Бессонница

«Я сломал их, простите. Сай.»

Эти слова крутились в голове, словно хомяки в колесе. Бесконечно. По кругу, каждый день, каждую минуту. Чаще всего Яко не осознавала и не слышала тревожного рефрена, слишком сильно занятая попытками не умереть после выходок Нейро, но редкими свободными ночами мысли наваливались всей стаей и рвали на куски. Так быть не должно: она ещё полгода назад ходила к психологу, чтобы «справиться с травмой», и психолог, милая разведённая женщина лет пятидесяти, официально подтвердила у Яко депрессию. Контролируемую. Ничего страшного. Пройдёт… кажется, так она сказала? В том не было её заслуги, но навязчивые мысли, вина и воспоминания последнего вечера с живым отцом действительно со временем отошли на второй, третий план. У Яко банально не хватало ни времени, ни сил на страдания. Из хандры её вытаскивали когтистые пальцы Нейро, его же пинки отправляли в места, куда Яко по собственной воле ни за что бы не сунулась. Нейро… странно говорить это, но он помогал ей не сойти с ума. Пусть она стала детективом не по своей воле, расследовать преступления было интересно. Опасно, жутко, но всё-таки любопытно, потому что только Яко могла понять мотивы людей, разобраться, что же толкнуло их на убийство. Нейро считал людишек скучными букашками, недостойными внимания, однако для некоторых делал исключения. Так было с Айей, так было с Харукавой… Возможно, и с Саем, хотя Сай и не человек по сути. И если к жутким кровавым расправам Яко смогла кое-как притерпеться, закрыть глаза, не обращать внимания, словно её это не касается, то красные ящики Сая вызывали какой-то совершенно особый животный ужас. Об этом нельзя рассказывать психологу, правда? Яко могла есть на месте преступления чудесные марципановые булочки, не пропадать же добру, пока у её ног лежал распиленный человек с ещё тёплыми внутренностями, художественно разложенными по асфальту. Яко могла выдержать адские приёмы Нейро и его же «нежные» напоминания и тычки, большая часть которых была способна убить или искалечить в два счёта. Конечно, Нейро сдерживался, иначе Яко была бы уже мертва, но в какой именно момент она стала относиться к этому… нормально? Она не знала. Ей выкручивали шею, руки и ноги, она летела вниз головой с крыши, оказывалась в плену, работала наживкой для маньяка. Всего не перечислить! Многие раскрытые дела до сих пор вызывали дрожь и заставляли желудок сжиматься. Вспоминая о них, Яко ещё сильнее хотела есть. Как же повезло, что у неё растущий организм! Иначе всё съеденное ушло бы не в «ненасытную чёрную пасть», как выражался Нейро, а отложилось на животе и бёдрах. Хотя, может быть тогда Нейро стало бы лень швырять её во всяких мутных типов или в стены? Ха-ха, нет. Точно нет. Почему же ни одно из этих зверств не заставило потерять покой, сон и аппетит, а ящики — смогли? Последний раз Яко испытывала подобное после смерти отца. Она чувствовала себя опустошённой, будто ваза, из которой достали увядшие цветы и вылили начавшую попахивать воду. Та неделя прошла в каком-то зыбком мареве: даже любимые пирожные из дорогой кондитерской не лезли в рот. Мир казался неправильным, склеенным из разбитых осколков. Глядя на своё отражение в зеркале, Яко видела разбитым и его — оно распадалось на куски, приходилось постоянно следить, чтобы наружу не вылезли настоящие эмоции. Она не могла плакать, не могла смеяться, лишь вздрагивала, слыша приглушённые всхлипы из комнаты матери. Они и поговорить-то толком не могли тоже, слова застревали в горле. Тогда Яко не спала неделю. Сегодня она побила собственный рекорд. Сай стал последней каплей. Возможно, она бы выдержала. Смогла не поддаться панике. Но вроде бы полностью поправившийся Нейро взял моду пропадать куда-то без предупреждения. Он часто делал так и до ранения, но теперь для Яко каждая такая вылазка означала неопределённость. Пусть она не могла ничем ему помочь, ну не бросаться же ей на Сая с канцелярскими ножницами, она всё равно волновалась, и когда Нейро опаздывал или вот так вот уходил по своим демоническим делам, в голову Яко начинали лезть те самые мысли-хомяки. Она уже один раз потеряла родного человека и боялась даже думать, что будет, если однажды Нейро не сумеет отбиться. Это иррациональный страх, глупый. Если бы Нейро узнал о нём, он непременно оторвал бы ей уши или язык и заставил бы его сожрать, да ещё и с улыбкой. Представляя жуткие наказания, Яко хладнокровно расчленяла саму себя, но даже так не справлялась с тревогой. Беспомощность сковывала, отупляла, а ведь её совсем недавно повысили до головастика! Бессоннице Яко не удивилась. Потеря аппетита расстроила куда больше, обидно было видеть ещё вчера любимые блюда и не чувствовать ни-че-го. Делая вид, будто ест где-то в городе, дома Яко забирала бутерброды от Мивако-сан и с утра незаметно выбрасывала их по пути в школу. Грех так обращаться с едой, но что было делать? Если мама узнает, что ей снова плохо, она будет волноваться, отправит опять к психологу, может вообще запретить играть в детектива… Яко не сомневалась: стоит ей прекратить ходить в офис, где не было Нейро, но где, она знала, он может рано или поздно появиться, она пропадёт. Опустит руки и выйдет в окно или заморит себя голодом. Без сна и так жизнь тянулась вяло, словно клей, она буквально заставляла себя шевелиться и реагировать на внешние раздражители. Друзья пока не замечали. Мама верила отговоркам о тяжёлой учёбе. Годай-сан… Подозревал что-то, но молчал. На самом деле Яко могла бы уснуть, если бы выпила снотворное. Это определённо сработало бы. Она сделала так один раз, после чего всю ночь металась по постели, не в силах выбраться из лап кошмара. Разум из-за химикатов оказался заперт в ловушке, подозрительно напоминающей красный ящик. Изнутри он вовсе не выглядел красным, но это пока, ведь такой цвет ему придавали не краски, а кровь и внутренности жертвы. Сай подробно рассказал и показал, как он засовывает людей в идеальные кубы, и его слова настолько въелись в память, что Яко была бы рада амнезии. Кошмар был до обидного прост: Яко оказывалась в запертой комнате и не могла сбежать. Со временем потолок, стены и пол начинали постепенно двигаться, уменьшая пространство. Никто Яко не вскрывал, не отрезал ей конечности, не отрывал голову. Беспощадные законы физики в виде безликих стен сдавливали тело и органы до тех пор, пока кости не выскакивали из суставов, а внутренние органы не превращались в кашу. Яко хорошо помнила, как сложилась в позу, больше подходящую опытному йогу, чем обычной японской школьнице. Её коленки задрались выше головы, а боль давно стала такой, что Яко не могла ни кричать, ни плакать. Так себя чувствовали, наверное, игрушки, которых бросали в машину для спрессовки древесины. Их ломали, скручивали и придавали им новую, более удобную форму. Только человек от этого немного умирает, знаете. Во сне Яко тоже умерла. Она парила над собственным окровавленным телом, аккуратно сложенным в красный ящик. Видела белеющие кости, которые порвали плоть и кожу. Различала в мессиве крови, кишок и мышц остатки своей школьной формы. Голова лопнула и мозги — ха, Нейро, видишь, у меня всё-таки есть мозг! — вытекли, смешавшись с остальными жидкостями. Глаза Яко даже не старалась искать. Хорошо, что она проснулась утром. Живая. С целыми руками и ногами, способная не только дышать, но и беззвучно рыдать, осознавая не только смертность и хрупкость человеческого тела, но и его бесполезность. Кто-то вроде Сая мог с лёгкостью поломать любого, кто встанет у него на пути просто потому, что ему стало интересно поиграть в юного патологоанатома. Мог ли однажды так сделать Нейро? Мог ли кто-то сделать подобное с ним? — Неважно выглядишь, Яко-тян, — инспектор Сасадзука взглянул на неё лишь мельком, но сразу всё понял. — Что-то случилось? — Ничего такого. Просто много уроков в школе, — она врала без колебаний, привыкла уже, что Нейро постоянно оставлял в опасных и неловких ситуациях. Приходилось выкручиваться. — Простите за беспокойство. Инспектор выпустил дым в сторону. Они стояли у заградительной ленты, за которой криминалисты осматривали очередной труп. Начинался дождь и все спешили собрать улики до того, как их смоет в канализацию. — А где потерялся твой ассистент? — У него… отпуск. — Вот как. Яко понимала: ей не верят. И то ли из уважения к прошлым заслугам (будто она их заслужила), то ли из жалости не раскрывают безвкусный обман. Никакой тайной тут и не пахнет. Нейро ради постного блюда не пошевелит и прядью волос. — Сасадзука-сан… могу я задать вопрос? Теперь он повернулся к ней всем корпусом. На лице — ни капли сострадания, лишь умеренный интерес. Но Яко не обидно, и она раскрыла над ними зонт, который купила в конбини возле дома. Чтобы достать до седой головы инспектора, ей пришлось привстать на цыпочки. Впрочем, это было не трудно — Нейро вот намного выше и плечи у него шире. — Валяй. — Как вы справляетесь с тем, что видите каждый день? — выпалила Яко за один вдох. — Как выдерживаете все эти… всех… Она повернулась к телу на асфальте. Женщина, лет тридцать, не замужем. У неё наверняка была история, было хоть что-то до того, как она стала просто очередным трупом с десятью колото-ножевыми. Яко очень хорошо видела вывернутую ступню и ярко-красную туфлю на ней. Во рту появился кислый привкус, хотя она не ела со вчерашнего дня. Слишком много красного для одной Яко Кацураги. — Никак я не выдерживаю, — устало вздохнул инспектор и закурил новую сигарету от старой. Окурок упал на землю и его почти тут же затушил усилившийся дождь. Криминалисты матерились. У Яко затекли плечи. — Слышала про профессиональное выгорание? Вот это оно. — А кошмары? — тихо уточнила Яко. — Привык, — так же тихо ответил инспектор. — Первые месяцы работы спать не мог, только снотворное помогало. Потом… стало проще. Максималистичные дети назовут это равнодушием, я же называю это спасением собственной психики. Я никому не помогу, если буду рыдать над каждым убитым. Наверное, он не стал бы откровенничать с ней, если бы не все те дела, что она якобы раскрыла. Яко грызли одновременно вина и благодарность. Голова болела и в животе урчало, но она хотя бы убедилась, что не одна такая ненормальная. — Знаете, — вдруг сказала она. — Эти туфли совершенно не подходят к её костюму. Инспектор удивлённо выгнул бровь, но быстро понял, о чём речь. Махнул криминалистам — те стащили с женщины туфли и запаковали как улику. У Яко не было никаких доказательств, лишь пресловутая интуиция, однако… иногда она работала. — Не хочешь поехать с нами в участок? — спросил инспектор. — Там есть сносный горячий шоколад и киоск с сэндвичами. — Спасибо, не хочу, — Яко отступила от него и от линии. На светлом пиджаке инспектора тут же появились тёмные капли. — Я не голодна. Сасадзука-сан нахмурился и, не обращая внимания на дождь, сказал: — Береги себя, девочка. Ах, хотела бы она последовать этому совету! Вместо ответа она лишь кивнула. Пустой стол казался чем-то иррационально неправильным. Яко привыкла, что на нём постоянно лежат в хаосе бумаги, ручки и перья, снуют странные демонические создания, а Нейро с горящими глазами стремительно печатает на клавиатуре и одновременно играет на её, Яко, нервах. Спасибо, что без адского скрипача. Просто потому что он мог и потому что Яко была рабом номер один, а раб номер два в это время раздавал рекламу и избивал тех, кто отказывался брать аляповатые бумажки. Сейчас же Аканэ печально повисла, вяло подёргиваясь, а стол Нейро сверкал идеальной чистотой. Яко протирала его каждый день в надежде, что Нейро возмутит присутствие одноклеточного рядом с его собственностью и он свалится с потолка, как в самую первую их встречу. Это было бы прекрасно, в самом деле, но вместо Нейро с ног валилась сама Яко. Шёл девятый день бессонницы. — Ты совсем ебанулась, да? — ласково спросил Годай, открыл банку пива и отхлебнул. Без Нейро он тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Ну, наверное. Яко не спрашивала — инстинкт самосохранения не велел. — Это звучит грубо, но я не буду с вами спорить. — Дура, — буркнул Годай. Допил пиво, смял банку и швырнул в мусорку в углу. Яко проводила снаряд равнодушным взглядом: он зацепился за край, прокатился несколько раз по ободку, словно баскетбольный мяч, но в кольцо не попал. Годай выругался и неохотно встал с дивана. — Говорю же, ты совсем так ноги протянешь! Бледная, вялая, не жрёшь ни черта и не спишь, наверное, тоже… Яко нашла в себе немного сил, чтобы улыбнуться. — Мне приятно, что вы обо мне беспокоитесь. Годай замахнулся на неё — не всерьёз, не сильно, но Яко послушно зажмурилась, словно правда была напугана. В мутной темноте под веками она не видела ни лица, ни туловища, так что злой голос Годая превратился в фоновый шум, идущий будто бы отовсюду. Из-за недосыпа Яко иногда вот так выключалась из мира, но полноценно заснуть всё-таки не могла. Сай ждал там, в кошмарах. И если она туда снова угодит, то обязательно подставит Нейро, который потянется следом распутывать вкусную и питательную тайну красных ящиков. Не чтобы спасти тупую инфузорию, конечно, она того не стоит. — Сиди здесь и никуда не уходи! Яко не собиралась шевелиться: идти домой не было совершенно никаких сил. Под дождём она добралась до офиса, который был ближе всего к метро, и теперь рефлекторно вытирала несуществующую пыль и расчёсывала волосы Аканэ. Демоническая батарейка почти выдохлась и скоро их секретарь станет просто косой замурованной в стене девушки. Когда Яко думала об этом, она не испытывала ни капли брезгливости. В окна стучал дождь, навевая вялость и хандру. Яко оставила Аканэ в покое и забралась с ногами на диван. Было страшно спать, не спать — ещё страшнее. Веки и глаза горели, словно в них насыпали песка. — Вот! Чтобы всё съела, поняла? Годай ворвался в офис совершенно мокрый, словно уличный кот, швырнул ей на колени коробку с магазинным бенто и скрестил руки на груди. Яко растерянно стёрла капли воды с пластиковой крышки. — Годай-сан, скажите… вам когда-нибудь снились кошмары? Она не ожидала, что Годай ответит. Он бывший преступник, хотя такие люди не бывают бывшими, он груб, несдержан и опасен для приличных шестнадцатилетних школьниц. Но он столько раз вытаскивал её из передряг, спасал, прикрывал, ругал и даже давал советы, что Яко не смогла удержаться. — Что, без нашего психа совсем кроет? — вдруг понимающе ухмыльнулся Годай и сел рядом на диван. Поскрёб в затылке. — Ну снились, ага. Особенно когда первый жмурик у меня был. Всякая херня в голову лезла, ну и просто так тоже… бывало. Несладкая жизнь у меня была, короче. Я бы предложил тебе выпить, но не хочу загреметь за спаивание несовершеннолетних. Да и урод этот потом башку отвертит, когда вернётся. — Когда, не «если»? — Почему это он не должен вернуться? — искренне удивился Годай. — Ты дурь эту из башки выбрось. Накрутила себя, бля, из-за какой-то фигни! — Но… — А кошмары — это просто кошмары. Я этих ваших умных слов не знаю, но вот что знаю точно: человек сильнее многого дерьма. И даже самое жуткое убийство не должно превращать тебя в дрожащую тварь, задравшую лапки кверху. У тебя ведь руки, не лапки, а? Это неуместное «лапки» от Годая заставило Яко хрюкнуть. Она смеялась, пока он махал руками и ругался, обижался и бухтел на тупых девок, пока тащил невесть откуда взявшийся плед и пока грозил ножом, чтобы она наконец заснула, иначе он что-нибудь лишнее отрежет, никакой Сай страшен не будет. Ведь Сай он где-то далеко, а Годай с ножом — совсем рядом. Яко было нечего возразить. Когда Годай ушёл, она через силу впихнула в себя половину бенто и легла на диван, вытянув руки поверх пледа. Как покойница. Потолок навевал всякие мысли, но Яко на этот раз была немного быстрее. Значит ли это, что по иерархии Нейро она поднялась до хомяка? Маме она послала сообщение и закрыла глаза, надеясь, что в этот раз её не-лапки помогут выбраться из ловушки. А может быть сломаются первыми, сложившись гармошкой под давлением стен ящика. Хотелось отдыха, а не липкого ужаса, и вся надежда Яко держалась за этот диван, переживший падение из окна, поджог и удар током, и за стол Нейро. Алый-алый стол. Стол-убийцу. Почему-то в их компании было не так страшно. Яко долго лежала без сна и без намёка на что-то жуткое. У неё затекла нога и она повернулась на бок, уткнувшись носом в дыру в обивке. Плед колол руки, но был тёплым и по-своему уютным. По стенам летали стремительные тени. Город не спал даже ночью, бурный, огромный, полный загадок. Где-то в нём пировал Нейро, а может он вообще спустился обратно в Ад, просто не посчитал нужным оставить записку. В какой-то момент Яко пришло в голову считать красные ящики, ведь если она всё равно увидит их в кошмаре, то хотя бы посмеётся напоследок. Странно, но эта глупость сработала и Яко сама не заметила, как отключилась. Она не могла видеть, как безжизненно торчавшая из стены Аканэ вдруг обрадованно завертелась и слегка замерцала пугающим зелёным светом. Она не могла слышать шороха перьев и тихого хмыканья над головой. И конечно она не могла знать, кто навис над ней, коснулся головы и вышвырнул из неё Сая, ящики и прочий мусор. Люди вообще почти ничего не знают о себе и мире. Поэтому пусть лучше спят. Без кошмаров.