Найдёныш.

Я никогда не считал себя счастливым человеком, то есть… Совершенно никогда. Так может сказать о себе, в принципе, любой воспитанник детского дома, по пустым и тихим коридорам которого я тихо гулял временами. Всё, что у меня осталось от семьи — обрывки воспоминаний, за которые я пытался ухватиться, но они от меня ускользали, когда воспитатели, не очень довольные жизнью люди, как и все мы, кричали громкое «отбой». А потом ходили вдоль рядов кроватей и смотрели, чтобы все лежали ровно, с закрытыми глазами и под одеялом. А я пытался вспомнить лицо отца как можно чётче. Он был чудесным человеком, мой отец. Такой улыбчивый, и даже его глаза всегда смеялись, когда он смотрел на меня. Он говорил со мной на своём родном языке, красивом, странном, таком не похожем на другие. Он готовил лучшие супы и традиционные блюда, от которых я не мог оторваться и которыми угощал немногочисленных друзей. А потом всё изменилось. Папа забирал меня из садика всё позже, разговаривал со мной всё меньше, а потом пропал на два дня. Помню только как люди из органов опеки выбили дверь нашей квартиры, забрали меня, а через два дня похороны. С тех пор меня и грели воспоминания, только они. Улыбка отца, его голос, певший мне детские песенки и смутные рассказы о том, что у меня осталась где-то мама и даже брат. Это меня тешило. Я был нормальным когда-то, у меня было всё, как у нормального человека, и я свято верил в то, что я тоже нормальный человек, не хуже тех, у кого родители есть. – Да какие у тебя тут могли быть родители? – мальчишки хохотали в лицо, пока я опускал голову ниже. Я знал, что они скажут дальше. – Езжай к себе на родину!.. Я смуглый, с другими глазами и волосами, я не похож ни на одного ребенка в приюте. У меня только имя обычное, Кай, и говорил я на том же языке, что и они, и не понимал, почему они считали, что я был другим. – Посмотри на себя, ты из какой страны к нам притащился? – Тебе мир-то нормально видно через эти щёлки? Может, тебе помочь сделать глаза пошире? Я слушал это долго, и так же долго терпел. Я мог подраться, мог вцепиться зубами кому-нибудь в руку, я знал, но я не делал этого, потому что знал, что за драку последует наказание. Раньше меня это не пугало. Что это за наказание такое? Отправят спать на час раньше, запретив смотреть телевизор с одним каналом, который транслировали бесплатно на весь район. Там нечего было смотреть, я никогда не интересовался этим, а потом начался сезон игр в экси. Приютские часто играли в упрощенную версию, где не требовался инвентарь, и часто выдумывали свои правила, а я смотрел. Теперь же по телевизору я видел нечто совершенно другое. Мне было четырнадцать, а районная команда университета была очень сильна. Лисы. Красивые, взрослые, все как на подбор, и у меня дыхание захватило. – Вау, – прошептал я тогда, расширив глаза, когда увидел их, и меня не волновали больше тычки в спину от других ребят. Я просто смотрел на них, запоминая имя каждого игрока, и наткнулся взглядом на него, ещё не подозревая, что уже сотворил себе кумира. Эндрю Миньярд. Удивительно низкорослый, но крепкий парень, красивый, а ещё почему-то казавшийся идеальным. Его суровое выражение лица не давало соперникам никакого шанса. Все боялись вратаря под третьим номером, а я понял, что у меня появился герой. Он был похож на человека, которым я всегда хотел быть. Он был твёрд, как камень, и уверен. У меня дыхание перехватило. Вот он, мой герой, моя модель для подражания, максимально не похожий на меня самого. – Я стану таким, как ты, – твердил я себе, когда всё же смог дорваться до плаката с командой лисов. Моим заветным желанием стало даже не стать вратарём, как Эндрю Миньярд из Университета Пальметто, а увидеть его. Он не был знаменитостью мирового масштаба, но мне казался богом, и я каждый день засыпал с мыслью о том, что кода-нибудь я его встречу, и он распишется на моём потрёпанном плакате. Я потрогал объёмную родинку на боку, засыпая и не представляя, что будет завтра. Эта родинка меня веселила теперь, потому что была похожа на мяч для экси. Идеально ровная, круглая, она казалась мне очень необычной, я ни у кого таких не видел. Я её трогал, успокаивался и думал о том, что потом, когда я закончу школу и выйду из этих дверей свободным человеком, я обязательно поступлю в Пальметто, и я стану частью команды. К тому же, тогда у меня будет шанс познакомиться лично с голкипером под третьим номером, и с каждым из их команды, ведь у меня получится туда поступить. Пока я мог просто смотреть в потолок своей комнаты. *** – Я не хочу туда ехать. Лисы дружно вздохнули. Университетский автобус вёз нас не на игру, а в один из детских домов. Волонтёрские программы и пропаганда человеколюбия стали слишком набирать обороты в последнее время, что не доставляло мне много удовольствия. Я пассивно ворчал. К тому же, с самого утра был не в настроении, а потому делал жизнь остальных чуть более сложной, чем обычно. Переживут. – Мы это слышали уже тысячу раз, просто прими это как факт: нам надо туда поехать. В конце концов, там дети, которые смотрели каждую нашу игру. Они заслуживают хоть немного счастья. Ты и сам знаешь, каково живётся в местах, подобных этому. – Именно поэтому я и не хочу туда ехать. Я прекрасно знаю, что там за дети, воспитатели и персонал. Это вызывает во мне неприятные воспоминания, вплоть до тошноты. Или это от ухабистой дороги? В любом случае, остаток дороги я молчал и смотрел в окно, пытаясь представить, о чём мне разговаривать с подростками. Нил посматривал на меня с тревогой в глазах, но я лишь отмахнулся. В порядке я, в порядке, нянька не нужна. Уже когда я вышел и вслед за одним из воспитателей прошёл к самому казённому учреждению, меня передёрнуло. Все эти заведения были смутно похожи и я поправил повязки на руках, опуская голову. Не хочу здесь находиться, но для этих детей наш визит, похоже, был сродни сошествию Христа, а потому я проглотил свои замечания и неприятные эмоции, пытаясь выглядеть дружелюбно и не пугать. Все воспитанники были собраны в большом актовом зале, вполне презентабельном, а нас вызвали на сцену, дали на всю команду два микрофона и объявили о начале своеобразной пресс-конференции. Вопросы сыпались на нас градом, глупые и не очень, иногда даже интересные, и только мальчишка на первом ряду молчал, смотрел на меня во все глаза, почти с раскрытым ртом. Это заставляло меня чувствовать себя не очень уютно, и я отводил глаза, путешествуя ими по залу. Что-то в этом мальчишке было такое, что заставило меня волноваться. Его внимательные чёрные глаза буквально пожирали меня с восторгом. Фанат, сразу видно, но почему именно мой? Вратари не считаются особенно популярными, но он ни на одного игрока ни разу не посмотрел за всю встречу. Он был симпатичным, смуглым, высоким. На вид он выглядел уже лет на пятнадцать, а ещё он уже был, вероятно, выше, чем я. Почему-то мой взгляд постоянно возвращался к нему. Когда пришло время подписывать открытки и небольшие плакаты, дети оттолкнули его в самый конец огромной очереди, но он, казалось, даже не расстроился. Будь я на его месте, я бы точно уже кого-нибудь ударил, да и тогда кулаки чесались, но я сжал зубы и пытался улыбаться маленьким девочкам и мальчикам, а потом и подросткам постарше. Я даже ожидал увидеть этого парнишку перед собой, потому что мне было интересно, что у него за душа такая, что он так сильно был похож на человека среди детей, которые в будущем рисковали стать настоящими зверями. – Для кого открытка? – спросил я, улыбаясь искренне и ожидая услышать имя парня. – Кай, – представился он, а его голос дрожал немного. Глаза у него были восторженные, чёрные, внимательные и очень живые. В них было приятно смотреть. А ещё он казался мне смутно знакомым, будто я уже давно его знал. – Красивое имя, – хмыкнул я, ставя свою размашистую закорюку на своём же напечатанном изображении. Странно было чувствовать, что он теперь с этой фотографией спать будет в обнимку. – А фамилия? – Ким, – пожал он плечами и почему-то поморщился. – Не нравится? – спросил я, склоняя голову влево и вглядываясь в глаза, которые расширились удивлённо. – Скорее всего, это не моя настоящая фамилия, мне её дали только потому, что мой отец кореец. Здесь не очень круто жить, особенно, когда… – Когда ты так сильно отличаешься от других, – кивнул я, заканчивая за него. – Найди себе мотивацию, хватайся за неё и иди к своей цели. Грызи зубами землю, но вырвись отсюда, в нормальную жизнь, Кай. Осилишь? – я протянул ему руку и пожал её, а он вцепился в неё крепко, как утопающий обычно цепляется за спасательный круг. – Я уже её нашёл, хён, – он улыбнулся странно, очень широко и радостно, забрал фотографию и повернулся, чтобы уйти на своё место. – Мне почти пятнадцать, так что я успею. Подожди меня, хён, и мы обязательно встретимся… Я тогда не понял, о чём он говорил, только позже в интернете слово странное нашёл, которым Ким Кай ко мне обратился. Хён — старший брат, старший наставник, образец для подражания на языке его отца. Я тогда вздохнул тяжело, чувствуя себя гадко после визита в детский дом и позволил Нилу крепко прижать меня к себе. *** Ким Кай успел. Только Богу, если он всё же существовал, было известно, как тяжело ему было учиться на отлично не будучи сыном богатых родителей. Да что там богатых, он вообще ничьим сыном не был, но смог пробиться, как упрямая трава, которая и через асфальт себе путь к свету проложит. Каю было к кому тянуться. Но я никак не ожидал, что это действительно буду я. Я сперва даже не узнал его, когда он вышел к нам на поле вместе с остальными первокурсниками, которые жаждали присоединиться хотя бы к запасным игрокам лис. Основной состав следил внимательно за каждым новеньким, стоя за спиной тренера. А я смотрел только за одним. Довольно высоким, с интересным стилем игры, который на ходу позиции менял, заменяя выбывавших из отборочного матча игроков. Такой гибкостью в игре не многие могли бы похвастаться, и у меня даже мурашки по рукам прошлись. Что за чудо такое? – Ну и монстр, – присвистнул Аарон, стоявший рядом со мной. Я только кивнул. – Если эта машина для убийств присоединится к нам, то мы уж точно в этом сезоне всех размажем, – покивал Нил, пока тренер довольно потирал руки и записывал заинтересовавших его игроков. Странный парнишка был первым в его списке. Когда игра была закончена, я загорелся желанием увидеть лицо этого загадочного, но очень талантливого игрока. Когда он снял шлем, меня сначала даже немного ослепили его высветленные волосы. Такие светлые, что их можно даже назвать белыми, а в сочетании с чёрными глазами, он даже был похож на меня. Разумеется, в общих чертах, потому что он был гораздо выше, пошире в плечах. Ну и, конечно, он был азиатом. Сложно было не заметить. Он показался мне смутно знакомым. Когда он подошёл ближе к нам и к тренеру, моё ощущение дежавю усилилось, а вместе с тем и раздражение. Ненавижу не понимать, что со мной происходит, а потому нахмурился. – Могу сказать, что ты уже принят, – тренер пожал руку симпатичному азиату, а тот улыбнулся лучисто, и от его глаз пошли маленькие морщинки. – Имя, боец? – Ким Кай, – представился он быстро, разворачиваясь вдруг ко мне и подходя вплотную. Я даже не успел осознать, кто именно стоял передо мной, когда он слегка поклонился мне и протянул свою раскрытую ладонь для рукопожатия. Я машинально пожал её, но поднял глаза, чтобы посмотреть ему в лицо. – Хён, я же говорил, что мы обязательно встретимся, помнишь? Почти три года назад ты подписал для меня своё фото… – Я помню тебя! – моя память прояснилась и я вспомнил тот день, когда так отчаянно брюзжал из-за того, что не хотел туда ехать. Я вспомнил того восторженного мальчика, то, как он смотрел на меня. А он и сейчас так смотрит на меня, совершенно ничего не поменялось, разве что он стал самым настоящим талантливым монстром экси. Меня даже гордость какая-то взяла. Надо же, каким я оказался классным мотиватором. – Буду рад играть вместе с вами! – Кай посмотрел на каждого игрока основного состава. Я фыркнул. – Тебя ещё не пустили в основной состав, рано раскатал губу. Какая позиция основная? Или ты так и собираешься клоунадой на площадке заниматься? – внезапно я начал раздражаться, потому что смена его позиций начала меня выбешивать. – Ты знаешь вообще о существовании такой вещи как свисток? Знаешь, кто такой судья и каковы его функции? Ты предпочёл игнорировать всё на свете. Так не терпелось затмить собой солнце? – я прищурился, и мог чувствовать спиной неодобрение Нила и мурашки команды, но Кай смотрел на меня всё с тем же обожанием в глазах. Эта слепая, щенячья любовь, которая не приведёт ни к чему хорошему. – Долго зубы сушить будешь? – Основной позиции нет. Какую дадут, в такой и буду, мне не принципиально, но я вратарём хочу, как ты, – и снова улыбнулся абсолютно счастливо. – Я сам учился, смотрел ваши матчи, вот и научился понемногу, сам тренировался, бегал, тяжести поднимал, хотел быть универсальным игроком. У всех игроков глаза расширились, все загудели, тренер с уважением головой покачал, похлопал Кая по спине и согнал всех в раздевалку. Я первым пошёл в раздевалку в желании поскорее скрыться от всего, но новобранцы, и выбывшие, и прошедшие отбор, поспешили следом, и я заскрипел зубами от злости. Нил шёл рядом, будто был моей тенью, но его присутствие меня будто немного успокаивало и отрезвляло. Я просто отвернулся от Ким Кая, стягивая через голову майку и обещая Нилу пройтись с ним после тренировки. И вдруг я услышал возглас Аарона. – Смотри, Эндрю, это как?.. Я стремительно развернулся на пятках и увидел, что Аарон стоял совсем рядом с Каем и тыкал ему в бок пальцем, будучи сам раздетым по пояс. Я нахмурился, а Нил обошел меня и сам взглянул на то, что привело моего брата в восторг. Мой молодой человек сначала нахмурился, а потом его глаза расширились удивлённо. – Эндрю, подойди сюда, – позвал он меня, и тогда я, уже заинтригованный, но порядком раздражённый, подошёл к ним и мои брови взлетели. Все мы были обнажены по пояс, это было обычным делом в мужской раздевалке после игры, мы даже немного пованивали, что тоже было нормой, но Аарон неотрывно смотрел на бок Кая, где была родинка. Такая же, как и у меня самого и у Аарона. Точно такая же, размер, цвет, форма. Будто кто-то выполнил команды «копировать-вставить». Раздевалка погрузилась в давящую тишину, а я нахмурился и отошел. – Ну и что, подумаешь. Родинки и родинки, что такого, у тысячи людей в стране есть такие же, – я фыркнул, подошёл к своему шкафчику и поспешил скрыть своё тело. Кай же смотрел на нас странно. То на меня, то на Аарона. Я не знал, о чём он думал. Аарон наверняка просто офигел и удивился. Я же недовольно поджал губы. Это меня тревожило. *** Я не мог поверить своим собственным глазам. Я не мог ошибиться, потому что это была та самая родинка, как у меня. Я помню, что говорил мне отец, когда я спросил у него, что это такое у меня на боку. – Это от твоей мамы, – с улыбкой говорил он мне, тыкая пальцем мягко в мой бок, а я смеялся, потому что боялся щекотки. – Она передала это тебе, как и другому своему сыну, я сам видел, веришь? – Верю! – У нее самой такая была. Она это вам со своей кровью передала. Она у тебя редкая благодаря ней. Мой уникальный сынок… И с тех пор я часами мог смотреть в зеркало на свой бочок, гладил свою родинку, чувствуя призрачную связь с семьёй. И я продолжал это делать в приюте, мечтая разыскать человека, с такой же меткой, как у меня, моего брата. Даже отчаялся, потому что понимал, что это нереально, и нашёл нового кумира, и сегодня узнаю, что это он. Конечно, это было не точно, но то, что у нас троих были абсолютно одинаковые метки, как и говорил мой отец… Это заставляло меня чувствовать некое облегчение и абсолютное счастье, потому что я не один в этом мире, и брат у меня не один! У меня их двое! Будучи слишком наивным и добрым, я поспешил сказать об этом Эндрю. Мне казалось, что он сразу поймет. Но его реакция оказалась не такой предсказуемой. По Эндрю было видно, что у него характер тяжёлый. Вот он это и показал. – Не подходите ко мне больше с этой чепухой. Ким Кай, на меня смотри, – Эндрю сам на меня смотрел снизу вверх, но однозначно доминировал в разговоре и надо мной, потому что был старше, опытнее, умнее и, как я думаю, гораздо более травмированным. – Не обращай внимания, – махнул рукой Аарон, хлопая меня по спине, стоило только Эндрю и Нилу выйти из раздевалки. – У него было сложное детство. Ребёнок системы, как ты, только у него тропка еще более извилистая была, чем у тебя. – Расскажешь? – нахмурился я, не совсем понимая, почему брат-близнец моего кумира говорил о тяжелой судьбе только брата. – Ты, значит, в системе не жил? – Ой, Кай, история, откровенно говоря, стрёмная. Если Эндрю сам захочет — расскажет. Он очень резкий иногда и вспыльчивый, главное не беси его. Даже я сначала с ним общий язык найти не мог, а теперь вот, более или менее стали близки. – Ладно, понял, – я поджал губы и тяжело вздохнул. Встреча моей мечты оказалось не такой уж и прекрасной, как в моих грёзах. – Но родинки меня удивили, – честно признался я и улыбнулся Аарону, который казался открытым. – Да и не говори. Я такую в детстве только у мамы видел, вот на том же самом месте, клянусь, – и отвернулся к своему шкафчику. Меня прошиб холодный пот. Да ну нет, быть не может. – Кстати, не забудь отнести справку с медосмотра в кабинет фельдшера, – напомнили мне мои новые одногруппники, немного расстроенные, что их не взяли. – Тебя же взяли, так что ваши карты вообще должны быть всегда на виду. И я пошёл. Голова была как в тумане. Совпадение было настолько нереальным и странным, что я бы уже с ума сошёл, если бы ничего не делал. Теперь же я передвигал ноги и шёл медленно в нужный кабинет. Дверь была открыта, потому что было жарко, медсестры в кабинете не было, но пахло чистыми бинтами, антисептиком и йодом. Я поморгал растерянно и почувствовал себя дураком, потому что совсем не понимал, куда теперь податься с бумажкой, которую я случайно уже помял. И тогда я услышал плач из процедурного кабинета. Визжала маленькая девочка, а потом я слышал ворчание фельдшера, которая обрабатывала разбитые колени. – Я справку принес, – постучавшись в дверь, я заглянул внутрь, но на меня даже не взглянули. – Хорошо, открой ящик моего стола, самый верхний, там синяя папка, подписана «Лисы», так что не перепутаешь. Вкладывай внутрь и свободен, – говорила она размеренно и спокойно, прерываясь иногда, чтобы подуть на ранки. Я хмыкнул понятливо, заранее попрощался и пошёл на поиски той самой папки. Я быстро ее нашел, сунул туда справку, а потом понял, что там хранятся такие же справки от всех членов команды. Я прикусил в нерешительности губу. Ким Кай, как ты можешь? Разве этому учил тебя отец? Он ведь хотел видеть тебя честным человеком, а ты ищешь тут конфиденциальную информацию других людей. Эти душевные терзания меня мучили не долго, и я выудил две почти одинаковые справки, только имена разные были. Близнецы Миньярд, рост, вес, травмы… Группа, группа… – Четвёртая отрицательная, – прошептал я, раскрывая рот и сравнивая все три справки. Самая редкая группу крови была нашей общей. Я застыл и боялся сойти с места, будто громом поражённый. В глазах почему-то стояли слёзы. И я уже не мог помешать им скатится. *** – Я его убью! Я его просто убью, Нил, пусти меня! – я вопил, брыкался и вёл себя абсолютно неадекватно, но у меня было оправдание, потому что Ким чёртов Кай! Припёрся на тренировку, сначала стиснул в объятиях Аарона, который просто дар речи потерял и опешил настолько, что забыл среагировать. Да и я тоже растерялся, даже хмыкнул весело, а потом стало не до смеха, потому что здоровый азиатский парень, которого я знаю второй день, вдруг потянул ко мне свои ручищи и меня тоже обнял. Такого я стерпеть уже не мог. – Эндрю, успокойся, Бога ради!.. Вопли стояли такие, что я самого себя не слышал. Аарон пытался громко спросить у Кая, что происходит, Нил пытался доораться до меня, а Кай просто ревел. Разумеется, нас уже снимали на телефоны и хихикали, но было не до того. – Я ваш брат, – расслышал я что-то наподобие этой фразы в хаотичной речи Кая. – Ага, а я их мама, – Ники гоготнул, а Мэттью хихикнул. Никто ничего не понял тогда, но позже, когда я выслушал сопливые рыдания Кая, я понял, что он предположил, что всё же имеет к нашей семье самое прямое отношение. Я был в шоке, и, конечно, не поверил. – Повторю то, что уже говорил, – я глубоко вздохнул, сдерживаясь, чтобы не кинуться с кулаками на Кая. – Одна группа крови и похожие родинки – ничего не значат!.. *** Так и началось наше долгое, очень долгое путешествие от исходной точки к финишу, где мы должны были стать семьёй. Аарон был реально классным парнем, будто бы «нормальным», хотя я никогда не считал Эндрю не таким, как все. Он был человеком, таким же, как и все вокруг. И я просто пытался найти с ним общий язык, но у меня не получалось. Он отталкивал меня, отторгал даже саму вероятность того, что мы можем быть не чужими людьми. Это меня не то чтобы обижало, но заставляло нервничать и испытывать чувство тревоги. – Ты серьезно думаешь, что он тебя примет? – спросил после очередной провальной попытки хотя бы просто поговорить с Эндрю, Аарон. Мы неплохо сблизились всего лишь через пару недель совместных тренировок. Мы даже еще пару раз сравнивали родинки и даже линейкой их измерили, чтобы удостовериться в том, что они были абсолютно одинаковыми, даже по диаметру. – Ну, я понимаю, что он мне не поверит, но ты же поверил, – я прикусил губу и опустил глаза в землю. – Я — не он. Если мы как две матрешки, на рожу одинаковые, не значит, что мы в принципе две половинки одной жопы, – глубокомысленно произнёс Аарон. – К тому же, я с мамой жил, я помню даже, что она была беременна, когда мне было года четыре или около того. Я даже помню, как трогал животик, но мне обещали сестрёнку, – парень почесал голову и носом шмыгнул. – Думаю, нам с тобой стоит сделать тест ДНК. Я найду контору, можешь не волноваться, да и знакомые в этой сфере у меня уже есть, так что мы проведём анализ и предъявим бумажки, потому что без них он вряд ли поверит. И я согласился. Аарон мыслил здраво, и Эндрю вряд ли решился бы оспорить родство с Аароном, это было бы уже смешно. Меня даже потряхивало от предвкушения и счастья, когда мы вместе с моим, предположительно старшим братом, сдавали мазки для тестов. И я не мог дождаться результатов, потому что каждый день, проведённый рядом с Эндрю, которым я все еще восхищался. Он хоть и был гораздо ниже меня, но я смотрел на него и он казался мне безумно сильным. Он был гораздо сильнее меня, такой нерушимый и холодный. Мне было досадно, что я не был на него похож, но я страстно хотел с ним общаться, а потому страдал. Эндрю же, казалось, вообще обо мне не думал и о существовании моём напрочь забыл. Это было неприятно, даже больно, потому что я раз за разом пытался к нему пробиться, но натыкался на ледяную стену, об которые только пальцы мог в кровь разбить. Всё должно было измениться с получением результатов. *** Я смотрел на бумажку, которую мне сунули под нос, как на кусок говна. Пробегаюсь глазами по строчкам, читаю бегло, почти по диагонали. Результаты на установление родства между Аароном Миньярдом и… Кимом? Что? Проморгался на всякий случай, перевел взгляд вниз и увидел почти сто процентов. Девятки в периоде зарябили перед глазами. Что за чушь? – Вы издеваетесь надо мной? – нахмурился я. – Думаете, я в это поверю? Это можно и на принтере напечатать… – Переверни, – фыркнул Аарон, и я послушался. Вот чёрт. Печать известной в городе лаборатории, которая занималась подобного рода исследованиями. Неприятно. Не знаю, почему меня так расстроила эта новость. Вероятно, дело было в том, что я чувствовал обиду? Я отбросил бумагу в сторону и отвернулся. Аарон вздохнул и вышел из пустой раздевалки. Ким Кай, судя по звуку, опустился на лавку и молчал. – Я хочу спросить у тебя кое-что, – его голос был тихим, в нем не было того огня и задора, как всегда, будто его вечный двигатель совсем пригорюнился и угас. Я развернулся и увидел, что его лицо было грустным, по-настоящему грустным, будто он сейчас заплачет. – Валяй. – Почему ты меня так ненавидишь? – он посмотрел на меня. В его глазах, тоже карих, но так не похожих на мои, плескалась боль. – Что я тебе такого сделал, что ты меня не переносишь? – Я тебя не ненавижу, просто… – в этом мне было тяжело признаться даже самому себе. Я ведь и вправду его не ненавидел, но было нечто другое, что мешало мне жить рядом с Каем и принять его как члена моей семьи и довериться ему. А где-то и помочь. – Мне тяжело было всю жизнь понимать, что мама выбрала не меня. Оставила себе одного сына, а от другого отказалась, просто бросила, обрекая на такую паршивую жизнь, я столько говна хлебнул… Я еле как научился не ненавидеть Аарона, но теперь я узнаю, что пока я мотался по приютам и приёмным семьям, моя мать благополучно родила себе нового сына. Знаешь ли, это обидно. Я не могу на тебя смотреть сейчас и не испытывать этой обиды. Потому что она могла бы забрать меня, но она просто родила тебя. Неужели я был хуже? – я сжал челюсти, едва не скрошив зубы. Кулаки сжались. – А я здесь при чём? – горько хмыкнул Кай, шмыгая носом и пытаясь не заплакать. – Меня она тоже бросила, Эндрю, в этом мы с тобой вообще как две капли воды. Только сначала она меня бросила на отца, а потом меня тоже забрали в детский дом, возможно, даже в том же возрасте, что и тебя, но я могу ошибаться. Отец говорил мне, что у меня есть старший брат, имея в виду Аарона, но меня всегда тянуло к тебе, с того дня, как я впервые увидел вашу игру по телевизору. Я смотрел на тебя и тренировался до седьмого пота, молился на подписанную тобой фотографию и клялся, что поступлю сюда, попаду в команду и стану к тебе ближе, чтобы вобрать в себя всё хорошее, чему ты бы мог меня научить, – Кай смотрел мне в глаза, а у меня дыхание перехватило. В его глазах слёзы стояли, но он не был обижен, он просто искренне рассказывал мне, как жил сам. – Думаю, я не испил такую же горькую чашу, как ты, потому что меня даже не пытались усыновить. Я будто был невидимкой для каждой семьи, которая приходила за малышом. Потому что я не был на них похож, потому что сразу было бы видно, что я приёмный. И людям это было не нужно. И детям я тоже был не нужен. Без друзей жить можно, но, знаешь, как-то погано, и… – он всё же заплакал. Ким Кай всё же заплакал, прерывая самого себя и стирая почти со злостью слезы. – Я не хочу, чтобы ты меня ненавидел, потому что я не заслужил этого. Я понимаю тебя, возможно, лучше всех, и… Я не понял, что я сделал и зачем, но у меня внутри что-то дрогнуло. Я вспомнил каждый раз, когда толкал во время тренировок и игр Кая, каждый раз, когда его игнорировал и отвечал по-свински. Он правда этого не заслуживал. И я сам подошёл к нему, такому мелкому, скрючившемуся на скамейке. Я обнял его, прижал к своему плечу, чтобы он поревел, как того хотел тогда. Я погладил его по спине. – Я принимаю тебя, Ким Кай. Я тебя не ненавижу. Я тебя принимаю… Так Ким Кай обрёл семью, о которой всегда мечтал.