Астма

2012 — Этери, быстро. У Жени снова приступ. Был это Дудаков, или Аксёнов, или ещё кто, Этери не помнила. В памяти осталось только, как массивная мужская фигура забежала в её кабинет, а в следующую секунду они вместе, не смотря друг на друга, бежали в девичью раздевалку. Фигуристки испуганно сбагрились в дальний угол, подальше от Жени, жутко задыхающейся и кашляющей так, как не делает это ни один нормальный человек. Но больше всего пугали губы, белые, лишённые жизни. Как оказалось, девочка забыла ингалятор. — Возьми мои руки, — ровным тоном приказывает Тутберидзе. Но Женя не слушается, поэтому тренеру приходится сделать это самой. — Астма позади, то, что сейчас с тобой происходит – это страх. Женя совершает попытки остановить приступ, Этери скоро начнёт сама задыхаться от этого вида, но не может себе позволить. Эта болезнь ужасна. Она громкая, страшная и непосредственная. Она как змея, анаконда, которая сначала удушит тебя, а потом сожрёт и глазом не моргнёт. — Ладно.. — Этери мечется пару секунд, стараясь держать спортсменку в тонусе, с выпрямленной спиной и ровной осанкой. — У тебя же есть человек, ради которого ты сможешь победить астму? Женя молчит. Уже не кашляет. Работает. Девочка приоткрывает рот — неплохая попытка, но ужасный результат. Ещё чуть - чуть, и она задохнется. Этери видит, что да, такой человек существует, краска на лице подопечной говорит сама за себя. — Думай об этом человеке. Воссоздай его в своей голове, — Женя следует чёткой формулировке и думает лишь об этом человеке, чувствуя, как приступ сходит на нет. — Представь, будто с ним случится что - то плохое, если ты не победишь астму. Дыши, Жень. Перед юной одиночницей, в её фантазиях, дорогой ей человек стоит на вершине скалы, а под ним — пропасть: неизведанная человеком, такая же ужасная, как её болезнь, и чёрная, темнее тучи. Он ставит Жене ультиматум. Либо я, либо астма. Девочка должна сделать выбор. Победить приступ или упустить, наверное, самого важного, самого тёплого и родного для неё человека. Эта картина заставляет пустить слезу. Двенадцатилетняя девочка забирается на скалу, убегая от приступа, от невозможности нормально вдохнуть и выдохнуть, с каждым шагом становится всё легче, и легче, будто очередной тягостный мешок с камнями слетает с плеч. Вершина совсем близко. Спасение тоже. Говорят, в высоких точках тяжело дышится.. Для Жени это не было истиной, скала и бурная фантазия спасли её в этот момент. Фигуристка дышит. Спокойно и размеренно, как это бывало всегда. — Ты молодец, — срывается Этери и заключает ученицу в объятия. Ей тоже было страшно, не меньше Жениного. Медведева зарывается носом в женские кудри и плачет. Ведь это Этери спасла её. Она и была этим самым дорогим, самым важным для нее человеком. Именно она, в голове девочки, стояла на вершине скалы и махала ей длинными руками. Именно ради неё Женя победила астму. Чтобы с Этери не случилось ничего плохого. — Обещай мне делать так всегда – вспоминать этого человека при каждом приступе, хорошо? — Я не позволю, чтобы с ним случилось что - то плохое. Ремиссия — дело хорошее. Этот прекрасный промежуток времени заставляет поверить, что ничего ещё не потеряно. Ты можешь жить с этим, как самый обычный человек, "не париться" на счёт ингалятора, постоянных процедур, ты, наконец, чувствуешь себя живым. А самое главное здоровым. Этери стала неким спасением для Жени. Девочка научилась управлять астмой, прогонять её из своей головы из раза в раз, понарошку подвергая тренера опасностям. Ведь эти опасности заставляли брюнетку бороться. Не за себя. За строгую Этери Георгиевну. 2020 Этери открывает глаза и устремляет взгляд в потолок. Да. Верно. Вот он, её новый мир: темнота не только в комнате, но и в душе. Включишь свет – ничего не изменится. Остаётся только смириться. Ничего не выйдет. Женщина думала, что найдёт подход и заставит себе поверить, но Женя выстроила между ними стену, да такую, что чёрт знает, как через неё прорваться. И в её глазах столько боли… Девушка будто прожила эти два года за все двадцать. Она такая уставшая, такая вымотанная и разбитая, что хочется кричать от собственной беспомощности и невозможности собрать её хотя бы частично. Этери это видела каждый раз, когда прикасалась к подопечной. Казалось, каждое мимолетное касание кожи приносило Медведевой как дискомфорт, так и что - то более тёплое, то, без чего жизнь невозможна. Тренер надеялась, что всё это время ей было хуже, чем Жене. А сейчас, находясь рядом, поглядывая на неё украдкой, слыша, как тяжело ей дышать, понимает, что крупно облажалась со своими выводами. И понять все это Этери смогла, сидя в своей новенькой квартирке на окраине города. Это тебе не шумный центр Москвы, не красивые дома и кремль, мелькавший из окна, точно на картинке. Это пустая, бедная квартира, с непроведённым светом, одной комнатой, кухней и туалетом метр на метр. Она сама не знала зачем вложилась в это убожество. Не лучше ли приобрести ценную недвижимость? Но и на этот вопрос Этери нашла ответ. Именно в этой квартирке она могла подумать, именно эта гнетущая атмосфера наталкивала на правильные, как ей казалось, мысли, в которых она защищала не себя, а Женю, не искала оправдания своим действиям, а наоборот, била себя по голове за каждый промах. Виски. Прекрасный вариант почувствовать лёгкую дрожь в руках, немного расслабиться и на ватных ногах завалиться пьяной в кровать. Нет, не в кровать. В этой квартире не было кровати, был лишь раскладной диван, совершенно старый и поцапанный. Но после двух бокалов напитка, Этери уже было плевать на этот факт. Её волновало лишь то, что здесь нет балкона — одной из важных составляющих в её жизни. Тренер достаёт из кармана пачку сигарет, намереваясь закурить прямо на маленькой кухоньке, но осекается. В голову пришла безбашенная идея, совершенно идиотская. Но кто такая Этери Тутберидзе? Самая главная идиотка. Она достаёт мобильник и мутным от алкоголя взглядом ищет подходящий номер. — Что делаешь? — с ходу задаёт вопрос, облокотившись на руку. Голос максимально адекватный, без всяких намёков на выпитое виски. — Ты где находишься? — в трубке раздаются молодые девчачьи голоса, весёлые и резвые. Не то что её, грустный и подавленный. — С подругами, мам. Этери усмехается. Это отсылка или Жене серьёзно так не хочется называть имя своего тренера? — Приедешь? — Нет. Так быстро и без раздумий ответила Женя, убив в Этери надежду. Это обидно. Особенно на пьяную голову, когда чувства и эмоции проигрываются если не в три, то в два раза мощнее. — Жень, блять, пожалуйста, — быстро тараторит, напрочь забывая, что нужно держать определённый тон в разговоре с фигуристкой. — Ты выпила? — не хотелось Этери "палить" свое состояние раньше положенного. — Адрес скинь. — Грубо продолжает и сбрасывает телефон, заставляя женщину поникнуть, впасть в то состояние, когда кажется, что отвлекаешь человека от важного дела просто ради своей прихоти. С бутылкой виски ожидание длилось недолго. Время шло, а точнее бежало со скоростью света. Убежала бы так поганая крыса в сердце Этери, но увы, это невозможно. Пока она не поговорит с Женей — невозможно. Пока они не решат, что будет дальше. Пока не простят друг друга, не забудут эти чёртовы обиды, что мешают идти дальше. Женя. Промелькнуло у Этери, когда послышался еле различимый стук в дверь. Она отходит на пару шагов назад, пропуская Женю во внутрь, стоит с опущенной головой, пока та сбрасывает с себя обувь без помощи рук и спортивную куртку, оставаясь в чёрной футболке, в которой скоро явно замёрзнет в этой неотапливаемой квартире. У спортсменки в голове целый ворох вопросов и одновременно с этим она не готова слышать на них ответы. Что это за место? Она останавливается посреди комнаты, разворачиваясь лицом к вошедшей Этери, бросает короткий взгляд на пустую бутылку из-под виски, а потом переводит его на женщину, которая медленно и неуверенно подходит к ней, становясь напротив. Странно, но Женя видит тот же разбитый взгляд, под названием "хреновый день выдался", который она где - то уже видела. Поворошившись в своей памяти, наконец вспоминает где. У себя дома, в зеркале. Между ними — три маленьких шага, между ними сожаление и обида, смешавшиеся в одно огромное отчаяние. Этери ощущает как грудь разъедает, словно кислотой, как что - то прожигает кожу и все внутренние органы. Спросите почему? Потому что она любит ту, что находится в смешных трех шагах от неё. Но до Жени все равно не дотянуться, из - за этой обреченности, которую они сами построили. — Что ты со мной делаешь? — спрашивает брюнетка и, жёстко зафиксировав ладонь, бьет Тутберидзе по щеке. Жене плохо. Эта боль разрастается в ней, как ком, зудит под рёбрами. Не даёт взять себя в руки. Она хватает опешившую и пошатнувшуюся назад Этери за ткань свитера, вновь замахивается и ударяет снова, в то же место – в скулу, на которой от первого удара отпечаталась красные пальцы. Жене мало. Она в секунду перестаёт себя контролировать, выплескивая всю обиду за то, что блондинка ушла, бросила, предала, натравила ораву бешеных фанатов, убила.. Одиночница бьёт по плечам, толкая в грудь. Этери молчит. Женю это злит ещё больше. Тебе нет никакого дела? Тебе все равно? Женя вне себя от ярости. А Этери и не сопротивляется. Ничего, Жень, бей сильнее, я заслуживаю. Не бойся ранить, выплесни ненависть. Но почему она бьёт? Наверное, это наказание. А может быть, напоминание о том, что они до сих пор связаны одним большим чувством. Или заболеванием, которое все вокруг называют любовью. Женя внезапно останавливается, держа поднятую руку в воздухе, осматривает плоды своего срыва, начиная дрожать сильнее, и принимается неверяще мотать головой, осознавая, что только что нанесла физические увечья Этери. И это воистину самое страшное, что ей когда-либо приходилось испытывать. Самое нестерпимое. Невыносимое. Дикое. Свет уличного фонаря толстыми полосками окрашивает потолок; из-за холода, идущего от пола, кожа покрывается мурашками. Почему стало только хуже? Разве не должно было полегчать? Фигуристка сдаётся. Она проиграла, показала, что ей не всё равно, что она в очередной раз готова забить на свою гордость и доказать не словами, а действиями, что Этери для неё всё ещё много значит. Если бы Женя ничего не чувствовала, она бы не заявилась сюда. Если бы ей было всё равно на женщину, она бы даже не подумала о том, чтобы вновь искать с ней встреч. Но девушка здесь. А из этого следует только один вывод: ещё слишком рано говорить о том, что между ними всё кончено. В груди Жени отдаёт тупой болью, сердце сжимается от одного только вида Этери, побитой руками собственной ученицы. Из травм "на лицо" только разбитая губа и покрасневшие пятна на лице, но, наверное, сейчас она этого не чувствует. Тренер сбивчиво дышит через рот, находит в себе силы и молча идёт в ванную. Женя бы помогла. Приложила ватку к её губе и ещё долго бы дула на больное место Тутберидзе, лишь бы ей было немного легче. Ведь она не умеет долго обижаться. Время без Этери идёт долго. Одиночница успевает намотать десятки кругов по немного страшной комнатушке, согреться и дать себе пару щелбанов за срыв. Этери приняла каждый удар, это унижение в свою сторону, молча смотря в глаза подопечной, будто хотела что - то сказать, но не могла, боялась сделать ещё хуже. Свет в ванной выключается, в комнату заходит Этери. Так ничего и не сказав, она тянется к талии Жени, расталкивая ладонями её руки, которые расслабленно болтаются вдоль тела, боязливо пробирается ещё ближе, утыкаясь лбом в её плечо, собирает пальцами ткань футболки на спине в складки. Женя практически не дышит. Тренеру не хватает только прошептать «Пожалуйста, не прогоняй меня», чтобы фигуристка окончательно сжалилась. Но та продолжает молчать. Этери льнёт к её груди своей, трясётся, как маленький котёнок, которого принесли домой, забрав с улицы, где он промок от дождя и продрог, и совсем не двигается, будто эти объятия – всё, что сейчас нужно. Зачем она это делает? Это какая-то новая игра, из которой уйти опять можно лишь проигравшим? Женя отталкивает. Хватает блондинку за плечи, пытается оторвать от себя, отстраниться, но она не даётся. Напротив, обветвляет руками ещё сильнее. Чего она добивается? Думает, что спортсменка вот так просто всё забудет и позволит ей прикасаться к себе? Женя отпихивает от себя ещё резче, но Этери не сдаётся. Вцепляется мёртвой хваткой, не отпускает. И только теперь, девушка, возмущённая такой наглостью и на пару мгновений застывшая на месте в шоке, понимает: Этери не трясётся. Она плачет. Стиснув зубы, запретив себе издавать звуки, дыша через раз, плачет. Этери никогда не плакала перед ней. Всегда выгоняла или скрывалась ото всех, находя в слезах слабость высшей степени. Сердце начинает колотиться быстро и громко. Женя опять проиграла, ведь именно она должна пойти на первый шаг. Снова. Иначе она не может. Девушка приподнимает правую руку и взаимно обнимает Этери, притягивая к себе ещё сильнее, ещё ближе, казалось, до невозможности. А другой, левой, забирается в волосы женщины, проговаривая в голове тише, тише, тише. Женя держит её настолько крепко, насколько может. Ей кажется, что если она не будет этого делать, Этери повалится с ног. Ты последняя тварь, но я тебя не отпущу. Женя ведёт конструктивную беседу в голове, но мысли и идеи сводятся к одному: её нельзя бросать. Ни сейчас, ни завтра. Никогда. Медведева, не в силах больше выносить завывания, отстраняется, кладёт ладонь на тренерскую щеку, туда, куда несколько минут назад так беспощадно била, и заставляет посмотреть на себя. Этери смотрит, продолжая ронять слезы на пол, и прикусывает нижнюю губу, которая до сих пор кровоточит. Они вместе выбирались и не из такого дерьма. И теперь выберутся. Вместе. Этери шмыгает носом, разжимая губы, моргает пару раз, чтобы стекли последние слёзы и, подняв опущенную голову, смотрит Жене в глаза. Она совсем близко: подайся чуть вперёд, и столкнёшься с губами фигуристки своими. Но Тутберидзе не готова так рисковать. Она просто засматривается на неё, живую, настоящую, вздыхает тихо, с некоторым облегчением и, наконец, успокаивается. Девушка не может держать на себе этот взгляд. Уже не презирающий, не взгляд строгого тренера, а разрывающий Женю на части. Она отдаляется, оставляя Этери одну посередине комнаты, и щёлкает переключатель настольного светильника (лампочка в этом доме отсутствовала), и когда тот не загорается, недовольно вздыхает. — У меня с собой суши, — тихо говорит Медведева, опустив голову вниз. Стыдно. Стыдно за то, что натворила. — Правда, они немного помялись и.. Холодные. — Я не хочу, — не осмеливается подойти ближе. Между ними три шага, которые уже не кажутся целой Вселенной. Это просто три шага. Их очень легко сократить. — Хочешь, — Женя, хмуря чёрные брови, хватает женщину за руку и уводит на кухню. Там, хоть и слабо, но работает светильник. Девушка хозяйничает, раскладывает предметы на маленьком столе так, чтобы было хоть чуточку больше места. Этери продолжает сидеть за столом, лишь изредка дотрагиваясь до раненой губы. Не чтобы напомнить об этом Жене, наоборот, чтобы напомнить об этом себе. О том, что заслужила. Больно. Но справедливо. Брюнетка протягивает Этери две палочки, но та, находясь в странном, пугающем состоянии, никак не реагирует на это действие, продолжая сидеть с каменным лицом. Женя не собирается осторожничать. Она грубо вставляет в её руки палочки и глазами заставляет есть. — Ты обещала любить меня, несмотря ни на что, — прерывает двадцатиминутную тишину Женя, а в тоне проскальзывает возмущение. А теперь вспомни, как ты вместо того, чтобы любить, ранила меня. — Ты тоже, — хрипит Этери, замедленно моргая, но не отрывая взгляд от глаз напротив. — Разве я была бы сейчас с тобой, если бы не любила? — Не знаю. — Сегодня я была у психолога, — девушка наливает в стакан воды из кувшина, надеясь, что она чистая, хотя это очень маловероятно в этой странной квартире. — Хотелось.. Обсудить пару моментов. Неожиданно. Этери даже на миг замирает, пытаясь переварить услышанное, и бросает короткий взгляд на подопечную в надежде на пояснение. Безуспешно. Она объясняться не намерена. — Обсудила? — Да. — И что он посоветовал? — интересуется Тутберидзе, только - только избавившись от дрожи. Она всегда скептически относилась к психологам, эти люди являлись для неё странными существами, которые ворошатся в головах людей. Они хуже шаманок, хуже ведьм или экстрасенсов. И хотя ни во что такое блондинка не верила, страх к психологам был ей присущ. — Признаться, — закрывает глаза. — В чем? — В том, что я люблю тебя. Женя сидит всё так же, с закрытыми глазами; плечи расслаблены, руки сложены в замок, а грудь еле заметно приподнимается от размеренного дыхания. Этери до такого спокойствия очень далеко. Она замирает на месте после тихого «Я люблю тебя», не понимая, дышит ли в этот самый момент, но после всё же выплывает из резко накатившего на неё шока и размещается на самом краю стула. Совсем рядом с Женей. Буквально на расстоянии вытянутой руки. Этери оглушает этим признанием. Конечно, она уже слышала это раньше, и далеко не один раз, но и подумать не могла, что когда-нибудь сможет услышать это вновь. Поэтому сейчас женщина не верит своим ушам и мечется внутри себя, не выходит прекратить убеждать себя в том, что эта самая фраза, произнесённая фигуристкой, ей просто послышалась. — Поэтому нет, Этери, я не была бы сейчас с тобой, если бы не любила, — кусает губы. — Но я люблю, поэтому здесь. Теперь ты знаешь. — Теперь знаю, — повторяет вслух, а в уме прокручивает эти слова ещё раз десять, теперь приходит осознание, что нет, не послышалось, это не мираж, а реальность. Женя любит. — А ты? — со слезами допрашивает брюнетка, вытирая их низом майки. — Какова твоя правда? — Я не могу без тебя. Это больше, чем люблю. Это больше, чем ненавижу. Это "я не могу без тебя". Это зависимость.