, да только папа с мамой настаивали приехать сюда именно в начале обучения. Такая спешка была не беспричинной. Чонгук смотрит в окно машины, слышит за ее окном раскат грома, видит, как небо хмурится. Мать, сидящая на переднем пассажирском кресле, оборачивается на него, дарит слабую улыбку, а Чонгуку приходится приложить не мало усилий, чтобы приподнять уголок губ в ответ. Местность за окном становится все более серой, они уже за городом. Чонгук никуда не хотел ехать. Прижавшись лбом к холодному стеклу, он спокойным взглядом смотрел вдаль. Отец на сына не смотрел, потому что не хотел взгляд напряжённый выдавать. Поля, раскинувшиеся перед взором, казались бескрайними. Казались одновременно суровыми и болезненно мрачными. Домик, в котором жили его предки был очень ухоженным. Деревня большая, здесь много жителей, которые занимаются своими делами. Чонгук выходит из машины с какой-то непосильной тяжестью в теле. Бабуля и дедуля встречают их радостно. Погода словно отражала состояние Чона. Небеса грозились разразится слезами. Не хотелось не то, что переезжать на время в другое место, даже существовать было трудно. Двухэтажный домик с сараем стоял прямо перед полем, заполненным колосками. Ветер волновал пряди волос парня. Тот повернулся к этому бескрайнему миру, а сердце на миг замерло от могучего вида, в котором сочиталось таинственное поле и грозные небеса. Дедуля говорил о том, что все наладится, что здесь Гуки отдохнёт. Чонгук не мог улыбнуться, как бы сильно не старался. Парень лишь опустил голову, позволяя старенькому провести себя в дом. Мать была болезненно бледна, отец был слишком холоден, таким образом пытаясь держать эмоции в себе. Чонгуку показали дом, бабуля тоже грустила. Никто не мог поверить в то, что в семействе Чон жизнь перевернулась вверх дном. Чонгук спрашивает где его комната, при этом стараясь быть максимально учтивым и не обидеть старших. Ему не до осмотров. Дед проводит парня к его комнате, которая была очень уютной. Все оформлено в древесном стиле. Большая кровать стояла почти у самого окна. Чонгук, оставшись наедине, боялся, что сейчас провалится сквозь пол, или осыплется на него пеплом. Чонгук попался на дурацкую удочку, заставив родителей волноваться до инсульта. Родители скандалили каждый день. А Чонгук однажды, не выдержав очередных истерик матери и криков отца, ушел к другу, который "по-дружески" угостил дурью. Чонгук забылся. Помогло. Помогать стало на постоянной основе, пока контроль над самопомощью не испарился вконец. Чонгук понял, что эмоции были мимолётными, а после пустота заливала его обжигающим, разъедающим ядом. Глаза опустели, а душа зарыдала. Чон не помнил, почему родители ругаются, не понимал, почему не могут жить спокойно и ему не мешать делать так же. Конечно, парень знал причины ругани, но после нескольких сильных доз забыл. Забыл и то, что раньше был лучшим учеником в школе. Отвлекался на учебу, пока громкие скандалы не заставили бежать из дома даже по ночам, ища способ забыть. Отец любил выпить, а мать дошла до такого состояния, что на каждом шагу могла сорваться на истерику. Отец никогда не поднимал на нее руку, Чонгук бы не позволил. Тем не менее, заткнуть распалившихся яростью родителей не мог. Перекричать не удавалось. Не удалось и остановится вовремя. Родители не замечали, что их сын стал рассеян, через чур мрачен и опустошен. Мать скидывала все на их обстановку в семье, но знала, что пока изменить ее не в состоянии. Отец старался пропадать почаще на работе, чтобы снова не сорваться на жену. Они оба ощущали свою вину, только что-то исправлять никто не спешил. Чонгук приходил домой поздно, прятал взгляд, чтобы никто не заметил, насколько он мутный и размытый. Парень спрашивал у матери как дела, помогал по дому, если нужно было, а после прятался у себя. Все потеряло смысл. Хотелось только ещё дозу, а осознание этого вызывало гадкое ощущение. Чонгук не мог остановиться. Он столько раз говорил что с матерью, что с отцом, но никто из них не слушал. Все были зациклены на своих обидах, разборках. А Чонгук тихо блек. Наконец, в один из вечеров Чонгук не выдержал очередного скандала, даже потеряв смысл его причины. Пытался успокоить, но ничего не выходило. Никто останавливаться не хотел, желая разборок. Чонгук сорвался из дома, сжимая кулаки до белых месяцев на ладонях. Его, кажется, звали обратно, но он уже не слушал. Хотелось просто успокоить подорванный нервотрепкой организм. Чонгук попросил у друга слишком много. Раньше он с этим парнем не особо общался, да и сейчас Чонгуку от него нужно было лишь "успокоение". Через два часа Чонгук успокоился до того, что чуть было не обрёл вечный покой. Скорая летела как бешеная, а врачи пытались спасти на вид совсем хорошего парня, который "баловался" дурью. Наигрались с его жизнью, а он принял правила и стал вести опасную игру. Чуть не проиграл. Мать готова была потерять сознание от страха, отец замолк, в ужасе осознавая, что стало причиной действий сына. Вдруг Чонгук намеренно принял больше? После звонка из больницы, родители помчались за сыном. Тот лежал на кушетке мертвецки бледный, кажется, спал. Мать содрагалась от плача, даже сейчас умудряясь обвинять во всем отца. Хорошо, что Чонгук спал и не слышал новой назревающей брани. Его спасли, и очень боялись за жизнь молодого мальчишки. "Сильнейший передоз наркотическими веществами", — такой был поставлен диагноз. Родители в шоке смотрели на докторов, не веря в то, что их сын наркоман. Они стали ненавидеть себя за то, что стали причинной таких проблем родного сына. Чонгук был очень хорошим парнем, никогда не создавал проблем, старался быть лучшим для своих родителей. Теперь Чонгук не хотел ничего. Отпускать сына, который после выписки выглядел как призрак, было страшно. Учеба как раз началась, а Чонгук молчал, ни с кем не разговаривал, прощения не просил и от других его не ждал. Выжгли. Наркотики и чужая ярость выжгли его изнутри. Мать смотрела так виновато, отец на удивление тоже молчал, прекратив брань. Да только поздно уже. Школа была оповещена о плохом состоянии Чона, потому его легко отпустили на продлившиеся каникулы. Теперь он будет жить здесь. Сколько, не имеет понятия. Глянув в окно, Чонгук пустым взглядом обвел поле. Колоски волновались, а раскатившийся очередной гром, все же привел с собой небесные слезы. Поле было столь обширным, что конец его вел к густым лесам. Чем дальше, тем темнее казались участки. Чонгук почувствовал какое-то отчаяние. Воздух резко ударил в лицо. Чонгук смотрел туда, где очень темно, где деревья касаются границ поля. Почему-то эта тьма заставляя в себя всматриваться, не отпускала. Чонгук все же смог оторвать от нее взгляд, медленно направляясь к своей кровати. Знал бы только Чонгук, что плакало сегодня не только небо. Там, около леса, в колосьях кто-то ронял холодные слезы, стекающие по таким же холодным щекам.