Возвращаясь домой

Кассандра не может спать. Кассандра все ещё видит кровь, слышит вздох Делайлы и её слова. «Ты могла бы быть моей дочерью». — Нет. — отвечает она вслух. — Нет! Тогда и относиться к ней должны были как к дочери, а не как к игрушке. Не как к пленнице. — Их больше нет, — говорит Кассандра, вглядываясь в чёрную зимнюю ночь за окном. Говорит и не верит. Где-то внизу в городе горят огни. Брайарвудов больше нет, значит, никто не будет следить, никто не придёт к ней ночью, никто не оттащит в комнату, если Кассандра окажется где-то, где ей «не следует быть». Теперь она полноправная хозяйка Вайтстоунского замка, и никто больше не удержит её взаперти. И она может — впервые за пять лет — спокойно уснуть ночью. Только не получается. Она снова ложится и долго лежит в темноте без сна, пока не начинают ныть уставшие плечи. Пробует считать, но вместо ритмичного счета в голове вспыхивают картинки: сосредоточенное и серьезное лицо Перси, пообещавшего, что вернётся к ней (а ведь она оставила их в ловушке! Оставила! Предала!), занесенный над её головой топор Грога, свет от заклятия Килет… и тело Делайлы Брайарвуд, пригвожденное к стене ударом рапиры. Кассандра до сих пор чувствует, как у неё дрожат руки, как будто она так и не выпустила тогда оружие. Бесполезно. Она одевается, сдергивает с вешалки тёплый плащ, и идёт к двери. Кто-то смотрит на неё. Кассандра оборачивается. Через окно в комнату падает свет большой луны. Тени на стене не движутся. Показалось. Дверь едва заметно скрипит, но этого достаточно, чтобы Кассандра вжалась в стену. Здесь никого нет. Здесь никого нет. Во всем большом замке сейчас хорошо если пятьдесят человек, считая стражников. Она никому не помешает. … Боги, как страшно идти. Кассандра чувствует на себе взгляд. Пронзительный, вездесущий взгляд лорда Брайарвуда. Не раз и не два Сайлас ловил её по ночам в замковых коридорах. Обычно это заканчивалось мягким укором («Тебе следует спать, Кассандра»), но если нет, если она оказывалась слишком близко к подземельям или одному из множества выходов, мягкость становилась угрозами, а если и это не помогало, он просто уводил ее обратно — силой или чарами. Ей приходится напоминать себе, что больше этого не случится — никогда. Это не слишком успокаивает: в Вайтстоуне никто и ничто не умирает насовсем, и она знает это слишком хорошо. Она видела. — Его здесь нет, — шепчет Кассандра. Шепчет — и прячется в тень. — И даже вернуть его некому, да, Делайла? И все-таки. Что если лорд и леди Брайарвуд вернутся — вопреки всем законам этого мира, тем же ужасным способом, которым возвращали всех умерших жителей города? Нет. Какой бы сильной ни была Делайла, сама себя она воскресить не сможет. Кассандра идёт по пустым коридорам, боясь звука собственных шагов: то ли разбудить кого-нибудь, то ли привлечь к себе чужое внимание. «Всё закончилось», сказал ей Вакс’илдан ещё тогда, у пирамиды. Она знает, но не верит. Она ждёт преследующих теней, шагов за спиной, парализующего цепкого взгляда. Кассандра оборачивается, выбрасывая руку вперёд, хотя кинжала у неё с собой нет. Тень на стене танцует в свете факела, но это… просто тень. Обычная тень. — Тебя здесь нет, Сайлас, — говорит Кассандра то ли темноте, то ли самой себе. — Ты меня не остановишь. Ты убит! Она идёт, вслушиваясь в свои шаги, всматриваясь в огонь факелов. Замок дремлет, не спят только часовые… и она. *** Она не знает, куда идет. Важны две вещи: быть незаметной и не попасть в неприятности. Где она после этого окажется — совершенно другое дело. …В какой-то момент она замечает, что идет самым привычным маршрутом из всех: вниз на второй этаж и дальше до большого зала. Она шла, потому что знала, что так безопасно? Скорее всего. Тяжелая деревянная дверь закрыта, и рядом не стоит, как обычно, стража. Кассандра трогает створку. Закрыта, но не заперта. Дверь открывается с жутким скрипом, заставляющим Кассандру сжаться. На фоне неба темнеет решетка высоких окон. В зале неуютно: слишком много места, слишком открыто. С противоположной стороны прямо уходит в темноту коридор в западное крыло. Она проходит мимо дверей и мельком вспоминает: вот за той — кабинет, а дальше — спальня. Эта часть этажа всецело принадлежала Сайласу и Делайле. До… до того, как все случилось — родителям. Она несмело толкает дверь и замирает на пороге, ожидая, что Делайла окликнет ее: «Что-то случилось, дорогая? Почему ты не спишь?» В спальне тишина. Ужасная тишина, и Кассандре стыдно за это. В эти комнаты она всегда могла входить почти свободно, и отсюда Сайлас никогда не уводил ее — только мягко просил: «Оставь нас, пожалуйста» — и она ни разу не посмела ему возразить. Может быть, она действительно могла стать им дочерью? Может быть, стала? От этой мысли хочется взять что-нибудь острое и вонзить себе в горло. Несколько секунд Кассандра стоит, смотрит в темноту, и медленно дышит, чтобы чувствовать, что она еще может дышать. Нет. Нет. До того, как все случилось, она прибегала сюда к маме жаловаться на Оливера и Уитни, к отцу, чтобы упросить его посидеть с ней в библиотеке, приходила просто пожелать доброго утра. Сайлас и Делайла отобрали у нее эту жизнь — и память об этих комнатах. — Я де Роло, и это мой дом, — говорит она и делает шаг. Здесь все стоит так, как стояло последние пять лет, как приказали Брайарвуды — и ей приходится сделать усилие, чтобы вспомнить: когда-то большой тяжелый комод стоял ближе к двери, а белый столик с зеркалом — дальше. Кажется, еще была картина на стене, с цветами, но ее сняли… Кассандра помнит, как плакала целый вечер и пол-ночи, впервые увидев, как изменилась родительская спальня. Когда-то она ненавидела себя за то, что не остановила их, не отговорила, ничего не сделала. Что она могла сделать? Когда Брайарвуды заняли замок, она еще лежала, раненая, в храме Пелора, плакала от боли и думала, что умирает. Делайла сказала ей, что не стоит переживать так сильно. «Ты привыкнешь, девочка, мы не так уж и многое изменили». Она действительно привыкла, и теперь ненавидит себя ещё сильнее. Ничего не изменилось с тех пор, как она была здесь в последний раз. Ничего не изменилось — и изменилось всё, потому что эти комнаты снова пусты. Во второй раз. Она счастлива, что больше не увидит здесь Делайлу. Или… или не счастлива. Кассандра идет по комнате, подходит к столику. Позолоченные ручки ящиков чуть блестят в свете лун. На столике стоит шкатулка из светлого дерева, крышка украшена жемчугом. Сердце стучит так, что она слышит его удары. Это мамина любимая шкатулка. Она легко открывает крышку. Внутри, поверх остальных украшений, лежит серебряная подвеска с темно-алым рубином. У мамы никогда такой не было. Кассандра стискивает цепочку в кулаке, несколько секунд смотрит на блестящий красным камень — и с силой швыряет подвеску на стол. Перерывает золотые серьги и черные бусы — и среди них нет ни одной, ни одной вещи, которая принадлежала бы маме. Горло колет от обиды, которую она не чувствовала уже много лет, которую никогда не смела высказать, от которой тихо плакала ночами в своей комнате, чтобы никто, никто не увидел. — Это не твои вещи. Делайла! Что ты сделала, что вы сделали? — едва сдерживая слезы, она вытаскивает украшения одно за другим, не заботясь, куда их кидает, и не успокаивается, пока не опустошает шкатулку. Ноги подводят ее — она падает на колени, прижимая к шкатулку к груди, и только тогда позволяет себе разрыдаться. Ей кажется, она плачет несколько часов, пока не заканчиваются слезы. Кассандра поднимается с пола, методично, долго собирает украшения и ссыпает их в ящик стола. Надо будет избавиться от них. Она не сможет. Она знает, что не сможет. Страшно, даже сейчас, после смерти Делайлы — страшно трогать ее вещи, наказание будет жестоким, это она знает тоже. — Я должна это сделать, — кивает сама себе Кассандра. Надо уничтожить все, что напоминает о Брайарвудах, вернуть всё, как было, наладить жизнь в замке и в городе… Это кажется далёким и невозможным. Уже никогда не будет, как раньше. Кассандра встряхивает головой, белые пряди падают ей на лицо. Она устала, подумает об этом завтра. Она оставляет пустую шкатулку на своем законном месте и выходит. Останавливается на пороге. Куда теперь? Надо, наверное, возвращаться к себе в комнату, но не хочется. Какая-то сила, давно забытые воспоминания тянут ее в другую сторону. Теперь можно идти куда угодно? Широкие коридоры пусты и тихи, лунный свет падает на пол, и в какой-то момент она снова ощущает себя маленькой, когда самой большой опасностью ночью было попасться часовым и на утро получить выговор от отца. Но сейчас здесь никого нет, и к тому же она научилась прятаться. Она выходит на галерею главного зала. Внизу — парадная лестница и мозаичный пол, и единственный горящий в зале подсвечник бросает отблески на мозаику. Не образы, скорее ощущения, возвращаются к ней: удобная ниша в дальнем углу, холодный камень под спиной, можно сидеть и смотреть, что происходит внизу. Она иногда пряталась здесь в детстве, когда была слишком маленькой, чтобы официально участвовать в приемах, а понаблюдать было любопытно. Иногда к ней присоединялась Уитни, но вдвоем они куда чаще поднимали шум и… обычно это заканчивалось просто тем, что их обнаруживали взрослые и разводили по комнатам. …Боги, как же она по всем скучает. Кассандра прикусывает губу. У нее так и не было ни времени, ни возможности поплакать о своей семье. Но — и не сейчас. Она все еще держится у стены. Выходить на свет опасно и не нужно. Спускается по лестнице, ступая как можно тише. Ниже второго пролета нельзя — там стража. Но сейчас лестница абсолютно пуста. Кассандра останавливается. Хватит. Это её замок, её дом, нечего тут бояться! Она сбегает по ступенькам, чувствуя, как горят щеки от гнева и обиды. Вы отобрали у меня замок! На пять лет! — Кто здесь? — окликает ее от двери женский голос. Кассандра присматривается: это кто-то из мятежников, у нее простой кожаный доспех, надетый на рубашку, к тому же, похоже, поврежденный: пластина упала с правого плеча почти на грудь. Ей не разглядеть точно черт лица, но, кажется, она человек или полуэльфийка не старше тридцати, со светлыми волосами. Её напарник, копейщик, которого Кассандра заметила не сразу, стоит без движения, прислонившись к стене. … Людей этой ночью очень не хватает. Стражники Брайарвудов арестованы, бежали или были убиты, а среди восставших много раненых — замок сейчас охраняют те, кто еще способен держать оружие после бесконечного дня. Она выходит в центр зала, выпрямившись, стиснув кулаки, готовая ударить, если кто-то еще подойдет из тени. — Это я, Кассандра… Кассандра де Роло, — отвечает она и делает ещё несколько шагов вперёд. Приходится заставить себя произнести собственное имя, но от этого становится немного легче. Всё как будто начинает возвращаться на свои места. Как будто она сама медленно просыпается после долгого кошмара. Часовые коротко кланяются, она кивает в ответ. Никого рядом не слышно, но Кассандра не разжимает руку. Неправильно. Не они должны ей кланяться. Они сегодня рисковали жизнью, защищая город, а она… она должна была рассказать Сайласу о планах восставших — счастье, что Арчибальд не успел передать ей эти планы, что она ничего не узнала. Сейчас это кажется далеким жутким сном, но она сделала так в прошлый раз (почему?! почему она поверила тогда Делайле?!), и, наверное, сделала бы сейчас. Или ее бы заставили. …Но судьба привела в Вайтстоун Перси (Кассандра все еще не может поверить, что он жив, что она не одна) и его восстание оказалось удачнее двух предыдущих. Город свободен. Нужно будет оказать помощь раненым, восстановить разрушенные дома… но Вайтстоун свободен, и ее семья, получается, снова у власти. Кассандра не уверена, какое будущее ждет ее саму. Вряд ли кто-то будет ее слушать или уважать после всего, что случилось. Она идет по коридору, больше ни от кого не скрываясь, не заботясь о том, насколько тихо ступает — на первом этаже все равно нет жилых комнат. Она почти забыла, что значит быть свободной. Она останавливается в восточном крыле. Все двери тихи и закрыты, кроме одной, из-за которой пробивается свет. Это мастерская Перси. Старая мастерская. Кассандра делает несколько шагов, снова чувствуя себя десятилетней. Она войдет, и он, конечно, прогонит ее. — Можно? — не дожидаясь ответа, Кассандра толкает дверь, и сразу чувствует, как тепло, почти жарко, в комнате по сравнению с коридором. В очаге догорают поленья. Она не заходила сюда… давно. Комната кажется намного более пустой, чем Кассандра ее помнит: исчезли многие инструменты и книги с полок, лабораторная посуда со стола у окна. Перси сидит за вторым столом, напротив двери, уронив голову на стопку бумаг. Когда она входит, он приподнимает голову и протирает глаза: — Что ты здесь делаешь? Уже ночь. И даже не поздоровался. — А ты что здесь делаешь? — парирует Кассандра. Ей должно быть неловко, что она разбудила его, но она ничего такого не чувствует. Он поправляет съехавшие очки. — Я работал. Ах, конечно, его дорогого револьвера больше нет, и это значит, что Перси не будет спать, пока не сделает себе новый. Дурак. Сначала чуть не кинулся за ним в озеро кислоты, а теперь, лишившись его, на неделю запрется в мастерской. — И подождать это, конечно, не может. — не сдерживается она. — Ты пришла учить меня жизни? — он закрывает ладонями лицо, трет глаза. Кассандра почти слышит следующую фразу: «Ты невыносима». Пускай. — Я пришла… Она замолкает. Она не знает, зачем пришла. Потому что ей страшно? Темноты она никогда не боялась. Потому что это напоминает о прошлом? Просто потому, что он единственный, с кем она может сейчас поговорить? — Я не верю, что все закончилось, — признается она. — Перси, я… Слова встают комом в горле. Впервые за весь разговор она не может на него смотреть. — Я так себя ненавижу. Он вздыхает, глубоко и устало. — Кэсс, если ты хочешь, чтобы я сказал, что ты сделала все правильно, то ты сделала все правильно. Наш город свободен, наши люди свободны. Ты отомстила Делайле не только за нашу семью, но и за все, что случилось с Вайтстоуном. Ей хочется спорить, кричать, потому что она знает: она ничего не сделала правильно! Она предала сопротивление — как ей теперь смотреть Арчибальду в глаза? Как говорить с людьми, которые верили ей? Она оставила Перси и его друзей в ловушке, где они едва не погибли. Кассандра чувствует, как к щекам приливает жар. — Я не знаю, — признается она. — Я не знаю, достаточно ли этого. Исправит ли это хоть что-то? Перси, — она поворачивает к нему голову, но все еще не смотрит в лицо, — можно я останусь ненадолго? Он снова вздыхает. — Оставайся. Она садится на скамью у двери, обхватывает руками колени. Перси смотрит на нее. — Кэсс. Кэсс, они тебя очень долго изводили. Но ты все еще здесь, и ты жива. Она кивает, не уверенная, действительно ли она хочет быть жива… такой ценой? — Всё будет хорошо, — говорит Перси. — Теперь, когда Брайарвудов больше нет, мы восстановим Вайтстоун. — Восстановим, — машинально повторяет Кассандра. …Не всё, конечно, удастся вернуть… Но у города — и у неё? — впервые за пять лет появилось будущее. Перси наклоняет голову и добавляет: — И знаешь, по-моему, твоего последнего удара было более чем достаточно. Кассандра не слишком ему верит, но все равно улыбается.