ком в горле

музыка давит. света почти нет, только несколько неоновых лампочек в разных концах комнаты. взгляд фокусируется с трудом. смех слышится отовсюду, но кажется очень далёким. сергей не может сосредоточиться. он здесь, но вместе с этим его тут нет. пятая по счёту бутылка пива стоит рядом, но взять её в руки — убийственно. он точно не сможет встать. вспомнить, как тут оказался, не получается. мысли все вперемешку: путаются, проскальзывают быстро. зацепиться не получается ни за одну. ему, кажется, плохо. но это привычно. нестрашно. он даже почти не замечает, продолжает сидеть и всматриваться в чужие лица. не выходит. всё плывёт. люди вокруг под чем-то явно. на столе справа пакетик с какими-то таблетками, к ним даже притрагиваться страшно. становится ещё хуже. хочется сбежать отсюда, но ноги ватные. не удаётся даже встать. он переводит взгляд на бутылку, поднимает руку с трудом и обхватывает горлышко. будет лишь хуже, он знает, но сейчас это значения не имеет, потому что из реальности хочется скрыться. так, чтобы чужой смех был не фоновым шумом, а вообще исчез. чтобы не слышать эти голоса. надо дойти до комнаты и просто отрубиться. потому что страшно. быть пьяным настолько — страшно. он себя знает, ему нельзя. запрещено категорически. иначе снова в плейлисте будет ooes, в глазах слёзы, а в сердце щемящая боль. ком в горле уже давно, но его получается игнорировать. потому что по ощущениям он там всю жизнь. но встать всё ещё не получается, поэтому он вливает в себя пиво. может, ком в горле этот смоется так. нет, не смоется. находиться в такой компании некомфортно. иногда кто-то подходит, смотрит замыленно, окидывая мечтательной улыбкой, протягивает марку. сергей в состоянии лишь посмотреть разочарованно и отрицательно покачать головой. ему хочется блевать. от количества алкоголя в желудке, от происходящего вокруг, от себя. ненависть накатывает волной. ему противно тут всё. он ненавидит наркотики, ненавидит всех этих людей и, самое страшное, себя он тоже ненавидит. под рёбрами как будто скребётся кто-то, вдохнуть сложно, пальцы подрагивают. сергей смотрит на них с горькой усмешкой, даже не пытаясь остановить тремор. правда, трясущимися руками бутылку взять сложнее. но у него получается. это не первый раз и не последний, справиться можно. какой же он жалкий. становится даже смешно от этого. слабак, урод, ничтожество. он наклоняет голову вниз и смеётся. другие думают, что он подхватил, тоже вкинулся, радостно хлопают по плечу и даже не замечают, что щёки мокрые, а взгляд разбитый. сергей улыбается им в ответ сломанно, криво. обводит комнату глазами, все слишком счастливые, но завидовать не получается, потому что это всё мнимое. вызванное всяким дерьмом. сергей знает, что со временем они сломаются сильнее, чем он сломан уже. только боится, что доломается сам. делает ещё пару глотков, смотрит куда-то расфокусированно, не пытаясь даже зацепиться взглядом за что-то. но всё равно цепляется. видит лицо такое же безжизненное, безэмоциональное в противоположном углу комнаты. видит, что на него смотрят в ответ пристально. сергей усмехается и отворачивается, а про себя думает, что в своём одиночестве он не один. пиво пьётся трудно, потому что серёжа взгляд ощущает на себе. он думал, что слишком пьян для того, чтобы обращать внимание на такое, но, кажется, с этим парнем что-то не так, если хочется посмотреть в ответ. потому что на нормальных его не тянет. он допивает с трудом, сглатывает и поворачивается. на него смотрят с каким-то вызовом, но без намёка на улыбку. да и без агрессии. серёжа не понимает, он не может прочитать чужой взгляд, слишком пьян. просто знает, что смотрят в упор. люди вокруг снуют, продолжают хохотать, но он наконец-то этого не слышит. мир, кажется, поломался. ощущение странное. как будто остались на всём свете только он и парень напротив, а все остальные — дешёвая декорация. массовка за сто рублей в час. всё это смахивает на самый глупый и бессмысленный фильм с закосом на психологию, но всё же фильм. правда, музыкальное сопровождение какое-то совершенно дурацкое. если у жизни есть режиссёр, пусть меняет всё к чертям. по ощущениям он пьянеет ещё сильнее, но двигаться и соображать становится проще. ком в горле почти не ощущается, щёки давно сухие, глаза фокусируются без проблем. но мысли ловить всё ещё не получается, их будто только больше становится. проще будет совсем игнорировать. проще было бы и парня этого игнорировать, но тот продолжает смотреть заинтересованно, и выбора не остаётся. цепляет чужой взгляд, смотрит разбито, потому что по-другому просто не умеет, а его в ответ оглядывают изучающе, проницательно. хочется скрыться, но смотреть всё равно позволяет, хоть от этого сердце в тревоге заходится, а неуверенность накрывает с головой. кажется, серёжа нашёл новый вид селфхарма. когда парень напротив наклоняет голову вбок и смотрит холодно, но выжидающе, сергей точно не выдерживает. он не понимает, чего конкретно, но ему дискомфортно. возвращается в реальность, в которой он сидит на диване в углу комнаты, полной неадекватных людей и различных веществ. в реальность, которая заполнена неестественным смехом и второсортным русским рэпом. ком в горле увеличивается, сглатывать не помогает, дышать практически невозможно. ему срочно нужен свежий воздух, поэтому он еле как поднимается на ноги, качается, протискивается сквозь толпу и буквально вваливается на, спасибо хоть за это, пустой балкон. он открывает окно и вдыхает запах зимней ночи. всё будто становится чуть проще. наверное, даже совсем неважным. как что-то может быть значимо, когда ты наедине со свежим морозным воздухом и чёрным небом, на котором виднеется всего пара звёзд? серёжа видит открытую помятую пачку винстона, в которой осталось всего две сигареты, и решает, что покурить можно. зажигалка не находится. ни в кармане, ни на подоконнике. возвращаться в комнату не хотелось, но, кажется, он действительно актёр в чьём-то фильме, потому что на балкон входит тот самый парень с двумя куртками и протягивает руку с зажигалкой к чужому рту, поджигая. сергей смотрит удивлённо и всё ещё разбито. кивает в знак благодарности и отворачивается к окну, медленно выдыхая. чувствует, как на его плечи накидывают куртку, и видит, что парень становится рядом и продолжает рассматривать. сергей в ответ не смотрит, держится. — я ваня. серёжа молчит. не надо. будет хуже. не нужно с ним знакомиться, пожалуйста, он всё испортит, как всегда, и от него убегут. — ты красивый. смотрит так же безэмоционально. сергей вообще не может его прочитать. — ты настолько пьян, что у тебя глаза блестят, и сейчас, в темноте, кажется, что в них звёзды отражаются. и в комнате так казалось. ты сам кажешься потухшим, но в глазах космос, — и смотрит так, как будто всё знает. сергею не по себе, правда. у него дыра в сердце, расколотая на множество кусочков душа и нет никакого космоса в глазах. максимум - одна падающая звезда, которая уже почти дотлела. ему не нравится, когда пытаются доказать обратное. потому что он может в это поверить. и это самое страшное. а ваня забирает уже потухший бычок из его продрогших пальцев, выкидывает из окна и берёт чужие руки в свои, согревая. — ты тоже под чем-то, — серёжа скорее утверждает, чем спрашивает. хотя подсознательно понимает, что он не прав, потому что ведёт себя парень слишком адекватно. — я даже алкоголь не пил. — зачем тогда ты тут? — задавать мне вопрос не совсем честно. ты всё ещё не сказал, как тебя зовут, — сжимает руки сильнее, дышит на них. сергею тепло. к сожалению, тепло разливается не только по рукам, но и в груди. — серёжа. — позвали, — отвечает на вопрос, наклоняясь и заглядывая в глаза. — давай поцелуемся? сергей не знает, что говорить. он смотрит с опаской, хочет сразу отказать, но не успевает. — мы всё равно на тусовке и видимся, может, последний раз в жизни. делать тут больше нечего. сергею страшно. он хочет. он понимает, что хочет. не целовался давно, ему не с кем было, а ваня этот такой… странный? он кажется пустым абсолютно, но в то же время глубоким. он нечитаемый, и серёжа хочет узнать, что тот скрывает за прищуром зелёных глаз. ваня к себе тянет, как бы он ни сопротивлялся. а ещё он пьяный очень, даже слишком. поэтому соглашается. ваня его руку не отпускает, ведёт в свободную комнату и ложится на кровать. серёжа ложится рядом. запрещает себе думать и концентрироваться на чём-то, кроме чужих рук, которые его волосы мягко перебирают. сердце от грустной нежности разрывается, слишком много романтики в этом действии. а взгляд напротив всё ещё ни единой эмоции не показывает. серёжа уже не может на это смотреть, поэтому за поцелуем первый тянется. ваня мягко накрывает чужие губы своими, двигает ими медленно, облизывает, чтобы не было сухо, и продолжает целовать чувственно. ком в горле почти не ощущается. серёжа отвечает, хочет, чтобы поцелуй стал грубее, потому что нельзя к нему с такой нежностью. он может сломаться. а ломаться он устал. прикусывает чужие губы, проводя языком по нижней, цепляет зубами и тянет на себя, руки на плечи кладёт, чтобы приблизиться. ваня не отталкивает, ладонями пробирается под толстовку, легко касается кончиками пальцев рёбер. он полон нежности. сергей это чувствует и, кажется, трескается. к нему никогда не относились так. он отрывается от чужих губ, дышит шумно и заглядывает в чужие глаза, пытаясь там что-то прочитать. снова не получается. ваня просто смотрит, и в его взгляде так много можно увидеть, но в то же время вообще ничего. сергей не понимает. ему даже не дают времени подумать. его целуют снова, а руки под толстовкой вырисовывают одному ване известные узоры. серёжа тихонько стонет, когда парень царапается, и чувствует тихий смешок в свои губы. его ведёт. ваня забирается на него сверху, целует и покусывает шею, зализывая, периодически отрываясь, чтобы просто посмотреть пару секунд и погладить по щеке или поправить его волосы осторожно. серёжа хочет, чтобы он прекратил так делать. и в то же время мечтает о том, чтобы это длилось вечно. в голове мысли сопротивляются, но алкоголь позволяет абстрагироваться от них и просто наслаждаться происходящим. ваня трётся об него через джинсы, одной рукой поглаживая грудь под толстовкой, а другой осторожно сжимая мочку уха серёжи, в которое сам же возбуждённо дышит. сергей бёдрами толкается, надавливая на тазобедренные косточки вани, вжимая его в себя. в пьяном угаре это ощущается невероятно. настолько, что он кончает себе в трусы. становится стыдно, но парень чмокает его в щёку, улыбаясь уголком губ, ложится рядом и перебирает волосы. сергей же ничего понять не может. ваня так и засыпает минут через 10, пока чужое сердце стучит шумно и громко. слышно должно быть на весь район. серёжа, кажется, трезвеет сразу, встаёт с кровати аккуратно, чтобы не разбудить парня, бежит за курткой и вылетает из квартиры. он идёт до дома пешком, когда уже начинает светать и на старые панельки падают лучи утреннего солнца, и не может видеть в этом что-то красивое. всё, что он сейчас может, — это ненавидеть себя. за то, что позволил себе поддаться, за то, что ему понравилось, за то, что хочется ещё. иногда серёже и правда хочется себя убить. но он слабак, конечно, и никогда этого не сделает, ведь всё, на что хватает его моральных сил, это жалость к самому себе. поэтому, приходя домой, он падает на кровать и просто смотрит в белый потолок, прокручивая в голове навязчивые мысли до тех пор, пока не засыпает. чтобы проснуться и увидеть новые сообщения с неизвестного номера. *неизвестный номер* я не хочу, чтобы мы виделись последний раз в жизни и целоваться с тобой ещё хочу не только из-за того, что на тусовке делать нечего мы вместе сделаем так, чтобы горели не только звёзды в твоих глазах, но и ты сам и серёжа позволяет себе мягко улыбнуться впервые за долгое время. он еще не знает о том, что ваня совсем не безэмоциональный, просто закрытый с новыми людьми, но обязательно узнает. и потухшим благодаря ване он больше не будет. начнёт гореть ярче всех звёзд, ваня даже скажет позже, что ярче солнца. и ком в горле у него больше не появится.