Последний сон Рэндольфа Картера

      Во многих царствах по обе стороны Ониксового моря прославился Рэндольф Картер, отважный путешественник и опытный сновидец. Северный Ломар и южный Дориб, хребет Иранек и равнинную землю Мнар, туманные ущелья Оонарт и почти неприступную вершину Хатег-Кла посетил он во снах, разыскивая свою несказанную родину. Говорят, в своих странствиях доходил он даже до неведомого Кадата, где прежде обитали боги, дабы вопросить их о пути к Наиру Несравненному: но уже много тысячелетий недоступный Кадат покинут богами, и по пустынным многомерным улицам его гуляют лишь ветры с заснеженных гор. Напрасно стремятся туда безумцы, желая найти там ответы на свои вопросы.       Из конца в конец исходил Рэндольф Картер миры сновидений, но нигде не мог отыскать дороги к Несравненному Наиру, городу своих детских грез. К золотому Наиру, чьи башни пронзают облака, а стены из зелено-голубого камня, подобного которому не найти на земле, уходят в море и сливаются с морем. К чудному Наиру, городу тысячи садов с поющими фонтанами, с тенистыми древесными шатрами, на ветвях которых алеют багряные цветы мерн и сочные плоды траа, с ветки на ветку перелетают, сверкая на солнце, разноцветные крылатые ящерки, а в густой тени пасутся ручные единороги. К шумному Наиру, в чью белокаменную гавань корабли из всех портов Ониксового моря несут свои дары, в чьи золотые ворота ежечасно входят караваны коней, верблюдов и слонов, нагруженные товарами со всех концов света. К счастливому Наиру, где нет болезней, старости и смерти, где из каждого высокого окна доносятся пение флейт и звонкий смех. К Наиру Несравненному, где в царском дворце с искусно изваянными львами у входа ждет его трон из цельного куска слоновой кости. Там, в городе, прекраснее которого нет на свете, Рэндольф Картер, как ему было обещано, однажды станет царем и будет править вечно.       Лишь единожды, в детстве, задремав на солнце в жаркий летний полдень, увидел Картер Несравненный Наир — но этот образ навсегда запечатлелся в его памяти. С той поры тусклый мир, что люди без воображения зовут «единственной реальностью», опостылел ему и стал для него тюрьмой.       В этом мире его привлекало лишь прошлое: день за днем просиживал он над старинными пыльными фолиантами или бродил по узким улочкам родного Аркхема, стремясь воссоздать в своем воображении облик этого города два столетия назад. Словно наяву, виделось ему, как у ветхого псевдоклассического фронтона былой биржи останавливаются кареты, как выходят из них важные джентльмены в расшитых золотом камзолах и пышных париках, как степенно ведут они меж собой разговор о последних новостях из метрополии, о ценах на чай, пряности и рабов... Но тут взор его натыкался на какого-нибудь хлыща с крысиными усиками и в кургузых, по последней моде, брючках, или визгливый чарльстон из распахнутой двери дансинга принимался надрывать ему уши — и Рэндольф Картер втягивал голову в плечи и быстрым шагом, почти бегом устремлялся прочь, сожалея о безвозвратно ушедшем прошлом, полный отвращения к настоящему.       В молодости он пробовал писать; но талант его шел вразрез с современностью, требующей от писателя разоблачать язвы мира, а не украшать его покровом мифов. Сочинения Картера, полные странных образов и причудливых фантазий, были жестоко осмеяны, и он принялся писать лишь для себя, а вскоре совсем оставил это занятие. Мир грез все неодолимее влек его к себе, и сновидения его становились все сложнее, все загадочнее, все неподвластнее скудному языку дневного мира.       Постепенно Картера начали сторониться даже немногие его друзья. Преждевременно постаревший, неряшливый, он вызывал у них жалость; а его рассеянность, прерывистые и невнятные речи, склонность внезапно умолкать, уставившись в одну точку, как если бы перед его внутренним взором представало нечто, для всех прочих невидимое — все это порождало в его собеседниках тягостное смущение и заставляло усомниться в здравости его рассудка. Тех, кто видал его чаще остальных, особенно смущала его манера бормотать себе под нос, разговаривая то ли с самим собой, то ли с неким незримым собеседником.       Картер едва ли заметил исчезновение друзей, а если и заметил — едва ли опечалился. Общение с другими людьми всегда его тяготило; он с трудом понимал их мелочные заботы и приземленные размышления, своими же размышлениями и заботами ни с кем не делился, опасаясь непонимания и насмешек. Однако человек не создан для полного одиночества, и, кому недостает общества себе подобных — тот находит себе друзей среди предметов неодушевленных или в мире грез.       Был тайный друг и у Рэндольфа Картера. Имени его Картер не знал, не ведал, кто он и откуда — человек ли, или демон, или некое благое божество. Этот незнакомец, смуглый и золотоглазый, всегда с легкой улыбкой на устах, не раз являлся ему в сновидческих странствиях. Когда на плато Ленг Картер угодил в плен к таинственному жрецу в желтой шелковой маске, от которого мало кто уходил живым — золотоглазый незнакомец предстал перед ним и, протянув руку, провел его сквозь стену темницы. Когда Картер, израненный и обессиленный, искал переправы через реку Скай, а стая голодных зугов преследовала его по пятам — незнакомец, внезапно явившись из ниоткуда, перевел его через реку по воде, словно посуху. Не раз, когда Картер, потерпев в своих поисках очередную неудачу, готов был впасть в отчаяние, серебристый голос таинственного проводника, чарующий, словно пение лютни, ободрял его и вселял в него надежду. Лишь в одном не помогал Картеру таинственный проводник — ни разу ни словом, ни намеком, ни жестом не указал ему путь в Несравненный Наир.       Никогда Картер не спрашивал своего загадочного друга, кто он и как его имя: что-то подсказывало ему, что столь дерзкий и прозаический вопрос может развеять чары. Однако со временем он всей душой привязался к золотоглазому незнакомцу и начал полагаться на него не только во сне, но и наяву. Не раз он мысленно или вслух спрашивал у него совета в житейских треволнениях — и порой получал ответ. И не кто иной, как серебристый голос проводника из мира снов посоветовал ему использовать гашиш, чтобы сократить бессмысленные дни и освободить время для полных жизни и глубокого значения сновидений.       Благодаря наркотику сновидческий дар Картера усилился стократно: теперь во сне он преодолевал границы вселенной и выходил в иные пространства, лишенные понятий времени, материи и формы. Неописуемые газообразные существа, обитатели этих немыслимых миров, делились с ним своими знаниями о природе жизни и сущности бытия. Немало чудовищного и непостижимого узнал он об Азатоте, слепом и безумном султане демонов, чье имя никто из живущих не осмеливается произнести, о мрачных и безгласных Иных Богах, об их духе и посланнике — пожирателе миров, ползучем хаосе Ньярлатотепе. Но и эти могущественные сущности не знали дороги в Несравненный Наир; очнувшись от грез, Картер с трудом припоминал обрывки их нечеловеческой мудрости — а сердце его по-прежнему не находило покоя.       Тем временем скромные средства, унаследованные им от родителей, таяли на глазах, старый дом в конце Олни-корт ветшал и пустел, а телесное и душевное здоровье, подорванное наркотиком, стремительно разрушалось. Но Рэндольф Картер смотрел на свое падение безучастно: ничто в этом мире его уже не занимало, и лишь одного страшился он — умереть прежде, чем достигнет Несравненного Наира.       Однажды ветреным ноябрьским вечером, когда луна была на ущербе, посетив мрачный притон возле пристани и приобретя там у молчаливого темнолицего иностранца очередную порцию сновидческого зелья, Картер возвращался домой по извилистой Арк-лейн. Путь его лежал к мосту через Канал. Свирепые порывы ветра едва не сшибали его с ног, полы истрепанного пальто развевались, как флаги. Едва ли он ясно понимал, откуда и куда идет: мысли его уносились к тому блаженному мигу, когда он вновь впадет в искусственное забытье и продолжит свои сомнамбулические искания.       Дойдя до моста, Рэндольф вдруг остановился, как вкопанный, и поспешно сделал шаг назад. Не будь чувства его притуплены постоянной наркотической дремотой, он, быть может, вскрикнул бы — столь неожиданное зрелище предстало ему. Моста перед ним не было. Не было ни черной маслянистой глади Канала, ни тусклых огоньков фонарей и смутных очертаний домов на другом берегу: у самых ног его распростерлась бездна, бескрайняя, непроглядная и немая, не отражающая в себе свет ущербной луны.       Все чувства Картера мгновенно пробудились и обрели чрезвычайную остроту. Он замер, напряженно вглядываясь в бездну, словно стараясь уловить в ней хоть слабый проблеск жизни. Едва ли возможно описать, что за смятенные мысли владели в этот миг его сознанием. И в это мгновение в мозгу его раздался знакомый голос — властный и чарующий голос друга из его сновидений:       - Вот и настал твой час, Рэндольф Картер! Ты веришь мне? Готов идти за мной?       Не раздумывая более, Картер шагнул вперед — и рухнул в безымянную бездну.       Века и тысячелетия длился его полет во тьме — мимо неприснившихся снов, невысказанных фантазий, мимо чудовищных созданий междумирья, смеющихся над сновидцами. А потом тьма сменилась светом, и Рэндольф Картер увидел себя на снежной вершине горы, которую сразу узнал.       То была гора Нгранек, что к югу от Ултара — та, на северном склоне которой высечены пугающие лики и неведомые письмена. Много раз Картер видел эту гору издали, не раз проходил мимо нее в своих странствиях, но на вершину ее никогда не поднимался, ибо слышал от ултарских стариков, что нет там ничего, кроме холода, и мрака, и Иных Богов, под звуки безумных флейт и адских барабанов справляющих свои кошмарные празднества.       Однако сейчас Картер не чувствовал холода, да и никакого мрака вокруг не видел. Закатное солнце, бросая лучи на снег, превратило его в подобие нежно-розового мрамора, а тысячелетние ледники сверкали и искрились в солнечных лучах, словно стены и колонны сказочных рубиновых дворцов. А внизу, под ногами Картера, распростерлась зеленая долина, одной стороной своей плавно спускающаяся к морю — и у края моря...       Да, это был он — с золотыми башнями, пронзающими облака, со стенами из зелено-голубого мрамора, с тенистыми садами, серебряными фонтанами и легкокрылыми ящерками, перепархивающими с одного дерева на другое. По улицам его ходили ручные единороги в шелковой сбруе, украшенной бубенцами; в гавани теснились ярко раскрашенные купеческие барки и галеры со всех концов земли; у золотых ворот не утихала толчея слонов и верблюдов, груженых причудливыми иноземными товарами. Горожане, величественные, с благородной осанкой, в свободных переливающихся одеждах таких цветов, каких не встретишь на земле, оживленно переговариваясь между собою, поодиночке и группами спешили на площадь перед царским дворцом: Картер догадался, что они готовятся встречать его — своего природного повелителя.       Далеко внизу находился Несравненный Наир, но Картер видел все до мельчайших деталей, словно смотрел в сверхсильный бинокль. Однако, когда он прищурился, чтобы получше рассмотреть город своей мечты — в глазах у него вдруг зарябило, ноги подкосились, и, прикрыв глаза, он опустился на колени.       Знакомая узкая рука легла ему на плечо. Повернув голову, Картер встретился с золотистым взглядом, как всегда, ласковым и чуть насмешливым, своего таинственного проводника.       - Бедный сновидец! - проговорил его безымянный друг. - Ты так устал! Дневной мир, бедный, косный и грубый, высосал из тебя жизнь; нежданная радость подорвала твои силы. А путь вниз неблизок и труден, и негоже твоим подданным видеть властителя жалким и обессиленным. Приляг, Рэндольф Картер, приляг и отдохни на этой прохладной постели; тебе еще предстоит узнать, что и в царстве снов есть место сну.       Покорно, как ребенок, Рэндольф Картер растянулся на розовом снегу мягче лебяжьего пуха и закрыл глаза.       Удивительные видения явились ему в этом последнем сне, разительно отличные от всего, что заполняло его грезы прежде. Картер видел во сне себя — не тем жалким чудаком, каким был он в дневном мире, но и не таким, каким знал его мир снов. Кажется, впервые он видел себя по-настоящему — и восхищался, и ужасался, и не мог поверить, что это он.       Он видел себя на поле боя, в дыму, копоти и смеси отвратительных запахов. Прямо на него ползла, скрежеща гусеницами, огромная отвратительная машина — но Картер, сжимая в руке бутылку с зажигательной смесью, готовил ей достойную встречу. Лишь на миг, когда грязно-зеленое брюхо механического урода закрыло от него небо, Картера-воина охватил панический страх: но тут Картер-сновидец услышал свой собственный голос: «За Наир! За мой Несравненный Наир!» - и ужас воина сменился восторгом и азартом битвы...       Он видел себя в палатке посреди раскаленной пустыни: при свете масляной лампы, сидя по-турецки на истертом ковре, осторожно и заботливо очищал он крохотной щеточкой осколок глиняной таблички со странными на вид письменами. Вот открылся еще один клинописный значок — и вдруг слова на табличке обрели смысл: перед археологом разворачивалась история, обрывки которой ему уже случалось читать — о тяжбе двух богинь, светлой Иштар и темной Эрешкигаль, за обреченного смерти пастуха Таммуза...       - Я знаю эту легенду — она вырезана на нефритовых ступенях храма Богини в моем Несравненном Наире! - громко проговорил Картер-сновидец; и тут же это видение сменилось следующим.       Теперь он стоял высоко над толпой, над рокочущим людским морем. Множество людей — бедно одетых, с грубыми лицами — смотрели на него, как на бога, и ждали его слов, как откровения с небес. Но, против всего, что случалось переживать ему наяву, Картер не испытывал к этим людям ни отвращения, ни неприязни, ни страха. В каждом из них он видел своего двойника, безнадежно заблудившегося в дневном мире, и сердце его переполнялось чувствами, неизведанными на земле — любовью, скорбью и жаждой действия.       - Знаю, - говорил он, - что вам, как и мне, отвратителен этот мир, грубый, скаредный и продажный. Но мне знаком мир иной. Башни его пронзают облака, стены его сливаются с морем; у жителей его не встретишь согбенных спин и потухших глаз. Каждый из вас хоть раз видел его во сне; но немногие знают, что наши сны, если мы того захотим, могут воплощаться в мире дневном. Великих трудов и великих мук стоит воплощение сна, многие опасности подстерегают на этом пути, а цель его вечно ускользает и дразнит нас недостижимостью: но, клянусь моей полуденной мечтой — ни великие труды, ни муки, ни опасности, ни сама смерть не помешают мне принести на землю хоть частицу, хоть отблеск моего Несравненного Наира!       Не успел Картер-сновидец поразиться этому ни с чем не сообразному видению, как оно сменилось новым, еще более странным. Теперь Рэндольф Картер, обнаженный, лежал на постели, сжимая в объятиях прекрасную женщину: восторженно и влюбленно смотрела она на него, а он говорил ей:       - Любовь моя, далеко-далеко отсюда есть чудный город с золотыми башнями, пронзающими облака, Несравненный Наир, прекраснее которого не найти на свете. Если хочешь, я отворю для тебя его золотые ворота: вместе войдем мы в этот город — я как царь, ты как царица — и будем править там вечно...       Но в этот миг резкий толчок выдернул Картера из его последнего сна.       Зловонный смрад разложения ударил ему в ноздри. Картер мучительно закашлялся, не открывая глаз, заворочался на своем ложе. Что-то под ним зашуршало, а вытянутая рука наткнулась на что-то острое, покрытое мерзкой на ощупь слизью.       Картер застонал и открыл глаза. Сперва он не увидел ничего, ибо вокруг царил непроглядный мрак; но вот ущербная луна выплыла из-за туч и осветила устрашающий пейзаж.       Сновидец лежал среди руин, у подножия циклопической выщербленной лестницы, чьи ступени, все в трещинах, сочились какой-то склизкой сукровицей гниющего камня. Повсюду вокруг него вырастали из земли, словно причудливые грибы, осколки былого великолепия: оглядываясь кругом себя, он узнавал то стену дома с остатками изразцов, то развалины башни, то почернелые обломки колоннады. Мертвая земля вокруг была усыпана гниющими листьями и усеяна костьми, человечьими и звериными. У самой своей левой руки Картер различил череп единорога, а рядом — полуистлевшую ленту, и на ней проржавелый бубенец. На иных костях еще сохранились хрящи и остатки мускулов. Рэндольф заметил, как за полуразрушенной беседкой, оплетенной иссохшим плющом, мелькнула сгорбленная фигура с несоразмерно длинными руками, затем сверкнули горящие глаза и послышалось характерное чавканье.       И в этот миг Рэндольф Картер услышал знакомый голос, звучный и властный, гремящий безрадостным торжеством:       - Приветствую тебя, повелитель Наира Несравненного, в городе твоей мечты!       Рэндольф с криком обернулся.       На обломке колонны, возвышающемся на землей на пять локтей, сидел, наблюдая за ним, его таинственный друг. Он сидел, подобрав под себя ноги, словно в них не было костей; руки его свисали до земли, прекрасное лицо сползало с него, словно истлевшая маска.       - Что это? - вскричал Рэндольф Картер, отчаянно силясь проснуться. - Что ты сделал с моим городом?       - Я? - усмехнулся его проводник. - Ничего. Все это сделал ты сам.       - Что все это значит? Ответь мне, чудовище! Что я сейчас видел?       - Самого себя, милый мой сновидец, всего лишь самого себя — того, каким ты мог бы стать. И те пути — тот единственный путь — что мог привести тебя в Несравненный Наир. Но ты отверг этот путь. Вместо этого ты доверился мне, даже не спрашивая, кто я, откуда и каково мое имя, ты был верен мне даже до смерти — и теперь получаешь за это награду. В Несравненном Наире, твоими руками оскверненном и превращенном в прах, будешь ты править вечно: мертвец среди мертвецов, мой возлюбленный, моя жертва, моя пища, ибо я — Пожирающий миры, посланник Иных Богов, ползучий хаос Ньярлатотеп!       С этими словами говорящий соскользнул с колонны, подполз, извиваясь, к Рэндольфу Картеру и впился в его тело множеством губ.       Рэндольф Картер закричал, и крик его длился вечно.