До последнего клиента

Июль семьдесят восьмого выдался жарким. Помимо привычных мутантов и пуль, люди массово помирали от сердечных приступов или обезвоживания, и вонь их обглоданных тел разлеталась за несколько миль. Однако Джо Браун не жаловался: топтать песок он перестал лет двадцать назад, когда, получив в наследство салун, окончательно забросил странствия по Аризоне. К тому же довоенное пиво в такие деньки пользовалось популярностью у всех, кто, наплевав на опасности, двигался с территорий НКР в сторону Нью Вегаса. Торговцы, солдаты, просто бездельники, не желавшие зарабатывать на жизнь монотонным, зато честным трудом. И, конечно, разного рода отребье — подобного говна и без гастролёров в Мохаве хватало с лихвой. «Поющий Коготь» работал с десяти утра и до последнего клиента. Не то чтобы последних недоставало: Пятнадцатое шоссе, начинавшееся едва ли не от самого Могильника, — это не какая-то там тропка, и странствующего народу хватало. А вот проверенные места, где можно выпить, затариться боеприпасами и отдохнуть, поди сыщи: до Аванпоста Мохаве десять с лишним миль под палящим солнцем. Джо улыбнулся да продолжил протирать высокий пивной стакан, поглядывая на посетителей. Помимо крышек люди приносили рассказы о дальних краях, военные сводки и неплохие байки. Каждый человек — отдельная история, а истории Джо любил, поэтому двери «Поющего Когтя» не закрывались до тех пор, пока не уходил последний клиент. Название салуну дал отец. Покойный ныне старина Фред до последнего своего дня клялся, что в далёком сорок первом однажды услышал, как Коготь Смерти пел на человеческий манер. Папаша заверял, что смог разобрать слова! Однако Джо в дешёвые сказки не верил и считал, отцу стоило меньше закладывать за воротник. ...Глядишь, тот и не свалился бы средь бела дня в яму, где им тут же отобедали кротокрысы. Паршивый тогда выдался день... так или иначе, в наследство Джо достался салун и долг в десяток с лишним тысяч крышек: старина Фред любил приложиться к бутылке и не меньше жаловал карты. Опасное сочетание, которое принесло проблем не только ему, но и Джо. Поначалу новоявленный наследник честно пытался выплатить долг отца, но всё уходило на лекарства для Бетти. Опухоль — страшная вещь, а опухоль у единственной дочери, самого светлого, доброго, жизнерадостного ребёнка, — и подавно. Стоившие немалые суммы препараты не могли уберечь от неизбежного, но хотя бы облегчали боль. Впрочем, кредиторам оказалось плевать: им не хватало на винт и шлюх из «Гоморры». В какой-то момент Джо понял, что не может выплатить долг, а позже осознал, что ещё и не хочет. Он собрал знакомых мужиков: тех, кому когда-то спас шкуру; тех, кто когда-то спас шкуру ему, да и просто надёжных людей. Найти логово тварей — бывший магазин одежды — труда не составило. Джо и его товарищи заперли двери да подожгли магазин вместе с теми, кто находился внутри. Прыгавших из окон стреляли как бродячих псов, Джо не испытывал к ним жалости. Не то чтобы он считал себя злым: Джо был уверен, что в Пустоши не бывает злых или добрых. Ты либо жёсткий, либо мёртвый. А что до поющего когтя смерти — Джо не сомневался: зверюга ревела, призывая самок для спаривания. Тем временем небо за пыльным окном окрасилось в золотой; поперёк разбитой дороги неторопливо прокатилось колючее перекати-поле: сегодняшний вечер ничем не отличался от остальных. Жирная часовая стрелка треснутых настенных часов касалась четвёрки, хриплым голосом старого динамика пел радиоприёмник: — ...Woah-oh-oh, ay-e-e-yay, I-I-I sail away; woah-oh-oh, ay-y-e-e-yay, slide on down! Woah-oh-oh, ay-y-e-e-yay, what is lost, you gave away. Stray bullets rainin’ on... Down, down, down... Покачиваясь на облезлом деревянном стуле, Джо лениво смолил довоенный Lucky Strike. Сидевший по другую сторону стойки Чед Джефферсон потягивал пиво. Его «Магнум» 357-го калибра лежал рядом с широкополой шляпой, украшенной ястребиным пером — искусственным, что не мешало Чеду корчить из себя «настоящего» ковбоя. Он носил сапоги с высоким голенищем, сине-чёрную рубашку в крупную клетку и кожаную жилетку, из кармана которой неизменно торчала пачка сигарет. Джо посмеивался над завсегдатаем, но беззлобно. Чед разводил браминов, а значит являлся ковбоем куда более настоящим, чем те сорвиголовы, которым лишь бы на неприятности нарываться. Каждую пятницу он проводил в «Поющем Когте», отдыхая от семейного быта, а отдыхать было от чего, ведь Чед — отец четверых детей. Последний факт говорил о том, что обращаться со стволом ковбой с Пятнадцатого шоссе не очень-то умел. — ...Hard as a rock, well it’s harder than a rock! Hard as a rock, well it’s harder than a rock... От хрипа динамика свело зубы. Джо врезал кулаком по корпусу, и звук стал лучше. — Ума не приложу, как эта рухлядь ещё держится, — буркнул Чед, чиркая серебристой зажигалкой и закуривая. — Ты про приёмник или про себя? — фыркнул Джо. Пошути подобным образом кто-либо другой, особенно кто помоложе, получил бы в глаз, но Джо — ровесник Чеда. Обоим давно уже за полтос, но это никоим образом не заставляло их чувствовать себя немощными. В конце концов, истинный возраст не в паспорте написан, а в сердце. — Сам не знаю. Налей-ка ещё светлого. Хохот за спиной заставил Чеда обернуться. В «Когте» сегодня было многолюдно: посетители заняли три столика у противоположной стены и ещё один напротив входа, справа по отношению к Джо и слева по отношению к Чеду. За угловым сидели два парня: явно бандиты. Одному было на вид лет двадцать, второму за сороковник. Их ботинки и брюки покрывала корка грязи, под мышками светло-серой футболки юноши засохли жёлтые пятна. — Да не ржи ты так, — Шухер покосился на пару солдат НКР, через столик распивающих бутылку коньяка. И пускай те срать хотели на всё, что не относилось к содержимому их стаканов, сидеть спокойно Шухер не мог. Он ёрзал, чесал тощие руки и вздыхал так, словно его задом вот-вот воспользуются десять сокамерников. Но даже без этой перспективы обратно в тюрьму Шухер не хотел, да только в землях Новой Калифорнийской Республики торговцев химией не шибко жаловали и, несмотря на войну с Легионом, солдаты порой ловили тех, кто нёс в мир счастье. Шухер расклад понимал, и понимание подарило ему привычку постоянно шкериться, глазами выискивая притаившегося солдата. Если не солдата, так невменяемого торчка-покупателя с арматурой; а не торчка — так голодную тварь, припёршуюся из глубины Пустоши. Семь футов росту беспалевности тоже не прибавляли: ходячая башня в пустыне — объект приметный. Способ не попасться существовал только один: первым заметить преследователя и либо сныкаться, либо замочить падлу. Совесть Шухера не мучила никогда: он осознавал, что наркотики ломали судьбы. Но ведь никто не заставлял людей иметь с ними дело... Возможно, в глубине души торговец химией понимал, что, взращивая паранойю, наркотики в каком-то смысле ломали и его. Но ведь никто не заставлял Шухера иметь с ними дело. — Чё, ссышься при виде солдатиков? — Певец издал булькающий звук, отдалённо напоминавший смешок, и отправил в рот кусок пирога. Тонкое тесто, сочная мясная начинка — в стряпне здесь определённо знали толк. — А ты нет? — Шухер понизил голос, — ты их склад обнести пытался. — Завали хлебальник, — шёпотом рыкнул Певец. Зыркнув на солдат и убедившись, что те по-прежнему предпочитают делать вид, что не замечают явно криминальных элементов, он откинулся на спинку стула и закурил. Без того крепкий табачный запах в салуне стал ещё сильнее. Шухер равнодушно пожал плечами и принялся ковырять порцию салата — на его вкус, чересчур солёного. С Певцом он познакомился полгода назад, когда мотал срок в тюрячке НКР. Этого жилистого проныру собирались расстрелять за то, что пытался обнести военный склад в Примме. Хотел разжиться патронами да бронькой. Патроны продал бы втридорога, а вот на форму у Певца имелись виды: прикидываясь солдатом НКР, он планировал собирать налоги с тупоголовых фермеров. Но не сложилось — а всё из-за придурков в погонах. В одиночку подобное мероприятие провернуть крайне сложно, и Певец втёрся в доверие парочке дегенератов с винтовками. Те горячо ненавидели сержанта Фергюссона, отвечавшего за склад и написавшего докладную, когда сладкая парочка умудрилась проиграть в Караван выданные патроны. Возможность подставить урода-сержа сначала привела кретинов в восторг, но в последний момент один из них зассал и за несколько часов до дела сдал напарничка, а заодно и Певца. Что ни говори, а в организации, трындевшей о единении и даже памятник этому самому единению отгрохавшей, творились интересные дела. В итоге когда Певец полез на склад, его поприветствовали настолько горячо, что до сих пор мочиться больно. И вовсе расстреляли бы, если б не нычка в каньоне Кресенд: спасая шкуру, Певец внушил капитану, что за десяток тысяч довоенных баксов можно не тратить казённый патрон, а отправить оступившегося гражданина Республики в исправительное учреждение в обмен на информацию о том, где эти самые баксы припрятаны. Умением заливать Певец и заработал своё погоняло. Не успел этот плут попасть в камеру, как сразу же начал готовить план побега. Его сокамерник Шухер, которому давно обрыдло строить дороги для НКР, затею поддержал. Пара взяток, одно убийство, беготня под пулями, фальшивые паспорта — и два добропорядочных гражданина чешут на восток в поисках лучшей жизни. А солдаты — какое им дело, кто куда чешет? Тиффани Мандерли так точно никакого. Вливая в себя стакан за стаканом радиоактивного виски, она пыталась забыть, как ножом Боуи вскрывала глотки дикарям в юбках, как непроизвольно глотала чужую кровь и как с торжественным улюлюканьем легионеры пронзали копьями её сослуживцев. Та ночка выдалась жаркой, но в итоге с шавками Цезаря разобрались. Перевязывая раны и вводя инъекции стимуляторов, выжившие смотрели на командира Мандерли с восхищением в глазах. В Пустоши и у женщин есть яйца: мутация характера такая. За ликвидацию угрозы Тиффани получила короткое «спасибо». Лейтенантом же она стала лишь после того, как провела ночь с капитаном, что, учитывая его вечно потеющую тушу, поступок достаточно героический. Капрал Натан Горовиц подвигами командира не интересовался. О последнем из них он знал и нередко по ночам полировал орудие, представляя себя на месте капитана. Помимо шлифовки ствола в его интересы входил документооборот, а особенно та его часть, где речь шла о припасах. Как и Фергюссон, Горовиц считал, что патрульным ни к чему лишние патроны, медикаменты или съестные припасы: роскошь разучит их экономить, что недопустимо в военное время. Избыток лучше списать или вовсе не внести в ведомость, а затем отдать тем, кому эти вещи действительно необходимы, и кто готов заплатить достойную цену. — ...Soldiers and slaves pounding halos and chains, marching somewhere the same: always somewhere the same. All along the way, all along the way, till it goes down... — конец песни растворился в хрипе. Цокнув языком, Джо потянулся к приёмнику и, крутя колёсико переключателя, настроил волну. В это время за столиком, отделявшим защитников демократии от бандитов, послышался громкий всхрап. Каждый раз приходя в «Коготь», Джек Бим клялся своей сединой, что завтра же бросит пить, — и так на протяжении двух лет. На столе перед ним стояли тарелка с давно остывшим мясом да пустая бутылка бренди. У боковой стены, в некотором отдалении, находился ещё один столик. На нём, между ковбойской шляпой и тарелкой из-под стейка, стояла бутылка тёмного. Вторую, почти пустую, держала в руке откинувшаяся на спинку стула блондинка неопределённого возраста: ей можно было дать как восемнадцать, так и тридцать пять. Постукивая пальцами по столешнице, девушка переводила взгляд с бандитов на солдат, периодически косясь на свой карабин, прислоненный к стене за спиной. Работала девушка Курьером. Она моталась по Пустоши, билась насмерть с радскорпионами и прочей дрянью. А всё ради того, чтобы письмо безнадёжно влюблённого романтика попало в руки его пассии, которая за крышки раздвигала ноги перед кем угодно и давно уже забыла о том, что когда-то кому-то плела по пьяни. Работа курьера была настолько же опасная, насколько неблагодарная, но девушку с карабином чужое презрение интересовало мало. Этой сорвиголове нравилось бродить по Пустоши, дыша с ней в такт. Глядя на Мохавского Курьера, Чед не смог сдержать усмешку. — Ну ты посмотри, — отвлекшись от чистки револьвера, он кивнул на блондинку, — вырядилась тут такая: шляпа, рубашка в клетку, платочек на шее, а на ногах — берцы! Кто в здравом уме носит с классикой берцы? — По-моему, ты надрался, — флегматично проговорил Джо, прожевав здоровенный кусок маисовой лепёшки, — и Бога ради, прекрати чистить пушку за моей стойкой. — Пусть так, но зато я знаю, как должен выглядеть настоящий ковбой, — закончив приводить оружие в порядок и зарядив все шесть патронов, Чед взмахнул револьвером, — а всё это смешение стилей, на которое так падка молодёжь, большая глупость. Готов поспорить, что с годами девка сама это осознает. Если не сдохнет в какой-нибудь канаве, конечно. Все они, повзрослев, приходят к классике... — Точно надрался, — Джо не осуждал, лишь констатировал факт. В конце концов, что ещё делать в салуне? Расправившись с лепёшкой, он вновь стукнул начавший шипеть приёмник. — ...I heard about the rock for sometime, I know. It’s easy to do when you feel the roll. Makes you want to get up, makes you wanna move your feet... — Я не надра... — Чед не договорил. Внезапным раскатом грянул чих Бима, спавшего за расположенным между бандитами и солдатами столиком. И был этот чих настолько громким и внезапным, что размахивавший револьвером Чед дёрнулся на звук и с перепугу нажал на спусковой крючок. В этот момент время стало вязким и неторопливым, а вот события, наоборот, начали развиваться с сумасшедшей стремительностью. — ...Cause I can’t stop rockin! No, I can’t stop rockin... Певец, с упоением рассказывавший, как в «Гоморре» его ублажали сразу три шлюхи, резко смолк. Оно и понятно: сложно вещать с дыркой в башке. Чудом не подавившись, Шухер отшвырнул вилку с кусочком маиса. Повинуясь инстинкту самосохранения, схватился за пистолет-пулемёт. Оскалившись и вытаращив глаза так, что те чудом не выкатились из орбит, Шухер с боевым рёвом открыл огонь, жаждя уничтожить главную угрозу: солдат НКР. Остальных посетителей бара для него не существовало. — Амбец вам, твари! А-а-а-а-а!!! Грохот выстрелов заставил Горовица отбросить стакан: собственную шкуру он всё же любил сильнее, чем виски. Вскинув карабин, Горовиц надавил на спуск. Раздавшийся вместо выстрела сухой щелчок ехидно напомнил, что экономить на патронах всё же плохая идея. — ...Somebody said it’s wrong but I know it’s all right, Then it really hits you like a shot in the night... — под эти строки голову знатока распределения ресурсов пробили аж три пули: в отличие от Горовица, Шухер не экономил. Исступленно выкрикивая проклятия в адрес Медведя — будто это он был виноват в том, что Шухер пошёл в наркоторговцы, а теперь боялся каждого шороха — параноик продолжал палить. Движение сбоку заставило его резко дёрнуться: бродяга, который с полудня дрых в кабинке на толчке, и о котором Джо даже думать забыл, проснулся и вышел посмотреть, что происходит. Любопытство оказалось вознаграждено пулей — прямо в печень. — Пресвятая Дева Мария, только не снова, — выдохнул Джо и потянулся к полке под стойкой, где хранил припасённое для таких случаев однозарядное ружьё. Прочное, надёжное. Однако заряжать его приходилось целую вечность... Понимая, что если она ничего не предпримет, погибнут гражданские, лейтенант Мандерли открыла огонь. Первая же пуля защитницы демократии попала в затылок лежавшего башкой на столе и бессвязно мычавшего Бима. Подобного никогда бы не произошло, выполни тот собственное обещание и расстанься с бутылкой, возле которой он, кстати, и откинулся... Ну и лейтенанту хвататься за оружие по пьяни определённо не стоило. Курьер встревать не спешила: опрокинув столик, она нырнула в укрытие и подтянула к себе рюкзак: если пострадают посылки, Нэш вычтет половину гонорара. Высунув из импровизированного укрытие дуло карабина, Курьер выстрелила. Попала она не в Шухера, но в стену — в жалком сантиметре от его уха, однако самое страшное оказалось не это. Срикошетив, пуля угодила в висок Чеда, который трусливо полз в самое сейчас безопасное место: в сортир. Что ж, размахивать заряженным оружием, не будучи готовым к перестрелке, — не самая хорошая затея. Курьер же надеялась, что её небольшую ошибку никто не заметил: за плохую репутацию Нэш тоже может премии лишить, а то и вовсе уволить. — Сдохни, выродок! — загрохотал карабин Мандерли. Пули летели во все стороны, выбивая крошку из стен и рикошетя во все стороны. Рухнув под стол, Шухер перезаряжался. Выстрел из наконец-то заряженного ружья прервал какофонию: голова Мандерли раскололась как перезревшая ягода, забрызгав содержимым столешницу, стулья и пол. Неважно, бандит или солдат: Джо никому не позволял разрушать свой салун. Шухер отвлёкся на выстрел ружья, и этого мгновения хватило Курьеру, чтобы прицелиться и поразить цель: сначала предплечье, затем шею и челюсть. Только после этого она позволила себе перезарядиться. Когда Шухер, наконец, угомонился навсегда, в салуне воцарилась оглушительная тишина. Дождавшись, пока Курьер уберёт карабин, Джо опустил ружьё. Густой сизый воздух можно было резать ножом, а запахи железа и пороха, казалось, навсегда въелись в кожу. — Мда-а, — выдохнул он, закуривая и прикидывая, сколько придётся оттирать разбрызганные тут и там кровь и мозги, — тот ещё вечер выдался... Перетащив за лямку рюкзак и прислонив его к стойке, Курьер уселась на высокий стул, не заляпанный алыми брызгами. — Заманаешься убирать. Дай ещё бутылку тёмного, — попросила она, доставая из кармана крышки: потёртые и местами ржавые. — Одним суждено стрелять, другим — разгребать последствия, — выдохнул Джо, доставая из-под стойки пиво. Он открыл бутылку старым многофункциональным ножом и протянул Курьеру. — Не хотела б я быть на твоём месте, — хмыкнула та, глядя на белые осколки, торчавшие из развороченной головы Горовица. — Как и я на твоём, — кивнул на карабин Джо, — давно странствуешь? Он достал вторую бутылку и, наполнив поллитровую кружку так, что пены практически не было, сделал несколько глотков. Вечер обещал затянуться. — Сколько себя помню. Прошла всю страну от Мериленда до Невады. — Много ж ты, должно быть, всего повидала, — усмехнулся Джо, вновь бросая задумчивый взгляд на стынущие трупы. Генеральная уборка обещала затянуться: возможно даже, «Коготь» закроется на несколько дней. Но пока внутри его горел свет и пело радио. Давно потускневший приёмник пережил ядерную войну и столько перестрелок, сколько ни Джо, ни Курьер из далёких краёв не видывали вместе взятые. Истинный ветеран. Слушая местами хрипящий голос, они говорили о далёких краях и давно забытых временах. В конце концов, Курьер знавала много историй, а истории Джо любил — потому и работал до последнего клиента. Да и музыка по радио играла хорошая. — Stand tall for the beast of America! Lay down like a naked dead body! Keep it real for the people workin’ overtime,they can’t stay living off the governments dime. Stand tall for the people of America! Stand tall for the man next door! We are free in the land of America, we ain’t goin’ down like this...