ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
— А что с лицом, чудо ты бестолковое? — рявкнул я. Злость поднималась в моей крови пока на приемлемый уровень. Достав стаканы из бара, а из холодильника — лоток со льдом, прежде всего я хотел успокоиться сам, а затем унять и этого дебила. Рядом свидетелей не было, чтобы отчитать меня за спаивание подчиненного, поэтому в граненый сосуд налил достаточно виски и бросил нужное количество кубиков льда. Протянул все это Эрену. Я позволил ему удобно разместиться на диване в гостиной, но Йегер сел на краю, закрыв лицо дрожащими ладонями. Он плакал и тихо чертыхался, проклинал кого-то. Только я не расслышал кого. Машинально взяв из моих рук стакан с янтарной жидкостью, Эрен сразу же приложил ледяной хрусталь к своей скуле. — Ну, так и будешь молчать, как девица на смотринах? Иль что-то мне расскажешь? Кто тебе морду разукрасил? — я присел рядом с Йегером на диван, забросив ногу на ногу, и пригубил виски. Мне самому так сейчас был необходим релакс и забытие, что руки беспричинно дрожали. Только расслабишься тут! Мои подчиненные, как обычно, любили проехаться по моим гребанным расшатанным нервам. — Мы с Жаном подрались, — наконец-то он родил фразу, шмыгнув носом. — Из-за того, что ты убил человека? — Нет… Я не буду это комментировать… Можно? — Йегер покосился на меня. Идиот. Какой же идиот! Чтобы препираться с капитаном, нужно быть или слишком уверенным в себе, или совсем без башки. Что, в принципе, одно и то же. Эрен Йегер собственной персоной. Я не удивлюсь, если ебарь на Lamborghini Зик — его родственник. Йегер подался вперед и прижал холодный стакан теперь ко лбу. Я не собирался его отчитывать вновь. Но в голове вдруг возникло, как меня или же Эрвина обвиняют за угрозу здоровью и жизни гражданского населения, и все внутри похолодело. Если бы Эрен просто на равных с кем-то подрался! Можно было бы его отстранить на неделю от дел. Но этот придурок… убил человека на вызове. Хорошо, что я слишком подкован. Поэтому Эрена захотелось закрыть в чулане, дабы он, со своей горячей, не думающей наперед головой, не навредил себе. Но все потом. А сейчас я ждал объяснений. — Ну, я жду, — шикнул я, строго покосившись на него. — Вчера Микаса призналась мне, что ждет ребенка, но не моего, а… твою мать… — вдруг Эрен присосался к стакану и опустошил напиток вмиг, а потом, даже не закусывая лежащим на столике бананом, продолжил: — Этот козел Кирштайн каким-то образом оказался отцом. Я хотел было прикончить его, но… и тут Микаса помешала… Мои губы сначала скривились от непонимания, а потом — от отвращения. С другой стороны, меня не сильно волновало, что кто-то там из моих подчиненных присунул девушке из отдела и зачал ей ребенка. Но если бы Микаса была моей дочерью или племянницей, я бы отрубил член любому, кто осмелился бы так с ней поступить. — Какого хрена? — протянул я. — Вместо того, чтобы заниматься работой, вы занимались хер знает чем? Семейно-строительным институтом? Или, лучше сказать, развратом? Оргиями? Ладно, хрен с вами, человека зачем ты, олух, убил? Когда это случилось? После Жана, или до вашей стычки? — Капитан, — Эрен зажал веки пальцами, из глаз снова выкатились слезы. — Я сам не понимаю. Это случилось примерно час назад, все вместе: и убийство, и с Кирштейном мы на дороге сцепились. А потом Конни привез меня к вам. Там, наверное, в отделе сейчас пиздец творится. — Наверное, — перекривил я Йегера, понимая, что все это дерьмо разгребать придется мне как начальнику. — Восемь лет тебе дадут. И это в том случае, если полицейскому пришлось применить табельное оружие; в случае, если он находился в перестрелке; в случае, если погиб его напарник. Эрен поудобнее расположился на диване. Уголки его губ слегка приподнялись. — А в случае, если полицейский убил человека? — сказал он. — Я не знаю, при моем капитанстве такое впервые. Ты меня подставил. Хотя, чего мне печалиться, пол года отдохну. Это в лучшем случае. — Капитан, сделайте что-то, умоляю. Вы очень веский, я знаю. Прошу вас, помогите… Я не хочу восемь лет гнить на нарах. Посадите лучше этого подонка Жана вместо меня. — Ай, парень, не заигрывайся. В тебе сейчас играет злость, месть и гормоны. Ты хочешь лишить ребенка отца? — Мне уже плевать… — проронил Эрен. — Напрасно, — буркнул я и допил остаток виски из стакана. На телефоне раздался звонок. Я поднялся с места, не выпуская хрусталь из рук, подошел к телефону, который орал уже во всю, вибрируя на кухонном столе. Ханджи. Ее звонки обычно и свидетельствовали о том, что в отделе действительно начался трындец. А потом позвонил Эрвин, и мне пришлось нестись с этим идиотом Йегером в участок на ночь глядя.***
Вчера я еле пересилил себя, сымитировав счастливый голос с ноткой гребаной усталости, чтобы ответить Алессандре на звонок. Она доехала домой, и все в порядке, а я врал, врал, как дышал, что у меня все чудесно, и я лежу в постели и думаю о любимой. А на самом деле сидел у себя в кабинете, размышляя, что же делать дальше со своими подчиненными, пока Ханджи выедала мне все оставшиеся мозги. — Я же говорил, что его надо дрессировать, а ты мне — «молодой-молодой», — я веско кивнул. — Они все чертовски непослушные, хоть и талантливые, и в этом их главная проблема, — заключил я, сердито отбросив ручку. — Да, под моим контролем весь отдел, но я не нянька и не папочка. Я хочу, в конце концов, отдохнуть после невъебенного дня, а приходится заниматься дрессировкой этих бестолочей. — Такие тебе попались, строптивые жеребцы. Но ты их любишь, это же очевидно, — сказала Зое. — Мик бы ни за что с ними так не нянчился, как ты. — Не выдумывай, Ханджи. Скажи еще, что я задницу за ними подтираю. Она рассмеялась, покачав головой. Это, скорее всего, был смех не радости, а поддержки. После разговора с Зое следующие два часа я вместе с Эрвином допрашивал Йегера, и при нас он заполнят кучу объяснительных документов. Эрену воистину повезло, поскольку его капитаном являлся я, и именно я разгребал его дерьмо, именно из-за меня с моего подчиненного снялась огромная пеня наказания, но больше работать он в нашем отделе не мог. По приказу Смита Йегер написал заявление на увольнение. Правда, это была лишь доля, вершина айсберга, который мне придется вынести на себе. Целые сутки у меня не было времени даже чаю глотнуть. Я не звонил Алессандре, я ничего не ел, я не спал и не курил. Я был блядски измотан, как никогда. После обеденного перерыва, которого у меня, естественно, не было, я уличил момент, чтобы сходить в уборную, и заметил в коридоре Жана. Он собирался ехать на задание, но по моему щелчку пальцев заметно побледнел. Одними губами я приказал ему явиться ко мне в кабинет. — Неужели тебе недостаточно Пик, чтобы наиграться-таки? — шикнул я, влетев в помещение, с грохотом закрыв за собою дверь. Я схватил Жана за шиворот и сильно встряхнул. Он был выше меня, весомее, шире в плечах. Красавец, мать твою, но против меня Кирштайн не мог ничего сделать. — Йегер — больной ублюдок, — бросил Жан, ретируясь к рабочему столу, боясь меня, но позволяя себе говорить многие нехорошие вещи. — Что ты хочешь сказать, а? — моя злость потихоньку брала верх, и я уже не шикал, как мгновением раньше, а говорил в голос, и мне было плевать, что кто-нибудь услышит за дверью. У меня на всех хватит управы. — Ты вообще можешь держать свой член за застегнутой ширинкой полицейской формы, или концы текут? У тебя же девушка есть! А Микаса кто? Она, вродь как, не твоя, а ребенка ей заделал… Справился. Кирштайн открыл рот, но я не дал ему вставить свое слово. — Ты еще Эрена обвиняешь во всем, безмозглый! А малого кто воспитывать будет? Чем вы тут на дежурствах занимались? Я вдруг замялся. Замолчал. Выдохнул. Сам ведь буквально четыре дня назад в рабочее время на этом же столе трахался с Але. А ведь не тот возраст, не та должность, не то время… Но в памяти всплыли совсем нескромные картинки. Алессандра, вжатая в край моего стола, обнаженная, немного выпившая, испуганно смотрела на меня, взволнованная дерзким поцелуем, которым я наградил ее, предварительно заперев дверь в кабинет. Она и подумать боялась, чтобы сделать со мной что-то нескромное у меня в отделе. Но я тогда взял инициативу в свои руки, потому что, мать вашу, я капитан полиции и мне многое было позволено, даже секс на работе. Воспоминания настолько всплыли, что аромат духов Алессандры, который так сводил меня с ума, невольно заиграл в носу. Я тогда опустился между ее ног и без колебаний развел их для себя, касаясь губами нежных складок, облаченных в нежное кружево. А когда прикоснулся губами к самому заветному, обхватил оба прекрасных полушария, сжал их, ласкал, целовал. Не раздумывая, Алессандра тогда просто обхватила меня ногами и прижалась к моему прессу, нуждаясь в трении. Ей так же, как и мне, хотелось наслаждения и разрядки. И я усадил ее себе на колени, опустившись в кресло, меня сильно бросило в жар. Насколько она была прекрасна, когда опускалась на мою плоть медленно, превозмогая первый момент боли, и прижималась ко мне. Я наслаждался, словно мальчишка, ее телом, волосами, губами. Я сходил с ума. Мне хотелось попробовать ее везде. Алессандра опиралась на меня, прерывисто стонала, но не громко, боялась, что ее услышат за дверью. Я заполнял ее полностью, хватал за твердые бедра, первобытно рычал, когда она впивалась в мою кожу через ткань рубашки ногтями, вынуждала кончить. Врезался в нее сзади, на столе. Полностью обнаженную, без своего потрясающего шелкового черного платья. Да уж… Алессандра даже в свое отсутствие пробуждала во мне желание. Меня обескураживало то, как мы подходили друг другу в сексуальном плане, ведь мое телосложение хрупкое, я не был достаточно высоким, как Кенни или парни в моем отделе, а она была роскошной и статной. Однако тело Але как будто было полностью для меня. Алессандра была такого же возраста, как мои подчиненные. Она так же хотела быть любимой, быть со мной, заниматься со мной любовью, наслаждаться нашей совместной жизнью, своей молодостью, как и многие девушки. Возможно, в будущем хотела от меня детей, которых я не хотел. Наверное. Пока. Однако я пытался понять. Я пытался понять Жана. Он молодой, в голове ветер. Ну присунул без контрацептива, не подумав, а тут еще и у Эрена башку сорвало. Я запутался. Сам ведь не лучше. Алессандра превратила меня из серьезного капитана в мальчишку. Меня затянуло в водоворот собственных мыслей, эмоций и чувств. И чем сильнее было желание выбраться, тем больше я увязал во всем этом. — Я не любил Пик, — внезапно произнес Кирштайн. — Я не любил ее. Это было влечение. А Микаса — другое. — А девушка там хоть, идиот, из-за тебя вены не режет? — Э-м, я ей не говорил о Микасе, мы просто расстались. Со скандалом, но что поделать. Все это время Жан неотрывно следил за моей реакцией, чтобы я вдруг по морде не проехался. На слащавом лице мелькнула скромная улыбка. — Не думайте, я женюсь на Микасе, главное, чтобы этот утырок нам не помешал. Я поправил ворот рубашки и печально покачал головой. — Смотри мне, идиот, не то яйца отрежу. Свободен. Вот так вот. Никто не скажет, верно ли ты поступил или нет, пока не столкнешься с последствиями. — Слушаюсь, ка-ка-капитан. С каких это пор Кирштайн начал заикаться? Или я дал слабину в какой-то момент перед ним? — Перчатки и чистящие средства в подсобке, — заключил я. — Сегодня моешь отдел.***
Проблемы мои росли. К моему будущему отстранению подключился и чертов Дариус Закклай. За десять дней я спал примерно восемь часов. А Алессандре позвонил всего один раз, чтобы услышать ее нежный голос и сказать, что у меня дохерища работы. Пару раз переписывались сообщениями в телефоне. Она… Да фу, я себя чувствовал каким-то ничтожеством перед ней. Я не знал, когда смогу приехать в Шиганшину и приеду ли вообще летом, а врал, что скоро увидимся. Я был влюблен без памяти и переживал единственное настоящее чувство в своей жизни. Я любил Алессандру. Сука-любовь. Я не умел любить по-настоящему... Было около полуночи, когда я, приехав из отдела, тяжелой походкой вошел в бар около своего дома и осмотрелся. Неплохое место, но не сказать, чтобы тут бурлила жизнь. Несколько человек пили пиво за столиками и пялились в экран телевизора, подвешенного в углу. Компания подвыпивших студенток громко смеялась, похоже, они что-то отмечали. Сейчас, вроде как, сезон окончания сессий. Возле барной стойки на высоком стуле сидела девушка. Хотя «сидела» — это громко сказано. Это была моя соседка этажом ниже. Мина Каролина. Голова ее лежала на самой стойке, рыжие волосы разметались по столешнице. Одну руку она подложила под щеку, другая безвольно упала на колено. Я потер рукой глаза и с шумом выдохнул. Мать твою, нажраться бы и уснуть. Выбрав самое укромное местечко в углу, я плюхнулся на стул и подозвал официантку. Водки и закусона в виде двух брускетт с тунцом мне было достаточно. Правда, полбутылки водки не хватило, чтобы успокоить нервы и заглушить дурное предчувствие. Я ощущал, что могу не справиться со всем дерьмом. Более того, я чувствовал, что могу потерять Алессандру в два счета. Она не будет меня ждать все лето. Я стал бы совершенно беззащитным. И все-таки понимал, что надо отдохнуть. Духовно я так проникся к ней, что моя привязанность не имела границ. Мне казалось, что я смогу все исправить, и Але станет моя. Алкоголь поддал куражу, и я, как последний идиот, принялся записывать голосовые сообщения одно за другим и посылать их Алессандре. «Прости меня, я так виноват! Я такой дурак! Кенни всегда говорил, что я глупый». «Я не понимаю, почему ты одна была до меня. Ты настолько возбуждающая, что у меня в первую нашу встречу тестостерон повысился». «Я, кстати, поискал в гугле, как мурчит гепард. Это охренеть как потрясно! А я тоже могу так мурчать. От моего голоса, говорят, девушки растекаются в лужу… Я тебе помурчу, когда мы встретимся. Але, ты бы хотела услышать, как я мурчу?» «Можешь не слушать этот бред. Я пойму, если ты не ответишь». «А тебе говорили, что ты самая красивая в мире? Это удивительно! А ты ведь моя, лишь моя. И ничья больше». «А моя мать умерла, когда я был еще маленьким, и Кенни забрал меня к себе, — я шмыгнул носом, — и у меня, кроме него, больше никого и нет, — шмыг, — Вот такая жизнь боль». «Кажется, я очень сильно устал, потому что мой подчиненный убил гражданского, и я тоже хочу кого-нибудь убить. Я такое чудо-о-о-вище». «Когда я увидел тебя в первый раз, подумал: «Черт! Она слишком молодая для меня, а я такой старый». «Ой, маленькая моя, мне нужно заплатить за бухло». «Я та-а-ак одинок! И мне так херово! А ты так далеко! Я так хочу к тебе! Я хочу тебя! Хочу вылизывать тебя, трахать тебя хочу! Любить хочу тебя...». «Я подумал тогда, что будет неправильно заманивать тебя в постель к себе, к незнакомому человеку, даже к такому магне…магнетическому как я. Но ты ведь хотела, чтобы я трахнул тебя, да? Не серди-и-ись…». «Гепарды, они как коты. Сильные, смелые, красивые коты. Как я. И они мурчат как коты… Мрррр… Послушай, как мурчит гепард. Тебе нравится, как я мурчу, малыш?» Оставив приличные чаевые и прихватив полупустую бутылку водки с собой, я кое-как устроился в салоне машины, кое-как ее завел и вырулил на парковку под жилым комплексом. Но выходить из авто у меня абсолютно не было сил. У меня даже не припаслась никакая саркастическая гадость для соседа, который увидел меня не в очень хорошем свете, как капитана полиции Стохеса. — Постыдился бы, пьянь! А кто преступников ловить будет? Да похер! Я хохотнул. Это все алкоголь. Завтра уже снова буду едким говнюком. А сейчас нужно проспаться хотя бы в машине.