***
Парень проснулся от собственного крика и, тяжело дыша, сел, обхватив плечи руками. — Не, не, не, не, не… Этого… этого не может быть… — да кому он врет? Может. Очень даже может. На коленки снова начали падать, расплываясь мокрыми кружочками, слезы. Блондин шмыгнул носом и вытер лицо, после чего почувствовал легкое жжение на щеке; коснулся этого места пальцев, зашипел от неприятных ощущений и понял, что случайно порезался чем-то. Посидев еще несколько минут и осознав, что этой ночью больше не сможет уснуть, Феля вздохнул, встал с кровати, быстро переодевшись во что-то поудобней, сел за стол и одним движением включил настольную лампу, прищурившись с непривычки. Спустя какое-то время червовый стал медленно заполнять документы, немного поклевывая носом. Светловолосая голова отказывалась думать, что, в принципе, понятно, ведь на часах было без двадцати три часа ночи, в глаза можно было вставлять спички, а движения были заторможенными, будто ленивыми. Парнишка оперся щекой на кулак и, сонно надув губки, водил ручкой по свободным полям, иногда по несколько раз перечитывая одни и те же слова и термины и не всегда понимая смысл. Буквы расплывались и прыгали перед затуманенным взглядом правителя, не позволяя смыслу и логике адекватно связать себя в нужную цепочку…***
Франц постучал в жутко знакомую резную дверь и, не дождавшись ответа, вошел в спальню начальника. Не увидев последнего в постели, министр удивленно приподнял брови и оглянулся, после чего облегченно выдохнул, ведь увидел заснувшее за столом тельце в охровом свитере и светло-серых штанах. В бледном кулачке была зажата ручка, по всей столешнице были разбросаны бумаги вперемешку с канцелярией, а сам Феликс спал, скрючившись в непонятной, но даже на вид неудобной позе. Рыжеволосый закатил глаза, подошел к четвертому клону и, аккуратно взяв его на руки, уложил на кровать, после чего, забрав пишущий предмет и пригладив растрепавшиеся вихры, заботливо укрыл младшего и собрался было покинуть комнату, как холодные мягкие пальцы сомкнулись на запястье, не отпуская того далеко. — Постой, не уходи… — обычно, даже после сна, звонкий веселый голос звучал глухо и как-то безжизненно, что насторожило старшего. Он присел с краю, а червовый повернулся так, чтобы видеть уже такое родное лицо министра. Песочные глаза, прячущиеся для защиты под блестящим стеклом, смотрели в темно-грушевые, отмечая их припухшее состояние, да и вообще какую-то нездоровую бледность. Феля сел, потом с непонятно сосредоточившимся лицом оглянулся на окно, в которое до тошноты ярко били лучи солнца, и, отпустив руку Франца, быстро подполз туда, после чего двумя резкими движениями зашторил стекло, погрузив комнату в приятный глазу полумрак. Вернувшись на постель, правитель умостился за спиной своего помощника, который теперь слышал только приглушенный гул снаружи и мерное, немного обиженное сопение, и обнял его, уткнувшись носом в плечо. — Фра-анц… — Что такое?.. — в этот момент сердце министра буквально ухнуло куда-то вниз. Мужчина подозревал тему разговора, но конкретно сказать не мог. Феликс напоминал ему ребенка, который не осознавал всей сложности и суровости жизни, глядя на мир сквозь призму позитива, мол «Могло же быть и хуже!». Иногда старший про себя сокрушался неуёмному нраву парня, но ничего ему не говорил. Во-первых, поскольку статус не позволял, а во-вторых потому что… Потому что любил эту веселую неугомонность и легкую живость, с какой червовый валет делал любое дело. Забавно, не правда ли? Подчиненный влюбился в своего начальника. Право слово, смешно… — Я тут думал недавно… — мысли в рыжей голове разбежались переполошенными тараканами. «И о чем ты думал, солнышко?..». — Скажи честно, я плохой правитель?.. — песочные очи удивленно округлились, а рука будто сама собой потянулась через плечо и вплела шершавые пальцы в золотистую шевелюру, перебирая пряди. — Нет, даже не думайте об этом… — Франц искренне не понимал смысла этого вопроса. Младший вздохнул и, не убирая со своей головы теплую пятерню, поставил подбородок на плечо, отчего конечность еще глубже провалилась в мягкую растрепанную прическу. Легкая улыбка легла на розоватые обветренные губы, и министр глубоко вздохнул. — Правда?.. И ты меня не оставишь? — объятия стали немного крепче, а руки мужчины непроизвольно сжались в кулаки. Феликс сначала не почувствовал, но через пару секунд тихо вскрикнул. — Ай, Франц! — голос немного отрезвил старшего, и он, убрав ладонь, пробормотал: — Простите, я не хотел делать вам больно… — валет отстранился, обеими руками поправляя волосы и чувствуя в груди жар. — Да ничего, — мальчишка снова прильнул к министру, стараясь как можно теснее прижаться к нему. Франц тёплый… А червовый даже не понимал того, насколько он замёрз… — Точно? — рыжеволосый каждой клеточкой чувствовал, как крупная дрожь колотит тело начальника. Он развернулся, пару мгновений полюбовался бледным лицом с обиженно надутыми щечками и развел руки в стороны, таким немым жестом приглашая Фела в объятия, куда младший с радостью заполз; любитель позитива умостился на коленях своего верного помощника и уткнулся нижней половиной лица в его плечо. Левая рука очкарика обвила талию клона, а пальцы правой снова зарылись в волосах, прижимая голову к себе. — Все будет хорошо… Верьте мне, все обязательно будет… И Феликс верит. Верит этому уверенному ровному голосу, верит этим рукам и верит этому мужчине, который не оставит...