Позволь быть рядом, хён

      — Ты меня вообще слышишь?! — шипит Юнги, снова проезжаясь локтём аккурат по рёбрам рядом сидящего альфы. Здоровенного, с грудой мышц, мать его, альфы, который уже пятнадцать минут обводит собственноручно нарисованное малюсенькое сердечко на полях толстой тетрадки с лекциями.       Чонгук и правда его не слышит — лишь вздыхает тяжело и, может быть, совсем чуточку громко, расплываясь в совершенно, как считает его лучший друг, идиотской улыбке, да взгляд поднимает, глядя на причину своих бессонных ночей.       — Да ну что тебе надо? — всё-таки спрашивает Чон, когда левый бок стал ощутимо болеть.       — Ого, наконец-то вытащил хуи из ушей?       Чонгук закатывает глаза, а Юнги продолжает:       — Я у тебя уже три часа прошу лекцию дать переписать, а ты в эту тетрадь вцепился так, что хуй заберёшь, — ворчит он и, пользуясь временным замешательством друга, без зазрения совести отбирает увесистую тетрадку с аккуратными закладочками разных цветов и пометками. И это у альфы-то! — Всё, продолжай пускать слюни на своего аспиранта, — разрешает парень и, открыв нужную ему страницу, принимается хмуриться, сосредоточенно выводя каракули на каком-то огрызке, который по чистой случайности откопал в своём рюкзаке.       А Чонгука два раза приглашать не требуется, он только рад снова обратить всё своё имеющееся внимание на самого прекрасного, по его, разумеется, объективному мнению, омегу.       Аспирант Ким — лучшее, что случилось с первокурсником за пять месяцев обучения в университете. Он до сих пор с трепетом в груди вспоминает, как препод по микроэкономике, проведя у них единственную лекцию и, по всей видимости, очень утомившись от них, «совсем ещё зелёных и не умеющих достойно подискутировать на заданную тему», объявил, что с разрешения ректора предоставляет возможность вести пары своему аспиранту, который в тот день стоял рядом с ним и мило улыбался студентам. У молодого альфы от этой улыбки внутри всё потеплело.       Слушать Ким Тэхёна оказалось в разы приятнее и интереснее — Чонгуку уж точно. И ничего, что он не всегда вникал в суть, а только наслаждался глубоким размеренным голосом, изяществом в каждом жесте, светлой чёлкой, вечно спадающей на красивые миндалевидные глаза цвета крепкого кофе, что обрамлены пушистыми ресницами, мягким взглядом, направленным на студентов, которые слушают его, едва не забывая фиксировать важные вещи в своих тетрадях.       Чонгук же не фиксирует ничего, кроме своей мечтательной улыбки на пухлых губах.       На первой лекции Ким Тэхён заметно волновался, сминая листы с подготовленным материалом в руках, немного запинался и неловко покашливал, явно чувствуя себя неуютно, но, когда понял, что за его спиной не будет едких перешёптываний и смешков из-за достаточно молодого возраста, расслабился, выпуская свою мягкую, но не без должной строгости натуру наружу.       — Чон Чонгук, задержитесь, пожалуйста. — Альфа, собирая свой рюкзак, счастливо улыбается, но прячет улыбку под насмешливое фырканье Юнги, покорно угукая, когда разворачивается к аспиранту.       Студенты спешат на выход, аудитория постепенно пустеет, оставляя замершего в счастливом ожидании Чонгука с сосредоточенным аспирантом наедине. Парень, всё ещё еле удерживая просящуюся на физиономию довольную лыбу, подходит к преподавательскому столу и еле заставляет своё сердце начать биться вновь после того, как на него поднимают тёплый и изучающий взгляд.       — Сонсенним?       Три. Два. Один…       — Чонгук, — мягко начинает Ким, поднимаясь со своего стула, — Вас не было на прошлом семинаре, — устало вздыхает омега, и, ей-богу, Чонгук покрывается мурашками из-за лёгких мук совести. — Могу я узнать о причине?       — Я… — Он стоит, прикусив щёку изнутри, и усердно пытается придумать причину, которая, будто бы на зло, напрочь отказывается посещать голову. — Я не подготовился должным образом, сонсенним, — проговаривает он и кланяется, добавляя: — простите…       — Это так похороны рыбки в прошлый раз на Вас повлияли? — вскидывает брови аспирант и не сводит взгляда с чуть порозовевшего альфы, что не сразу допёр, если честно.       Но потом-то как допёр! Сам же вместо прошлого семинара по микре хоронил карасика, которого у него отродясь не было.       — Простите… — так и не придумав ничего умнее, повторяется первокурсник и снова смотрит Тэхёну в глаза, где плескается столько тепла и участливости, что становится ужасно неловко и стыдно.       Очевидно же, что Ким перестал верить его байкам о причинах проёбанных семинаров. Да Чонгук сам не горит желанием их проёбывать, просто это вынужденная мера. Ну и не так часто он их пропускает…       — У Вас крайняя пара? — интересуется Ким, начав перебирать бумаги на столе.       А у Чонгука бабочки в груди замутили самбу от ожидания.       — Да.       — Я дам Вам практическую, как сделаете, можете быть свободны.       Чонгук покорно кивает, тщательно удерживая рвущуюся наружу ребяческую улыбку, и, взяв протянутый аспирантом листок, направляется к самой ближней к преподавательскому столу парте. Парень смотрит на задания в практической и готов хныкать от разочарования и понимания, что там работы от силы на двадцать минут при огромном желании расписать каждое действие.       Самое умное в данной ситуации, как думается Чонгуку, — сидеть и тупо пялить в листок, урывками поглядывая на омегу, который всегда находит себе дела во время Чоновских отработок. То контрольные сидит проверяет, то свою научную работу пишет, но кое-что он делает каждый раз…       — Я не понимаю, сонсенним…       Тэхён отрывает взгляд от своих бумаг и глядит на невинно закусившего щёку студента, тихо вздыхает, убирая с глаз чёлку, и встаёт, чтобы подойти к Чону, чьё сердце уже вовсю ломает рёбра. Омега двигается плавно, ощущение, что беззвучно, и Чонгук вновь тонет в этой нежности и грации, пока не понимает, что пропустил вопрос аспиранта мимо ушей.       — Что именно Вам непонятно? — терпеливо спрашивает Ким, видимо, второй раз и присаживается рядом на стул, заглядывая в листок, на котором по-прежнему ничего, кроме условия, не написано.       — Ничего непонятно, — ляпает альфа и ловит на себе хмурый взгляд.       — Чонгук, мы на лекциях всё это подробно разбирали.       — Извините…       Омега лишь угрюмо хмыкает себе под нос и берёт простой карандаш, которым Чонгук минутой ранее стучал по своей влюблённой башке, сосредоточенно разглядывая каждую букву в практической работе.       — Что Вы помните о кривой производственных возможностей?       Чонгук молчит, прикусив язык для верности.       — Хорошо, смотрите…       Альфа понимает, что Тэхён не должен объяснять что-то повторно на семинарах, а на отработках тем более, и у него щемит сердце от того, как он бессовестно пользуется чужой добротой и искренним желанием что-то донести до непутёвого студента. Но он не может не…       Не может отказать себе в удовольствии созерцать красивое лицо так близко, слушать этот голос, который в такие моменты только для него, следить за изящными длинными пальцами, что плавно путешествуют от одной точки на графике к другой. Он не может.       — Я говорю что-то смешное?       Чонгук понимает, что сидит с улыбкой от уха до уха.       — Нет, простите… задумался.       Чонгук, честное слово, корит себя за то, что является причиной этой грустной улыбки и очередного тихого вздоха, полного разочарования. И альфа даже не уверен, в ком именно Ким разочарован больше: в Чоне или в самом себе…       В конце Чонгук обычно перестаёт строить из себя законченного идиота и после долгих объяснений прилежно доделывает практическую. С парой небольших ошибочек, конечно. Он сдаёт работу явно уставшему аспиранту и не спешит, собирая свой рюкзак, потому что потянуть время рядом с омегой хочется очень, очень сильно. Чонгук знает, что ведёт себя плохо, а каким ещё образом подступиться к Тэхёну он, к своему же большому сожалению, не знает совершенно.       — Чонгук, — окликает его омега, когда парень уже, поблагодарив и попрощавшись, хватается за ручку двери, чтоб покинуть аудиторию, и тот спешит обернуться. — Я что-то делаю не так? — с грустью спрашивает Тэхён, поправляя свою кремовую блузу навыпуск, и у Чонгука начинает сосать под ложечкой ещё больше. — Или Вам настолько неинтересен предмет?       И, казалось бы, вот он шанс, прямо сейчас перед Чонгуком. Шанс, например, затараторить, что нет, учитель, всё совсем не так, это просто я влюблённый в Вас придурок, простите идиота грешного и примите в своё большое доброе сердце, пожалуйста.       Но Чона хватает только на…       — Простите, сонсенним.       И скрыться за дверью под тяжёлым взглядом.

***

      — О, наконец-то припёрся… — безразлично констатирует Юнги, завидев усевшегося напротив друга, что своей абсолютно и совершенно тупой улыбкой ослепил половину находящихся в столовой, и продолжает ковыряться вилкой в котлете.       — Извини, я просто…       — Помогал своему сонсенниму, на которого тихонько пускаю слюни днём и громко дрочу ночью, — перебивает Мин, специально делая свой голос до ужаса слащавым.       — Ну не смотреть же мне, как он эти горы папок из аудитории в аудиторию таскает! — тихо возмущается альфа, полностью проигнорировав вторую часть подъёбного высказывания. — Его так нагружают… — сокрушённо добавляет.       — Да-да, пусть лучше он посмотрит на твои горы мышц, — усмехается, зараза, а Чонгук слегка, совсем капельку, розовеет скулами, — специально ж в футболке на сто размеров меньше помогал, да?       — Отвали от меня, я просто помог.       — Чон, почему бы тебе просто не признаться?       — А почему бы тебе просто не пойти на хуй?       — Да даже омежка в начальной школе смелее! — восклицает Юнги, порядком уставший наблюдать за цирком, который его лучший друг каждый раз устраивает.       — А я не омежка.       — А ты уверен?       Чонгук прожигает взглядом сидящего напротив альфу, злится то ли на него, то ли на себя, но признаваться, что реально ссыт, отказывается.       — Ты ж понимаешь, что чем дольше ты пиздишь, тем хуже будет? — продолжает Юнги, сощурившись и наконец оставив несчастную котлету в покое. — Блять, даже я, который реально в экономике понимает ровное нихуя, не смог бы так пиздеть, что понимаю в экономике ровное нихуя. Ты ж грёбанный олимпиадник, Чонгук!       Альфа молчит, привычно жуя щёку изнутри, и понимает. Он мозгом вообще многое понимает, честное слово. И то, что безбожно тратит чужое время, и что бессовестно (ладно, ещё как совестно…) врёт, прикидываясь, что не понимает даже основ, что, по сути своей, пользуется человеком, готовым сидеть с ним часами напролёт, чтобы он хоть что-то понял. Что ставит собственные чувства на первое место, совершенно не заботясь об объекте воздыхания, он понимает тоже. Эгоистично…       — Может, ну его, этого сыночка ректора, Чон? Вдруг он вообще замужем? Вокруг столько омег! — Для верности Юнги даже руки в стороны разводит, якобы демонстрируя, какой огромный у друга выбор.       Но тот лишь качает головой, закатив глаза, и встаёт, собираясь пойти на пару. Опаздывать ни на секунду нельзя, микроэкономика ж… А в голове всё крутятся мысли, что действительно пора заканчивать всё это и собрать яйца в кучу, а чувства в кулак.

***

      — Чон Чонгук, задержитесь, пожалуйста. — Альфа готов поклясться, что это его любимая фраза.       Юнги удивлённо вскидывает брови, ведь семинара ещё не было, чтоб Чон его пропустил, но Чонгуку так пофиг, если честно, зачем Тэхён попросил его остаться. Он просто пихает альфу в плечо, шикая на его колкие замечания по типу «у тебя хоть презики есть?», взволнованно одёргивает полы своей вишнёвой толстовки и поворачивается к серьёзному Киму, что наблюдал за ним, прислонившись бёдрами к своему столу.       — Сонсенним? — слишком привычно произносит Чонгук, когда из аудитории выходит последний студент, и заинтересованно глядит на какие-то бумаги в руках омеги.       — Школу окончил с золотой медалью, — размеренно начинает Тэхён, а у альфы холодок по позвонкам пробегает, — множество побед и призовых мест в олимпиадах, в том числе международных. Был первым в списке на предзачисление, лучший по успеваемости студент на потоке, метите в капитаны баскетбольной команды. — Омега поднимает взгляд на окаменевшего Чонгука. — И «ничего не понимаю в микроэкономике»?       — Сонсенним, я…       — У профессора Кана в декабре зачёт сдали на шестьдесят баллов, учитывая, что оставшиеся сорок можно было заработать только в течение семестра. Но итог Вам всё равно поставили максимальный, потому что допустили возможность ошибки с моей стороны. И правда, лучший студент же, не может быть так, чтоб один предмет хромал настолько сильно.       — Сонс-       — Дайте мне свою тетрадь, пожалуйста.       Чонгук слушается, начиная копаться в рюкзаке, и через пару секунд достаёт свою «дежурную» тетрадь — ту, в которой пустынная пустота. Как раз на подобный случай.       — Мин Юнги на сегодняшней лекции Вы дали другую тетрадь.       Чонгук понимает, что он долбоёб.       — Это…       — Так я могу взглянуть?       Чонгуку стыдно, Чонгук повержено краснеет ушами, но всё-таки достаёт тетрадку, протягивая ту Киму, который тут же принимается листать. С каждым листом, что он переворачивает, его глаза становятся шире и шире, но омега довольно быстро собирается, позволяя себе лишь поражённо хмыкнуть:       — Здесь лекции за весь курс микроэкономики.       — Сонсенним, я могу об…       — Я даже подумать не мог, что кому-то может прийти в голову издеваться подобным образом. — Тэхён не кричит, его голос звучит спокойно, но с таким удивлением и горечью, что альфе становится не по себе.       Хочется обнять, попросить прощения, оправдаться, сказать, что и не думал издеваться.       — Это было так весело? — интересуется Тэхён и, наверное, хочет ещё что-то сказать, но Чон не даёт.       — Сонсенним, позвольте мне всё объяснить.       Омега лишь качает головой, мол, не стоит, и отворачивается от так до сих пор и не двинувшегося Чонгука, принимаясь спешно собирать свой портфель. И вот Чону бы отодрать свой язык от нёба и начать говорить, а он просто стоит и понимает, что готов позорно разреветься прямо перед аспирантом. Но он же альфа, он не станет, он лучше пойдёт и преградит собой сонсенниму путь к выходу. Вот прям сейчас.       — Что Вы делаете?       Тэхён ниже альфы почти на голову, так что смотрит снизу вверх с напускным безразличием, но Чонгук клянётся, что видит обиду в этих самых прекрасных в мире глазах. Он в ответ молчит и только смотрит жалобно-жалобно, очень расстраиваясь от понимания, что люди не могут читать мысли.       — Вы никуда не пойдёте, то есть… Я Вас никуда не пущу… То есть… — Чонгук отчаянно бегает глазами по удивлённому лицу, считая себя полнейшим идиотом. — Сонсенним…       — Чонгук, дайте мне пройти.       — Вы мне нравитесь, сонсенним, — выпаливает альфа, дёргаясь от собственных же слов. — Как омега нравитесь, — добивает то ли себя, то ли аспиранта, чья челюсть присоединилась к выроненному от неожиданности портфелю, — очень… Нравитесь.       Чонгук чувствует, как болезненно стягивает все внутренности, как от волнения ком тошноты застревает в глотке. Он пять месяцев представлял как это будет, он пять месяцев боялся этого взгляда, полного недоумения, он не думал, что всё произойдёт именно так, что ему в этот момент будет и стыдно из-за своей лжи, и волнительно одновременно. Альфа понятия не имеет, откуда взялась вся эта смелость, ему просто стало страшно от того, что Тэхён неправильно растолковал его действия, и от того, насколько далёк от правды он был.       Пять месяцев он вынашивал идею признаться, столько же выслушивал поток мата от Юнги, который яро настаивал либо прекратить мять яйца, либо прекратить пускать слюни на аспиранта и переключиться на кого-нибудь из одногруппников, которых только пальцем помани.       — Если это Ваша очередная шутка, то она не очень удачная. Собственно, как и предыдущая.       — А если не шутка, Тэхён-щи? — Чонгук покрывается приятными мурашками, чувствуя лёгкую сладость на языке от произнесённого вслух имени.       Чон почти физически ощущает чужую растерянность, и это даже немного льстит до тех пор, пока омега мгновенно не берёт себя в руки, лаконично отвечая на заданный вопрос:       — В любом случае это не лучшая идея, — тихо, с неким снисхождением произносит он, поднимая с пола свой портфель. — Я давно вырос из подобных игр, Чонгук, прошу, дайте мне пройти, меня дома ждёт ребёнок.       Чонгуку будто дают жгучую пощёчину, он ещё никогда не слышал, чтобы голос Тэхёна звучал так жёстко и отстранённо. Тот прямо сейчас возводит между ними стену, ясно давая понять, что не оценил порыва.       — Вы замужем? — Ещё одно, что очень волнует альфу на данный момент.       Как же так? Он не видел метки, не видел обручального кольца… Специально же смотрел!       — При чём тут…       — Вы замужем? — пытливо.       — Да.       Сердце ухает куда-то вниз, и Чонгук наконец делает шаг в сторону, давая аспиранту возможность покинуть аудиторию.

***

      Чонгук слышал, что первая любовь — штука трагичная и печальная, но за двадцать лет ни разу даже не думал, что всё может обернуться настолько плохо. Почему-то больше не хочется глупо улыбаться на парах микроэкономики и улыбаться в принципе, больше не хочется рисовать сердечки на полях. Глубоко внутри засела тоска, желание спрятаться от большого и жестокого мира, в котором Ким Тэхён счастлив в браке с другим альфой.       Не с Чонгуком.       Он больше не пропускает семинары, прилежно выполняет все задания, больше не слышит просьбу задержаться после пары и больше не видит в свой адрес участливой улыбки. При взгляде на всё такого же прекрасного аспиранта сердце больше не ноет сладко, с каким-то предвкушением, оно просто ноет. Больно сжимается, когда их взгляды на секунду сталкиваются, и эта боль больше не приносит Чонгуку удовольствия.       Мир не рухнул, жизнь не остановилась, в произошедшем нет даже ничего трагичного и ужасного, и альфа прекрасно это понимает. Понимает даже, что изначально шансов не было, что своей ребяческой выходкой только отдалил омегу, потеряв возможность сохранить хорошее общение. Тэхён не демонстрирует свою неприязнь или какие-то другие негативные чувства, как и всегда, ко всем на занятиях относится одинаково, но это не значит, что Чон не чувствует поменявшегося к нему отношения. Это сложно объяснить, он просто знает.       — Меня заебала твоя кислая рожа, — сообщает ему Юнги в столовой.       — Так не смотри.       Чонгук и сам себя заебал, если честно, но был бы он властен над своим настроением…       — Пошли в клуб, Чон, мм? — играет бровями альфа. — Уже месяц ходишь, как говна сожрал.       — Не хочу, — меланхолично отзывается Чонгук, чем злит Мина ещё больше.       — Омег из нашей группы позовём! — Блондинистый альфа цепляется за последние ниточки надежды.       — Не хочу с ними…       — Так пошли без них! Там других омег ого-го сколько будет!       — Не хочу других омег… — Чонгук тихо вздыхает, не переставая медленно водить соломинкой в стакане с яблочным соком.       — Чонгук. — Лицо Юнги вдруг становится серьёзным. — Я всё понимаю, честное слово, но сколько можно страдать из-за замужнего омеги? Да хрен с ним, с мужем, у него ж ребёнок!       — Ребёнок меня меньше всего напрягает… — слышится бубнёж, и Мин громко выпускает воздух из ноздрей.       — Ты издеваешься?       — Что?       — Тебе зачем нужен ребёнок в двадцать?       — Мне Тэхён нужен… — вполголоса говорит альфа и слишком уж по-детски складывает руки на груди, вновь вздыхая под возмущения друга, что полон непонимания.       — Да шёл бы ты на хер, а я сегодня планирую оторваться.       Чонгук следит за тем, как блондин встаёт со стула и быстро собирает свои вещи, провожает его скучающим взглядом, а потом, так и не допив свой сок — единственное, что взял сегодня на обед, — тоже покидает столовую и отправляется домой, придя к разумному выводу, что последние две пары в пятницу ему тоже, как и Юнги, не усрались.

***

ворчливый гном

йа страдалец ты хоть пожрал?       Чонгук по-доброму хмыкает, читая сообщения и снова глядя в пустой холодильник. Юнги слишком хорошо его знает.

да

кого ты пытаешься наебать

уже собираюсь в магазин…

это уже больше на правду похоже правильно правильно пиздуй купи ещё себе ведро мороженого, бумажные платочки и сиди ной под сопливую мелодраму))

иди в задницу.

о у меня как раз намечается такой поход

…

не завидуй, бро, ты сам отказался все, пока не забудь пожрать       Парень закатывает глаза, но улыбка сама просится на лицо. Они с Юнги дружат с его пяти лет, и тот постоянно был таким — колким, резким, ехидным. Тем не менее, поддержку с его стороны Чон чувствовал всегда. Он и сейчас её чувствует, знает, что друг в очередной раз выражает ту в своей едкой манере.       Чонгук не любит клубы, не любит шум и запах перегара — ещё одно отличие от лучшего друга. Ему по душе тихий вечер в компании Юнги с парой банок пива, пиццей и фильмом, нежели громкая музыка, что болезненными ударами всегда отдаётся в висках. Ему не нравятся липнущие пьяные омеги, и на это заявление Мин как-то посоветовал задуматься над ориентацией, не нравятся ему и альфы, которые при любом удобном случае начинают вот это вот «давай выйдем». Чонгук не трус, он может выйти — за плечами десять лет занятий боксом и тхэквондо, — он просто конфликты на пустом месте не любит. Мордобои не любит. Это ж, блин, больно.       Он знает, что красив, что хорошо сложен, но какой в этом всём толк, если единственный человек, за чьё внимание Чонгук готов продать душу, оказался занят? Чонгук не сволочь, принципом «муж не шкаф, подвинется» не живёт, отшили — отступил, но никто не запрещал ему по этому поводу страдать. Месяц.       Часы совсем скоро покажут одиннадцать вечера — самое время, чтобы раздобыть себе что-нибудь перекусить в ближайшем супермаркете. Чонгук не бедствует, отец каждый месяц переводит ему круглую сумму на карту, но от этого шататься по продуктовым магазинам желания больше не становится. Но тут уже и самому как-то голодно, он ел-то последний раз нормально полторы недели назад, так что альфа всё-таки заставляет себя прыгнуть в первые попавшиеся джинсы, оставшись в домашней потрёпанной толстовке, и выйти из квартиры, на ходу всовывая ноги в ботинки и натягивая куртку.       На улице середина марта, Чонгук немного ёжится, пряча руки в карманах, а нос в вороте куртки. Благо, магазин находится близко — нужно всего лишь выйти со двора через арку к переулку и пройти несколько метров. Народу почти нет, так что альфа без толкучки и очереди покупает себе пару пачек рамёна, банановое молоко, немного снеков и шесть бутылок пива на случай, если на выходных Юнги соизволит притащить свою задницу к нему с визитом.       Когда парень выходит из магазина, лицо опять обдувает прохладный ветер, вынуждая немного сощуриться и недовольно натянуть на голову капюшон, а тишину вокруг вдруг нарушает надрывный детский плач и взрослый смех явно нескольких людей. Чонгук напрягается, на автомате замедляя шаг и прислушиваясь, чтобы понять, откуда звук, и через пару секунд понимает, что тот доносится из арки, ведущей в его двор.       По мере того, как он приближается, противный холодок в районе позвонка становится всё ощутимее, а детское рыдание — всё громче. Чонгука пробирает страх от картинок, что так учтиво подкидывает его мозг в не самый подходящий момент. Ему всегда страшно, когда тем, кто слабее, причиняют боль. Особенно детям. А мысль о подростках, которые зачем-то сейчас обижают какого-то малыша, заставляет сорваться на бег.       Чонгук замирает в минутном удивлении, когда, добравшись до арки, видит в свете тусклых уличных фонарей трёх пьяных бугаев. Двое из них держат за локти с обеих сторон парня в светлом пальто и, судя по телосложению, омегу, а на руках третьего надрывно плачущий ребёнок, который всё не перестаёт пытаться хоть как-то отстранить мужчину от себя своими маленькими ручками.       — Быстро опусти ребёнка на землю. — Знакомый голос полоснул Чонгуку слух.       — Малыш, мы не тронем твоего крошку. Просто сделай нам приятно, и разойдёмся.       — Сначала убери свои руки от ребёнка. — Ким Тэхён звучит жёстко, держится непоколебимо и именно за это, видимо, в следующую секунду получает пощёчину.       — Папотька! — ревёт мальчик, а Чонгук наконец отмирает.       — Вам ясно сказали отпустить ребёнка, — рявкает он, чем заставляет пять пар глаз обратить на себя внимание.       Чонгук чувствует, как злость пробирает до костей, он терпеть не может конфликты, но сейчас невозможно плавно от него отмазаться, именно поэтому пакет с продуктами оказывается на холодном асфальте, а сам Чон ближе подходит к альфе, который всё ещё держит мальчика и усмехается, высокомерно смеряя взглядом студента.       — Тебе больше всех надо, парень? — растягивает губы в похабной улыбке мужик. — Или ты тоже хочешь?       — Симпатичный вроде, — хмыкает один из тех, что держат омегу, — не дают?       — Как посмотрю, вам тоже не дают, — в ответ скалится Чонгук, но тут же вновь становится серьёзным, — поставь ребёнка.       Альфы начинают пьяно гоготать, приговаривая, что лучше б паренёк шёл своей дорогой.       — Послушай, мальчик, ты меня достал. Пиздуй отсюда, пока тебе не помогли. — И свободной рукой вальяжно машет, чуть морщась, когда малыш заходится в новых рыданиях.       — А ты помоги.       Явно оскорбившись от факта, что его только что взяли на слабо, альфа, к большому облегчению Чонгука, всё-таки опускает мальчика, и принимается пафосно разминать шею, поглаживая свою двухнедельную щетину и шатаясь. Чонгук уступает ему в массе, но точно не в навыках и концентрации, а потому ловко уворачивается от первого удара еле держащего себя на ногах мужика.       — Сукин сын, — ругается верзила и снова делает попытку ударить Чона в челюсть.       Он, увернувшись, наконец бьёт в ответ, краем глаза замечая, что те, которые держали Тэхёна, отпустили того, чтоб побежать на помощь, но логично, что не Чонгуку, который вконец расслабляется, когда омега подхватывает сына на руки и отходит подальше.       То, что эти трое пьяные в хлам, определённо играет молодому альфе на руку, в противном случае на земле валялся бы уже сам Чонгук, а не двое из них. Он не помнит, чтоб ещё когда-нибудь так злился и ненавидел кого-то, бьёт сильно, бьёт за то, что ударили любимого омегу, за то, что напугали совсем ещё маленького ребёнка, за все их мысли грязные бьёт, сплёвывая на асфальт кровавую слюну. Его в последнюю очередь волнует, как Тэхён оказался здесь с сыном, так ещё и в такое время, альфа внутри требует уберечь, защитить от опасности.       — Эй, вы там! Шпана! — слышится из окна голос какой-то старушки, но её саму не видно: они всё ещё в арке. — Я сейчас полицию вызову! — угрожает она в пустоту, и до слуха Чонгука доносится то, как она хлопает ставнями, закрывая окно, с помощью которого, наверное, блюдёт порядок всего района.       Слова бдительной бабули заставили бородатого альфу — единственного из своих собутыльников, который всё ещё не был в отключке не столько из-за ударов, сколько из-за количества выпитого, — встрепенуться и отступить от Чонгука, который, поняв, что драке конец, лишь толкнул того в грудь и кинулся к омеге с ребёнком на руках.       — Сонсенним! Как Вы? — обеспокоенно спрашивает альфа, невесомо касаясь чужого плеча. — Не плачьте, пожалуйста, — просит он и осмеливается стереть большим пальцем жгучую слезу с нежной щеки, — всё хорошо, я вас провожу.       Тэхён ничего не отвечает, лишь рассеянно кивает, озираясь по сторонам в поисках чего-то, а Чон моментально соображает, поднимая небольшую сумку через плечо и пакет с покупками из того же супермаркета, в котором он сам был десять минут назад.       — Могу я?.. — кивает Чонгук на малыша, что смотрит на него своими большими заплаканными глазами да носиком шмыгает, одной рукой ухватившись за шею родителя.       Омега неуверенно смотрит на сына, и парень решает обратиться к самому ребёнку:       — Пойдёшь ко мне? — тихо спрашивает он, мило улыбаясь маленькому омежке. — Твой папа устал, ему тяжело тебя держать.       Ребёнок, который выглядит невероятно мило в своей светлой шапочке с крупным помпоном, с минуту задумчиво дует губы, смотрит на альфу с интересом и всё-таки кивает в согласии, протягивая свои ладошки к обрадовавшемуся Чонгуку.       — Разве это не Ваше? — Тэхён указывает за спину альфы, который давно забыл про свой пакет с покупками.       По итогу оба пакета оказываются в его руке, и Чонгук молча следует за Кимом, умиляясь, когда его шею обвивают маленькие ручки. Они не разговаривают, заходя в подъезд, в лифт и даже в квартиру омеги, где Чонгуку в нос с порога бьёт запах банана и выпечки. Оставив пакеты на пороге и быстро стянув с себя ботинки, альфа проходит с задремавшим омежкой за старшим глубже в жилище, где всё отражает спокойный характер его хозяина: светлые, нежные тона, все вещи, которые ему попадаются на глаза, красиво расставлены. Даже куча детских игрушек аккуратно разложена по коробкам.       — Я уложу его, — сняв своё пальто и небрежно кинув то на спинку дивана в гостиной, шепчет Тэхён и принимает уже сладко сопящего сына из альфьих рук. — Он сильно испугался… — Чонгук кивает. — Сейчас приду.       Альфа провожает всё ещё немного растерянного аспиранта взглядом и, тоже сняв куртку, присаживается на широкий подлокотник дивана, тяжело вздыхая и потирая двумя пальцами переносицу. Очевидно, омега сильно испугался, и не столько за себя, сколько за своё чадо. Сейчас, когда опасность позади, Чонгука пробирает некая злость на Кима. Какого чёрта тот вообще разгуливал с ребёнком в такое время? Конечно, этот район славится своим благополучием и тишиной, он живёт тут уже полгода и с подобным столкнулся впервые, но альфе всё равно непонятно, откуда такая смелость и беспечность со стороны взрослого и ответственного человека.       Не хочется даже думать о том, что могло бы произойти, не окажись он в ту минуту там по чистой случайности и, по сути, благодаря Юнги. Хочется обнять, успокоить, сказать, что всё закончилось, но Чонгук не чувствует, что имеет право позволять себе подобные вольности в отношении чужого супруга. И где, спрашивается, его муж? Почему не защитил своих омег? Почему вообще разрешил пойти одним?       Пока Чонгук мается от злости, смешанной с непониманием, перед ним вновь появляется аспирант. Альфа смотрит на него завороженно и взгляда отвести не может: его щёки и нос немного красные от продолжительного пребывания на холоде, длинные пушистые ресницы мокрые и чуть слиплись от недавних слёз. Тэхён не переоделся в домашнее, так и остался в голубых джинсах и большом бежевом свитере с объёмным горлом. И выглядит это настолько потрясающе, что у Чонгука желудок противно сводит от факта, что какие-то три сволочи хотели причинить боль этому хрупкому, изящному существу.       Тэхёна нельзя обижать, его на руках носить надо, обнимать много, целовать, и Чонгуку едва ли не физически больно от того, что такого счастья удостоен другой альфа. Которого, кстати, почему-то нет дома в такой поздний час.       — У Вас дырка.       Чонгук удивлённо переводит взгляд туда, куда указывает рука аспиранта, и обнаруживает, что его джинсы на ляжке треснули. Идеально по шву… Нет, ну, Юнги давно говорил, что те ему малы стали и износились.       — Да пустяки…       — Снимайте, давайте я зашью.       Тэхён выглядит невозмутимо, а у альфы сейчас глаза от удивления выпадут.       — Да не стоит, они всё равно уже ст…       — Чонгук, это дело двух минут, дайте сюда. — Приказной тон пускает по альфьему телу волну крупных мурашек, и Чонгук хмурится, послушно стягивая с себя штаны и полностью игнорируя горящие кончики ушей.       — Прекратите мне выкать, мы не в универе, — бубнит он только ради того, чтобы скрыть собственное смущение, протягивая аспиранту, что и бровью не повёл, джинсы и тут же хватая подушку с дивана, дабы прикрыть срам, так сказать.       — Привычка, — пожимает плечами Тэхён, — и ты ведь тоже мне выкаешь.       — Вы всё ещё мой преподаватель…       — А ты всё ещё мой студент, — прилетает ему весьма логичное, и Чонгук вновь хмурится, следя за тем, как омега копается в какой-то коробке, через пару секунд доставая оттуда нитки и иголку.       Со штанами он справляется ловко и быстро, но Чонгуку не мешает всё это короткое время сидеть с красными ушами со спасительной подушкой на бёдрах, неловко пяля в потолок, и думать о том, что и сам бы прекрасно справился. Ну… или просто выкинул наконец эту тряпку.       — Вот, всё готово, — улыбается ему омега, отдавая джинсы, в которые парень вцепляется, скомкано благодаря и напоминая, что не стоило, и со скоростью света втискивается обратно. — Может, ты хочешь чаю?       И вот Чонгук не идиот, чтобы отказываться.       Его отправляют на кухню, и по пути он захватывает пакет с купленными омегой продуктами, решив, что помочь разобрать очень даже неплохая идея. Если геройствовать, то, блин, до конца… Пока он выкладывает на стол всякие детские соки, кашки, фрукты и овощи, Тэхён приходит к нему с аптечкой, заставляя альфу второй раз за вечер уверять, что это всё пустяки и что не стоит беспокоиться.       — Сядь, Чонгук.       Ну и так-то Чон понятия не имеет, как можно ослушаться, когда на тебя так смотрят. Он садится, усиленно делая вид, что сам так решил, а не послушно прижал невидимые ушки к голове, глядя на строгого, но всё такого же почему-то мягкого и… тискательного Тэхёна.       Парень смиренно сидит и даже не шевелится, наблюдая за тем, как омега сосредоточенно достаёт из аптечки ватные диски, какие-то пузырьки и, аккуратно открыв один из них, смачивает ватку. И выглядит это всё отчего-то так завораживающе, что Чонгук не сразу понимает…       — Ай! — тихо вскрикивает он, чувствуя неприятное жжение в уголке губ, а Тэхён лишь брови недоумённо вскидывает, мол, серьёзно?       Ну ведь и правда очень странно видеть ойкающего и айкающего альфу во время обработки ран, которые тот буквально полчаса назад заработал без единого дрогнувшего мускула на лице.       Чонгук сдвигает брови к переносице, замолкая и послушно запрокидывая голову, чтобы Киму было удобнее осторожно промакивать повреждённые участки. Хмурится и не вывозит, профессионально маскируя за тихим шипением от так себе ощущений все эмоции и чувства, что испытывает в этот момент. В момент, когда аспирант наклоняется слишком близко, так, что парень чувствует едва ли не горячее дыхание на своей коже, внимательно рассматривая Чоновы губы, а потом и лицо в целом, когда легонько дует, чтоб не щипало, придерживая за скулы своими тёплыми и нежными ладонями.       Чонгук тонет, с силой сжимая кулаки от желания притянуть к себе это воплощение мягкости, любви и заботы.       — Это было весьма опрометчиво, — выдыхает аспирант, отстраняясь и принимаясь складывать всё обратно в аптечку.       — Как по мне, опрометчивее разгуливать с ребёнком в такое время, — незамедлительно бухтит в ответ альфа и прикусывает язык, когда ловит на себе взгляд, полный… вины и сожаления.       — Иногда я не успеваю поймать момент, и Сонхён заигрывается, после чего может долго не засыпать. Ну, знаешь, такое у многих детей бывает… — тихо говорит Тэхён, отвернувшись. — Я обычно выхожу с ним воздухом подышать минут на десять… Мы переехали сюда всего пару дней назад, мне говорили, что это самый спокойный и тихий район в городе, я не думал, что всё может так обернуться…       Омега делает судорожный вдох, а Чонгук понимает, что тот испугался куда сильнее, чем могло показаться на первый взгляд. Его пальцы подрагивают, а плечи часто приподнимаются от усилившегося дыхания, но Чон не может не вставить своё недоумение, которое сидит в голове с самого начала.       — Но почему Ваш муж отпускает вас одних?       — Кто?       Секундная заминка.       Омега поджимает губы, будто пойманный, а Чонгук принюхивается и ещё раз смотрит вокруг: никаких признаков альфы. Запаха нет ни в квартире, ни на самом омеге — тот пахнет только бананами и своим ребёнком, из курток в прихожей он видел лишь детские и явно не альфьи, исходя из размеров… Он мог бы, конечно, предположить, что муж омеги ещё на работе и всё такое, но бегающий Тэхёнов взгляд наводит только на единственную мысль.       — Вы мне соврали.       — Я поставлю чайник…       — Вы не замужем! — глупо улыбается Чонгук, слишком уж радостный от своей догадки.       — Ты разбудишь мне ребёнка…       Чонгук только шире свою улыбку делает, позволяя себе отодвинуть причину своего нахождения здесь на второй план, раз уж всё хорошо закончилось, и вскакивает, тихо повторяя:       — Вы не замужем.       Он смотрит на игнорирующего его аспиранта, что, быстро, как и обычно, взяв себя в руки, спокойно достаёт чайные пакетики из коробки.       — Это ничего не меняет.       — Ещё как мен…       — Чонгук, сядь и пей чай, — обрывает Тэхён, ставя на стол кружки.       Альфа чувствует себя маленьким щенком, которому сказали «нельзя», но он всё равно продолжает радостно вилять хвостом и изредка потявкивать. Он отхлёбывает немного чая, пряча за кружкой улыбку, и всё смотрит на омегу, который убирает все продукты на свои места, а потом ставит перед ним плоскую тарелку с шоколадными кексами.       — Не то чтобы я кондитер, но они получились неплохими, — кивает Тэхён на выпечку, присаживаясь напротив. Он выглядит так, будто две минуты назад не произошло ровным счётом ничего, и Чонгук, так-то, не очень этим доволен.       — Почему Вы соврали, сонсенним? Вы же не замужем.       — Чонгук, смени пластинку.       — Не хочу.       — А чего ты хочешь?       Отлично, вопросы по существу, такое альфа любит.       — Хочу пойти с Вами на свидание.       Чонгук и сам в шоке от своей смелости, но отступать совершенно не думает. У него тут такой шанс, в конце-то концов! Он столько времени очковал вот так открыто позвать омегу на свидание, потом целый месяц страдал похлеще всякого омежки из средней школы от неразделённой любви, а тут… Счастья через край, если честно, и он даже не знает, с чего решил, что Тэхён должен согласиться. Ему просто очень-очень хочется…       — Чонгук, — тяжело вздыхает омега, немного отодвигая от себя кружку с клубничным чаем, — если ты не заметил, у меня есть ребёнок.       — Но я ведь вроде понравился Сонхёну… — озадаченно бормочет парень. — Или Вы так не думаете?       Чонгук то, что мальчик согласился пойти к нему на руки, расценил как акт доверия и симпатии, но Ким, кажется, так не считает.       — Что? Я не об этом.       — А о чём тогда? — не понимает альфа и не дожидается ответа, продолжая: — Сонсенним, мы могли бы сходить в крутое детское кафе или ещё куда-нибудь… Мест же куча! Я поищу что-нибудь интересное, и мы… Сонсенним?       Чонгук не выкупает, почему Ким смотрит на него так удивлённо и растерянно, а потому замолкает, ожидая хоть чего-нибудь.       — Я сказал что-то не так? — всё-таки осведомляется он, когда видит, что Тэхён поджал губы и отвёл глаза.       — Нет, просто я не ожидал такого поворота событий, поэтому не подготовил достаточное количество аргументов. — Тэхён хмыкает, а альфа не понимает, какого «такого», но всё же осмеливается спросить с робкой улыбкой на губах:       — Значит, Вы пойдёте со мной на свидание?       Чонгук уверен, что сейчас применяет всё своё очарование, мило улыбаясь и глядя прямо в глаза. Омега даже вроде робеет как-то, снова смотря в сторону, а во влюблённом студенте надежда только растёт. Аспирант выглядит так, будто вот-вот сдастся, и это, между прочим, очень льстит.       — Чонгук, я старше тебя, — словно делает ещё одну попытку отмазаться, а у Чона, ей-богу, его довольная мордаха сейчас по швам разойдётся.       — Вам что, сорок?       — Двадцать пять.       — Вот, видите, это меньше, чем я предполагал. Мне двадцать, не удивляйтесь, просто позже пошёл в школу, очень рад, что мы обменялись этой ценной информацией. Теперь-то пойдёте?       Альфа нетерпеливо ёрзает задницей на стуле, едва заметно ногой притоптывает, подобно тому зайцу из «Бэмби», и всё ждёт, ждёт, отчётливо видя сомнение в глазах напротив и то, что аспирант готов с минуты на минуту помахать перед ним белым флажком.       — Только не в клуб… Сонхён слишком мал для подобных мест, а я — стар, — пытается отшутиться Тэхён, чуть улыбаясь, и поднимается с места, явно чувствуя неловкость, которую и альфа, собственно, чувствует, но так рад, так рад…       — Обещаю, что никаких клубов! — Он вскакивает следом за старшим и не может сдержать порыва, слишком внезапно для обоих прижимая его к себе и укладывая подбородок на светлую макушку несопротивляющегося, но точно офигевшего омеги. — Спасибо, хён. Большое спасибо!       Тэхён молчит и только чуть шевелится в медвежьих объятиях, устраивая щёку чуть удобнее на чужой груди. Обнимать Кима очень странно, непривычно, но Чонгуку так нравится, что он готов простоять тут до утра, а лучше — всю жизнь. Омега ощущается в руках хрупким, мягким, таким драгоценным, что у парня дыхание спирает и в груди всё щекочет маленькими искорками.              — Я даже не поблагодарил тебя за сегодня… — неловко говорит Тэхён, но не отстраняется, позволяя и дальше обнимать себя и чуть поглаживать спину.       — Просто не гуляйте больше одни, пожалуйста, — шепчет альфа и глаза прикрывает, ощущая невероятное умиротворение, — ты всегда можешь позвать меня с вами.       Ким неуверенно кивает, а Чонгук стоит и улыбается, демонстрируя собственному отражению в окне все имеющиеся зубы и думая только о том, как же чертовски приятно называть аспиранта хёном. Ему совершенно не до размышлений, почему стена, возведённая омегой, так скоропостижно рухнула, ему лишь бы никогда не отпускать.       — Тебе, наверное, пора… Поздно уже…       Альфа тихонько посмеивается, предвкушая бесценную реакцию Тэхёна, и выдаёт совершенно невозмутимо:       — Я живу в квартире напротив, так что давай постоим так ещё немножко, хён…

***

      Чонгук остервенело нарезает круги по собственной хате, с шести утра спамит сообщениями Юнги и даже не останавливается, когда читает простое дружеское «иди на хуй», отправляя после этого ещё парочку взволнованного «а вдруг он передумает??????». Он полночи не мог уснуть, вскочил ни свет ни заря, хотя до назначенного часа ещё полно времени.       Вчера они с Тэхёном договорились встретиться на лестничной площадке (ну… раз уж есть такая возможность, то почему бы и да) в десять утра, чтобы успеть к дневному сну Сонхёна. Чонгуку вообще, если честно, пофигу, во сколько, лишь бы уже побыстрее, лишь бы уже перестать чувствовать эту дурацкую дрожь во всех конечностях. Он жутко волнуется и стыдиться не планирует.       Ему не хочется ударить в грязь лицом перед хёном, которого, словно в самом сладком сне, вчера нежно прижимал к себе. На самом деле, не очень понятно, как можно облажаться в простом походе в кино на мультик, но альфа всё равно переживает, что что-то может пойти не так. Он не истеричка — Юнги с этим совсем не согласен, — просто Тэхён ему нравится очень.       За бессонную ночь Чон успел подумать. Например, над тем, каким растерянным и даже озадаченным был старший, когда Чонгук завёл речь о том, куда бы они могли сходить все вместе. Он словно не ожидал, что альфа захочет взять с собой Сонхёна, и Чонгуку… странно. Очень не хочется ассоциироваться у омеги с тем, кто затеял всё это ради краткосрочной шалости, показаться ветреным и беспечным в силу возраста, хочется, чтоб в ответ полюбили, чтоб маленький омежка полюбил тоже. Юнги его не понимает, утверждая, что он сошёл с ума, желая подобного в двадцать, но Чонгук ещё полгода назад нашёл своё. Нашёл того, чей запах хочет вдыхать ежесекундно, того, кого хочет метить своим запахом, чтобы другие альфы и носа не совали к его омеге, того, кого нестерпимое желание оберегать даже от любой пылинки. И если у этого человека есть тот, кем он дорожит больше всего на свете, Чонгук тоже будет дорожить.       Лишь бы дали эту возможность…       До назначенного времени остаётся ещё полчаса, и альфа понимает, что за все часы переживаний даже не умылся. Воронье гнездо на голове в отражении наводит ужас и не предвещает удачного начала свидания, если Чонгук от него в ближайшие минуты не избавится. Именно поэтому приходится сунуть бошку под струи воды, а потом агрессивно сушить феном на максимальной мощности, чтоб успеть за оставшиеся пять минут одеться.       У него даже остаётся минута, чтоб оценить результат его сборов в зеркале. Ладно, он хорош. Хорош в этих чёрных обтягивающих джинсах с кожаным ремнём, в этой чёрной футболке с принтом, что в них заправлена, в этой чёрной косухе и чёрных массивных ботинках. Юнги бы съязвил, что он на похороны собрался, но Чон просто чёрный цвет любит и считает его своим счастливым. Так что чёрные у него сегодня даже трусы. На удачу!       Конечно же, открывает он дверь тогда, когда вторую открывают напротив, и к такому, по правде говоря, жизнь его не готовила. Парень быстро захлопывает за спиной дверь и с растерянной полуулыбкой наблюдает, как маленькие ножки топчутся вокруг родителя, который несколько раз поворачивает ключ в замочной скважине и убирает связку в карман длинного светло-коричневого пальто.       — Ждатвуй! — слышит Чонгук и понимает, что засмотрелся на спину омеги и не заметил, как ребёнок переключил внимание на него.       — Привет. — Альфа тут же присаживается на корточки перед внимательно изучающим его мальчиком и широко ему улыбается, разглядывая всё ту же умилительную шапочку с помпоном и детские пухлые щёчки — единственное, что мешает назвать Сонхёна полной маленькой копией своего папы.       — Папа шкажал, тьто мы подём гулять вмеште. Пвавда?       — Правда. — Чонгук даже не пытается остановить себя и не подхватить эту прелесть на руки. — Здравс… То есть, — альфа прочищает горло, глядя на Тэхёна, — привет, хён.       Чонгука поражает то, насколько по-разному они с омегой сейчас выглядят. Он весь в чёрном, весь из себя такой брутальный, а Тэхён — полная противоположность. Альфе действительно на пару секунд кажется, что его ослепило этой красотой и тем количеством всего светлого, что надето на омеге. Бежевые брюки, на пару тонов светлее джемпер с крупными пуговицами, под низ которого надета белая водолазка, кроссовки с толстой подошвой, тоже белые, разумеется. В цвет пальто на голове аккуратный берет, и Чонгук еле удерживается, чтобы не убрать кончиком пальца красиво уложенную блондинистую чёлку, что с обеих сторон спадает старшему на глаза. Тэхён сегодня похож скорее на загадочного художника, нежели на аспиранта факультета экономики и бизнеса.       — Привет. — Мягкий голос заставляет дезориентированного альфу наконец проморгаться и закрыть рот.       Чонгука немного успокаивает тот факт, что омега тоже нервничает — вон, пуговицы на пальто теребит, губы слегка пожёвывает. Им обоим неловко, это радует. Минус на минус плюс даёт же, так что Чон верит в лучшее и улыбается Киму, осторожно пересаживая Сонхёна на одну руку, а вторую неуверенно Тэхёну протягивает и радуется безумно, когда его идею поддерживают, вкладывая свою ладошку в его.       Он как-то не рассчитал, что им так в лифте ехать…       И что на кнопку нужную он не нажмёт, так как обе руки заняты…       И что развернуться в лифте так сложнее…       Сонхён почему-то хихикает, наблюдая за старшими, которые действительно выглядят нелепо в тесном пространстве. Ему вообще понравилось, что папа и хороший Чонгук-хён взялись за руки, понравилось, как Чонгук-хён ему и папе улыбался.       Они всё-таки выходят на улицу без особых трудов, и Чонгук впервые за всё это время делает полноценный вдох да на хёна смотрит, что чуть щурится от утреннего солнца. Красивый такой… И вот альфе взять бы себя в руки и не расплавиться прямо у его ног.       — Ты не против, если мы пешком до ТЦ дойдём? — Обращаться к омеге неформально всё ещё непривычно, но безумно клёво, если честно.       — Не против, только, — отзывается Тэхён и, всё ещё не отпуская руку альфы, немного склоняет голову, чтобы взглянуть на притихшего сына, — Сонхён, ты же не собираешься всю дорогу пользоваться услугами Чонгука? — Ким усмехается, а маленький омега губки дует, явно не желая слезать.       — Шобиваюш… — тихо отвечает Сонхён и на альфу глядит, ожидая поддержки, и Чонгук решает, что путь к сердцу любимого омеги лежит через сердце его чада, так что…       — Сонсенним, не будьте таким строгим, мы же не в универе, — игриво подмигивает Чон, — сколько тебе годиков? — обращается он уже к ребёнку и незамедлительно получает два пальчика в качестве ответа. — Вот! Всего два. Сонсенним, хоть представляете, как долго нам идти придётся?       — Окей, поговорим на семинаре, Чон Чонгук, — прилетает тут же ответочка и обворожительная ухмылка, а парень смеётся.       — Договорились, а теперь идём скорее.       Неловкость отступает, и Чонгук чувствует только лёгкость, сжимая тёплую ладошку в своей, малышу подмигивает, чем вызывает его тихий смех. Пока они идут по двору, Чонгук насчитывает в окошках пар так пять глаз любопытных омег в возрасте, что устремлены на них. Наверняка уже к вечеру вся пенсионная часть их жилого комплекса будет обсуждать то, как студент и недавно переехавший сюда папа-одиночка мило шли за руки.              — Почему ты так внезапно перестал меня отшивать? — Альфа, по правде говоря, не придумал, о чём разговаривать, потому что вопросы по типу «расскажи о себе» слишком банальны. Так что можно разузнать пару интересных моментов, пока они стоят на перекрёстке, ожидая зелёного цвета светофора.       — Потому что проще показать на практике, чем пытаться тебе что-то объяснить.       — Что это значит? — Чонгук непонимающе глядит на хёна, который только плечами пожимает.       — Подход препода.       Альфа тихо хмыкает, и, кажется, догадывается, о чём может идти речь, но никак не комментирует.

***

      Мультик, конечно, интересный, особенно для Чонгука и Сонхёна, но для Кима куда занимательнее смотреть на альфу, который сейчас трогательно придерживает за живот его ребёнка, отказавшегося сидеть на кресле со специальной подушкой для детей и усевшегося к новому другу на колени.       Чонгук улыбается, периодически что-то шепчет омежке на ухо, указывая пальцем на персонажей на экране, а тот только согласно кивает, хихикает и даже что-то опровергает. Тэхёну тепло. Настолько тепло, что он уже, совершенно не скрываясь, поворачивается боком к двум увлечённым и подпирает кулаком висок, опёршись на спинку кресла. На утреннем сеансе почти никого, а у них ещё и последний ряд для чего-то, и омега ухмыляется своим мыслям. На свидании он или где, в конце-то концов?       Забавно наблюдать за тем, как Чонгук напрягается всем телом, как весь интерес к мультфильму испаряется на глазах. Тэхёну нравятся его серьги… И очень нравится цеплять указательным пальцем эти серебряные кольца. Нравится и смотреть, как двигается кадык, когда альфа сглатывает, безучастно глядя на экран, как его голова едва заметно дёргается в несмелом желании посмотреть в его сторону. Чонгук милый. И чертовски горячий…       Тэхён не знает, как его угораздило.       Угораздило влюбиться в своего студента, в эту ходячую мечту всех омег-первокурсников и не только — о да, до него тоже доходят все эти охи-вздохи. Тэхён не понял, как и сам примкнул к ним. Может, тогда, когда поймал на себе взгляд тёмных глаз, может, когда на очередной Чоновой отработке завис на самой обычной белой рубашке навыпуск, но так соблазнительно сидящей на первокурснике…              Первокурснике, блять.       Тэхён не знает, очевидный ли это недотрах не даёт ему подружиться с рассудком, когда он смотрит на Чона, но факт здесь только в том, что он полгода не может избавиться от мыслей о нём. Не о любом другом альфе, а именно о Чонгуке, который, как оказалось, совсем не неспособный студент.       Крохотная вредность и обида в тот момент не позволили Тэхёну улыбнуться, сказать, что всё в порядке и что он не злится, а о том, чтобы здраво воспринять информацию о чувствах альфы и речи не было. Одно дело тихонько пускать слюни на своего студента, чувствуя лёгкие спазмы, что сладко стягивают низ живота всякий раз, когда приходится садиться рядом для объяснения, и не особо на что-то рассчитывать, а совсем другое — вот так вот слышать, что ты ему нравишься, как омега нравишься, что весь этот спектакль только ради того, чтоб побыть рядом. Тут наоборот. Быстро заработали все шестерёнки впервые за пять месяцев.       За двадцать пять лет у Тэхёна были единственные серьёзные отношения, которые оставили после себя маленькую жизнь под сердцем. Они познакомились на первом курсе, в самый первый день в универе; свидания, цветы, ухаживания, клятвы в вечной любви — всё, как это обычно и бывает. И омегу затянуло в эти чувства с головой. Именно поэтому он обрадовался, не испугался, узнав о беременности в двадцать два года, рассказал всё сначала ему, Миндже, а не родителям, чей непроницаемый холодный и отстранённый взгляд ему не довелось бы увидеть в ту минуту.       Ультиматум, деньги на аборт — сынок богатенького бизнесмена может себе позволить, — слова о том, как ребёнок сейчас не вовремя, слёзы — опять по классике. И выбор, который изменил всю его жизнь. Всего несколько суток, а альфы будто бы никогда и не было — так быстро документы из университета, а вещи из общей квартиры ещё никто не забирал. Тэхён тоже там не остался, переехал на первое время обратно к родителям, которые дали ту самую необходимую поддержку и заветное «мы справимся».       Отец тогда как раз слишком удачно стал ректором, так что проблем с тем, чтобы быстро перевестись на заочное и спокойно окончить бакалавриат, не возникло. С поступлением в магистратуру и аспирантуру — тоже, потому что у Тэхёна ещё со школы была мечта, к которой он упорно шёл, и Сонхён не стал помехой. Сонхён стал смыслом жизни, стимулом добиться того, чего хотел, счастьем и причиной для ежедневной радости в сердце.       Он плакал, много плакал, ощущая в груди болезненную пустоту от предательства, но быстро вычеркнул Миндже из своей жизни, не стал вписывать его в свидетельство о рождении сына, даже не слышал больше ничего о нём с того самого дня. Оно и к лучшему, собственно. Тэхён много раз получал предложения познакомиться, приглашения на свидания и забавлялся, глядя на реакцию о наличии ребёнка. И разворачивался, когда ему говорили, что можно на время с кем-нибудь оставить. Можно. С папой, например, можно. Но это его сын, его ответственность, и он не собирается лишний раз оставлять папу сидеть с внуком ради одноразовых интрижек. Из-за учёбы и работы — да. Но не для того, что его совершенно не интересует.       Пусть Чонгук и не один из тех альф, что были ему совершенно безразличны и несимпатичны, он всё равно пошёл по отработанному сценарию и, не получив стандартной реакции, напиздел, не краснея, при ответе на вопрос о замужестве. Тэхён просто трусливо сбежал. За месяц весь извёлся, размышляя обо всех причинах, по которым они не могут быть вместе, и слушая в динамике голос Чимина, который всё не уставал его материть и утверждать, что не все альфы козлы, что разница в возрасте не должна его волновать, что за отношения студент-преподаватель сейчас уже нигде не осуждают и не отчисляют, а у него вообще отец ректор, который в своём сыне души не чает и желает ему только счастья.       Ему стоило невероятных усилий вести себя так, будто ничего не произошло. Расстраивало, что Чонгук к нему больше не подходил что-то уточнить, не пропускал занятия, тем самым не давая повода оставить его для отработки. Сам попросить его остаться и поговорить он попросту не решался. Потому что он предполагает, как это будет. Как у них что-то закрутится, как они, может, в скором времени съедутся, и как Чонгук быстро устанет от Сонхёна. Тэхёну думается, что это нормальный и очевидный исход событий, Чонгук молод, импульсивен, его надолго вряд ли хватит, вряд ли он готов, а потому омега боится начинать, боится сделать себе больно.       Тэхён был удивлён и растерян, когда альфа так невозмутимо стал рассуждать, где могло бы понравиться Сонхёну. Стало неожиданностью, что Чонгук, кажется, и не рассматривал вариант похода без него. Такого ещё никогда не было, и да, Тэхёна это подкупило. Это почему-то стало той самой каплей, благодаря которой он решился попробовать дать своим чувствам шанс. Вернее, рискнуть… Не без убеждения, что всё это не так надолго, как хотелось бы.       Он вчера вечером готов был расплакаться в крепких объятиях не только от пережитого страха, но и от чувства тепла и защищённости, от ощущения этой силы, что исходит от Чона, от этого яркого запаха. Тэхёну так давно хотелось, чтоб он обнял, чтоб вот так нежно погладил…       Омега готов попробовать. Даже если у этого нет будущего.

***

      Чонгуку кажется, что он умирает, сгорает заживо от лёгких прикосновений длинных пальцев к уху. Он не решается взглянуть на омегу, потому что думает, что тогда уж точно не выживет, если встретится с его взглядом. Парень чувствует, как сводит бёдра от напряжения и волнения, а Тэхён всё не прекращает свои манипуляции.       Что это вообще?       И как быть с проблемой, которая обязательно с минуты на минуту появится в обтягивающих штанах?       — Хён… — неуверенно шепчет альфа и всё-таки смотрит на Кима, что в тусклом свете кинозала лишь невозмутимо вскидывает брови.       — Мне нравятся твои серьги, — сообщает он, а у Чонгука в горле пересыхает. Тэхён… ведёт себя необычно. И эта вторая его сторона… притягивает ещё больше.       — Сп…пасибо… — А что ему ещё ответить?       Ситуацию спасает Сонхён, привлекающий внимание альфы для обсуждения очередного сюжетного поворота на экране, и Чонгук ему невероятно благодарен, отворачиваясь от старшего, который хмыкает, но руку не убирает… Из-за чего всё оставшееся время Чон сидит как на иголках.       Они выходят из кинотеатра, маленький омега, путаясь в мыслях и словах, делится впечатлениями со взрослыми, а Тэхён снова превращается в софтового аспиранта, будто и не делал ничего в зале. Ну ладно, Чонгук ещё… Он ещё покажет.       Что именно, он пока что не придумал.       — Ну, куда дальше? У нас есть ещё пара часов. — Тэхён выглядит воодушевлённым, улыбается альфе, беря его под руку, и Чонгук уверен, что чувствует сейчас счастье.       — На четвёртом этаже детская зона, там полно крутых горок и каруселей…       — Отлично, но сначала прогуляемся до уборной, — говорит омега.       Чонгук только сейчас замечает, что мальчик притих, не очень разделяя энтузиазм папы и хёна.       — Оу, да, конечно… — тут же бормочет альфа, передавая ребёнка весёлому родителю.       У Чонгука радости полные штаны, у Чонгука, вроде как, мечта осуществилась, поэтому он ни физически, ни морально не способен перестать лыбиться, смотря на Тэхёна, который рассказывает ему обо всём: о Сонхёне, о своей научной работе, о репетиторстве, которым занимается онлайн, о родителях. Альфа в восторге от этой открытости, в восторге от Тэхёна и Сонхёна, время от времени подбегающего к ним попить соку и уносящегося обратно на горки. Ему здорово, ему хорошо, и он определённо не хочет менять это чувство тепла и уюта на клубы, про которые трындит ему Юнги каждые выходные.       Они возвращаются не спеша, Сонхён, сидя на шее у альфы, самозабвенно пытается оторвать кусок от большущей сахарной ваты, а Чонгук всё болтает, болтает, рассказывая всякую ерунду про учёбу, своего отца, у которого бизнес в другом городе — там, где Чонгук родился. Даже успевает завести речь о том, как впервые увидел Тэхёна, не стесняется говорить о своих чувствах в тот момент и смеётся, наблюдая за розовеющими щеками старшего. Очень забавно, надо отметить. И снова льстит, давая надежду на то, что не только он тут влюблён.       — Прости меня, хён. Я и не думал издеваться над тобой, — вполголоса говорит Чонгук, сжимая в обеих руках кружку с облепиховым чаем на кухне омеги, — честно, — добавляет он.       — О чём ты… — начинает было Тэхён, но, видимо, быстро понимает. — А-а… брось, я перестал обижаться на тебя на следующий же день. — И усмехается, глядя на вытянутую от удивления мордаху Чона.       — И не сказал?       — Как ты себе это представляешь? — Тэхён складывает руки на груди, и младший за ним зачем-то повторяет.       — Не знаю, но я, на минуточку, страдал, — выгибает он бровь и встаёт для большей убедительности.       — Наказание для маленького врунишки.       Тэхёну вроде не жаль, а альфу волнует другое.       — Я не маленький, — заявляет уверенно, но чувствует, как из него сочится ребяческое упрямство. Наверное, это и забавляет омегу, который тоже встаёт, чтобы убрать кружки в раковину.       — Но врунишка, — замечает Тэхён.       — Я же попросил прощения.       — А я же сказал, что не обижаюсь.       У Чонгука замирает сердце, когда омега встаёт на носочки и треплет волосы на его макушке, мягко улыбаясь, и взгляда отвести не может.       — Хён, — на грани слышимости шепчет парень и вплотную подходит, несмело обнимая омегу за талию. Ему нравится их разница в росте, нравится, какой хён хрупкий и мягкий в его руках, как ладошки на его грудь укладывает, пытливо в глаза заглядывая.       — М?       — Можно, — альфа облизывает пересохшие губы, — можно я тебя поцелую?       — А ты разве не для этого так горячо меня сейчас прижал к себе? — Чонгук ощущает тёплое дыхание на своём подбородке и машинально стискивает талию тут же охнувшего от этого омеги сильнее.       — Для этого, просто…       — Просто?       Чонгук слегка мотает головой, мол, ничего, и собирает всю свою смелость, чтобы в следующую секунду примкнуть к малиновым чуть приоткрытым губам. Они такие тёплые, их бы целовать и целовать, но альфа лишь прижимается к ним и тихонько беспомощно стонет, не решаясь на дальнейшие действия.       — Никогда ещё не жалел об отсутствии поцелуев в своей жизни… — неловко бубнит он, чуть отстранившись и слушая сбившееся дыхание старшего.       Парень щедро облизывает буквально горящие губы и взволнованно смотрит на Тэхёна, до которого только спустя пару секунд доходят его слова.       — Чего?       Чонгук на вопрос только хмурится.       — Ты себя видел? — Для верности омега отступает на шаг и обходит растерянного Чонгука пару раз, жмякая его предплечья. — Хочешь, чтоб я в это поверил? Чон Чонгук, — снисходительно смеётся он, вновь взлохмачивая тёмную макушку, — не набивай себе цену, ты мне и так нравишься.       — И вовсе я не набиваю…       Рука альфы снова обвивает узкую талию, и Тэхён точно упускает то, как оказывается сидящим на собственном столе и крепко прижатым к мощному телу. Чонгук смотрит твёрдо и совсем чуть-чуть обиженно, чем только больше веселит Кима. И… заводит.       — Получается, я зря втихую завидовал твоим потенциальным омегам? — Тёплая ладошка ложится на острую скулу и слегка гладит, пуская табун мурашек, а у Чонгука глаза только ярче сияют.       — А ты завидовал? — И ближе притирается, даже не подозревая, что у омеги дыхание спирает.       — Я же сказал уже.       — И я тебе нравлюсь?       — Стоял бы ты сейчас тут, — усмехается Тэхён и не медлит больше, сам тянется за поцелуем, обнимая за шею.       Тепло мгновенно разливается по телу, когда бёдра Чонгука стискивают меж своих ног, скрещивая щиколотки за спиной. Альфа улавливает темп быстро, подстраиваясь под губы хёна, на пробу языком по нижней губе ведёт и счастливо улыбается в поцелуй, когда Тэхён шумно выдыхает, явно пытаясь скрыть своё состояние.       — Хён, — тяжело дыша, шепчет альфа, мажа влажными губами по нежной щеке аспиранта, — давай встречаться?       И, почему-то боясь услышать отказ, снова целует, пока ему дают такую возможность, неловко и торопливо сминает мягкие губы своими и чувствует, как почти перестаёт биться сердце, когда его мягко от себя отстраняют, положив ладони на грудь и чуть поглаживая.       Тэхён смотрит внимательно, изучающе, на зацелованных губах едва заметная улыбка, которую Чонгук пока не может понять.       — Ты уверен, что тебе это надо, Чонгук?       — Очень надо, — на грани слышимости уверяет альфа, сжимая пальцами мягкие бока, но ни в коем случае не причиняет дискомфорта. — Ты мне нужен, хён, очень нужен, правда. Я… — Парень сглатывает, не уверенный в том, будет ли правильно сказать сейчас это. — Люблю тебя. Очень, — добавляет. — Позволь быть рядом, хён. Позволишь?       Глаза напротив блестят, глядят зачарованно и всё так же внимательно, Чонгук в них тонет и не желает спасаться.       — Чонгук, я…       — Старше, мой препод, а ещё у тебя ребёнок, — спешно перебивает, — это я уже слышал. Я же не зову тебя сразу замуж, хён. Просто прошу, ну… эм… присмотреться ко мне…       — Да я уже, блин, присмотрелся. — Чонгук еле разбирает этот бубнёж в свою грудь, но всё же переспрашивает:       — Что?       — Я надеру тебе задницу, если бросишь меня, Чон Чонгук, — более громко произносит омега и поднимает голову, за грудки притягивая до ужаса счастливого парня для поцелуя.       Альфа с силой впивается в податливые губы, ведёт себя довольно жадно, по-собственнически прикусывая нижнюю губу. Он понимает, что Тэхён просто позволяет ему самовольничать, уступает, разрешает пробовать, задавать свой темп, пусть Чону определённо ещё есть, над чем работать. Старший цепляется за его плечи, с волосами на затылке играется, глухо стонет, когда альфа прижимает к себе ближе некуда, и Чонгуку так хорошо, что даже плохо. Он не отпустит. Он обязательно докажет, что серьёзен.       — А тьто вы деваете? — Детский сонный голос заставляет вздрогнуть.       — Так будет если не всегда, то часто, — слышит Чон прежде, чем омега отстраняется и пожимает плечами, мол, сам объясняй, глядя на немного растерянного поворотом событий Чонгука, который быстро собирается и оборачивается к ребёнку, трогательно прижимающего к себе маленького игрушечного медвежонка и точно ждущего объяснений.       — Сонхён, — улыбается он омежке, присаживаясь на корточки перед ним, — как спалось?       — Ховошо. А ты тьто делал с папотькой?       — Обнимал.       — И цевовал, — с видом знатока добавляет мальчик.       — И целовал, — вздыхает Чонгук, сдаваясь, а омега позади тихо ухихикивается.       — А потему? — Сонхён смотрит пытливо, а альфу вопрос на секунду ставит в тупик.       — Потому что я очень люблю твоего папу, Сонхён-и, — честно отвечает парень и поднимает ребёнка, — можно я буду любить вас обоих?       — И жащищать будешь? Как втева?       — Обязательно, — охотно подтверждает Чонгук с не менее, чем омежка задавал свои вопросы, умным видом. — Это то, что ты хотел показать на практике, хён? — Он с улыбкой от уха до уха поворачивается к омеге, что всё время со стороны наблюдал за безумно важными переговорами, и свободной рукой притягивает его к себе, звонко целуя в щёку под весёлый смех Сонхёна.       Ему дали шанс, и он не облажается.

***

      — Чёрт, я даже не знаю, каким ты меня бесишь больше, — говорит Юнги и, прищурившись, смотрит на довольную ряху Чона, что-то увлечённо печатающего в телефоне.       — У хёна сейчас окно, — улыбается он и, словно очухавшись, смотрит на друга, — прости, ты что-то сказал?       — Нет, просто чихнул.       — Ох, будь здоров!       — Боженька, дай мне сил. — Юнги закатывает глаза, а потом вальяжно трясёт ладонью. — Давай, пиздуй уже, у меня тоже тут намечается свиданьице с кинком на «постарше».       — С этого места поподробнее.       Чонгук, без пяти минут сваливший из универского кафетерия, садится обратно и заинтересованно глядит на загадочно ухмыляющегося парня.       — Подробнее будет, когда всё срастётся, а сейчас лучше бы тебе пойти к своему ненаглядному, я опаздываю.       — Окей, ладно, но я жду всё в мельчайших подробностях.       — Может, ещё пижамную вечеринку устроим, посплетничаем? — язвит Мин, тоже собираясь.       — Как хочешь, но ты не отвертишься, — смеётся Чонгук и покидает помещение первым, похлопав друга по плечу на прощание.       Альфа почти бегом добирается до универа, забивает на лифт и перепрыгивает через ступеньки, очень быстро поднимаясь на четвёртый этаж и находя самую любимую аудиторию. Стоит несколько секунд, переводя дыхание, а потом тихонько открывает дверь. Его хён, как и всегда, такой красивый и необыкновенный сидит за преподавательским столом и что-то внимательно читает, кончиком указательного пальца убирая чёлку, спадающую на глаза. В серых укороченных брюках, белоснежной блузе — снова весь воздушный и волшебный, и Чонгук не в состоянии не подойти и не обнять со спины.       — Студент Чон.       — Сонсенним, — улыбается он в плечо старшего и эфемерно его целует.       — Прогуливаете?       — Всего лишь физкультуру, сонсенним, а по ней у меня почти автомат, так что я лучше поделаю домашку. — Альфа чмокает хёна в щёку и уходит к парте. Конечно же, самой ближайшей, как и обычно.       Чонгук привычно достаёт из рюкзака лекции и учебник, действительно начиная делать домашку, пока хён проверяет контрольные его группы. Они не разговаривают, каждый занимается своим делом, чувствуя уютное присутствие друг друга, и поэтому альфа сразу чует неладное, ощущая на себе взгляд. Тут же хочется поёрзать, почесать нос, затылок, становится как-то неловко, а когда Тэхён встаёт со стула и подходит к нему, то и подавно.       — Такой прилежный…       Чонгук вздрагивает от очередного прикосновения к своим серьгам и клянётся, что однажды обязательно отбросит коньки от кайфа.       — Иначе никак. У меня, з-знаешь ли, очень строгий препод по микре. А задаёт-то сколько… — Альфа как-то нервно оттягивает ворот своего синего свитшота, пока длинные пальцы вовсю играют с кольцами в ушах. Тэхён часто так делает…       — Это я-то строгий? — деланно возмущается Ким, и Чонгук нахально улыбается, кивая.       — Самый стро…       Затыкается он мгновенно, когда омега слишком неожиданно оказывается на его бёдрах, удобно умостившись между ним и партой. Чонгук немного растерянно смотрит на растянутые в игривой полуулыбке губы и кладёт руки на талию, слегка поглаживая тёплую кожу кончиками пальцев через приятную ткань блузы. Ощущение тяжести пускает сладкие импульсы по всему телу, и альфа почти задыхается, когда шепчет без особой надежды на спасение своего рассудка:       — Хён?       — Можешь заработать баллы другим способом, — вкрадчиво говорят ему в самые губы.       — Сонсенним, не Вы ли мне читали лекцию о том, что мы должны разделять отношения и учёбу? — Хотя он, между прочим, даже не покушался.       — Но соблазн так велик… — пожимает плечами омега, слегка ёрзая на крепких бёдрах. — И я могу себе позволить не проверять домашку у студента, идеально решившего задания повышенной сложности. Аж противно, — фыркает он, вызывая смешок младшего, — не к чему придраться.       — Мне спецом делать ошибки?       Чонгук первым подаётся вперёд и накрывает сладкие губы своими, трепетно целует их, покусывает, улыбаясь, чувствуя, как хён выгибается в его руках и языком в его рот лезет, буквально требуя углубить поцелуй. Ладонь сама соскальзывает на бедро, плотно обтянутое тканью брюк, и альфа глухо рычит в Тэхёновы губы от потрясных ощущений, когда сжимает его.       — Зайдёшь вечером ко мне?       Тэхён всего лишь мягко перебирает его волосы на затылке, а парень уже готов расплавиться.       — Я обещал Сонхёну собрать замок из конструктора, так что в любом случае зайду.       Омега понимающе хмыкает.       — Мне тоже нужна будет твоя помощь, если ты не против. — Он невесомо ведёт пальцем по скуле и задерживается на нижней губе, слегка на ту надавливая.       — М?       — Кран на кухне подтекает… Я подумал, ты шаришь и поможешь, — Тэхён чуть склоняет голову на бок, — поможешь?       — Разумеется, — с готовностью кивает парень, хотя не припоминает, чтобы у омеги были проблемы с краном. Окей, его не затруднит.       — Ты такой зайка.       Тэхён легонько тискает его за щёки, улыбаясь, а потом снова жарко целует, и альфа быстро подхватывает, ведя ладонью по лопаткам и спускаясь обратно вниз, чтобы за поясницу придвинуть поближе к себе.       — Ты же запер дверь? — шумно выдохнув, спрашивает Тэхён и упирается взмокшим лбом в Чонгуков.       — Нет, ты ведь обычно в универе так, — Чонгук похлопывает хёна по бедру, как бы показывая, про что он говорит, — не делаешь.       Ким фыркает.       — Ну и всё, ну и пожалуйста, — опираясь на плечи, он слезает с Чонгука, — делайте свою домашку, студент Чон, проверю по всем пунктам и с особой строгостью.       — Это нечестно, — замечает альфа и тянет старшего обратно к себе на колени.       — Нечестно не запирать дверь, когда я хочу с тобой целоваться.       Ладно, возможно, Чонгук слегка смущён. Совсем немножко.       — Ты мог мне сказать.       — А ты мог догадаться.       Альфа смеётся с этой очуменной логики и цепляет пальцами Тэхёнов подбородок, чтобы снова поцеловать. А омега и не сопротивляется.       Они встречаются всего месяц с хвостиком, но Чонгук предпочитает называть это лучшими днями в своей жизни. Нет, она у него была отличная: заботливый отец, лучший друг, много приятелей и всё тому подобное, но с появлением Тэхёна… Пришло чувство завершённости, что ли.       За такое короткое время уже вошло в приятную привычку дожидаться, пока омега доделает все дела, и параллельно заниматься своими, потом вместе идти за Сонхёном в садик, если Чону не нужно в зал или ещё куда-то, вместе ужинать, разговаривать, играть с мальчиком, а после, когда тот засыпает, целоваться до сбившегося дыхания.       Сонхён слишком быстро к нему привязался, у Чонгука сердце тепло замирает, когда маленькие ручки обнимают и его тоже при встрече, когда и ему рассказывают, как прошёл день в садике, наполненный событиями, когда и ему улыбаются, желая спокойной ночи. Чонгуку нравится проводить с омежкой время, катать его на шее и просто баловать, как утверждает Тэхён, который любит иной раз побурчать, что у него теперь два ребёнка. Но альфа знает, что он тоже счастлив в этих отношениях.       Разумеется, от университета это всё держится в тайне, и в курсе разве что только Юнги, от которого довольную физиономию Чон был скрыть не в состоянии. Да и неправильно было бы скрывать от него… Чонгуку нравится. И это знание, что, когда закончится пара, он специально выйдет последним, чтоб украсть короткий поцелуй тут же смутившегося хёна, который обязательно шлёпнет его по плечу за это и пробубнит «иди уже», и переглядываться на занятии, ловя короткие улыбки друг друга. Ему всё-всё нравится.       — Тебе пора, Гуки, — облизывая припухшие губы, шепчет Тэхён, — скоро звонок, а у меня ещё две пары. Через несколько минут здесь будет толпа студентов.       — До вечера, хён. — Последний поцелуй приходится в щёку, и Чон отпускает омегу, по-быстрому собирая свои вещи и покидая аудиторию.

***

      Тэхён крутится перед зеркалом, привередливо осматривая свой внешний вид и, в принципе, оставаясь им доволен. Гладкий шёлк лилового халата, едва доходящего ему до середины бедра, приятно прикасается к коже, пояс на нём затянут не туго, но достаточно, чтобы не дать полам разойтись. Омега улыбается, закусывая нижнюю губу, когда слышит звонок в дверь, слегка ерошит свои волосы, придавая им небольшой беспорядок, и только потом идёт открывать.       — Привет. — Чонгуку, замершему на пороге, прилетает поцелуй в скулу.       Тэхён делает шаг в сторону, чтобы пропустить альфу и захлопнуть дверь, на секунду глаза прикрывает, вдыхая сладкий аромат клубники, перемешанный с еле ощутимым запахом геля для душа. У парня, что сейчас стоит к нему спиной и зачем-то осматривается, будто находится здесь впервые, волосы немного влажные, и омега еле борется со своей фантазией, которая подкидывает Чонгука под струями воды после тренировки в зале.       — А Сонхён где?       — Родители соскучились по внуку, — просто отвечает альфе, явно привыкшему, что к нему с порога несётся обниматься ребёнок.       — А… ясно. Что насчёт крана?       — Ах, он… Всё ещё на кухне.       Ступор Чонгука умиляет, омега молча следует за ним на кухню и прислоняется к широкой спине, привстав на носочки и глядя из-за плеча на то, как младший сосредоточенно пытается понять, что не так. И пока он это делает, Тэхён под шумок сцепляет руки в замок на его торсе, прижимаясь тесно-тесно, так, чтобы не оставить и миллиметра между телами.       — Хён, я впервые вызвался чинить кран, но мне кажется, что с ним всё в порядке…       — Я вообще не рассчитывал, что ты сюда пойдёшь, — шепчет Тэхён на ухо, после чего альфа поворачивается к нему, — но, раз уж так, можем поиграть. Типа ты сантехник, а мне нечем платить…       — Рассчитывал? Хён, — повержено тянет альфа, — ты это всё специально?       — Ох, такой догадливый мальчик, не даром лучший студент на потоке. — Тэхён усмехается и тискает Чонгуковы щёки. — Боже, Чонгук, умоляю, не смотри на меня так, я чувствую себя маньяком.       Альфа тяжело сглатывает, понимая, что крыша медленно съезжает от голых Тэхёновых бёдер и его жгучего взгляда на себе. И пока он усердно думает над тем, как спастись от потеющих ладошек, омега мягко хватает его за запястье и утягивает за собой в гостиную.       Тэхён плавно покачивает бёдрами и улыбается краешком губ, косо смотря назад. От горячего взгляда, направленного на его задницу, пересыхает в горле, и он легко толкает младшего на диван, вынуждая с тихим вздохом приземлиться вниз.       — Ты меня что, боишься? — негромко спрашивает омега, не спеша присаживаясь к нему на колени.       — С чего бы? — Чонгук осторожно укладывает ладони на талию, не очень-то торопясь прижимать к себе.       Кима такой расклад не устраивает.       — Вот и мне интересно, — вкрадчиво шепчет Тэхён, ёрзая, чтоб подобраться поближе и устроиться на бёдрах поудобнее, — выглядишь, словно загнанный кролик.       — Я не кролик…       — Верно-верно, — соглашается Тэхён, сжимая пальцы на оголённых предплечьях, — для кролика ты слишком мускулистый, — он не сдерживается и закусывает губу, приближаясь к лицу напротив, — слишком, — выдыхает омега и не видит причин не поцеловать эти охуенные губы. — Покажешь мне свои татуировки? — Вряд ли на деле это прозвучало как вопрос.       Тэхён требовательно тянет края чёрной футболки вверх, и альфа, немного отстранившись, послушно стягивает ту через голову. Ким облизывается, честное слово, чисто на автомате, потому что нереально не облизнуться при виде крупных мышц, рельефной груди, кубиков пресса… И не потянуться, чтобы невесомо провести по гладкой коже в районе острых ключиц кончиком пальца, тоже нереально.       — Тебе кто вообще разрешал скрывать это от меня? — тихонько и совсем, надо сказать, не по-настоящему возмущается омега и уже более смело продолжает трогать торс, что чертовски приятно ощущается под ладонями.       — Я не скрывал…       — Да-да, и не избегал моих поползновений в свою сторону, — прежде чем Чонгук успевает что-то возразить, омега продолжает: — и не прикрывайся Сонхёном, Гуки, мы оба знаем, что возможностей у нас было море.       Чонгук задумчиво опускает взгляд, возвращая руки на омежью талию, и тянется к шее, чтобы оставить там влажный поцелуй, от которого старший коротко охает и ластится ближе.       — Ты, быть может, не хочешь меня? — Тэхён требовательно цепляет его подбородок и заглядывает в глаза.       — Я… хочу, хён, просто… — Чон нервно проводит языком по нижней губе и вздыхает под тяжёлым ожидающим взглядом. — Знаешь ли, стрёмно думать о том, что ты будешь недостаточно хорош.       — Предлагаешь мне подождать, пока ты наберёшься опыта с другими омегами? — вскидывает брови Ким. — Ага, счаз, — возмущается он, когда никакого ответа не следует, — вот это вот всё, — оглаживает широкую грудь, — теперь моё. Йа, Гуки, — зовёт Тэхён, обхватывая лицо напротив ладошками, — разве ты не хорош во всём, за что бы ни взялся? М?       — Не думаю. — Парень неловко улыбается, усердно игнорируя стояк в штанах.       — Чон Чонгук, — голос звучит громче, — я устал ходить в мокрых трусах. Я, блять, не успеваю их сушить. — Омега тыкает указательным пальцем в голую грудь, как бы указывая на виновника. — Ты хоть представляешь, как эти твои блядские «сонсенним» и «хён» заводят? — продолжает свою пламенную речь, пока младший сидит в ахере и не смеет издать и звука. — Не представляешь? Тогда уже будь добр сжать мою задницу, Чон, иначе на сессии я отправлю тебя на пересдачу с комиссией.       Последняя угроза заставляет альфу громко рассмеяться, несмотря на сексуально-напряжённую ситуацию, и он просто кивает, послушно опуская ладони на упругий зад и подтягивая Тэхёна ближе к себе так, что тот невольно разводит колени шире и наконец переводит взгляд на рукав младшего, сейчас, ему на радость, не скрытый ни единой тряпкой. Он зачарованно смотрит на татуированную правую руку — то, что постоянно сводило его с ума, когда парень появлялся перед ним в футболке, и не сдерживает порыва, склоняясь вперёд и размашисто ведя языком по тёплой коже плеча, покрытой чернилами. Чонгук тихо шипит, усиливая хватку на заднице, а у омеги голова кружится от этого и от того, что сам сделал секундами ранее, и понимает, что от смазки давно намок не только халат сзади, но и альфьи джинсы…       Чонгук, чувствуя, как сильнее тяжелеет в паху, издаёт утробный рык, и омега в его руках вздрагивает и покрывается крупными мурашками. Он сам впивается в мягкие губы, утягивая хёна в размашистый поцелуй, смело ласкает язык, спешно задирая полы шёлкового халата и сходя с ума от ощущения нежной и влажной от смазки кожи под пальцами. Отсутствие белья совершенно не удивляет.       — Все трусы сушатся, хён? — тихо посмеивается наглый, по мнению Кима, мальчишка, за что получает мстительный, но не сильный укус в плечо.       — Именно, — фыркают ему в ответ и стонут, когда Чонгук слабо прихватывает зубами ключицы, — сильнее, — хрипит омега, утыкаясь носом в мощную шею и вдыхая головокружительный аромат сочной клубники, бесстыдно ёрзает на бёдрах активнее, трётся о грубый шов ширинки и поскуливает, — сожми сильнее, пожалуйста…       А Чонгук и рад впиться пальцами в полную подтянутую попу до предела, рад получить одобрение в виде громкого стона на ухо и сжатых пальцев на затылке. Тэхёна крупно трясёт от тугих спазмов наслаждения внизу живота, он бесконтрольно сводит и разводит бёдра, вжимаясь в альфу, который чувствует, как что-то тёплое брызжет ему на живот.       — Хён, — зовёт Чонгук, чуть улыбаясь и слушая тяжёлое дыхание, нежно поглаживает подрагивающую спину и во взмокший изгиб шеи целует, пока омега, прижавшись к нему щекой, не спешит отстраняться.       — Не вздумай это никак комментировать… Я одинокий омега с ребёнком, имею право… — смущённо бурчит Ким куда-то в ключицы.       — Но ведь уже… не одинокий? — осторожно спрашивает Чонгук, мягко оглаживая всё ещё напряжённые бёдра.       — Уже нет, — улыбаются ему в ответ.       — Ты такой малыш, хён, — Чонгук ласково перебирает волосы на затылке омеги, в глаза ему смотрит, — такой красивый… Потрясающий, — выдыхает он в самые губы, сцеловывая с них улыбку умиления и смущения.       Тэхён кружит голову своим банановым запахом с примесью выпечки, альфе, вообще-то, давно тесно в джинсах — каменный стояк болезненно давит на ширинку. Он не просит, не признаётся, лишь с трепетом целует омегу, что нежно льнёт к нему, а потом вдруг отодвигается, игриво глядя на грузно вздымающуюся грудь парня.       Чонгук может сколько угодно пытаться строить из себя стойкого и непоколебимого, омега видит его состояние насквозь, а потому и сползает осторожно с младшего на пол, устраиваясь на коленях возле его расставленных в стороны ног. Он, быстренько вытерев последствия своего оргазма футболкой Чонгука, чему тот совершенно не препятствует, тянется к массивному кожаному ремню и непослушными пальцами расстёгивает его.       — Ты же не собираешься… — хрипло начинает Чон, кладя ладонь на запястья.       — Именно собираюсь, — елейно тянет омега и целует костяшки, — убери лапку, Гуки.       — Хён…       — Ты сделал мне хорошо, почему я не могу?       — Потому что я и минуты не продержусь.       — Как и я. — Тэхён наконец разделывается с пуговицей и ширинкой. — Буду рад, если приподнимешь свою классную задницу, — оповещает он, и Чонгук послушно выполняет то, что сказали, мутным взглядом наблюдая, как с него стягивают штаны, а потом и боксеры.       Едва он успевает громко выдохнуть от долгожданной свободы…       — Ты что, омегоненавистник? — выпаливает сидящий на коленях омега, таращась на член перед собой.       А Чонгук, бедный, розовея скулами от пристального взгляда и пару раз моргая для верности, осведомляется:       — В смысле?       — Да ты стольких, блин, счастья лишил. Не стыдно?       — Мне исправиться?       — Нихуя, это только моя прелесть, — хмыкает и берёт возбуждение в руку, — и сколько здесь? Двадцать? Меньше? Больше?       — Я не мерил…       — Врунишка, все альфы это делают.       Чонгук искренне желает защититься, но этому не суждено сбыться, потому что Тэхён, решив, что стёба достаточно, приступает к делу, аккуратно обхватывая губами большую головку. Альфа почти задыхается от влажного жара, что окутывает плоть, и голову на спинку дивана откидывает, вцепляясь пальцами в его мягкую обивку.       — Пиздец, — низко стонет парень и получает лёгкий шлепок по бедру.       — Материться нехорошо, Гуки, — поучают его, покрывая ствол невесомыми поцелуями и заставляя этим Чонгука тихо шипеть и жмуриться.       — А сам…       — А я старше, я препод и вообще, — отмахивается омега.       — Блять, — снова ругается Чон, и Тэхён с членом во рту щипает его за ляжку.       Но больше не выпендривается с мнимыми поучениями, а ритмично головой двигает, мокро головку сосёт и за щёку её толкает, не решаясь брать глубже. Тэхён, вообще-то, минет делать не умеет, да и не нравилось ему его делать никогда, но сейчас вплетённая в волосы пятерня на затылке заставляет внизу живота медленно затягиваться новый узел.       — Охуеть, блять… Хён…       Чонгук загнанно дышит, стонет глухо, поплывшим от удовольствия взглядом следя за омегой, что чуть глубже толкает в себя плоть, пальцами играясь с основанием и потяжелевшими яйцами. Он отсасывает звонко, густой слюной чавкает, чувствуя, как та стекает по подбородку вместе с предэякулятом и капает на чужой пах, и только старательнее сосёт, намертво вцепившись в напряжённые бёдра.       Омега отстраняется, чтоб сделать пару глубоких вдохов, пока слюна капает с губ на твёрдый член и растекается между выпирающими линиями венок. Тэхён касается кончиком языка головки, неторопливо скользит ниже, к лобку, покрытому короткими жёсткими волосками. Альфа стискивает челюсти и мычит, когда член снова оказывается в плотном кольце губ.       Хриплые сдержанные стоны возбуждают, а альфа понимает, что не в состоянии больше терпеть. И он не выдерживает, сильнее надавливая пальцами на затылок, и Тэхён, усердно пытаясь дышать через нос, покорно расслабляет немного саднящую глотку, позволяя насадить себя ещё глубже. Не до предела — это и правда сложно… По крайней мере, пока что. Омега давится, слегка захлёбываясь в собственной слюне, когда Чонгук, шипя, толкается бёдрами вперёд, и наконец чувствует, как тёплая струя брызгает в горло, стекая по пищеводу.       Тэхён выпускает изо рта член, тут же заходясь в хриплом кашле и стирая с подбородка слюни тыльной стороной ладони.       — Решил примерить на себя роль папочки? — всё ещё пытаясь отдышаться, сипло усмехается омега, а Чонгук, немного придя в себя, смотрит на него виновато.       Да уж… вид у хёна… немного потрёпанный.       — Прости, хён… Я сделал тебе больно?       — Брось, — перебивает Тэхён, снова седлая Чоновы бёдра, — это было пиздец как горячо.       Они сидят так долго, снова целуются, но в этот раз нежно, лениво и неторопливо. Тэхён тягуче посасывает нижнюю губу, а руки альфы по-хозяйски оглаживают талию, время от времени сжимая пальцы и комкая приятную ткань халата, который почему-то всё ещё на старшем. Чонгук, отпрянув от губ, мягко целует скулы, на шею переходит, трепетно вжимаясь носом в пахучую жилку и просто обнимая омегу.       — Так мне… звать тебя деткой? — тихо спрашивает он разомлевшего на груди Кима, что котёнком прижался щекой к его плечу.       — Маленький ещё, — довольно фырчит Тэхён и прикусывает мочку уха, после утыкаясь носом в шею, — мой клубничный альфа, — блаженно мычит он и целует едва солоноватую на вкус кожу.       — При всём уважении, хён, но маленький из нас двоих именно ты. — Чонгук посмеивается, слыша очередное неразборчивое фырчанье. — Твой?       Тэхён часто кивает, улыбаясь младшему, в чьих глазах видит галактики, чьи губы расползаются в ответной и не менее счастливой улыбке, а в следующую секунду накрывают его. Поцелуй вкусный, мокрый, омега, вновь окутанный возбуждением, нетерпеливо постанывает Чону в рот, за шею крепко обнимает и вздрагивает, когда сильные пальцы добираются до пояса.       — Могу я снять? — Парень нерешительно теребит тугой бантик.       — Я уже думал, ты не сделаешь этого, — омега облизывается и выдыхает: — разумеется. Я его чисто ради приличия напялил.       Чонгук ловко развязывает пояс и, задержав дыхание, распахивает халат, стягивая тот с утончённых плеч. Он не может начать дышать, с жадностью и вставшим комом в горле разглядывая молочную кожу, светлые затвердевшие соски, мягкую гладь живота, на который альфа укладывает ладонь, чтобы убедиться в этой мягкости, на член, что к тому прижимается и нещадно истекает предэякулятом.       — Кхм… После родов я всё ещё немного не в форме, — неловко бормочет Тэхён, истолковав ступор младшего по-своему, а тот отмирает.       — Ты шутишь? Тэхён, ты невероятен, — он прижимается влажными губами к ключице, — ты дал новую жизнь, — шепчет альфа, не прекращая целовать, — ты самый красивый, хён, самый лучший. Не говори так больше. Детка.       — Чёрт, Чон Чонгук, кто тебе разрешал… — Тэхён, разнеженный лаской и приятными словами, мелко вздрагивает, делая попытку свести колени и упираясь ими в бока альфы, который…       Смеётся.       — Тебе, кажется, понравилось.       — Ни за что не назову тебя папочкой. — Последнее, что говорит омега и стонет, когда Чонгук на пробу легонько цепляет зубами один из сосков.       Дрожащие пальцы соскальзывают на поясницу, потом ниже, мнут упругие ягодицы, оставляя после себя розовые отметины на гладкой нежной коже. Чонгук немного робок в ласках, но это совершенно не мешает омеге шумно выдыхать после каждого поцелуя в плечо, шею, грудь. Тёплые губы с нежностью касаются сосков, мягко прихватывают каждый из них поочерёдно, отчего Тэхён сладко поскуливает в тёмную макушку, жадно вдыхает запах шампуня и теснее прижимает голову альфы к своей груди.       Тягучий стон наполняет гостиную, когда Чонгук осмеливается провести пальцем между половинок. Ему мокро, скользко и безумно горячо. Он неловко, даже как-то боязливо водит подушечкой указательного пальца по краям рефлекторно сжимающегося входа, размазывая густую смазку и потом наконец осторожно проникая внутрь. Свободной рукой парень прижимает к себе подрагивающего аспиранта, что прикрывает глаза и утыкается лбом в лоб Чонгука, тихо, совсем тихо выстанывая его имя и жмурясь, когда альфа увереннее начинает ласкать промежность, надавливает на кольцо мышц и снова водит по кругу.       Ким впивается короткими ноготками в Чонгуковы плечи, хнычет негромко, нетерпеливо оттопыривая задницу, ёрзая, ближе притираясь, дабы создать приятное трение для их возбуждённых членов. Чонгук, которому на пах словно углей накидали, несдержанно рычит, от переизбытка эмоций и чувств случайно входя тремя пальцами слишком резко, и тут же спешит извиниться, загладить вину, нежно проходясь всей ладонью между ягодицами и коротко целуя хёна в губы.       — Ты же покатаешь меня на своих охуенных бёдрах? — задыхаясь от мокрого языка на своей шее, говорит на ухо Тэхён.       Чёрт… Эта вторая его сторона Чонгука убивает, плавит, мнёт в своих лапах и лепит из него худо мыслящее нечто, заставляя только больше влюбляться и изнывать от горячих волн, что из раза в раз приливают к паху.       — И этот человек с ангельским видом читает мне лекции в универе… — хрипло усмехается Чон, зная, что уши предательски краснеют от этого вопроса, и слышит такую же усмешку в ответ.       — Что, таким не нравлюсь?       — Только больше нравишься.       Чонгук шепчет это в губы, шепчет, будто самое сокровенное, и целует, целует, держится с большим трудом, чтобы не расплавиться от жара, исходящего от самого лучшего в мире омеги, омеги, так аппетитно восседающего на его бёдрах.       — Чонгук, хватит, не могу больше, — судорожно лепечет Тэхён, отнимая руку альфы от своей задницы. — Презервативы я купил слишком маленькие, — растерянно продолжает и усмехается, — прости, не рассчитал, так что без них.       — Хён…       — Чон, я помру, если ты сейчас же не возьмёшь меня, так и знай, — угрожает распалённый омега.       Бедный парень с шумом выпускает воздух из лёгких, подавляя в себе низкий грудной стон. Чонгук не в состоянии не повестись на эту беспечность старшего, не в состоянии осторожничать, когда этого не делает омега, ему слишком хочется продолжить, зайти дальше обжигающих прелюдий. Он облизывает сохнущие губы, поспешно собирая излишки естественной горячей смазки с промежности Тэхёна, чтобы распределить их по всей длине ствола, стискивая зубы от прикосновения собственной руки, и взволнованно пристраивает головку, после одним неуклюжим толчком входя почти наполовину.       — Блять… — в унисон.       Чонгук роняет голову на плечо тихо шипящего омеги, жмурится до цветных искорок под веками, сдавливая пальцами упругие бёдра до красных отметин и чувствуя, как его волосы на затылке оттягивают, будто призывая немного притормозить.       — Тебе больно? — обеспокоенно спрашивает альфа, но короткого стона удовольствия не сдерживает, потому что узкие мышцы слишком плотно обволакивают плоть, не давая здраво мыслить.       — Да, немного… У меня, — Ким сглатывает и опускается чуточку ниже, чувствуя, как тугие стенки нехотя поддаются давлению, — слишком давно не было…       — Хён, прости, я должен… Должен был… Прости, пожалуйста.       — Чонгук, успокойся, — Тэхён тут же берёт встревоженное лицо в ладони и призывает посмотреть в глаза, — всё нормально, просто замечательно. Ты хорошо меня растянул, но, хоть пятерню бы в меня запихнул, это не спасло бы меня от твоего члена. — И подмигивает задорно, совсем каплю морщась от распирающей заполненности.       И пока альфа продолжает виновато на него смотреть, Ким насаживается глубже, до основания, и замирает. Чонгук рвано дышит сквозь сжатые зубы, легонько тазом крутит, не смея сделать большего, пока хён не привыкнет к нему. В конце концов, тянущий дискомфорт отступает, и омега, на пробу двинув бёдрами, вовлекает потерянного парня в мокрый развязный поцелуй.       Тэхён накрепко вцепляется в твёрдые мышцы на предплечьях, принимаясь аккуратно насаживаться на Чона, целует смазано и стонет, чувствуя сильные ладони на ягодице и талии. Он седлает его с чувством, не спеша, каждый раз принимая в себя всю длину. Альфа смотрит на гладкую кожу и взгляда оторвать не может, прижимается к ней губами слишком голодно, засасывает выше ключицы, прикусывает и натурально скулит, ведя языком по бешено пульсирующей венке, потому что хочется пометить каждый участок желанного тела, а прокусить шею — особенно.       — Сильно не кусаться, — хрипло посмеивается Тэхён, шлёпая по плечам недовольно бурчащего в ответ альфу, — и не так высоко, мне ж в универ… ох, — на полуслове осекается, заканчивая блаженным стоном, потому что Чонгук слишком восхитительно играет языком с мочкой его уха, посасывает её, — чёрт, ладно, делай что хочешь.       Альфа довольно урчит, возвращается к сладким малиновым губам, целуя влажно и тягуче, рвано бёдрами подмахивает, пытаясь влиться в нужный темп. Проворные любопытные пальцы натирают копчик, затем скользят ниже, начиная нежно водить одной лишь подушечкой по краям растянутого вокруг него колечка, и Тэхён от этого извивается, скулит в Чонгуков рот, дрожит, чувствуя, как ствол внутри касается самых неожиданных точек. Он мокнет сильнее, ему жарко, ему мало Чонгука, что сипло стонет ему в унисон, и оттого омега жмётся теснее некуда, забывая дышать от того, насколько остро ощущается каждый толчок, движение и прикосновение к такой чувствительной сейчас коже.       У Чонгука сносит крышу, шальное сердце бешено бьётся, разгоняя горячую кровь по венам, и он размыкает губы в не сорвавшемся с них жалобном стоне, чувствуя, как старший сжимается вокруг него, как горячие стенки расступаются под напором плоти, как обволакивают узостью… Они целуются много и долго, деля одно дыхание на двоих, Тэхён обнимает его, выгибается в пояснице и с охотой подставляется под нерасторопную ласку альфы, который всё ещё осторожничает, боясь сделать что-то не так.       Это мило… Чонгук милый. И адски сексуальный.       Омега запрокидывает голову назад, царапая парню плечи и грудь, сглатывает тяжело, потому что сохранять самообладание и темп всё труднее, и всё-таки останавливается, чтобы совсем немного передохнуть, унять, остудить горящие лёгкие.       — Давай я отнесу тебя на кровать? — сбито предлагает Чонгук, почти невесомо оглаживая покрытую испариной спину.       И Тэхён часто кивает, совершенно не сопротивляясь, когда сильные руки, на которые в зале был потрачен явно не один год, подхватывают его под бёдра, прижимая к обжигающей, вкусно пахнущей груди. Чонгук встаёт, игнорируя факт того, что это довольно трудно с затопившим его возбуждением, а Ким с готовностью фиксирует ноги на чужой пояснице и утыкается лицом в плечо, бормоча что-то про то, насколько это горячо.       Ему почему-то чертовски нравится быть маленьким и хрупким в руках Чонгука.       Альфа, не помня себя, добирается до Тэхёновой спальни, и валится со своей драгоценной ношей на мягкую кровать с кремовым постельным бельём. Ненарочно собой придавливает, но распалённый под ним Тэхён только в предвкушении губу закусывает да глядит шальным взглядом, поглаживая напряжённые мышцы. Волосы растрепались, губы покраснели, а на щеках играет алый румянец. Такой красивый…       — Хён, повернёшься… — Чонгук нервно облизывает губы, немного рассеянно смотря в ответ, — на живот? Пожалуйста?       Омега расплывается в широченной ухмылке.       — Для тебя хоть раком, хоть козерогом, зайчик.       Чонгук, честное слово, посмеялся бы, глядя в эти хитрые глаза, в глубине которых пляшут бесята и искрится возбуждение, но не в том он сейчас состоянии. Парень завороженно следит за тем, как омега под ним, слегка отодвинув от себя разгорячённое тело, чтоб было больше места для манёвра, ловко переворачивается и ложится животом на успевшие нагреться простыни, сдавленно мыча от их контакта с эрегированным членом.       Он становится на колени, опираясь на локти, ноги шире расставляет, крутя полной задницей перед забывшим родную речь альфой, выпячивает её, демонстрируя себя во всей, мать её, красе. Чонгук, кажется, с ума сходит, а рот против воли вязкой слюной наполняется при взгляде на покрасневшее кольцо мышц, что блестит от обильно выступающей смазки и призывно сжимается вокруг пустоты. Взгляд неотрывно скользит по милым ямочкам на пояснице, по гибкой спине, что покрыта мелкими капельками пота, по узкой талии, изящной линии плеч и возвращается к округлой попе.       Тэхён такой раскрытый перед ним, такой невозможный и желанный… Чонгук очень хочет сделать ему приятно. По крайней мере, попытаться.       Ладони наконец мягко ложатся на ягодицы, сминают их медленно и по-собственнически жадно, который раз за вечер наслаждаясь упругостью. Альфа восторженно стонет, на периферии сознания радуясь, что уже кончил сегодня, в противном случае позорно спустил бы сейчас лишь от этого прекрасного вида. Чонгук, удобнее устроившись позади хёна, наклоняется, отчего-то едва боязливо целуя каждую из половинок и слыша, как Тэхён сдавленно ахает, кажется, не ожидая такого поворота событий.       Он опаляет горячим дыханием нежную кожу, целует увереннее и в какой-то момент, честное слово, чисто случайно впивается зубами, оставляя после них стремительно краснеющий след и вызывая негромкий удивлённый вскрик омеги.       — У тебя что, зубки режутся? — с притворным возмущением бормочет Ким, глядя на парня через плечо. — Всякую бяку в рот тянешь.       — Ты не бяка, хён… — звучит в ответ смущённо и раскаянно.       — Могу одолжить прорезыватель Сонхё… Проклятье, — снова обрываясь на полуслове, протяжно стонет Тэхён, роняя голову на сложенные перед собой руки и прогибаясь сильнее.       А ведь Чонгук только осторожно, лишь на пробу провёл кончиком языка по алой дырочке, раздвинув песочные ягодицы.       Видя более чем одобрительную реакцию, альфа на порядок смелее повторяет свои действия, щедро лижет, собирая языком сладкую на вкус смазку. Это так откровенно, так непривычно, но так оглушающе восхитительно, что Чонгук и сам стонет, слегка прикусывая нежные ребристые стеночки, и млеет не меньше старшего.       Тэхён с силой кусает ребро ладони, сладко мыча и чувствуя, как немеют бёдра. По телу стремительно разливается жгучая истома, омеге не хватает воздуха от того, как приятно и волнующе ощущается мокрый язык между ног, где смазки с каждым не очень-то смелым толчком становится только больше. Он захлёбывается в собственных стонах, руку назад заводит, чтобы совсем несильно оттянуть тёмные отросшие вихры.       Они с Миндже никогда не были щедры на оральные ласки, а сейчас, когда Чонгук так старается сделать хорошо, шумно вылизывая и наверняка подавляя собственное нетерпение снова ворваться в горячую узость, Тэхён откровенно умирает, до побелевших костяшек комкая уголки собственной подушки, которую притянул к себе, словно последний шанс на спасение.       Истекающий на простыни член отзывается ноющей болью, бёдра дрожат, а омега, вымученный беспорядочной лаской, задушено хрипит от удовольствия и тех горячих импульсов, что посылают целующие его в заветном месте губы.       — Всё, Чонгук, стой, хватит… — Тэхён резко подаётся вперёд, соскальзывая с языка и чувствуя себя так, будто подавил в себе смачный чих, когда этот самый чих был на подходе.       — Хён… тебе не…       — Нет, нет, Чонгук, всё отлично, — с придыханием прерывает омега потерянное бормотание, поспешно переворачиваясь обратно на спину. — Просто хочу второй раз кончить от тебя внутри.       — М? — Альфа внимательно и одновременно крайне возбуждённо на него смотрит, лицо изучает, словно ожидая подвоха.       — Верни член на место, Чон.       Понял. Принял. Обработал. Приступил к исполнению.       Чонгук нависает над омегой, который раздвигает ноги и притягивает его за плечи ближе, чтобы вовлечь во влажный поцелуй и ощутить свой вкус на чужом языке. Ким с удовольствием принимает ласку и гнётся отзывчиво, когда младший нетерпеливо выцеловывает его шею, головку ноющую приставляет к сжимающемуся в предвкушении колечку и наконец входит, направляемый Тэхёновой рукой. Проталкивается глубже медленно, чертовски медленно, и это изводит Тэхёна, но он всё равно не настаивает, позволяя ему задать темп.       Он чувствует, как крупная головка внутри него проскальзывает дальше, как по простате проезжается, заставляя омегу сдавленно ахнуть. Узкие стенки поддаются давлению, расступаются, и Чонгук низко стонет в давно зацелованную шею от того, как плотно они обволакивают до едва-едва ощутимой и приятной боли.       Тэхён сжимается вокруг него, навстречу подаётся, целуя до беспамятства — мокро, чувственно, развязно и вкусно. Ноги шире раздвигает, чтоб быть ещё ближе, и стонет громко прямо в рот, когда член вновь оказывается полностью внутри. Сердце заходится в безумном стуке, в ушах стоит шум от того, как потрясающе ощущать соприкосновение кожи с кожей.       Омега задыхается, видя в глазах напротив столько чувств, что дурно становится, столько нежности, заботы, робости и страха ошибиться вперемешку, что хочется жалобно захныкать от переполняющих эмоций. Это он и делает, безмолвно прося больше прикосновений, потирается ласковым котёнком да бёдрами альфе чуть подмахивает, помогая размеренно толкаться.       Чонгук двигается рвано, но всё так же неторопливо, медленно до упора входит и почти полностью выскальзывает, чтобы потом снова толкнуться до конца. Трогательно сжимает Тэхёнову ладошку, заводя ту у омеги над головой и переплетая их пальцы, дышит загнанно на ухо, стонет хрипло и низко, отчего у старшего нестерпимо и сладко стягивает низ живота только сильнее.       — Боже, — выстанывает Тэхён, полосуя мощную спину короткими ноготками и в ответ сжимая чужую руку, — вот так… так хорошо, Чонгук… — Всё тело сводит приятными спазмами, Тэхён давится стенаниями, сходя с ума от того, как остро ощущается каждое движение, как горячо и тесно от пульсирующей внутри плоти, и дёргается всякий раз, когда большая головка проезжается по чувствительной точке.       Чонгук непозволительно нежен с ним, внимателен, хотя сегодня, чёрт возьми, всё должно быть наоборот… Тэхён планировал наоборот! Но он только и может сейчас, что сильнее впиться пальцами в широкие плечи и проскулить, мокро мажа губами по щеке альфы, пока он продолжает неспешно вторгаться, не прекращая сладкую пытку, которая кажется Тэхёну бесконечной.       — Ты такой красивый, — надсадно шепчет парень, оборачивая руку вокруг омежьей талии, — люблю тебя… Люблю, хён…       Он целует Тэхёна до того, как он успевает что-то ответить, сминает губы неспешно и необузданно жадно, с волнением ловит каждый жаркий выдох, что их покидает, и восторженно упивается поощрительно скрещенными на его пояснице щиколотками.       — Тэ… — обречённо рычит Чонгук, с силой сжимая мягкое бедро.       Чон начинает толкаться резче, с оттягом, но ритма не меняет, понимая, что жалко балансирует между здравомыслием и оглушающим предвкушением. Скорая первая разрядка, безусловно, помогла ему не опозориться в первые же секунды, но он больше не может… Жар стремительно нарастает, разрывает альфу изнутри, а в паху всё предупреждающе сводит. Чёрт, он не может позволить себе кончить первым, это, блин, не по-джентельменски, не по-пацански, в конце концов. Чонгук видит, что хён тоже на грани, видит, как тот нетерпеливо мечется по простыням, выгибается и давит пятками на его задницу, безмолвно требует и звонко стонет его имя, а потому на свой страх и риск сбито шепчет в алое ухо, надеясь, что не получит потом пиздюлей:       — Давай, детка.       Вот оно. То, что заставляет Тэхёна начать беспомощно хватать ртом воздух, глаза закатывать в удовольствии, крепко хватаясь за альфьи плечи так, будто они последнее, что удерживает в сознании. Омега надрывно стонет, трясётся от растекающегося по телу густого тепла, что импульсами наслаждения отдаётся внизу живота, и неконтролируемо сжимает потерянного парня в себе.       — Гуки… — чувствуя, как сводит бёдра, хрипит Тэхён, всё не переставая царапать чужую спину.       Чонгук тяжело сглатывает и двигает тазом последний раз, замирая от ощущения жгучих тянущих спазмов. Его тело неконтролируемо дёргается, альфа безрезультатно пытается заглушить утробный стон в поцелуе разомлевшего под ним омеги, что улыбается ему ласково и понимающе и затылок поглаживает, и в плечо его хрупкое утыкается, чувствуя, как горят лёгкие и одолевает слабость.       — Чонгук, — тихо зовёт омега, на этот раз легонько оглаживая грузно вздымающиеся плечи, но парень не реагирует. — Молодой человек, — громче и немного нервно усмехается он, несильно ударяя пяткой по напряжённой ягодице, — покиньте помещение, я пока не готов второй раз познавать все прелести токсикоза.       Альфа наконец отмирает и послушно скатывается с Кима, успевая выйти до того, как начнёт набухать узел. И пока он, лежа на спине и пяля в потолок, пытается понять, жив или мёртв, Тэхён подползает к нему и прижимается тесно-тесно, закидывая на накачанное тело конечности и заставляя этим плюс-минус вернуться в реальность.       Он ластится к нему, тянется за поцелуем, ленивым, тягучим, на который Чонгук с охотой отвечает, поворачиваясь на бок и размещая руку на тёплой талии. Гладит омегу со всей нежностью и трепетом, на которые только способен, с упоением и заходящимся от чувств сердцем вдыхает смешавшиеся запахи банана и клубники.       — Всё должно было быть наоборот, — жалобно бубнит омега, утыкаясь парню в ключицы, — я должен был позаботиться о тебе.       — А ты даже не сказал, что будешь нежен… — Чонгук театрально вздыхает с широченной улыбкой от уха до уха и целует хёна в нос.       — Не сказал…       Омега умилительно дует губы, пока Чон покрывает нежными поцелуями его лицо, безмолвно давая понять, что вообще ничего не потерял в этой жизни от так жестоко разрушенных планов старшего.       — Нам надо в душ… — шепчет Тэхён, любовно поглаживая большим пальцем скулу.       — Да, хён, надо… — Однако, вопреки ответу, хватка на талии только крепнет.       — Чонгук? — Омега слабо, только для вида, упирается ладошками в грудь, пока её хозяин ненавязчиво скользит ладонью к пояснице и ниже. — Эй-эй, я слишком стар для такого скорого второго захода…       Но его, кажется, не слушают, посмеиваясь в губы и обнимая жарче, чему Тэхён противиться совершенно не думает.

***

      — Я ведь тоже тебе давно нравлюсь? — как-то нерешительно спрашивает альфа, путаясь пальцами во влажных завитках светлых волос.       Тэхён, такой невероятный и пленительный после душа в свете уличных фонарей за окном, распаренный, мягкий и тёплый, голову с его груди поднимает, улыбаясь игриво, лениво и чертовски удовлетворённо.       — Я не шутил про мокрые трусы, Чонгук.       У Чона снова начинает печь уши, но взгляд он не отводит, ловя шаловливую ладошку хёна в районе собственного пупка.       — Но запах…       — Блокаторы классная штука, когда не хочешь спалиться, — хитро щурится омега и приподнимается, опираясь на Чонгуковы рёбра. — Чонгук, слишком сложно не заметить местного бэд боя. — А на деле до ужаса милого, сексуального и накачанного зайку. — Да ты хоть можешь себе представить, чего мне стоило всякий раз держать невозмутимую мину? Чего стоило вести себя с тобой как препод? Сколько раз я едва не пищал от восторга, когда ты для меня эти папки таскал? Так ты ж ещё, засранец мелкий, мои семинары прогуливал, чтоб один на один оставаться, и я всё ещё считаю, что тебе стоит хорошенько надрать зад за этот обман. Я ведь действительно думал, что из меня отвратительный препод!       — Ты ж сказал, что не обижаешься… — неловко прерывает тихую тираду Чонгук, и на него несдержанно фыркают.       — А я и не обижаюсь, просто тебе стоит надавать по жопе, говорю же.       — Вряд ли при других обстоятельствах ты бы не бузил мне про возраст, Сонхёна и кучу всего остального.       — Ну… меня всё ещё это беспокоит.       — Хён…       — Тш-ш, Гуки, — указательный палец ложится на губы, — я не иду на попятную, просто ты не можешь спустя месяц с небольшим утверждать, что хочешь строить со мной будущее. Торопиться некуда, окей? — Тэхён заглядывает в глаза, улыбается нежно кивающему в ответ альфе и добавляет, игриво подмигивая: — Так что прекращай пытаться поставить мне метку, я никуда не денусь, маленький ты собственник.       Альфа взгляд отводит, понимая, что спалился в своих намерениях и что не случайно Тэхён не давал сильнее положенного ухватиться зубами за призывно пульсирующую пахучую жилку на шее. Ладно, хорошо, но он всё равно обязательно сделает это позже.       А пока кивнёт согласно и потянется за поцелуем к любимым губам.       — Ты из меня душу вытрахал, но я хочу ещё, — воркует омега и тянет парня на себя.

***

      Юнги говнюк, каких поискать.       Скорее всего, это его своеобразная месть за потраченные с Чоном нервы, когда тот двадцать пять на восемь ныл ему о своей неразделённой любви, а потом об очень даже разделённой, но не менее раздражающей своим вот этим вот «ми-ми-ми». Причины Чонгука мало волнуют, не тогда, когда этот обычно ворчливый тип стал отбрасывать из ряда вон, по глубокому убеждению парня, выходящие шуточки.       — Мин Юнги, Вы что-то потеряли? — недавно осведомился Тэхён, когда аудитория опустела, предоставив Чонгуку прекрасную возможность урвать поцелуй и почапать дальше на пары, но Мин задержался вместе с ним, начав усердно заглядывать под каждую парту.       — Да! — воскликнул альфа и тыкнул пальцем в друга. — Его девственность. Сонсенним, она не у Вас, случаем?       И пока Тэхён заливался смехом, стирая выступившие в уголках глаз капельки слёз, возмущённый Чонгук пытался выпроводить наглого гнома за дверь. И тот, понимая, что силы неравны, успел напоследок крикнуть весёлому омеге:       — Сонсенним, поставьте автомат, и я буду тамадой на вашей свадьбе!       Но Чонгук знает, что карма Мина скоро настигнет с лихвой.       — Что, омеги написывают? — усмехнулся Тэхён.       Они как раз лежали в обнимку после своего марафона, когда Юнги решил наконец похвастаться другу омегой, с которым познакомился. Во вложении, отправленном альфой, немного смазанное селфи, где этот охмуритель целует в щёку миловидного парня, который, судя по довольному выражению лица, совсем не возражает.       — Юнги себе омегу нашёл. Вроде даже серьёзно настроен. — Чонгук показывает фотку старшему, а тот глаза вылупляет так, будто те вот-вот выпадут.       — Чимин?       — Тот самый твой друг?       — Да, ему двадцать шесть, а ещё у него двое детей. Хочешь знать, зачем тебе эта инфа? — понимающе усмехается Ким. — А затем, что Чимин мне недавно рассказывал, что познакомился с двадцатипятилетним альфой.       Минут пять в спальне стоял громкий смех двух гиен.       А вот Чонгук, кстати, лох, каких поискать.       Потому что только лох мог предстать перед отцом своего омеги в одних трусах (и слава, блин, Богу, что хоть в них) с утра пораньше в воскресенье, когда тот привёз обратно Сонхёна. Вышел в гостиную в поисках Кима, а там…       — Чон Чонгук?       — Профессор Ким…       В альфу от довольного жизнью Тэхёна полетела спасительная диванная подушка, которой он поспешил прикрыться и свалить обратно в спальню, чтобы со скоростью света одеться в то, за чем, благо, успел смотаться к себе в квартиру ещё вчера.       Омега совершенно не выглядел напряжённым или переживающим, даже своих отметин на шее, которыми успел щедро наградить его младший за проведённые в постели и совсем немножечко на кухне и в душе две ночи и день, не стеснялся. А вот у Чонгука от волнения вся краска с лица спала, потому что он ну никак не ожидал увидеть ректора, с которым и так уже виделся, конечно, но не в таких, чёрт возьми, обстоятельствах.       Сонхён тем временем радостно крутился вокруг него, пока наконец не получил желаемое, а именно не разместился на альфьих руках.       — Тэхён говорил, что у него кое-кто появился… Но это всё равно неожиданно, — тактично признался Намджун, разглядывая взлохмаченного студента, который вечно маячит своим именем во всех рейтинговых списках университета на первых местах.       Поворчать что-то умное и мудрое для виду хотелось очень, но, глядя на то, как внук липнет к этому парню, желание почему-то отпало.       — Мне же стоит сказать, что, если обидишь моего сына, жизнь сладкой не покажется? — всё-таки нашёлся тогда мужчина.       Ну родитель он или где?       — Не обижу. — Чонгук тяжёлый взгляд выдержал стойко и уверенно, пока объект их разговора преспокойно сидел на диване по-турецки и хрустел чипсами.       — Гуки-хён папулю не обижает, — вставил своё самый младший, — Гуки-хён папулю обнимает много и цевует.       Чонгук защиту, безусловно, оценил и нервно икнул, побагровев, на что Намджун лишь фыркнул и не сдержал тёплой улыбки, наблюдая за этой растерянностью обычно уверенного в себе альфы на всяких университетских дебатах и конференциях.       — Чтоб в университете мне без сплетен и слухов, поняли? — Ну надо же как-то поддерживать имидж строгого ректора.       Да и забавно смотреть на то, как Чон часто кивает, выдыхая с явным облегчением.

***

      — Чон Чонгук, задержитесь, пожалуйста, нужно обсудить первую главу Вашей ВКР.       Альфа улыбается себе под нос и хмыкает, полностью игнорируя уже привычные понимающие смешки, в которых совершенно нет злобы, со стороны одногруппников. Юнги, как и обычно, фыркает, кидая, что ждёт его в столовой, а Чонгук, не смея больше медлить, идёт к своему омеге, что, он знает наверняка, просто соскучился.       — Сонсенним, — ласково шепчет он на ухо, прижимаясь со спины, в шею невесомо целует там, где красуется давно заживший след от его зубов, и забирается ладонями под широкий вязаный свитер, с неописуемым трепетом укладывая их на едва округлившийся тёплый животик.