Храни благоразумие в смерти

      Лавеллан была немного не той. Немного — это мягко сказано. Однажды взревела на всю округу, перепугав весь клан, а после резво носилась по холмам, аки дикий козлик со своей глупой палкой.              «Сумасшедшая! Пусть отправляется на Конклав, может её там кто того?»              Лавеллан слышала все эти смешки, кривила губы, заламывала пальцы и выла по ночам.              А потом всё как-то закрутилось. Тень-фигень, Андрасте-фигасте привиделась, да кандалы на руках звенели.              — Как меня зовут? Как? Ну, достаточно интересно. Особенно!              — Живее плети языком, эльфийка!              — Хатабыч! Хатабычность Хатабыча!              Все только кивают, так, словно приняли на веру. Хатабыч грустно вздыхает. Шутка стала злой только для неё.              Лавеллан-Лавеллан. Хатабыч-Хатабычный. Все крутят пальцем у виска, пытаясь найти следы от её клана. А что она?              — Клан Хатабычность! Я же сказала!              Хатабычей искали по всему Тедасу. Зловеще посмеиваясь, скоротечно падали «очки репутации».              Хатабыч не любила эльфов. Людей, очевидно, тоже недолюбливала. Да и гномов не уважала. Кунари тема вообще отдельная.              Да, Хатабычка не любила вообще никого. Её, честно признать, тоже особо никто не любил.              Но что поделать?              Хатабыч заливается смехом, валясь в снег с головой, ловя ладонями сноп искр от наконечника посоха и крутясь в бальных пируэтах на льду. Опасно, обезбашенно. Смертница.              А что делать?              Хатабыч одна, как снег в июле. Хатабыч внезапна, как столик в углу бара с одним стулом. Побитым стулом.              — Ты говоришь: «Ох, Хатабыч, ты такая ветренная! Ты должна заниматься делами Инквизиции!» Но, милая моя, на моих руках до сих пор кандалы.              Тыкая глазами на запястья, она  неприятно озадачивает всех. Запястья чисты, как белый снег.              — Я долийка. Ты хочешь от меня дипломатии? Я скажу: «Лет ми спик фром май харт»!                Говор непонятный, шутки глупые, действия бесстыжие.              Хатабыча слишком много днём и мало ночью.              Её ловили всей стражей по лесам, хватали за волосы, тащили в избу, куя сталь на запястьях. Лавеллан ухмыляется.              — Кандалы.              Её свобода неуловимая птица. Пташка, щебечет на вытянутой ладони, склоняет идентично Лавеллан голову, скворчит что-то на непонятном.              — Ты тоже тут закована?              Птичка заливается воплем.              — Не волнуйся. Ты научишься летать. Просто лети, как можно дальше.              В конце концов, выданные крылья Хатабыч не были нужны. Она вырывала перья из спины, болезненно крича.              Шансы лишь миф. Надежда лишь глупая мечта.              Хатабычность не существовало. Хатабыча тоже.              Кассандра зла, как буйвол, мечется по кабинету волчицей и едва не рвёт волосы на голове.              Хатабыч не было.              — Ты соврала! Посмела солгать мне прямо в лицо!              — Ты глаза закрой от скуки, разведи пошире руки… Так или иначе, будешь одурачен!              Весёлый хохот Хатабыча замолкает в звуке пощёчины. Эльфийка едва не улетает в сторону, хватаясь за стол.              — Ещё одно безумство с твоей стороны и, поверь мне, ты не будешь рада своей жизни!              Лавеллан была немного не той. Немного — это мягко сказано. Однажды притихла, как затаившаяся рысь, следя острыми глазами, и совсем-совсем её не слышно, не видно.              Эллана Лавеллан. Кто она? Хатабыч не знает, крутит длинное ухо по сторонам, да пожимает плечами. А ей покуда знать? Что она и что это?              Эллана… Элисса.              Хатабыч рыдает, сжимая посох в руке и пачкая колени в грязи. Хатабыч была Хатабыч, а не доброй тётушкой Героиней Ферелденена. Хатабыч была Хатабыч!              Спутники смотрят скверно, исподлобья. Кассандра хватает за рукав, резко поднимает и сжимает руку. Больно-больно! Больно?              Боль стала спутницей. Пустота, съедающая внутренности. Голодный зверь.              Лелиана приносит первые звоночки.              — Герой Ферелдена? Ах, ты, наверное, не слышала…              Дайлен Амелл. Знакомое имя, знакомая фамилия. Хатабыч впервые улыбается ласково, искренне и мягко. Лелиана рассказывает о Дайлене до утра, задорно повествует о Пятом море, заливается соловьем о прошлом.              Эллана чуточку рада. Кусланд больше не существует.              Кости промерзшие, как твёрдый лёд, сжимает тело в паучьем коконе.              Хатабыч натурально издевается, хохоча прямо в лицо трупу.              — Дурак! Дура-ак! Ты возвел себя на место Бога, искренне уверовав! Глупый магистр, ничтожество! Посланница Андрасте — я!              И захлебывается кровью, куклой брошенная в катакомбы.              Хатабыч искренне рада, ускользая из мира.