Беги!

Как я хочу, чтобы все это оказалось лишь сном - самым страшным кошмаром в моей жизни. Чтобы сейчас меня разбудил мой коллега, и оказалось, что я просто заснул за рабочим столом, повалившись головой на клавиатуру. Я мечтаю, чтобы этот длинный холл наконец закончился, и я оказался снаружи, глотнул свежего воздуха, с запахом ночной сырости, а не гниющей плоти и крови. Но он все не кончается.... Я не знаю, сколько уже бегу по этим старым, перемазанным в чьих-то внутренностях коридорам - может несколько часов, может пару дней, а кажется, что уже целую вечность. Я устал, совершенно измотан, но ни в коем случае не останавливаюсь, даже чтобы помочиться, потому что чувствую, что опасность повсюду. В каждой тени я вижу что – то, что может наброситься на меня в любой момент и перегрызть горло. Я боюсь этого. Я не хочу этого. И поэтому бегу. Поскальзываюсь на луже крови, чудом удерживаю равновесие и продолжаю эту безумную гонку с тенью. Вокруг темно. Единственный источник света - моя камера с функцией ночной съемки, будь она проклята! Я постоянно, до боли в усталых глазах, смотрю в этот небольшой экранчик, надеясь разглядеть хоть, что-то на своем пути, но эти дурацкие помехи только еще больше нервируют. Еще больше пугают. Твержу себе: "Беги, Майлз, беги", прямо как "Форест Гамп". Усмехаюсь. Сейчас это жизненно важно. Одновременно мечтаю, что когда выберусь отсюда, уволюсь к чертовой матери с этой гребаной работы и из журналистики вообще. Но понимаю – уже слишком поздно выбираться. Я останусь здесь навсегда. Может и не изъеденным червями трупом, и не одним из этих пациентов, так человеком, вынужденным убегать всю оставшуюся жизнь. А осталось-то совсем немного. Я не помню, когда в последний раз ел, пил или просто отдыхал. Поворачиваю влево, перепрыгиваю через покрытый плесенью ящик, едва не сталкиваюсь с трупом, подвешенным на собственных кишках вверх ногами к болтающейся и издающей жуткий скрип люстре. Несколько секунд я смотрю в две пустые, черные глазницы. От вида и вони разлагающейся плоти мой желудок скручивает, и я, преодолевая приступ рвоты, поспешно огибаю труп и бегу дальше. "А сколько здесь еще таких трупов?" Мне страшно. Мне очень-очень страшно. Я так хочу домой, хочу, чтобы все это, наконец, закончилось. Хоть чем–то. Неизвестность убивает. Отпустите меня. Пожалуйста... Я продолжаю бежать, несмотря на подкашивающиеся ноги, продолжаю смотреть вперед, через маленький экранчик, не оборачиваюсь, боясь встретиться со смертью лицом к лицу. Уж лучше пусть ударит в спину, уж лучше умереть, не зная, откуда она пришла. Картинка на экранчике неожиданно темнеет. Я, думая, что это все из-за обезвоживания и усталости, сбавляю скорость и перехожу на шаг. Облокачиваюсь на стену, пытаюсь унять головокружение и выровнять дыхание. Легкие горят изнутри, в левый бок словно вонзился нож. Но я должен идти. Должен, пока не пришли за мной. Когда мой взгляд фокусируется на лампе - единственным, что освещает этот коридор, - я снова перевожу его на экранчик и только тогда понимаю, что темно стало не из-за меня. Смотрю на мигающий красный прямоугольник и издаю нервный смешок. «Надо же.» Криво улыбаюсь и дрожащими пальцами лезу в карман - с ужасом обнаруживаю, что он пуст. Пуст! Будто там ничего и не было. Чувствую, как с потом теперь смешиваются соленые сопли и слезы, безуспешно пытаюсь отыскать что-то, но останавливаюсь, только когда мои пальцы пролезают в дырку и на них снова дует сквозняк мертвых коридоров. Мне не нужно поворачивать камеру, чтобы понять, что все батарейки выпали из этого чертова кармана, - вспоминаю, как случайно зацепился за железяку, вылезая из очередного укрытия. Я начинаю хохотать. Громко, хрипло от долгого молчания и обезвоживания. Хрюкаю. Слюна стекает по моему подбородку и капает на одежду. Я похож на маньяка-каннибала, вкусившего человеческого мяса после долгого перерыва, и я нисколько не забочусь о том, что меня могут услышать. Меня зовут Майлз Апшер, и я сдохну, потому что у меня кончились батарейки. Смешно, не правда ли? Сквозь собственный смех и бешеный ритм пульса в ушах я слышу, как где-то захлопывается дверь. - Я слышу тебя, поросеночек. Вы-хо-ди. В горле что-то словно сжалось, и через секунды я уже бегу в противоположную сторону от голоса. С помощью остатков заряда камеры я нахожу дверь в палату, дергаю за ручку, распахиваю ее и почти тут же захлопываю, едва успевая забежать. Я знаю, что эта тварь меня слышит, знаю, что идет ко мне, знаю, что у меня есть еще шанс выжить. Свечу в центр комнаты. Первое, что вижу - кровать с наваленными старыми матрацами. Над кроватью, как новогодняя гирлянда, на люстру намотаны кишки. Я успеваю коснуться железных прутьев прежде, чем экран камеры, наконец, гаснет. На ощупь забираюсь под кровать, скольжу животом по липкому кафелю и жду, затаив дыхание. Жду, когда все закончится. Он не заставляет себя долго ждать. Он распахивает дверь, точно так же как я несколько минут назад, и входит. Медленно. В тусклом свете лампы в коридоре я вижу его силуэт, смахивающий на человеческий. Я сильнее вжимаюсь в угол, хочу исчезнуть, превратиться в букашку или лучше в песчинку. Но не могу. Пациент принюхивается, осматривает палату, медленно поворачивая голову, захлопывает дверь и не уходит. Он здесь. Со мной. В темноте, где хоть глаз выколи. Я слышу его. Слышу скрип ржавой дверцы шкафчика, в которых я уже привык прятаться. Слышу, как он шаркает ногами и тихонько похрюкивает. Я не дышу. Не шевелюсь. Не моргаю, так что глазные яблоки словно уже затвердели. Я жду. Я не хочу умирать. Пожалуйста, уйди, оставь меня в покое! Но никого это не интересует. Несколько минут тишины. Он здесь, я знаю. Но я не вижу его, не слышу, не чувствую.... Кто-то рычит у меня прямо над самым ухом. - Вот я и нашел тебя, шлюшка. Я закрываю глаза...