Побочный эффект

      Диалог глаза в глаза считается самым искренним. Считается, что зрительный контакт между собеседниками является залогом их честности друг перед другом, знаком доверия. Но правильнее было бы сказать, что это самый интимный способ вести беседу. Глаза – зеркало души. Они открывают доступ не только к истории человека, но и к его эмоциям. Не составит ни малейшего труда прочесть чувства человека по этой карте. Поэтому люди часто паникуют при встрече взглядами – их обуревает дискомфорт и страх. Но если собеседник готов быть откровенным, то иногда даже не нужно слов, чтобы передать всё, что он хотел бы, но не смог сказать. Наверное, поэтому Таббо простил Техно после Красного Фестиваля.       Он отчётливо помнит всё, что произошло в этот день. Стены. Началось со стен. Они давили морально и ограничивали физически. Но пока напротив было видно публику, было страшно, но не так сильно. Не так сильно, когда перед ним поставили Техно с арбалетом. Внешняя поддержка осталась в телефоне, Томми строчил, что всё будет хорошо, что Техно – их союзник, что он не станет делать ему больно. Но что было на уме у самого Техно? Было страшно, но не так сильно. Не так сильно, когда Техно зарядил арбалет. Если до этого Таббо убеждал себя, что его спасут, его не бросят, то сейчас в голове родилась мысль о принятии смерти. Пока крошечное, хрупкое семечко, но уже посаженное в плодородную почву. Было страшно, но не так сильно. Не так сильно, когда Техно извинился и направил на него ракету. Таббо отшатнулся и вжался спиной в угол, закрывая руками грудь. Тогда и произошёл этот диалог. Глаза в глаза. Наверное, поэтому Таббо смог простить Техно после того, как он почти убил его. Ведь в ответ на немой крик о том, что парень хочет жить, Техно ответил «я тоже». Дальше страшно уже не было. Было больно.       Первая ракета разбила правую руку, которой Таббо закрывал лицо. Вторая попала в грудь, и пошатнувшись, парень завалился в противоположный угол склепа. Больно было от первого удара, от второго, но как только Техно развернулся в зал, всё закончилось. Боль уже настолько заполнила всё тело, что он перестал её различать. Пахло порохом и сгоревшей плотью. С каждой секундой становилось труднее дышать, ракета кажется повредила лёгкое. Было удивительно что он всё ещё оставался в сознании, видимо, действительно очень хотел жить. Голос Томми успел отогнать мысли о желании скорейшего прекращения мучений. Парень сначала подхватил друга под руку, думая, что лучшим вариантом будет отвести его в безопасное место, но тут же, положив его обратно, начал перебирать все вещи, навешанные на его пояс, в поисках зелья мгновенного исцеления, которое когда-то вытащило его из могилы после дуэли с Дримом. Вылив всё имеющееся, он с расширявшимися зрачками смотрел, как быстро регенерируют разорванные ткани. Таббо стал чуть глубже дышать, но из-за потерь крови силы ещё не восстановились. Томми выдохнул, более уверено подхватил друга и потащил к тоннелю в Погтопию.       Пахло железом и горелой плотью. Таббо лежал на кровати, а Томми бережно оттирал с него полотенцем кровь. На месте взрыва сформировался огромный шрам. Томми также заставил друга выпить пузырёк с зельем лечения, чтобы помочь восстановить кровопотерю. И это помогло. С каждой минутой Таббо становилось всё лучше и лучше, в конце дня весь перевязанный он уже мог двигаться и даже ходить. Но он плохо соображал, поэтому почти не помнит, как Томми боролся с Техно в яме и что говорили взрослые о нём, Л’Менбурге, Шлатте. Зато осталось воспоминание как к нему подошла Ники и, уткнувшись лицом в лопатки, долго не отпускала из объятий.       Вечером они втроём с Томми и Ники пошли встречать закат, обсуждая свои планы и отношение к революции и анархии Техно. Таббо поплёлся только потому, что не хотел отходить от этих двух, чувствуя рядом с ребятами некую защищённость. Чистый воздух чуть вернул ясность ума и появилось необычное меланхоличное чувство счастья. Он надеялся, что уже забыл об этом случае и вскоре сможет продолжить жить нормальной жизнью. Но это было лишь начало. Вскоре предательство, боль и наркотики станут удобрять почву его маленького семечка. Манипулирование Дрима и Квакити, изгнание и инсценированная смерть Томми, гибель Л’Менбурга, финал Войны за Диски взрастили уже крупное дерево, которое давило на ограничивающую его клетку, мешало дышать. Так у Таббо принятие смерти перешло в желание, которое он обдумывал, планировал, собирал по кусочкам. В выдвижном ящике стола лежала предсмертная записка. Он написал её на эмоциях и теперь каждый раз, когда он видел чуть смятый уголочек, по позвоночнику проходил пронзающий холодок. Что-то всё ещё останавливало его. Но что? Страх уже давно растворился. За Томми уже не надо приглядывать, Дрим в тюрьме, следовательно, Том в безопасности. Л’Менбург уничтожен. Сноучестер стал очередным местом, где им воспользовались. Майклу будет лучше без отца с таким прошлым. Да и чему может научить человек, бросивший друга в лапы тирана, человек, который своей наивностью довёл страну до бэдрока? Об этом он и написал – никто не пострадает, если он однажды не вернётся домой. Но кто-то висел якорем на руке, не давая возможности просто достать этот листок и оставить его на столе своим последним следом.       Таббо поднял серьёзный взгляд на Ранбу. Тот сидел напротив в кресле и, заметив его, улыбнулся, чуть прищурив свои разноцветные глаза. Получается, у него появился садовник, борец за его жизнь? Таббо пристально разглядывал глаза эндермена, пытаясь понять мотивы такой самоотверженной инициативы. Но там была лишь ласка и нежность, которые капали ядом на разросшееся дерево. Парень улыбнулся в ответ. Он тоже любил его. Честно, искренне, но бережно, остерегая от своей истории и не втягивая в свои старые проблемы. Зато он хотел помочь решить Ранбу свои.       Начал с проблем с памятью. Несколько экспериментов в Сноучестере закончились лишь тем, что эндер-бой обзавёлся лапками с шёлковым касанием. Или же это были не связанные вещи, никто так и не понял. Но память всё ещё оставалась дырявым решетом. Тогда Таббо ухватился за корень – вопрос природы парня. Так он потихоньку начал изучать единственных предполагаемых родичей мужа – эндерменов. Искал книжки, расспрашивал Фила, иногда ловил диких представителей на медосмотр, иногда – своего. Вскоре у Ранбу тоже появилось желание узнавать что-то новое о своём партнёре. Только раса Таббика была достаточно хорошо изучена, Ран лично знал двух химер на сервере и ещё про одного слышал, не беря в учёт многочисленных предков или жителей сервера, о которых он не знал или забыл. Долго мучившись над вопросом, он остановился на том, что не относится конкретно к виду Таббо, скорее к его судьбе – он выбрал изучение шрамов.       Рубцы на коже явно имели за собой какую-то историю, которой Таббо очевидно не хотел делиться с мужем, раз не сделал этого до сих пор. Ранбу и сам считал, что лучше не заставлять парня переживать случившееся только потому что у эндермена виляет хвост от любопытства. И он пошёл по следам Таббо: книги, Фил, наблюдение. Рассматривая корешки домашней библиотеки, Ранбу на секунду задумался, сколько он знает о прошлом Таббо? Его поставили президентом после того, как свергли Шлатта. Тогда он был на стороне Уилбура и Томми, сражался за Погтопию, за возвращение Л’Менбургу независимости. До этого тоже был на их стороне. Рос в семье Филзы… Ни одного упоминания про шрамы… Наконец на глаза попалась хоть какая-то книжка по теме – «Зелья. Рецепты, действие, эффекты». Остальное, видимо, придётся искать у Фила.       Кроме книги по зельям, Ранбу вооружился литературой по анатомии, физиологии и патологической физиологии. Учёба шла очень медленно, потому что даже проведя за чтением весь вечер парень мог забыть всё, что изучал, уже на утро. Живее пошло, когда он стал делать свои конспекты, повторяя их каждое утро. Краткие записочки про виды ран, ожогов, какие-то обведённые фразы, дописки про собственные тактильные исследования. Ран прятал этот блокнот, потому что ему становилось стыдно лишь от одной мысли, что Таббо найдёт его замечания про то, как он описывает, какие чувства вызывают у него прикосновения к шраму. Смешными казались и заметки о том, что он думает случилось с мужем. Ему самому даже противно было натыкаться на несколько раз перечёркнутые выписки и вспоминать, что там было написано. Ожог кипятком, прикосновение к раскалённой плите? Конечно, блин, очень похоже. Самыми правдоподобными вариантами он видел в купании в лаве (ну, мало ли что он упустил) и последствии взрыва (наверняка, когда Уил взорвал город). Последняя прямо идеально подходила под описание. Но пока Ранбу ломал голову над причиной, где-то в закромах его памяти была запрятана разгадка. Когда-то давно, ещё на первой экскурсии, президент Л’Менбурга сам лично рассказал, как он получил увечье, и как жаль, что с тех пор эндермен успел благополучно забыть об их диалоге. Но его душа была бы спокойна, если бы под самую успешную теорию подходил бы хоть один способ лечения, но когда он пришёл на земли Дрим СМП Таббо ни то чтобы страдал от недавнего взрыва, наоборот, бегал помогал восстанавливать город. Пару раз он, конечно, видел его в бинтах, но в целом то его состояние выглядело как достаточно старая травма, будто времён детства или типа того. Тогда Ранбу решился поговорить с Томми о своих предположениях и исследованиях. Но тот был вынужден отложить разговор, потому что на момент диалога он уже закрывал дверь перед походом к Дриму. Разговор так и не состоялся.       После разговора с Сэмом весь вечер Беловед-Андерскоры провели вместе. Но как только Таббо заснул, Ран закрылся на свей арктической базе. Он помнил, как забился в угол кровати, как сидел накручивал себя, а потом только противное жжение, которое он иногда гасил подушкой. Томми был его первым другом на сервере, первым, кто защитил его, кто всегда поддерживал его, хоть не всегда он был с ним согласен. Утром сил уже не осталось. В голове фантомно возникали какие-то моменты из прошлого. Но внезапно от одного воспоминания сердце Ранбу начало биться быстрее. Он увидел Таббо. Он сидел в Л’Менбурге на помосте. Ран был первым, кто нашёл его после его второго похода в Лонгстет. Таббо ничего не сказал, когда эндер-бой присел рядом, задав вопрос о том, как там Томми в изгнании. Он смотрел в воду, похоже забыв, как моргать. Ранбу ещё с минут пять ждал, пока Таббо ответит, что он думает, что Томми покончил жизнь самоубийством. После этих слов Ран резко развернул парня за плечи к себе лицом и увидел, как у того на глазах наворачивались слезы. Он успел прижать его к себе до того, как тот начал орать от боли. Таббо кричал на весь город, какой он плохой друг, что он предатель, что Дрим ещё заплатит, что он не заслуживает ничего из-за того, что он так поступил с Томми. Уже накидывая пальто на плечи, в голове необычайно отчётливо всплывали моменты следующей недели, когда он по просьбе Томми скрывал, что тот жив, спрятался на базе Техно. И каждый день ему приходилось смотреть в красные глаза с огромными синяками под ними и молчать. Он пытался отвлекать Таббо, пытался навязать ему мысль, что может быть Томми не умер, что может он просто сбежал, но по лёгкой натянутой улыбке, он понимал, что парень не верит ни в единое предположение Ранбу. Он всегда повторял, что тот ничего не понимает – он не был там. В тот момент он боялся как бы за живым Томми не шагнул бы следом в могилу Таббо. Ранбу чуть не рассорился тогда с обоими: с одним из-за его эгоистичного поведения, а с другим – из-за странных способов заглушить боль.       Таббо лежал на том же месте, где вчера его оставил эндермен. Ранбу сначала метнулся к нему, потом к лестнице на второй этаж, но Таббо сказал, что уже был у Майкла – он ещё спит. Тогда, не спрашивая, завтракал ли тот, Ранбу ушёл на кухню готовить им обоим перекусить. Весь остальной день они почти ничего не говорили друг другу. Смерть Томми была диким ударом для всех, но Ранбу и представить не мог, каким испытанием уже сегодня это станет для них с Таббо.       Началось всё вечером. У Таббо резко поднялась температура и, несмотря на отвратительное самочувствие, он зачем-то собрался в центр сервера. Ранбу дёрнулся его остановить, ведь у него полно зелий лечения на базе, он мог принести их сюда. Он уговаривал больного оставаться в тепле, посидеть денёк дома, но Таббо отмахнулся, отказавшись от лекарства, и поплёлся надевать куртку. Накинув её на одно плечо, он вышел на крыльцо, но пройдя шагов десять, пошатнулся и рухнул на землю. Ранбу, который до этого провожал его в дверях, в три шага долетел до парня, и увидел окровавленный снег. Куртка в какой-то момент успела сползти с руки, но и на подкладке виднелись расплывающиеся пятна. Нервно сглотнув, Ран приблизился, чтобы понять, как лучше приподнять парня. Кровь уже пропитала правый рукав, в том месте, где у Таббо были шрамы, что сильно смутило Ранбу. Не понимая от чего Таббо мог за несколько шагов получить такой урон, эндер-бой оглянулся по сторонам и после проверки всё же постарался осторожно пролезть под спину пострадавшего. Таббо, оставался в сознании, но у него определённо был болевой шок, от которого он пытался отойти. Схватив Ранбу за руку своей левой, он сильно сжал его запястье и попытался привстать. У него получилось приподняться на несколько сантиметров, но этого было достаточно, чтобы Ранбу скользнул ему под лопатки. Почувствовав новую поддержку, Таббо рухнул обратно, и так ничего не сказав, отпустил запястье. Он осторожно просунул пальцы освободившейся руки в пальцы раненной и таким образом перенёс её себе на живот. Через несколько мгновений он уже лежал на диване, а Ранбу рылся по полкам в поисках самого сильного зелья лечения. Но когда из-за спины он услышал тихое имя Сэма, он сразу прервал поиски и набрал инженеру. Сэм ответил сонным голосом, но услышав, что Таббо ранен, он тут же что-то пробурчал себе под нос, выругался, приказал ничего не делать и не двигаться. После обещания быть на месте как можно скорей, голос Сэма сменился монотонными гудками. Ранбу посмотрел на кровать. Таббо закусывал нижнюю губу и сжимал в левой руке покрывало, чтобы заглушить боль. Ран подошёл и, выпутав пальцы из ткани, вложил свою руку в его. Через некоторое время Таббо наконец успокоил дыхание, но все ещё молчал, медленно закрывая и открывая глаза. Со временем он чуть ослабил хватку и развернул ладонь Ранбу, на внутренней стороне которой виднелись лёгкие ожоги от его крови. Это было единственное движение, которое он смог из себя выдавить до прихода Сэма, остальное время он просто отдыхал.       Дверь была приоткрыта (Ранбу даже не заметил, что в комнате был слабый сквозняк), поэтому они услышали тяжёлые шаги ещё задолго до скрипа двери. Сэм скинул рюкзак и пока он что-то искал, испуганному эндермену был дан приказ разрезать рубашку Таббо, чтобы Сэм смог провести операцию. Это слово лишь больше испугало Ранбу, но сжав кулаки до следов от ногтей, он нашёл в себе силы встать и отправиться на кухню за ножницами. По возвращению, Сэм попросил разрезать правый рукав и середину рубашки, что на мгновение смутило Ранбу, ведь кровь была только на руке, но с секунду подумав, не стал перечить хирургу. Травмированная рука всё ещё лежала на животе, и так как Ранбу не знал, как наиболее безболезненно подступить к задаче, было принято решение резать на слегка согнутой в локте руке. Ближе к месту кровотечения он закусил губу, обжигаясь о мокрый рукав, но когда он увидел, что произошло, то чуть ли не на полминуты замер, пока Сэм не окликнул его. Это была не рана, не порез – у Таббо сполз кусок кожи шрама. Услышав второй раз своё имя, Ранбу продолжил разрезать ткань, даже слегка ускорился. Дойдя до плеча, он, предупредив Таббо, осторожно за две части разрезанного рукава перенёс руку на диван. Таб только слегка надавил пальцами на диван, но тут же расслабился. Ранбу быстро управился с серединой рубашки и, развернувшись к Сэму увидел того с несколькими полотенцами в руках и платком, который он тут же, отстранив Ранбу, предложил укусить Таббо. Эндер-бой отступил, чуть не снеся появившиеся из рюкзака Сэма зелья и таз. Принеся по просьбе Сэма ещё несколько полотенец, он обошёл диван с другой стороны и взял мужа за руку, поймав его пустой уставший взгляд.       Наконец обретя дар речи, Ранбу спросил у Сэма, что происходит. Сэм, не поднимая глаза от пузырьков, сказал, что всё дело в том, что после Красного Фестиваля Томми пришлось использовать на друге зелье моментального исцеления, и оно сформировало не родные шрамы, а по сути что-то вроде заплатки, которая вроде и является прямым продолжением тканей, а вроде и портится также быстро, как обычная перевязка или пластырь. Самое неприятное, что страдает не только кожа, которая съехала видимо от того, что парень задел её курткой. Заживлённые мышцы и кости подвергаются похожему эффекту. Ранбу сжал ладонь Таббо сильнее и, решив, что компания Сэма его пугает, повернул голову к лицу мужа. По объективным причинам такое его движение осталось без ответа. Так непривычно было видеть Таббо таким ослабшим со слегка приоткрытыми мутными от слёз глазами, с платком во рту, со слегка испачканной кровью шеей. Ранбу вмиг забыл, как его привлекало изучение физиологии, как он зачитывался про то, как проходят операции. Сейчас он хотел, чтобы всё происходящее оказалось сном, галлюцинацией. Сэм продолжил свой рассказ со слов «хотя бы лицо уже зажило окончательно». Края шрамов уже были естественного происхождения. Чтобы добиться такого быстрого выздоровления Таб, оказывается, пил зелье лечения, о чем Ранбу либо не помнил, либо это от него скрывали. В голове фотографией возникла выписка из блокнота: «ускоряет регенерацию». Сначала залатать, чтобы не погибнуть от потери кровь, потом лечить пока не залечится. Ран мысленно отдал респект Инниту. Но заплатки… «Создаёт биологический протез, который замещается регенерируемыми тканями». То есть спустя определённое время куски этой самой псевдо биологической ткани начинают в прямом смысле разлагаться. Вот почему кожа, например, могла прям вот так, как плёнка, съехать. Ранбу бросил взгляд на руку и заметил, как злополучный кусок шрама начал терять привычную упругую форму. Старый «эпителий» будто расслаивался и размельчался, превращаясь в что-то больше похожее на желе или кашицу. Раньше такие операции проводил только Сэм, потом научился Томми и начал его подменять, когда мог. Теперь придётся учиться и Ранбу. Времени на церемонии не было, поэтому, заметив интерес парня, Сэм предложил эндермену понаблюдать за тем, что он делает.       Сэм уверенно одной рукой схватил объект операции, а второй взял полотенце и одним широким движением сорвал всю разлагающуюся кожу с предплечья Таббо. Вторая рука отозвалась вцепившимися в кожу пальцами. Грязное полотенце улетело в таз. У Ранбу округлились глаза, он не хотел продолжать смотреть. Под кожей не было ярких красных мышц из анатомического атласа. Вместо них в углублении, заполненном коричнево-красной субстанцией, бултыхались их остатки, дезинтегрируя в ту же противного цвета воду. Следующим движением Сэм положил новое полотенце на рану, впитывая этот внутренний гной. Большая часть спокойно впитывалась в сухую ткань, но остатки всё равно пришлось выгребать. Таббо тихо заскулил, но большая часть боли уходила синяками в руку Ранбу. Больно было даже представлять, насколько сильно отдаётся в голове, ощущения от такой процедуры, поэтому эндермен даже был благодарен, что впившиеся пальцы оставляли его в реальности. У Таббо сбилось дыхание. Ран подумал, что это из-за боли, но у Сэма кажется были другие предположения. Он быстро зубами откупорил бутылочку с зельем моментального исцеления, и Ранбу впервые увидел его действие на таких больших травмах.       Сэм пересел ближе к плечу. Ранбу перевёл взгляд выше, но тут же снова примагнитился к лицу оперируемого. Тот с усилием сжимал платок и бледнел с каждой секундой всё больше, на лбу выступил холодный пот. Сэм приступил ко второй части руки и тут Ранбу бы поспорил, за чем страшнее наблюдать. Руки были конечно знакомыми, но они хотя бы не передавали всей муки, которую передавала мимика. Ран на секунду взглянул на Сэма, он был почти такой же бледный, как Таббо, но руки хирурга все ещё оставались тверды. После исцеления руки, Сэм подвинул корпус Таббо ближе к себе и сказал приготовиться обоим. Снова схватив новое полотенце, он содрал кожу с груди Таббо. Только тогда тот сорвался и вскрикнул, пальцы уже заметно остыли и отозвались с меньшей силой. Ранбу, не отрывавший все это время глаз от лица парня прошептал Сэму прекратить. Сэм никак не отреагировал на его слова и, закинув грязное полотенце в таз, достал из-за спины новое. Ранбу все ещё не отводя взгляд повторил Сэму прекратить. И когда Сэм снова его проигнорировал и повернулся продолжить операцию, Ранбу наконец повернул голову к хирургу и уже закричал, требуя прекратить мучить Таббо, параллельно осознавая, что теряет контроль над собой. Но в ответ Сэм рявкнул, что если он не прекратит своё ребячество, то Таббо просто умрёт. Слова о смерти быстро заставили Рана осознать свою неправоту и тихо извиниться. Пальцы слегка пощекотали внутреннюю часть ладони, а Сэм попросил Ранбу ради общего блага смотреть на грудь. Это было отвратительно. В этот раз кроме растворяющихся мышц на полотенце остался костный порошок. Страшно было видеть сломанные рёбра. Страшно было видеть лёгкие, которые с усилием пытались сжать восстановившиеся мышцы. Страшно было слышать вырывающийся из этих самых лёгких крик. Было страшно. Но Сэм не собирался устраивать из операции шоу, поэтому страдания продлились чуть больше минуты – всё-таки зелье моментальной регенерации полезная штука. Откинув склянку, Сэм развернулся спиной к дивану и поставил окровавленные руки локтями на коленки. Тогда Ранбу увидел, насколько сильна была выдержка хирурга во время операции, потому что сейчас его руки ходили ходуном.       Спустя минуту тишины Сэм наконец заговорил, заключив, что операция прошла успешно и что можно спокойно пользоваться своими новыми биопротезами. Первым встал Сэм, он ушёл в сторону ванной, вторым – Ранбу. Парень обошёл диван с другой стороны и, вытащив изо рта платок, осторожно сжал и разжал в своей ладони прооперированную ладошку. Таббо повторил движение, после чего эндермен рухнул вниз, уткнувшись лбом в живот мужа. Упираясь на левую руку, Таб чуть приподнялся, чтобы скинуть рубашку, по инерции скидывая вниз и голову Ранбу. Закинув тряпку в таз к остальным вещам на стирку, он запустил правую руку в волосы парня. На звук выглянул из ванной Сэм и, посмотрев в сторону ребят, слегка улыбнулся, поймав момент, как уголки губ Таббо начали ползти вверх. Это была первая улыбка человека, который вчера потерял названного сына, а сегодня спас чужого ребёнка. Второй подряд день руки Сэма были в крови. Вчера – Томми, сегодня – Таббо. Всё было то же самое, только вчера он не успел. Тем временем осознав, что по голове водит именно прооперированная рука, Ран рывком обнял Таббо за пояс и долго отказывался отпускать его из объятий. Под подушечками пальцев слегка начала теплеть кожа, отчего Ран лишь сильнее прижался, стараясь отдать всё своё тепло. Пережив такое потрясение, эндер-бой начал допрашивать, почему ему никто ничего не рассказал раньше, почему ему нужно было узнать об этом вот так. За Таббо ответил освободившийся Сэм, объяснив, что никто не хотел, чтобы ему когда-либо вообще пришлось пережить это, и, перебив очередное почему, попросил всё же дать Таббо самому посидеть.       Когда Сэм ушёл, Ранбу опять схватил мужа, снова повиснув на поясе и спрятав голову за спиной Таббо. Было наконец тихо. Им впервые показалось, что у них дома так тихо. «Слишком тихо.» – подумал Таббо и, наконец, выдохнул из себя членораздельные слова. Сначала шёпотом, потом уже нормальным голосом он рассказывал, что Ранбу не за что было переживать, потому что эта операция с каждым разом всё легче и легче даётся ему и Сэму, просто так совпало, что в критический срок рядом не оказалось ни Томми, ни Сэма. Закончив свои оправдания, Таб спросил его про ожоги от крови, после чего Ранбу поднялся и посмотрел в глаза парню. Зачем какие-либо слова, когда и так всё видно?