Девятое сентября

После ужина Цуна поднялся к себе и растянулся на кровати – наконец-то пятница. Можно расслабиться и отдохнуть, но возникло странное ощущение, будто он забыл сделать что-то важное. Оно не отпускало в течение дня, то исчезая, то появляясь. И сейчас снова тревожно царапало внутри, заставляя прокручивать в памяти весь день с его событиями. Цуна рассеянно наткнулся взглядом на календарь – девятое, сентябрь. Посмотрел на полку с книгами, и тут его словно током двинуло. Он вскочил, метнулся к двери, вернулся обратно, застыв посреди комнаты. Господи, ну как можно быть таким, таким… забывчивым, невнимательным дураком! Он готов был взвыть из-за собственной бестолковости. Вылетев в коридор, Цуна чуть ли не кубарем скатился с лестницы. Схватил телефонную трубку, набрал номер и нетерпеливо слушал длинные гудки. – Ямамото, привет, – выпалил он, дождавшись ответа. – Цуна? – Слушай, – было мучительно неловко. – У Гокудеры ведь сегодня день рождения? – Ага. Я поздравил его с утра, по дороге в школу. Вроде бы ему даже понравился подарок, – судя по голосу, Ямамото улыбался. – Предложил в субботу посидеть в нашем суши-баре. – Он согласился? – Сначала мне показалось, что был не против. Но потом не дал даже слова про это сказать, разозлился. Помнишь, когда мы были все вместе на крыше? – Цуна помнил. – Наверное, что-то произошло. Произошло, ещё как. – Я забыл его поздравить. – А. Тогда понятно. Ямамото сказал это так просто и безжалостно, что захотелось утопиться. В трубке повисла тишина, нарушаемая едва слышным дыханием. – Цуна? – Что? – отозвался он, размышляя о том, насколько глупо будет звонить сейчас Гокудере и каким идиотом он будет выглядеть в его глазах. – День ещё не закончился. – Но… – Неужели ты думаешь, будто Гокудера способен сердиться на тебя? – рассмеялся Ямамото. – Наверное, способен. – Перестань. И хватит сомневаться. Удачи, Цуна. Связь оборвалась быстрее, чем Цуна успел что-то возразить. Он медленно положил трубку, нерешительно замер возле телефона. Оглянулся в сторону входной двери, и та будто подсказала ему решение. Конечно, как он сразу об этом не подумал?! Ни к чему звонить – он пойдёт и извинится, и это будет самое правильное. На улице фиолетовые сумерки сгущались на глазах, и фонари, зажигаясь, отбрасывали круги света на асфальт. Было тихо, безветренно – в такой вечер приятно посидеть на энгаве дома, глядя в темнеющее небо. Или, например, на балконе обычной квартиры. Цуна налёг на педали велосипеда, прибавив скорости. Не то чтобы он предполагал нечто ужасное, но Гокудера – горячая голова, и иногда его потрясающая способность просчитывать наперёд и действовать рассудительно будто отключалась, когда дело… «Когда дело касается меня», – отчётливо возникла мысль. Из-за поворота показался пятиэтажный дом, а спустя несколько минут Цуна уже поднимался по лестнице. В ряду дверей, выходящих на длинный балкон, Гокудерина была последняя – до неё он шёл невероятно медленно, будто растеряв весь запал. «Я, наверное, умру от стыда, как только увижу его», – подумал Цуна и нажал кнопку звонка. Гокудера открыл почти сразу, замер на пороге. Смотрел так, будто не мог поверить своим глазам, а потом улыбнулся – тихо и тепло, как умел он один. «Точно умру». – Десятый? – Привет, – вполголоса ответил Цуна, словно очнувшись. – Можно войти? – Конечно, – Гокудера торопливо отступил, пропуская его внутрь. Зайдя следом за ним в комнату, Цуна незаметно огляделся: как всегда чисто и прибрано. Ровные стопки журналов на полках и в изножье кровати, несколько пепельниц, расставленных тут и там, светящийся экран ноутбука и ничего лишнего на виду. И ни единого намёка, что этот день чем-то отличается от остальных. Гокудера обернулся, уравновешенный и спокойный, как всегда, стоило им остаться наедине. Его ураган эмоций и смен настроения никогда не задевал Цуну, обходил стороной. Даже сейчас, когда, казалось, должна возникнуть обида или разочарование, ничего подобного – он видел – не было. И из-за этого ещё паршивее становилось на душе. – Гокудера, я забыл о твоём дне рождения. Тот, вроде бы, собрался протестовать, но Цуна не дал себя перебить. – Я знаю, что ты скажешь «не важно», но это важно. Пожалуйста, извини меня. Если бы я мог, то вернул бы время назад, чтобы всё исправить. Чтобы тебе не пришлось прожить день, думая, будто мне наплевать. – Десятый... – Но я подумал, что ещё не поздно. Что можно приехать и поздравить тебя, – продолжил Цуна и тут же застыл, пронзённый ужасным открытием. Ошарашенно уставился на Гокудеру и добавил: – Но я забыл про подарок. Повисшая пауза показалась невыносимо долгой, и вдруг искренний и совсем не обиженный смех разрушил тишину. Когда слышишь такой смех, невозможно не улыбнуться в ответ. – Десятый, это самое лучшее поздравление в моей жизни. Нет, я серьёзно, – уверял Гокудера, а глаза искрились весельем, и сам он будто светился. – Я не собирался отмечать, но… хочешь, отпразднуем вместе? – Давай, – лицо у Цуны пылало, и хотя смущение всё ещё никуда не делось, дышать было легко. – И насчёт подарка… – Ничего не нужно, правда. – Нет, скажи, чего бы ты хотел? Гокудера взглянул с сомнением, будто раздумывая, говорить или нет, и внезапно шагнул ближе. Он замер, а Цуна слышал грохот своего сердца и смотрел: длинные ресницы, прозрачные глаза не пойми какого цвета, губы… Спроси его кто-нибудь, какие у Гокудеры губы, он не смог бы ответить. Сначала был слишком ошеломлён тем, что произошло. Мгновением позже – тем, насколько это оказалось здорово. Гокудера поцеловал его робко, бережно. Медленно и так нежно, что горло перехватило. Так, что хотелось ответить, и, к счастью, ничто не мешало этому желанию. Они целовались неумело, будто опасаясь сделать что-то не так, и узнавали друг друга заново – прямо сейчас – и всё получалось «так». Цуна не думал, насколько правильно или прилично происходящее, он просто жил этим моментом и не отдал бы его никому. – С днём рождения, – сказал он, когда поцелуй закончился и чужое дыхание невесомо касалось лица. Гокудера улыбнулся, как никогда до этого, его горячая ладонь нашла Цунину – и всё для них началось.