у нас не спрашивают чего мы хотим

      Говорят, самое тёмное время перед рассветом.       Темнота — единственный друг Юнги. Его чёрная ночь длится, кажется, всю жизнь. С надрывных криков в луже крови его матери, рожавшей в ржавой ванне, до сих пор. И как бы иронично не звучало, сейчас он тоже в крови. Если после событий этого чёртового дня жизнь не повернет на жёлтую сторону, Юнги не выдержет. Но он будет пытаться. Как и последние двадцать три года.       По белой поверхности раковины стекает вода вперемешку с кровью. Мин отчаянно трёт свои руки, смывая красную корку. Он практически стёр её вместе с кожей. В зеркале напротив отражается его побитое лицо. Юнги не хочет смотреть на себя — и так знает, что на щеке содрана кожа, а мятные волосы прикрывают рассечённую бровь. Надо бы обработать раны, но на это нет времени. Находиться в своей квартире сейчас опасно.       Мин стаскивает с себя грязную одежду. В шкафу находит синие джинсы и толстовку с большим капюшоном, чтобы скрыть яркие волосы. Перед выходом надевает маску и другие кроссовки на случай, если успел оставить следы, стоя в кровавой луже. Под одеждой прячет пистолет, завёрнутый в ткань.       Он понятия не имеет где окажется завтра.       Гравий неприятно шумит под ногами. Юнги идет по рельсам, вглядываясь в горизонт — конца железной дороги не видно. В миле отсюда находится гараж с отцовской машиной. Мин не хотел ей пользоваться из-за неприятных воспоминаний о смерти папы, но сегодня она ему пригодится — надо уехать из города.       Старенький пикап завёлся с громким кряхтением, радуя полным баком бензина. Мин выехал из гаража на трассу. Высокие сосны мелькали в темноте, изредко освещаемой фонарными столбами. Когда между деревья стала проглядывать поверхность озера, Юнги свернул с разметочной дороги.       Парень пробрался через траву к маленькому причалу. Рядом с ним, у прогнившего деревянного основания, нашёл небольшой, но достаточно увесистый камень. Юнги завернул его в материю вместе с пистолетом и, посильнее замахнувшись, кинул его в озеро — по поверхности кольцами разошлись круги. Практически мёртвую тишину прервал крик вороны, сорвавшейся с дерева. Юнги обернулся и вздрогнул.       Напугала его далеко не птица. На берегу, в нескольких метрах от него, сидел парень, скорее, даже мальчишка. Он закутался в клетчатую рубашку размера на три больше нужного и подтянул к себе колени. Изучающий взгляд скользил по Мину, заставляя его в очередной раз вздрогнуть, когда на чужих губах растянулась ухмылка.       Как долго он тут находился?       — Ты что убил кого-то? — парень звучал так, будто пошутил.       Юнги в немом вопросе приподнял одну бровь.       — У тебя кровь чуть ниже локтя. Вот тут, — показал на своей руке.       И как только заметил в темноте?       Мин выругался, не сдерживаясь. Присел на корточки рядом с водой, чтобы отмыть пропущенное пятно с кожи. После, на всякий случай, натянул рукава до кончиков пальцев; сел рядом с парнем на расстоянии вытянутой руки; сморщился от ощущения мокрой травы под собой и шмыгнул носом.       Парень повторил за Юнги, издавая такой же шмыгающий звук, и хихикнул.       — Да не парься. Даже если ты серийный убийца и пять минут назад прятал труп, мне всё равно. Я Чонгук, кстати, — парень протягивает ладонь для рукопожатия и снова хихикает. Забавно морщит припухший нос, заклеенный пластырем с детскими рисунками. Мило.       И… Юнги не убийца. В крайнем случае, точно не серийный. Он вообще даже не уверен, что убил того мужика. Точно серьёзно ранил, но скорее всего не критично. Мама сразу же вызвала скорую — женщина, которую тот самый мужик избивал несколько месяцев, всё равно помогла. Её доброта всю жизнь оборачивалась к ней жирным задом. Юнги надеялся, что его такая же участь избежит, когда ответил согласием на просьбу этого мальчишки:       «Я сбежал из дома» — говорил он. «Видел твою машину. Ты тоже сбежал? Забери меня с собой, веселее будет» — уже тянул его за руку в сторону, брошенной на обочине, машины. «Мне восемнадцать, я уже взрослый». Вот только его возраст Юнги не волновал, а компания была совершенно не нужна, как и веселье. Но тем не менее, они уже несколько часов ехали в направлении соседнего штата в молчании. Точнее, это Мин молчал, а Чонгук громко подпевал песням по радио. Кажется, он знал всю дискографию Арианы наизусть.       Спустя еще несколько песен, Юнги задавался вопросом: зачем поддался и согласился? Он старательно отгонял навязчивый внутренний голос, что твердил о засевшем внутри чувстве одиночества. Ведь даже незнакомый парень на соседнем сидении создавал иллюзию «друга» рядом. Не один Мин в ситуации, когда «убегать» — необходимость. Юнги хотел бы в будущем переехать и сменить обстановку, но сейчас его практически вынудили сделать это: новый дом был необходим, чтобы освежить свою жизнь, а не загнать себя в очередной пыльный угол. А он еще и прихватил с собой незнакомого парня. В прочем, уже не такого и незнакомого.       Юнги ничего не спрашивал, но Чонгук сам рассказывал:       — Мне папа, кажется, нос сломал, а еще я люблю банановое молоко. Купим его на заправке? — когда они доехали до туда Мин мог уже биографический томик про Чонгука написать.       Парень оперся бёдрами о капот и потягивал из трубочки свое молоко, пока Юнги заправлял машину. Они не сразу поехали дальше — остановились на парковке, чтобы перекусить. Мин жевал бутерброд и старался рассматривать Чонгука не так очевидно. У Чона серёжка в брови, а ещё пальцы очень красивые: одной рукой он всё еще держал бутылочку, а вторая лежала на бедре широко расставленных ног. Кстати, о бёдрах. Они больше, чем у Юнги, накаченные и сочные. Но это не удивляло — Чонгук успел упомянуть, что последние деньги всегда тратил на абонемент в спортзал. Юнги не хотелось это признавать, но Чон весь был больше него. Ему точно восемнадцать? Что-то внутри Мина хотело забраться на колени этого парня и крепко обнять, поэтому он так и сказал:       — Когда доедем до ближайшего крупного города нам придётся разойтись.       К чёрту привязанности.       — Без проблем, — Чонгук пожал плечами и улыбнулся. Снова захихикал. Снова мило.       Потом кивнул своим мыслям и произнёс. Буднично так:       — Я всё равно собирался оказаться на месте твоего пистолета. Если бы ты пришел раньше или позже меня… так бы и случилось.       Юнги нахмурился и понял, что не хотел бы появиться у озера в другой момент. Не хотел бы найти еще один труп. Но всё же…       — Почему ты поехал со мной, а не дождался пока я уйду?       — Всегда хотел сделать какую-нибудь безрассудную глупость. Например, уехать с первым встречным путешествовать по стране, бросив учёбу и… вообще всё бросить, — Чонгук усмехнулся, — послать к чертям, потому что мне не за что держаться. Всё в моей жизни абсолютно серое. Но я всё равно не мог этого сделать — сбежать. Практически ничего, что хочется не делаю, потому что боюсь. Боюсь последствий, боюсь осуждения и провалов, после которых не смогу подняться на ноги снова.       — Что изменилось сейчас?       — Я перестал думать о будущем. Когда я шел к озеру, осознал, что на этом моя жизнь и закончится. А значит будущего у меня нет — бояться нечего. Понимаешь? Можно делать всё, что взбредет в голову, — глазах парня, Юнги заметил колыхания зарождающейся безумности. Но что такое «безумность»? С чем её сравнивать и как объяснить? Что является нормой? Если безумность порождает желание жить, возможно, это и есть норма? Вот только, насколько она быстротечна и как скоро потухнет?       — Чего ты хочешь? — спросил Юнги.       В тот момент ему самому хотелось одного: разделить с Чоном все те идеи, что могут «взбрести ему в голову». Мину казалось, что он сам уже давно потух. Полыхающее когда-то сознание залили ледяной водой. Ему хотелось зацепиться за чужой огонёк, чтобы окончательно не превратиться в мокрый пепел.       — Ещё одно банановое молоко и большую пачку чипсов, — Чонгук привычно захихикал и вышел из машины.       Хлопок дверцы заставил Юнги вздрогнуть.       Вернулся Чон не с одной пачкой, а с тремя — не смог выбрать вкус. Жёлтые крошки были раскиданы по всему салону автомобиля. Одна чипсинка даже застряла в чёрных кудряшках Чонгука. Юнги опустил стекло, чтобы выветрить застоявшийся запах краба. Из-за большой скорости пикапа, внутрь, вместе с резким порывом ветра, проник запах мокрого асфальта. А хруст чипсов перекрыл шум изредка проезжающих мимо машин.       — Я никогда не влюблялся, — начал вдруг Чонгук, отложив чипсы в сторону. — Никогда не тратил много денег. Никогда сильно не напивался. Никогда не занимался чем-то особенным, — он сделал кавычки пальцами, — или тем, что делают все вокруг. Между вчера и сегодня никогда не было разницы. Но, знаешь, сейчас она появилась. Какая разница как проживать оставшуюся жизнь? Я просто хочу ехать прямо. Находить что-то новое и поддаваться своим даже самым незначительным желанием.       Юнги может дать ему это.