Чулки и торты

Аякс мнётся у двери, неловко переступая с ноги на ногу; в руках объёмная коробка с шоколадным тортом. Любимый торт Кэйи, с сочными пропитанными коржами, дорогущим жирным кремом и отборной стружкой. Впрочем, они вначале займутся любовью, а эта красота подождёт в холодильнике, если поменять порядок то и прислониться к белому дружку лицом недалеко. Наконец проход в квартиру приоткрывается и перед гостем возникает его парень, уже разгоряченный и ко всему готовый, он буквально налетает на Тарталью в проходе. Тарталья, ни минуты не медля, отвечает на глубокий, развратный поцелуй, позволяя прямо так утянуть себя в квартиру. Уже там Альберих отрывается от губ рыжего, проводя языком по подбородку, а затем глядит прямо в лазурные глаза напротив. — Я скучал, — Кэйа снова целует, но уже намного более невинно и коротко, вкладывая все чувства в этот поцелуй. — Я тоже, милый, я тоже очень скучал, — Тарталья утыкается синевласому в шею, шепчет какие-то нежнейшие истины своей любви. Они стоят так ещё недолго, в объятиях друг друга и привыкают к запаху друг друга после долгой разлуки. Наконец Альберих с явным нежеланием отлепляется от рыжего, напоследок кусая покрасневший от мороза нос. — Неси торт на кухню, солнце, а я жду тебя в спальне, — он игриво подмигивает, будто случайно задирая край бесформенной белой футболки и демонстрирует туго затянутый корсет пусть и всего на миллисекунду. Аякс послушно уплывает на кухню, оставляя десерт на указанном месте, и забегает в ванную. Холодная вода обжигает сверкающие щеки; синевласый даже раздеться не успел, а Тарталью уже буквально трясёт от смущения и.. желания, пожалуй? На такое способен только Кэйа. Он осторожно расстегивает нижние пуговицы рубашки, затем ширинку, скользит ладонью по собственному возбуждению, правда лишь через ткань трусов. Ну не будет же он в самом деле дрочить в одиночестве, когда в соседней комнате лежит возлюбленный точно так же желающий его! Верхняя часть одежды сползает с веснушчатых плеч, а вот со штанами и бельём предстоит справиться всё же Альбериху. Тихо скрипит дверь в спальню. Аякс шаркает босыми ногами по ламинатному покрытию и вот тогда это происходит. Его взгляд скользит по виду Кэйи. Альберих действительно в корсете, в том самом корсете, который рыжик купил в тридорого, не размениваясь на торг. Дальше было пусто: лишь нижняя часть корсета, едва прикрывающая половой орган и конечно же зад. Лучший зад на всей земле, тот кто считал свой зад лучшим просто не видел парня Аякса, тот совершенно уверен в этом. А после.. были чулки. Белые чулки, идеально обтягивающие смуглые ноги Кэйи. Кружева мягко вились, будто танцевали, ещё сильнее выделяя оливковый оттенок кожи Альбериха. Ох, эти чулки точно, абсолютно точно, созданы специально только для него. Аякс просто не мог поверить, осознать, что некто столь прекрасный, идеальный в своей раскрепощенной красоте мог полюбить его. Его — Аякса Тарталью, глупого снеженского мальчика. Так, нет, в этом ключе продолжать размышления нельзя. Рыжий встряхивает своей головой, разгоняя такие мысли куда подальше, а то если не сойдёт с подобного, так сказать, пути, точно разрыдается и сорвёт всю эротическую атмосферу. Гулко сглотнув, рыжий идёт вглубь комнаты. Кэйа тут же зашевелился, переворачиваясь на грудь и открывая вид на свои преступно аппетитные ягодицы. Такие округлые, упругие. Аякс прикусывает губу, член стоит так, что аж больно, а Альберих, хитрый засранец, нарочно поддевает пальцем резинку чулка и отпускает её с характерным шлепком так, что от звука Тарталья почти подпрыгивает, и только сейчас замечает: чулки как будто самую каплю малы Альбериху, и оттого, ляжки парня до жути сексуально вывешиваются в них. Аякс готов выть и скулить от возбуждения, метаться, скребстись об стены и вилять воображаемым хвостом. На секунду в голове пролетает мысль просто взять и наброситься на Кэйю прямо так, повалить, впиться в губы жарким поцелуем. Но Тарталья быстро её отметает, и аккуратно, медленно приближается к кровати. Каждый его шаг полон душащего возбуждения, волосы на руках поднялись, сердцебиение ускорилось. Ещё немного и.. сильные руки хватают его, утягивают к себе. Теперь Аякс прижимается грудью к Кэйе, и совершенно теряется. Он чувствовал как бешено стучит чужое сердце, видел, как Кэйа прикусывал губы, чуть причмокивая и как он тёрся о пах Аякса извиваясь таким образом, что рыжий готов поклясться, ещё чуть-чуть и этот хитрец сгонет его в могилу. — Ты так долго, — тихий, тяжёлый шёпот, и Аякс весь напрягается, прислушиваясь к родному голосу. — Я думал уже не придёшь. Тебе нравится мой корсет? Нравятся эти чулки? Ну же, хороший мальчик, не молчи, скажи своему парню, он сейчас сексуален? Руки оглаживают грудь Тартальи, спускаются на рельефный живот, вниз к джинсам, играются с ремнём. — Не молчи, солнце, — шёпот становится ещё тише, ещё горячее. Кэйа закидывает туда каких-то немыслимых интонаций, играясь с Аяксом, выпавшим ещё на моменте «хорошего мальчика». — Неужели я выгляжу так плохо? Ответь, прошу. Влага во рту полностью пересохла, Тарталья не может связать и двух слов, когда чужие ладони скользят по внутренней стороне его бёдер. Хитёр, хитёр, ну как же он хитёр. — Я.. — предпринимает Тарталья попытку осмысленно что-то сказать. — Я в восторге, тебе идёт, очень идёт. Я… Тут же с его губ срывается первый стон. Кэйа, чертов Кэйа, когда он только успел снять бельё?! — Ну же, скажи мне, — корсет и чулки видны теперь ещё лучше, Альберих встал на колени, и будучи воплощением самых грязных мыслей своего милого бойфренда, ещё и требует подтверждение этого. – Ты? Ты что? Капля пота стекает по ложбинке между грудей Альбериха. Аякс закрывает глаза, но лучше не становится, чужие ладони игриво проходящие по колом стоящему члену всё равно не позволяют сосредоточиться. — Я.. — это просто невозможно, действительно невозможно, — Я… Хочу тебе отсосать. Движения внизу прекращаются, Аякс готов жалобно заскулить от обиды, но ему этого не позволяют, затыкая до ужаса глубоким поцелуем. — Открой глаза, милый. И подчиняется. И, мать твою, поступает абсолютно правильно. Кэйа, устроился на нём, сидя совсем близко к красному, словно помидор, Аяксу, смотрел сверху вниз, сверкая своими глазами. На этот раз повязки на нём уже не было и это то, что радовало рыжего, ведь он может насладиться этими глазами. — В таком случае, приступай, хороший мальчик. Одеяло, подушки и чулки сметаются в одну кучу, когда мир Аякса, вместе с Кэйей, переворачивается. Будто в забытье, рыжий наваливается на возлюбленного, прижимая его спиной к простыням, принимается лизать, целовать, кусать и сжимать нежную кожу возле паха. Кэйа гладит рыжие волосы, тихо стонет, но этого недостаточно, совсем недостаточно. — Назови меня так ещё раз.. — Тарталья прерывает свои действия, жарко дышит, заставляя своего парня расстроенно заскулить. — Я же хороший мальчик, правда? Хороший? Хороший же? Кэйа берёт его руку, ведёт медленно, и кладёт на белую, нежную ткань, закрывавшую сильные ноги. — Конечно, не просто хороший, а лучший, лучший мальчик. Ради плохих мальчиков не надевают такие чулочки. Ладонь сжимается, собирая ткань, Аякс ещё медлит, будто бы впитывая столь понравившееся ему прозвище и. наконец берёт член своего парня в рот. Осторожно, потихоньку принимая, начинает с головки, берёт её с мокрыми, пошлыми звуками и не забывает сжимать, ласкать и гладить рельефные мышцы ляжек, всё ещё находящиеся в его руках. — Умница, — возбужденный тон подначивает только сильнее, будто бы тихо упрашивая быть быстрее, жёстче. — Даа.. И Аякс подчиняется намеку медового голоса, беря чуть ли не половину ствола. В ответ гулкий стон, сжавшиеся на затылке пальцы, и собственное тяжелое чувство в желудке. И чем глубже Тарталья берёт, тем хуже. Как же хорошо, что вторая рука свободна. Он сжимает себя, принимая член парня целиком, и не без досады убирает ладонь с чулка, начинает помогать себе ей. Кэйа крупно вздрагивает, резко весь выгибается, мычит, куда громче чем до этого. Простыни сжимаются под напором стоит Аяксу начать с влажными звуками активнее двигаться. — Чёрт, ты. Ты… — Кэйа сбивается, когда его вдруг полностью выпускают, а потом вновь берут до предела. — Ты стал значительно лучше со своего первого минета. Аякс глухо усмехается, насколько это возможно с членом во рту. Да, Кэйа никогда не упускает шанса припомнить историю полугодовой давности, взявшего слишком резко Аякса, его чуть ли не предсмертный кашель и почти откусаную головку. Желание вытряхнуть из голубоволосой головы дрянное воспоминания тут же зажигается внутри рыжика. Колется и болит, заставляя действовать быстрее, брать глубже, быть жарче, быть жёстче. И Кэйа громко, громко стонет, извивается, сам толкается в чужой рот и совершенно отдаляется от земли, тонет в ощущениях плоти. Аякс, его милый, милый Аякс может сотворить с Альберихом. такое. Губы, эти мягкие влажные губы, эти причмокивания, похотливые голубые глаза, они сводят с ума, добивают. Во рту у Аякса невозможно горячо, он втягивает щеки невозможно тесно. Тарталья вылизывает каждую венку, глотая предеякулят, щекоча уретру. Дыхание Альбериха окончательно теряет свою ровность, вдохи и выдохи, рваные стоны. Они звучат всё громче, всё вожделенней. Он скрещивает ноги в белых чулках на мускулистой спине, прижимая Аякса ближе, ещё ближе, насколько это вообще возможно. — Аякс, я даже не думал, ты- Ох! — Тарталья утыкается носом в лобковые волосы, доводя себя до предела. Вздрагивает и стонет, глухо, обдавая член Кэйи вибрацией и еле успевает убрать голову, прежде чем тот кончает. — Стал так хорош в этом.. Аякс хрипло смеётся и по телу Кэйи пробегает лёгкая дрожь. — С таким учителем чему только не научишься. Он приподнимается на руках, подползая к возлюбленному, всё ещё обнимающего Тарталью ногами и целует его, влажно, с языком. А вот это выходит у Аякса всё ещё плохо, но хотя бы не так ужасно как раньше. Это вызывает улыбку на лице у Кэйи. Ладони Альбериха вновь гуляют по сильному телу, размазывают сперму на левом плече, чуть касаются ключиц. Сжимают сосок, вырывая из Тартальи всё такой же хриплый скулёж. — Ого, — Кэйа звучит слегка удивлённо, Тарталья прислоняется лбом к шее любимого. Всё же заметил таки. — Мне кажется или твоя грудь действительно стала больше. Значительно больше. Тарталья пододвигается ещё немного, так чтобы Альберих мог потрогать его целиком. Рыжий начинает покусывать губы, ëрзать на месте. — В Снежной я тренировался чаще, чем здесь. А ты ею так восхищался. Поэтому я уделил ей особое внимание, — Аякс демонстрирует свою грудь, сжимает её и показывает её упругость. — Это ещё не всё, милый, мы с тренером составили план тренировок. По идее в будущем она должна ещё увеличиться. Аякса прерывает собственный резкий стон и укус возле соска. — Сильный, большой мальчик. — Аякс действительно стал несколько плотнее и шире относительно мускулатуры, теперь Кэйа обратил на это лучше внимание. Всё же, когда Аякс только зашёл в дом, заметить его физические изменения трудно под одеждой, а во время возбуждения, когда разум занят совершенно другим, относительно тоже. Поэтому сейчас, пока они отдыхают, Кэйа может рассмотреть своего возлюбленного. — Ты, наверное, стал выносливее, да? В ответ неразборчивое мычание и вновь стон, стоит руке скользнуть по прессу, кубики будто тоже стали выделяться немного яснее. — Тогда на этот раз ты исполни мою просьбу. Большой, хороший мальчик, — это сказано Аяксу на ухо, таким тоном, что ему кажется, будто бы ещё слово и он растает на ровном месте. — Трахни меня. Смазка, которую Кэйа успел достать непонятно когда, помещается в руку Аякса. Затем Альберих с нетерпением расстёгивает свой корсет и кидает его куда-то на пол. После он принимается за чулки. — Стой! — практически прорычал Аякс, до которого, кажется, только сейчас дошёл смысл сказанных слов. Тон строгий, почти приказной; Аякс редко говорил им с Кэйей, настолько редко, что тот уже и забыл, как же сильно он возбуждает его. — Можешь не снимать чулки, пожалуйста? Альберих действительно остановился и лег на спину, а после хищно улыбнулся. — Вот значит как, м? — в собственной груди сердце всё ещё дико колотилось, стоило вспомнить недавний жёсткий рык Аякса, но было важно не дать и тени своего восхищения промелькнуть на лице. Если сможет, на какое-то время этот очаровательный хороший мальчик окажется полностью в его руках, такая своеобразная игра. — Они настолько тебе понравились? Он ведёт вниз по ноге, до стопы, до самых пальцев и обратно. Аякс не отрывает взгляда, следит за каждым движением и едва ли не пускает слюни. Бинго. — Тогда, — продолжает Кэйа в том же игривом тоне и Аякс весь вытягивается, готов слушать и исполнять всё о чем его попросят. — Начни растягивать меня одной рукой, а второй.. Вторую держи на моём колене, но не помогай себе ей, не раскрывай меня сильнее для себя, просто держи её там и не убирай, идёт? Аякс отвечает энергичным кивком, и слыша «Я в тебе не сомневался, хороший мальчик», возбуждено вздыхает и наконец начинает наносить смазку на пальцы. Вот, он кидает тюбик куда-то в ворох одеял, и осторожно поднося одну руку ко входу, вторую устраивает на колене как и было условлено. Аякс вводит один палец, слышит совсем тихий полустон, потому что мышцы поддаются с трудом. Им потребуется очень много времени на аккуратную, длительную подготовку. Размер у Тартальи весьма приличный, а не виделись они несколько месяцев. Да и то, последние несколько раз перед отъездом, именно Аякс был в нижней позиции. Однако, постепенно, несмотря ни на что, Кэйа всё-таки расслабился, позволяя ввести второй палец. Кэйа хнычет, скулит и извивается, двигается, пытается сам насадиться на пальцы Аякса. Нестерпимо хочется придавить так удобно упирающееся в ладонь колено и заставить Кэйю отдаться лишь одному Аяксу. Но так нельзя, договор был о другом. Поэтому Тарталья, пользуясь лишь тем что ему дозволено, вытягивает из Альбериха всё, что только может. Каждое шевеление, каждый мелкий толчок, звук и вздох. И Кэйа, чёрт его подери, прекрасно чувствует эти старания. Внутри все покрывалось горячей, словно лавовой, жидкостью, стоило Аяксу, с нажимом провести там, стоило ему лукаво улыбнуться, сминая ткань чулка; стоило ему раздвинуть пальцы ножницами. Очень сильно хотелось коснуться себя, но он не делал этого из-за страха кончить от одних только пальцев, да и к тому же так позорно рано. Оставалось лишь стонать, цепляться за простыни и ждать, сгорая от нетерпения. Ещё немного, ещё чуть-чуть. — Как думаешь, ты готов? — Кэйа буквально видит, как рыжик борется с желанием сжать чулок, раздвинуть Альбериха и сжать мягкую белую ткань. Он очень хотел бы подразнить этого чудного, покрасневшего и чуть ли не плачущего от желания мальчика, но собственное терпение было на волоске. — Да, да, я готов, — сказано на выдохе, вместе с горячим воздухом, опалившим шею Аякса, тот от этого задрожал всем телом. — Вставь мне, хороший мальчик. Руку с колена можешь убрать. Он тут же вытаскивает свои пальцы, и Альбериху с трудом удаётся сдержать разочарованный вздох, вырвавшийся из-за внезапно возникшей пустоты. Но разочаровываться приходится не долго. За долю секунды Аякс умудряется нашарить в кармане лежащих на полу штанов пачку презервативов, раскатать один из них по своему члену и, от греха подальше, ещё и смазать его всё той же смазкой. В следующий миг ноги Кэйи приподнимают, а после закидывают на плечи, тот едва успевает вновь впиться в простыни, прежде чем это происходит. Стоит отдать честь Тарталье, он заставил брови Кэйи подскочить в удивлении, а это удаётся не каждому. — Так твои прелестные ноги в этих очаровательных чулках от меня точно никуда не денутся, — дерзкий тон, столь необычный для него в постели, Альберих окончательно теряется. — А теперь. Я вставляю? Кэйа, облизывающий пересохшие губы, может лишь кивнуть. Аякс, посильнее прижимает к плечам ноги, и наконец входит. Кэйа выгибается в практически полукруг и стонет, на этот раз куда громче, и простынь, кажется, рвётся под ним. Выбить из Кэйи громкие стоны и в принципе такую реакцию совершенно не просто, но Аяксу это удаётся сполна. — Я же хороший мальчик, правда? — он продолжает постепенно входить, при этом ещё и устраивая одну из своих рук на члене синевласке. — Хороший? Тебе же нравится, как я трахаюсь? Стоны становятся чаще, лицо Альбериха краснее, а связать слова в что-то нормальное выходит ещё с большим трудом. — Да, мне очень нравится, чудесный мальчик, чудесный. Продолжай. Аякс входит целиком и внезапно останавливается, ловя взгляд Кэйи своим. — Двигайся, — то ли мольба, то ли приказ, — прошу, двигайся. Аякс не разрывает зрительного контакта, возбужденно кусает губы, но не двигается. — Ну чего же ты ждёшь? — выходит даже слишком жалобно, но Кэйа, кажется, совершенно растерял свою способность контролировать то, что вылетает из его рта. Тарталья будто бы отчасти оживает, этот вопрос именно то, чего он ждал. — Скажи, что тебе нравится, ещё раз похвали меня, скажи, что я умница — он говорит быстро, шепотом, всё так же смотря в глаза Кэйи. — Пожалуйста. Альберих отпускает несчастные простыни и кладёт руку на скулу Аякса, заставляя того чуть наклониться к себе, при этом не спуская с плеч рыжика свои ноги. Удивительная растяжка. — Конечно, конечно ты умница, хороший мальчик, с большим членом, красивыми глазами и к тому же, — тонкие, длинные пальцы оказываются на подборке Тартальи, — этот хороший мальчик действительно великолепно трахается. Стоило этим словам произнестись в полутёмной комнате, как Аякс всем телом вжимает Кэйю в кровать и ему окончательно срывает крышу. Стоны, быстрые, жёсткие движения внутри Альбериха и на его члене, сильная рука сжавшая чёртов чулок. — Жёстче! — Кэйе мало, ему всё мало. — Быстрее, Аякс! Быстрее! Прошу тебя, хороший мальчик! И Аякс и минуты не медля подчиняется, вдалбливя тело возлюбленного в матрас всё сильнее с каждой секундой. — Я люблю тебя, Кэйа, я твой хороший мальчик, хороший, хороший, хороший, — после каждого движения выдох, после каждого выдоха и это слово. — Я твой самый лучший мальчик. Он продолжает набирать скорость подбирая подходящий темп, и Кэйа с каждой секундой теряется всё сильнее. — Я так хочу быть твоим лучшим мальчиком, самым лучшим, понимаешь, Кэйа? — несколько горячих поцелуев Кэйа ощущает на своём животе. Тарталья действительно стал куда выносливее и сильнее. — Проси всё, что хочешь, Кэйа. Проси меня. А затем Тарталья стонет, стонет так, что его возлюбленный окончательно лишается связи с реальным миром и самим собой. — Жёстче! Не сомневайся, просто будь ещё хоть капельку жёст- Ах! Желание Альбериха исполняется моментально, да так, что тот теряет любую возможность говорить. Жарко, в комнате становится нестерпимо жарко, когда Аякс, не теряя темпа, трахает возлюбленного. Этот удивительный, практически ужасающий контроль тела, руки, ставшие с последней встречи лишь сильнее, бесконечные сбивчивые признания в любви и практически щенячьи глазки во время таких развратных действий. Он действительно очень соскучился, как верный пёсик по своему хозяину. Так теперь ещё и эта внезапно открывшаяся страсть к такой очаровательной кличке. Очередной толчок сметает из головы Кэйи всякие мысли, принося вместе с собой громкий, протяжный и глубокий стон, полный удовольствия. Тарталья попал по простате. И стоило ему увидеть реакцию Кэйи, глаза послушного пса сменились чем-то по лисьи хитрым. Аякс чуть замедлился, слыша разочарованный всхлип и сам чуть не заныл. — Это совсем ненадолго, Снежок. Он перехватил ногу, затянутую в белый чулок, провёл по ней, медленно, ощупывая каждый мускул. Спустился к бёдрам, сжав их, очертил полукруг коротким ногтем, коснулся туловища, левой руки. Наконец Аякс стискивает чужую ладонь, а ртом прижимается к соску, предварительно слизав с ключиц пот. Кэйя урчит, ощущая ласки, так горячо любимые им, расслабляется, а затем от неожиданности застонал так громко, кажется настолько насколько в жизни никогда не стонал. После ухватился за спину Аякса, крепко впиваясь в неё ногтями, а веки его блаженно сжимаются. Практически каждый толчок попадает в нужную точку, мало того, движения вновь становятся быстрыми и приятно грубыми, выбивая из Кэйи вместе с пошлыми звуками всякий разум. — А.. Аякс.. — как же сложно становится выдавливать из себя что-то помимо звуков полных удовольствия, но не похвалить.. не похвалить его Кэйя не может. — Мой хороший.. Хороший мальчик! Укусы, засосы, Аякс, уже совершенно не сдерживаясь, метит всё до чего может дотянуться, не забывая при этом и целовать, в том числе и бусины сосков. — Я очень стараюсь, милый, — кровать жалобно скрипит, Кэйа чувствует как при очередном толчке, что-то в ней с хрустом ломается. К чёрту, он подумает об этом потом, слишком ему хорошо сейчас. Ещё немного, ещё чуть чуть. — Изо всех сил. Движение руки на члене Альбериха становятся такими правильными, такими быстрыми. Как же Аякса много. Укусы и засосы, эта его до жути умелая дрочка, заполненность изнутри и тихие обещания быть лучшим мальчиком из тех, которых Кэйе удавалось встречать за свою жизнь. В прошлом Кэйа действительно знал и спал с большим количеством людей. Он никогда не думал о том, что вступит в настоящие отношения, и он радуется тому, что ошибся, потому что никто и никогда не мог бы быть таким же невероятным как его хороший мальчик, его.. — Аякс! — Кэйа кончает с именем любимого на губах, пачкая свой живот и пальцы всё ещё крепко сжимающие его член. — Мой милый Аякс. Глаза Альбериха распахиваются и тут же встречаются со взглядом полным обожания, взглядом бесконечного и глубокого как океан. Ни слова не произнося, Кэйа чуть наклоняет рыжую голову, даря Тарталье поцелуй, самый долгий и развратный за сегодняшний вечер. Прямо в этот поцелуй, Аякс стонет тихо, возбуждённо, всё ещё под впечатлением от того с каким мёдом в голосе любимый прокричал его имя, а затем кончил и сам с не менее развратными вздохами и восклицаниями. Стоит ему опустить голову, в волосы зарываются родные длинные пальцы, начиная медленно массировать кожу. Какой же Кэйа нежный. — Я люблю тебя, мой Аякс, — и каждая частичка души Кэйи вложена в эти слова, каждая мысль и чувства. Он не лжёт. В сердце Тартальи кажется рождается новая вселенная, кажется внутри всё перекручивается, а улыбка больше никогда не сойдёт с веснушчатого лица. — Я тебя тоже, моя Снежинка. Мягкий смех разносится по комнате, словно нектар. — Теперь в душ и есть торт? Аякс, не без нежелания, уходит из-под чужих касаний и, прежде чем Альберих успеет с обидой что-то пробубнить, хватает его на руки. Слышится удивлённый и слегка смущённый вдох. Ну не зря же он всё это время качался! Именно, теперь, он больше не упадёт, как в тот позорный раз когда он решил потаскать Кэйю в парке! — Именно, милый! Слеза, тёплая и чувственная стекает по смуглой щеке. Как же он обожает этого дурака.