***
Все в Бонтен знают, что Харучиё Санзу — торчок и психопат. Последнее, к счастью, проявляется лишь вне офиса. Уже давно никто не удивляется, если розоволосый демон является на работу под веществами. Он, как ни странно, всегда ведёт себя относительно сдержанно, за исключением моментов, когда его кто-нибудь выбивает из колеи. Именно «кто-нибудь», потому что Харучиё начхать на экономику, политику, моду, и прочие радости человеческой жизни. По своему обыкновению роль «кого-нибудь» бесстрашно берут на себя братья Хайтани, внезапно появляясь перед его носом с чередой пошлых шуток и различных злоключений наподобие опозданий на собрания или сорванных сделок, ведь именно Харучиё, как единственный заместитель и груша для битья в одном лице, получает от Майки за все косяки подчинённых. Впрочем, не его одного раздражают двое придурков, которые круглые сутки навеселе и в необычайно бодром расположении духа. Чересчур правильный и горделивый Коконой тоже страдает от регулярной осады его кабинета. Просто потому что «у тебя кофе вкуснее, чем в комнате отдыха». И Хаджиме бы перетерпел эти ежедневные набеги на его караульную кофемашину, если бы не плачевные последствия, непременно приходящие следом за визитами Хайтани. Одно из основных — болтовня. Тут всё понятно. Второе — бардак. Коко по жизни педант, и его раздражает любая мелочь, которая портит гармоничную обстановку. Но тут не просто мелочь, а полнейшая катастрофа. Маленький апокалипсис внутри уютной комнатки. Чего только стоит смятое покрывало на диване с бонусом в виде разбросанных по нему подушек. А упоминать ли про расставленные в неправильном порядке документы на стеллаже? Наконец, апогей всея пиздеца — кружки. Чёртовы грязные кружки. Спасибо, что братья хотя бы оставляют их у кофемашины. Ну да, Хайтани никогда не попрутся мыть их — им лень. Можно бесконечно долго перечислять проблемы, что сулит пребывание братьев в кабинете, но не будем заниматься этим, иначе Коконой разозлится окончательно. Сегодняшний день решил разом доканать Коко. Ран и Риндо с утра успели выпить по чашечке бодрящего Коломбо и покуситься на целостность таблиц и протоколов, но светловолосый их быстро выгнал — он сейчас не в духе. Закончив с изгнанием варваров, вернулся за стол, и переключился на рабочие дела. Спустя определённый отрезок времени, проведённый в разборе бумажных завалов, наконец глянул на часы — время уже к двум клонится. Цокнул языком — до сих пор ведь не отобедал, между прочим. И на перекур не сходил тоже — тот у него по расписанию, сразу после того, как Коконой закончит разбирать электронную почту, выпьет чашечку ароматного зернового и покопается в вчерашних отчётах, ну и перекусит что по мелочи. Примерно на середине выполнения третьего пункта в его обитель снова вламываются без стука. — Что надо? — на повышенных тонах надменно вопрошает Хаджиме, откладывая в сторону ворох бумаг и переключаясь на компьютер. Глаз выше специально не поднимает — так проще показать, что он ну очень сильно занят. Очень сильно. Настолько, что даже если за окном метеорит упадёт, то он, Хаджиме, с места не сдвинется. — А как же поздороваться? — подозрительно радостно посмеиваются у дверей. Голос принадлежит явно не Хайтани. Приходится-таки отвлечься, чтобы смерить непрошенного гостя полным недовольства взглядом. Коко тяжело вздыхает, опуская крышку ноутбука наполовину, но тут же непонимающе вытягивается в лице — аж брови вверх подпрыгивают. — Ты удивляешься? — расслабленно тянут с порога, плавно покачиваясь на коврике. — Мистер серьёзность, чё такой кислый? А удивляться, точнее охреневать, есть от чего. Хаджиме ошарашенно моргает, ошибочно полагая, что его заглючило, как операционную систему в ноутбуке на днях. Тогда пришлось вызывать программиста, а ему кто поможет? Картинка-то не исчезает. — Ну скажи уже что-нибудь, — нетерпеливо канючат, наблюдая за неустанной сменой эмоций от лёгкого удивления до высочайшей степени шока. Его в этот раз его покой нарушает… Харучиё? Да ладно? — Санзу, ты в порядке? — недоверчиво уточняет Коконой, чуть склонив голову набок — так из-за кипы скоросшивателей видно лучше. — Мне охуенно, — пугающе счастливо лыбится тот, в три прыжка достигая рабочего стола Коко. Хлопает ладонями в паре сантиметров от ещё не ничем не скреплённой стопки отчётов, и заинтересованно пялится расширенными до отказа зрачками в узкие черные радужки Хаджиме. Кроме всего прочего, обладатель вечно сощуренных змеиных глаз подмечает нездоровый блеск из-под светлых ресниц. Очевидно — розоволосый упоролся. Скорее всего, чем-то новым. И надо бы его куда-нибудь побыстрее попросить отсюда, пока дел не наворотил. — Очень рад за тебя, — Коко аккуратно отшатывается от Санзу, упираясь затылком в спинку кресла. — Может, ты пойдёшь погуляешь? Я тут работаю немного. Занят чуть-чуть, — говорит совсем ласково, как с ребёнком, чтобы радость ненароком агрессией не сменилась. Ну его от греха подальше. — Пошли со мной! — Санзу с пугающей скоростью выдёргивает Коко с насиженного места и тянет к двери. — Куда-а-а? — обречённо воет тот, упираясь в пушистый ковёр каблуками туфель. — А куда ты хочешь? — недоумённо оборачиваясь, Харучиё перехватывает его за рукав. Коконой медленно высвобождает руку — хватка у розоволосого крепкая, а сорочку порвать не хочется. Искренне задумывается над вопросом. А реально, куда? Идея осеняет светлую голову так же резко и также бесцеремонно, как пару минут назад ворвались к нему в кабинет. — Пошли к Хайтани, — Хаджиме смело принимает инициативу на себя и, взяв до жути улыбчивого Санзу под руку, ведёт того на выход. — Чай у них попьём, да? — заранее начинает умасливать начальника, чтобы тот не передумал по пути. — Ран и Риндо будут очень рады нашему визиту. — Точно! — согласно кивает ему Харучиё и ускоряет шаг. Слава Богу или кому там ещё, что никто не видит, как у Хаджиме яростно горят глаза в предвкушении грядущей мести за бардак, болтовню, выпитый кофе, и другие прелести работы в одной сцепке с братьями.***
Месть — то блюдо, которое подают холодным, поэтому в массивные дубовые двери Коконой решает предварительно постучаться, показав пример двум невежам за ними. Изнутри почти мгновенно отвечают негромкое и приветливое «входите». Изящная бледная ладонь опускается на золочёную ручку нарочито медленно, чтобы эффект неожиданности был мощнее. И распахивает резко — в противовес. Хаджиме замечает сидящих за столом братьев — Ран лениво листает что-то в телефоне, Риндо преспокойно сидит у него на коленках, облокотив голову на плечо старшего, и скучающе глазеет туда же. — Доброго дня всем, — широко скалится Хаджиме и жестом указывает на стоящего рядом Санзу, который ещё и умудряется поклониться. — Мы вот в гости пришли. Две пары не заинтересованных ничем лиловых глаз оценивающе всматриваются в фигурки посетителей и постепенно веселеют, замечая странного Санзу и пышущего скрытой злобой Коконоя. — Зачем? — опершись щекой о руку, приподнимает бровь Ран. — Коко захотел, — льнёт к плечу светловолосого Харучиё, и трётся о него так по-кошачьи, что у того глаза на лоб лезут от непонимания происходящего. — …Да, я захотел, — нервно утверждает тот, отступая от Санзу на шаг в сторону. — Поболтать решили? — вступает в беседу Риндо, слезая с уютных бёдер брата. — Не совсем, — заискивающе начинает Хаджиме, постепенно продвигаясь спиной к выходу. — У меня много работы, я не покушал, не покурил… Не могли бы вы погулять с ним? — носом указывает на розоволосого, который вообще по ходу потерялся в этом мире из-за своего прихода. — Пожалуйста? Одними губами нервно шепчет дополнительное «У меня совершенно нет времени», заглядывая в глаза Рану уже в некоей мольбе. Конечно, мольба, извинения, просьбы — полнейший фарс, необходимый только для того, чтобы откреститься от Харучиё целиком и полностью и вернуться к выполнению привычного распорядка дел. — Куда ты собрался, Коко? — цепкие ладони перехватывают беглеца на половине пути, и рывком притягивают к себе. Дальше происходит совершенно неожиданное для троих присутствующих. Возможно, для четверых сразу, коли четвёртый отдаёт отчёт происходящему. Ладно, пофиг на всех, ведь в особенности ситуация патовая для несчастного Коко. Горячие губы Санзу резко, со стуком сталкиваются с его, язык нагло врывается в возмущённо приоткрытый рот, двигается внутри развязно и так по-хозяйски, что Коконой пищит от шока невнятные, но явно недружественные слова, судорожно пытаясь оттолкнуть и отстраниться. Харучиё, как ни крути, сильнее, и он всё настаивает — покусывает и прерывисто шелестит дыханием, пристраиваясь вплотную. Мурчит, касаясь языком дёсен и щек изнутри, с наслаждением прикрывает пушистые веки, углубляя поцелуй. Когда Санзу вплетает пальцы в серебристые локоны и скользит кистью по шее, у Коко следом за касаниями мурашки бегут волнительные, а сердце всё-таки срывается на сумасшедший ропот, подначивая ответить, с треском разрушив все свои планы на отмщение тупым Хайтани. Хаджиме осознаёт, насколько неправильно это всё. Ненормально для человека, который слышал про такие понятия как «мораль» и «нравственность». Он и рад бы воспрепятствовать своему организму, прервав все распаляющие его отклики, только вот розоволосый торчок — хоть и невежливо говорить так про руководство — восхитительно целуется, язык у него нежный, чуть шероховатый, скользкий. Потрясающий, чёрт. У Коко искры из глаз посыпаться готовы от натиска чужого тела. Тёплого и неожиданно податливого, несмотря на то, что глаза его обладателя обычно ледяные и безжизненные. Предплечья Санзу обвивают его шею, вынуждая приоткрыть рот шире — Хаджиме безнадёжно подчиняется и сопит, словно невинный юнец. Желая отвлечься, он взмокшими от волнения пальцами сжимает ткань своей сорочки до мягких складок. Но ему нравится. Да, ему нравится всё больше и больше. Ему невыносимо нравится. От розоволосого пахнет неслыханной нежностью и вкусными сигаретами, он дурманит, будто со своей слюной передаёт часть дозировки тех таблеток, от которых его так крышесносно сдвинуло по направлению к похоти. А поддержки со стороны братьев, вопреки абсолютно и очевидно безвыходному положению, Коко не получает — те лишь молчат и заворожено наблюдают. Воздух в лёгких не вечный. Харучиё в какой-то момент разрывает поцелуй, срываясь на тяжёлое, прерывистое дыхание. Теперь Коконой не понимает, кто именно под веществами — он сам или всё же Санзу. Или оба сразу — каждый со сверкающими зрачками, с влажными после хитросплетения их языков губами. И внизу у светловолосого, прямо под тонкими бордовыми кюлотами, кое-что недвусмысленно выпирает. Треклятые большущие глаза манят подойти поближе, схватить с силой для того, чтобы встретиться с гладкими шрамами в уголках рта или облизать красивую шею — в дневном свете Коко видит, как та покрывается испариной на пару с рдеющими щеками. Наверное, это стоит назвать искрой. Той самой, после которой остановиться обоим не представится возможным. Только вот обломать всегда успеют другие: — …Вау, — не найдя иных слов, восхищённо шлёпает в ладоши Ран, и резво поднимается из кресла. — Так вы за этим в гости пришли? — Сказали бы сразу, чего концерт устроили? — вторит ему Риндо, который уже каким-то боком материализовался у дверей с явным намерением запереть всех четверых в кабинете. С Коко наваждение спадает как по щелчку пальцев. Становится стыдно настолько, что он готов впасть в отчаяние или дать кому-нибудь из братьев в морду, пусть обычно силу не применяет. — Да не за этим я! — в сердцах всё же восклицает он, сжимая руки в кулаки от досады. — А нам кажется, что за этим самым, — под аккомпанемент из деревянного стука и щелчка замка играет бровями Ран и хищно улыбается. — Санзу вот уже не впервые приходит, я и удивился, что он… — Вовсе нет! — перебив старшего Хайтани, в истерике мотает головой Коконой, краснея, как омар в кастрюльке, но тут же застывает, пересекаясь взглядами с удручённым Харучиё. — Извини, — немного виновато бубнит розоволосый и отводит глаза в пол. Смотреть больно на поникшую мордашку. Милую, если не лгать самому себе. Симпатичную. Нет, даже красивую. Коко кажется, что Санзу вот-вот захнычет, учитывая необычный эффект от таблеток или чего там ещё. И теперь светловолосому совестно настолько, что он поддаётся, притягивая Харучиё к себе за галстук. И он уже заранее себя ненавидит за это решение. Поцелуи у Хаджиме невероятно чувственные, тягуче медленные. Он опускает дрожащие веки и наконец отдаётся жару, что разливается по телу. Руки Санзу жёстко цепляются за его сорочку и светловолосый сейчас полностью равнодушен к тому, что ту могут ненароком порвать. Равнодушен и ко взглядам обоих Хайтани — удивлённый у Риндо и заинтересованный у Рана. Коко обхватывает лицо напротив ладонями, громко дышит, поглаживая большими пальцами бархатистые щёки, сплетается с Харучиё языками постепенно — тот подстраивается по его такт, едва уловимо постанывая. — Бля, если вы потрахаться у нас на глазах решили, то меня это как-то не устраивает, — всё же напоминает им о своём присутствии старший Хайтани. Коконой замирает, недовольно косясь на коротковолосого кретина. Вполне резонное замечание, на самом деле, но пошёл бы ты нахуй, Хайтани. — Уйти? — хрипло язвит ему Хаджиме, не выпуская скулы розоволосого из ладоней и опять алеет под цвет одежды, ведь весь его интерес сводится не к братьям, а к ниточке из слюны, что тянется между их с Санзу губами. — Нет! — внезапно всколыхнулся последний, и вновь потянулся за поцелуем. — И что тогда мне сделать? — останавливает его намерения Коконой, моментально отворачивая голову. Замечая какой-то странный, нечитаемый никакими приборами настрой в взоре Рана, и хмурится, начиная играть с ним в гляделки. — Предлагаю всем немного развлечься, — подмигивает застывшим у дверей Риндо, бессовестно вклиниваясь меж двух лиц. — Тем более, у нас сейчас обед, — водружает на плечи Хаджиме и Харучиё по тяжёлой ладони и глазами показывает старшему подойти поближе. — Вы знали, насколько ебанутые? — нелепо вертит шеей светловолосый сначала на старшего, после на младшего. В конце с надеждой бросает взгляд на Санзу, ожидая получить поддержку, только и тот как-то игриво скалится. — Знали, — коротко кивает ему Ран, прежде чем рывком потянуть на себя и заткнуть жёстким поцелуем. У него, в противовес самому Коко, всё настолько властное, но не менее пылкое и неторопливое, что Хаджиме какое-то время пытается повлиять на ситуацию, стуча кулаками по груди коротковолосого извращуги. Честно пытается, пока его попытки не пресекают — перехватывают за запястья одной рукой и уводят в сторону, второй обнимают за талию. Остаётся последняя возможность спастись — укусить. И Хаджиме, чувствуя, как эгоистично сминают его губы, резко вгрызается в нижнюю Рану, тянет вниз, чтобы точно до крови, на что тот всё же отстраняется, шипя от боли, но только ради того, чтобы с настоящим мазохистским наслаждением облизать проступившую на коже кровь. — Ты всегда кусаешься? — выдыхает парню в губы старший Хайтани, и снова целует, прижимаясь к нему бёдрами. Во рту ощущается стойкий железный привкус, Коко жмурится и нервничает из-за него — он не думал, что настолько сильно прокусит. Впрочем, любое чувство вины решительно отвергает — поделом Ран получил, нехуй лезть, куда не просят. Запоздало замечает, что выпирающий сквозь грубые брюки член старшего Хайтани прикасается к нему чуть выше лобка — спасибо разнице в росте. Коконой понимает, насколько внушительные там размеры — пугливо всхлипывает в чужой рот и крепко сжимает челюсти, прежде чем разорвать безответный поцелуй. — Чего? Ты боишься? — замечает страх между красной подводкой коротковолосый. — Я так понимаю, ты против? — Только догадался? — рычит на него Коконой, дёргаясь в всепоглощающих объятиях. — Ну, тогда у меня есть решение, — ехидно подмигивает Ран, и рывком разворачивает в противоположную сторону, обняв теперь сзади. Опускает подбородок на острое плечо, и мечтательно воркует захлёбывающемуся в противоречиях Хаджиме, заставляя таки посмотреть сторону просторной софы, на которой уже забылись в предварительных ласках полураздетые Риндо и Харучиё: — Санзу сто раз говорил, как хочет, чтобы ты пришёл, — тонкие пальцы старшего Хайтани приподнимают сорочку Коко и соблазнительно скользят по гладкому животу. — И я теперь понимаю, почему, — горячее дыхание с ароматом терпких сигарет приятно щекочет щёку. И Коко это бесит. Очень бесит. Прежде, чем он успевает подумать хоть что-то вразумительное, всё те же холодные пальцы оттягивают резинку кюлот на поясе и сжимают головку через бельё, вырывая из горла Хаджиме тихий стон. Ран поначалу бережно оглаживает ладонью всю длину, опускаясь до основания, после поднимается вверх, трёт большим пальцем прерывисто и дерзко. Коко действительно думается, что он сейчас сдастся окончательно. Апофеозом становится момент, когда рука старшего Хайтани спускает бельё на ляжки, а после обхватывает внизу полностью. Бесит. Потому что это слишком охуенно. Ран, ты такой мудила, что Коконой тебя готов проклинать вечно и кофе больше не делиться. — Вы точно ебанутые, все трое, — булькает приоткрытым ртом светловолосый, пока Хайтани умело стимулирует его, распаляя всё больше. Наконец, Коко устало откидывает голову на широкое плечо, показывая, что сдаётся. — Мне нравятся такие неприступные, Хаджиме, и ты сейчас нарываешься, — подталкивает его к софе Ран, оставляя без внимания то, что сам взвёл до предела. — Ладно, расслабься, я шучу, — напоследок бросает он, возвращаясь куда-то к столу. Коконой лишь беспокойно оглядывается, но его успокаивает рука Харучиё, скользнувшая к его ладони. Теперь глаза переключаются на обнажённое тело, развязно распластавшееся по мягкой обивке. Розовые волосы струятся по крепким плечам, на блестящей от влаги шее и груди красуются алые засосы — Риндо уже постарался. Тот присоединяется к любованию, взяв Коко за ладонь с другой стороны. — Пожалуй, у тебя сегодня будет хороший день, — хитро улыбается младший Хайтани, подначивая присоединиться. Легонько пихает вбок и кивает Санзу. — Мы тут решили кое-что… То самое «кое-что» проявляется в том, что Харучиё за мгновение оказывается в коленно-локтевой позе перед Хаджиме, плавно распрямляет руки, чтобы подняться выше и, цепко схватившись за его ягодицы, приникает ртом к головке. Скользит по ней языком, оглаживая каждую выпирающую венку — у Коко в ушах сиюминутно зарождается белый шум из нескончаемого удовольствия, всплески которого отдают из паха в ноги. Приходится закусить губу и зажмуриться, чтобы не застонать в полный голос. Ладонь сама тянется к розовой макушке, запускает туда пальцы, бессловесно прося продолжать. И Санзу понимает, с готовностью обхватывая головку мокрыми губами. То, что у него во рту приятно, Коконой уяснил ещё во время их поцелуев, но чтобы настолько… Растворившись в наслаждении от умопомрачительных ласк, светловолосый не замечает, как возвращается Ран — понимает это только по лёгкому шлепку по заднице и тихому смеху на ухо. Игнорирует этот выпад, ограничиваясь лишь Харучиё, и тот вскоре начинает отчего-то гортанно стонать. Приятная вибрация распространяется по всему члену, на что Коко пропускает громкий звук из груди и инстинктивно толкается навстречу, сразу до основания — Санзу чуть закашливается, но принимает его в себя полностью. А Хаджиме хочется ещё больше тактильности, хочется быть внутри, как бы пошло это ни звучало. Наконец он распахивает глаза, чтобы оценить происходящее, и с удивлением обнаруживает, что позади розоволосого уже пристроился Риндо с чертовски азартным оскалом, обращённым к Рану, который, держа что-то в сомкнутой ладони, спешно избавлялся от своей одежды. Когда и старший Хайтани оказался раздет, его брат схватил Харучиё за руки и жёстко потянул назад, заставляя с громким и отчасти огорчённым причмокиванием выпустить член Хаджиме изо рта: — Хару, у нас время поджимает, давай-ка все будем пошустрее? Угольные радужки замечают кое-что необычное в общей картине и Коконой прикрывает ладонью свой рот, чтобы эта же самая ладонь не вломила Рану. — Какого хуя ты на него эту штуку надел? — шипит светловолосый донельзя воодушевлённому Хайтани. — Такого, — передразнивает тот и крутит пальцами колёсико на пульте управления, от которого тянется тонкий проводок к чёртовому кольцу чуть ниже головки. В другой ладони старшего Хайтани из ниоткуда возникает его полосатый галстук. Харучиё вздрагивает, выгибаясь в талии, и громко скулит, позволяя Риндо, расслабленно облокотившемуся на спинку, толкнуться глубже. — Руки вперёд выстави, — в приказном тоне бросает Ран розоволосому. Тот немедленно выполняет сказанное, вытягивая навстречу парню свои запястья, которые тут же оказываются в шелковых путах, закреплённых прочным узлом. — Нет, ты реально больной, — Коконой был сторонником традиционного секса, потому уже не догонял, обращается он к самому себе за то, что нарушил свои принципы и повёлся, или же к Рану, которому, разумеется, были свойственны замашки полигамного садиста. Думается Хаджиме, что это мерзкое сочетание, но замершие в немой мольбе слезящиеся глаза Санзу намекают на то, чтобы он прекратил размышлять в принципе. — Чёрт, — поморщившись, Коконой заправляет волосы за ухо и опускается коленями на софу, нависая над Харучиё и двигающемся в нём Риндо. — Чтобы никому вообще об этом не говорили, понятно? — Все и так слышат, потому что стены тонкие, — усмехается Ран и бросает в руки Коко смазку. — Давай, вперёд, долго думаешь. Гель приятно охлаждает кожу, и Хаджиме, распределив его по всей длине, в последний раз вопросительно глядит на розоволосого, что кайфовал теперь не только от того, как в него вдалбливался Риндо, сжимая бледные ляжки до синяков, но и от вибрации, стимулировавшей его истёкший член. Санзу едва уловимо кивает, издавая просящий стон, и у Коко срывает тормоза. Он, конечно, нежен в сексе, но в такой ситуации трудно сдержаться. Дрожащими от возбуждения пальцами Коконой размазывает оставшуюся на подушечках смазку между бёдер Харучиё и входит резко, но неглубоко — розоволосый теряется в ощущениях и скулит, сухими губами моля войти глубже. Они настолько красивые и вульгарные сейчас, что Хаджиме вновь подчиняется, одним жёстким толчком вгоняя себя на всю длину, и сразу же начинает отрывисто двигаться внутри, соревнуясь в скорости с членом младшего Хайтани. Ногти Коко грубо вцепляются в трясущиеся ноги Санзу, парень рычит, хмурясь больше обычного и закидывает одну себе на плечо, чтобы оставить свой засос на память трём идиотам, что втянули его в это. Бархатистые стенки Харучиё обхватывают его плотно, и им с младшим Хайтани становится до одури тесно — Ран снова переключил колёсико на максимум. Белоснежные ресницы розоволосого мелко дрожат, поблёскивая от слёз — ему настолько классно, что даже плохо, и Коко, завидев это, немного замедляется. — Не ожидал, что ты такой резвый, Коконой, — с искренним обожанием нахваливает его Ран и хватает Санзу за волосы, насаживая на свой член до основания. Погрузив себя в глотку Хару полностью, старший Хайтани запрокидывает голову назад и протяжно стонет, выказывая всем степень сумасбродного удовольствия, и Коко этот стон, надо признать, нравится. Пульт щелкает, едва слышимое жужжание прекращается, потому что коротковолосому необходимо использовать обе руки, а с пластиковой штукой это делать полноценно невозможно. Он почти любовно обхватывает ими утробно стонущего Санзу за ушами и начинает быстро и часто двигаться внутри его рта, пропуская через свой короткие стоны, к которым вскоре присоединяется достаточно молчаливый Риндо. Окровавленные губы Рана тянутся по направлению к брату, давая тому испробовать тот стойкий металлический привкус, что до сих пор гуляет у стонущего в полный голос Хаджиме, и младший с готовностью вылизывает их, после — прихватывает своими с необычайной нежностью, будто пытается залечить болезненные ранки. Задыхающийся Санзу нетерпеливо подмахивает бёдрами навстречу двум парням, что неравномерно двигаются в нем, извивается, как змея, пульсируя внутри невыносимо часто — из-за этого Коко тяжело вобрать в лёгкие кислород, и он просто исступлённо целует голень, натужно сопит, вбирает в себя чуть прохладную кожу — весь кровоток сконцентрирован между ног. — Блять, — шипит Ран, разрывая поцелуй с Риндо, делает последние грубые толчки в рот Харучиё, вынимает резко, оттягивая за волосы назад, и кончает тому на лицо. В завершение всего, размазывает вязкую белую жидкость по опухшим красным губам, очерчивает растянутые в безумно счастливой улыбке шрамы по уголкам рта, и откидывается на спинку софы, чтобы вновь ухватиться за пульт. — Санзу, теперь можно, — намекая всем присутствующим на свою доминантную позицию, расслабленно бросает он. Включив вибратор на максимум, снова старший Хайтани целует Риндо, теперь уже медленно и расслабляюще, нежно гладит его по взмокшим волосам и убирает налипшие пряди со лба, но косится на Коко, который, судя по часто вздымающейся груди и горящему от страсти взгляду, сконцентрированному на розоволосом, скоро достигнет пика. Первым судорожно стонет Санзу, дёргает связанными руками, пытаясь дотянуться до себя внизу, но Риндо отпихивает его запястья и сам обхватывает лишённый должного внимания ниже розового кольца член. Вскоре младший отрывается от рта брата, кивает Коко из-за спутанных прядей Харучиё, давая сигнал ускоряться. Тот правильно понимает жест, ловко подхватывает Харучиё под бёдра, чуть приподнимая выше, переходит на размашистые толчки и намеренно выскальзывает в последний момент, с тихим звуком наслаждения изливаясь себе в руку — не понаслышке знает, как бывает неприятно, если всё остаётся внутри. Младший Хайтани подгоняет Санзу, насаживая на себя в последний раз, и поступает аналогично светловолосому, едва только видит, как из члена Харучиё выплёскивается полупрозрачная жидкость.***
Ран поправляет растрёпанные волосы на своей голове и неохотно поднимается с софы, поглядывая на наручные часы. Усмехается, косясь на растерянного Коко, который, судя по всему, пришёл в себя и осознал, что сделал. — Уже три часа дня, — сообщает коротковолосый ему, и направляется к окну, на ходу застёгивая рубашку. — Курить будешь? — Я ещё не обедал, — пытаясь избавиться от румянца, закрепившегося у него на щеках надолго, отстранённо сообщает тот. — Поэтому обойдусь. Встаёт в полный рост, проверяя, не запачкал ли где кюлоты или рубашку — в случае чего, в химчистку придётся тащить весь комплект, а это ещё одно лишнее дело вне рабочего времени. Переводит взор на окно и собеседника, разгораясь в сильнейшей неприязни, вызванной отрицанием всего произошедшего. — Ну знаешь ли, я могу тебя накормить, — почувствовав внимание к своей персоне, азартно щурится Ран. — Чего? — непонимающе переспрашивают у него. — Того самого, — уводит вниз глаза обоих старший Хайтани — указывает на причинное место, которого сегодня испугался Коконой. — Да пошёл ты нахуй, мудак! — мгновенно взрывается до пара из носа тот и настигает Рана в два широких шага, яростно сверкая глазами, окаймленными растёкшейся красной подводкой. Щека охреневшего в край Хайтани встречается с хлёсткой ладонью Коко с звонким шлепком, и парень озадаченно хватается за горящую щёку, провожая лиловыми радужками грациозно шагающую на выход фигурку. Щёлкает дверной замок. — И за кофе ко мне больше не приходите! — напоследок рычит всем троим Коконой, однако глядит неустанно на Рана, испепеляя того лазерами суженных зрачков. Раздаётся грохот — так Хаджиме ознаменовал своё отбытие из кабинета. — …Вот же бестия, — восхищённо шепчет вслед ему старший Хайтани. Риндо тихо посмеивается, перебирая пряди уснувшего у него на груди Санзу. — Понравился? — Ну… — задумчиво молвит Ран, едва справляясь с румянцем, потому что других слов у него снова не находится.