Лицом к лицу

      Третий открывает глаза, отчаянным усилием продираясь из сна в реальность, которая оказывается не намного лучше. Внутренности привычно уже смерзаются в ледяной ком, сознание тонет в нахлынувшем ужасе пополам с, как ни странно, досадой — опять не позволили умереть, опять вытащили в последний момент… опять, кое-как реанимировав, бросили в ставший уже почти родным застенок.       — Как самочувствие? — Крыс издевательски поскрипывает жвалами — здесь, в подземельях Медузы-3, он может позволить себе быть в естественном облике, ни под кого не маскируясь — и от этого звука мороз по коже. Третий отчаянно хочет снова провалиться в бессознательность, но не может.       Сколько он уже в плену? Полгода? Год? Он не считает дни, чтобы не сойти с ума.       Вокруг — только кромешная темнота, тоже слишком знакомая. Сколько раз он уже так приходил в сознание после того, как чуть не отдал концы во время пыток?..       Несколько секунд постепенного осознавания окружающей реальности, словно все органы чувств включаются в работу по очереди. Звук капающей где-то бесконечно далеко воды. Запах сырости и затхлости. Привкус крови на языке. Холод камня, отчетливо чувствующийся через изодранную форменку. Вязкая тьма со смутными очертаниями решетки.       Шестое чувство всегда начинало работать последним, и пропитанный чужой болью и страхом эмофон подземелий каждый раз ощутимым «ударом» завершал и так уже понятную картину.       Чудится движение совсем рядом. Тело реагирует согласно вбитым в подкорку рефлексам — поджимает многочисленные конечности, защищая уязвимые места. С губ против воли срывается слабый вскрик — многочисленные травмы, наполовину зажившие или еще только начавшие это делать, дают о себе знать.       Больно. Не просто больно, а мучительно больно. И хуже всего то, что потерять сознание ему не позволят.       Сквозь алый туман, окутывающий восприятие, пробивается ехидное:       — Ну что, капитан, не передумали?       Молчать. Молчать-молчать-молчать, не тратить силы. Пираты и так поймут, что его ответ отрицательный.       — Ясно, не передумал, — насквозь фальшивый вздох.       Удар по и так уже переломанным ребрам. Кроваво-алое марево сгущается, но в нем отчетливо слышен его собственный хриплый крик.       Но ведь он видел друзей, видел человека в медицинской униформе Звездного Флота… неужели предсмертная галлюцинация, порождение уставшего мозга?       Что-то в происходящем не так, неуловимо неправильно — или, напротив, правильно и потому непривычно? Эмпатия, шестое чувство, давно уже не работает в полную силу и помочь не может.       Когда он заметил, что его эмпатические способности слабеют, то даже не испугался. Не было сил — ни физических, ни душевных. Только мелькнула равнодушная мысль, что, если он выживет, то среди соотечественников будет считаться калекой.       — Свет на сорок процентов, — память вцепляется в незнакомые голос и лицо, как в спасение. Что галлюцинации, что сновидения, как правило, строятся на уже пережитом опыте, в них не может быть ничего нового — только искаженное старое…       Тело все еще в ступоре, а сознание понемногу оживает. Запоздало приходит понимание, что он не сидит, прислонившись к вечно холодной стене, а лежит… на чем-то. И вместо вырубленного в камне каземата — медблок «Синей чайки», знакомый до последней царапинки на пластике.       Начинает трясти — поздняя реакция на выплеснувшийся в кровь адреналин. Не время раскисать, надо разобраться, что произошло… и что со Вторым.       Словно откликаясь на его мысли, доктор — сомнений нет, именно его он видел в подземелье — говорит в стенной интерком:       — Капитан Янсон? Вы мне нужны. Зайдите в медблок.       — Что-то с Норном? — встревоженно отзываются «на том конце», и кое-как подлеченное сердце Третьего пропускает удар от знакомого до последней нотки голоса.       — Очнулся ваш Норн, — фыркает доктор. Судя по отсутствию отклика, у второго интеркома уже никого нет.

***

      — Ким! Как?.. — все слова куда-то исчезают в самый неподходящий момент, и Третий замолкает. Он даже без эмпатии читает, как открытую книгу, всю бурю эмоций в глазах друга и абсолютно уверен, что Второй делает то же самое.       Соприкоснуться ладонями не удается, — на всех шести руках обнаруживается плотная регенерирующая повязка, — и тогда он, отставив боль в сторону с пометкой «несущественно», просто обнимает Второго изо всех небольших сил. Утыкается лицом в золотистую форменку, честно признается:       — Я думал, что умер.       Ким обнимает его в ответ, но попросту не успевает ничего сказать.       — Вы пытались. С упорством, достойным лучшего применения, — язвительно сообщает доктор, скрещивая руки на груди. — Я, конечно, знал, что все капитаны упертые, но чтобы несколько раз подряд остановку сердца давать — до такого бы даже Джим Кирк не додумался!       Третий неожиданно для самого себя смеется — до слез, до кончившегося в легких воздуха. А, отсмеявшись и переведя дыхание, отстраняется от друга и вопросительно смотрит сначала на него, потом на доктора. Ким, сообразив, что от него хотят, поясняет:       — Это доктор МакКой с «Энтерпрайз». Именно они нас нашли.       Третий задумчиво кивает. На краю сознания скребется мысль о том, что он забыл что-то важное…       — А где Сева?       Второй на секунду зависает, коротко восклицает «Черт!», после чего с высокого старта срывается к двери.       МакКой прикрывает лицо рукой. Даже ослабевшим шестым чувством Третий видит, что он откровенно веселится.       — Я уже несколько раз за эту миссию успел порадоваться, что Янсон — не вулканец, — доверительно сообщает доктор. — В противном случае мне пришлось бы сращивать вам ребра заново.