Они, крадучися ступая, В траве оставят бренный след. Под утро вновь в тумане тая, Подарят люду сотни бед.
Клыки их белы, ярки в ночи Войной горящие глаза — Одежды умершего клочья Покроет винная лоза.Вожак их крепок, смел и статен, Блеснула шкура чернотой, Лишь ухо, выжженное сталью — Клеймо ошибки роковой. В угодьях диких он скрывался, Когда ещё был чародей В обличье юноши. Злодей Жизнь сохранить свою старался. За ним в погоню с факелами Неслись крестьяне. Только он, Тот, кто Алесием назвался, Обрядам тайным посвящён Был с детских лет: ножи он ставил На белый снег, двенадцать в ряд, Клинки их вострые пожаром В лучах зари уже горят. И, без сомнений кувыркнувшись, Он над ножами пролетел, В конце, оскалом усмехнувшись, Матёрый чёрный волк осел.
С тех пор собрал Алесий стаю, Отважных, преданных людей Князь посвятил в лесных зверей И миром мрачным славно правил. Летели годы чередою, Округу в страхе князь держал. Коня с письмом о непокое Назад с кадавром возвращал.Но в знатном доме подрастало Его несчастное дитя… Дитя без волчьего начала, Ялина, дочь господаря. И не коснулась воля злая Войной болеющих крестьян Главы её. Не полагая, Что в мире кроется обман Она жила, а с ней — калека, Толстяк, но знатный дворянин. Да друг Алесия извека… Добен растил её один, Был ей отцом и, право слово, Изящества сыскать такого, Такой сердечной доброты, И взора грустного, немого, Пусть с долей яда и беды, И простоты души движений, И той горячности побед, О чём твердят преданья лет, — Уж трудно более. Облава Жизнь пресекла холостяка. Тому виной дурная слава, Что поползла исподтишка.
И нынче стая собиралась, Помощник верный Иоган Каспар поклялся князю рьяно, Что сам его дитя отдаст В Луны бескрайние владенья. Но Богуш твёрдо отвечал, Что сам придёт к ней в сновиденья, Что сам возвысит и предаст Блаженное начало. Волки — Все не перечили ему, Но не позволили без толку Идти на дело одному. Сверкали дикие оскалы, Да шерсть на спинах поднялась, Когда великий волчий князь Пред нею падал на колено И уверял: душа нетленна, Коль с вольной кровию слилась.«Прости, Ялина, я не смею Перед тобою оправдать Всё то, что в жизни я содеял, Но постарайся лишь понять… Да, каюсь, грешен пред тобою, Пред дочью брошенной моей, Но, упиваясь волчьей долей, С тобой я мог бы быть пьяней! Разгульной лишь подвластна воле, Стань же наследницей моей!»